Влияние «сухого» закона на благосостояние населения во время Первой мировой войны

До принятия «сухого закона» 22 августа 1914 г. в Российской империи действовал закон от 16 июня 1894 г. Согласно последнему осуществлялась государственная винная монополия – преимущественное право государства на производство и реализацию спиртных напитков, которая строилась на следующих принципах. Винокурение оставалось за частными лицами на основании Устава о питейном сборе. Продажа спирта, вина и водочных изделий составляла исключительное право казны и осуществлялась из принадлежащих казне заведений, делившихся на два разряда – оптовые склады и винные лавки. Частные лица могли содержать: оптовые склады пива, меда и русского виноградного вина; пивные лавки; погреба для продажи русских виноградных вин; временные выставки для продажи пива, меда и русского виноградного вина; заведения трактирного промысла. Торговля вином, спиртом и водочными изделиями допускалась только в заведениях двух последних категорий. Продажа спиртных напитков в розлив была строго запрещена. Распивать вино можно было только в заведениях трактирного типа, при этом продавец должен был подавать запечатанную сургучом бутылку.

Несмотря на то что бюджет получал от винной монополии более 25 % всех доходов, в 1907–1908 гг. началась активная компания против винной монополии го- сударства и за проведение различных мер, способствующих сокращению потребления спиртных напитков населением. Наиболее радикально настроенные в данном вопросе общественные деятели выступали за введение сухого закона.

Активные выступления представителей общественности против винной монополии во многом были вызваны тем, что с началом русско-японской войны и революции доминирующее значение в питейной реформе заняли фискальные интересы, тогда как цель уменьшения народного пьянства, которая активно реализовывалась на начальных этапах введения винной монополии, отошла на второй план. Годовой бюджет попечительских комитетов уменьшился с 4,0 до 2,5 млн руб. По политическим соображениям многие библиотеки и чайные, устроенные попечительскими комитетами, были упразднены. Более того, в некоторых районах были упразднены и сами попечительские комитеты. Начало активно разрастаться шинкарство. Акцизное ведомство не боролось с этим явлением, перекладывая все проблемы на полицейское ведомство и усиленно занимаясь фискальной частью. Все это способствовало увеличению пьянства и росту негативного отношения в винной монополии.

Речи депутатов Государственной думы, статьи в прессе, ряд постановлений органов местного самоуправления требовали прове- дения реформ и предлагали конкретные меры по борьбе с «чрезвычайным потреблением алкоголя». Николай II по мере роста общественного давления, а также в результате увиденной им на Волге деревенской нищеты, во время путешествия в дни празднования 300-летия дома Романовых все больше склонялся к отмене винной монополии и принятию мер для сокращения пьянства.

Главным противником отмены государственной винной монополии был министр финансов В. Н. Коковцов, который считал, что главной причиной пьянства является не государственная продажа водки, а ее незаконный оборот.

Несмотря на отрицательное отношение министра финансов по данному вопросу, под давлением общественности и Государственной думы 10 августа 1913 г. ГУНСиКПП (Главное управление неокладных сборов и казенной продажи питей) выпустило распоряжение управляющим акцизными сборами, требуя удовлетворять все приговоры сельских обществ о закрытии питейных заведений на их территории.

После отставки министра финансов Коковцова 30 января 1914 г. Николай II поручил новому министру финансов П. Л. Барку изучить вопрос о винной монополии и провести меры для улучшения экономического положения народа, не боясь финансовых потерь.

В течение февраля-июля 1914 г. правительством было одобрено около 800 запросов сельских обществ о запрете продажи алкоголя на их территории.

Для борьбы с пьянством в армии в апреле 1914 г. ГУПСиКПП был принят ряд мер, обязательных для всей страны: сокращение времени торговли крепкими напитками до 18 ч.; в городах запрет продажи алкоголя на вынос; в сельской местности запрет на торговлю в праздничные дни и др. 17 июля 1914 г. последовало распоряжение о полном запрете продажи спиртного на время мобилизации. Первоначально данная мера рассматривалась как временная. Сроки разрешения продажи спиртного были намечены на сентябрь.

Таким образом, еще до начала войны существовал ряд ограничений на продажу алкоголя, распространявшихся как на отдельные регионы, так и на всю страну. С началом войны продажа крепких напитков была запрещена во всей стране. 22 августа 1914 г. вышел новый указ императора: «Существующее воспрещение продажи спирта, вина и водочных изделий для местного потребления в империи продлить вплоть до окончания военного времени».

С этого момента спирт официально шел только на технические, медицинские и научные цели и только с разрешения полиции, военного и акцизного ведомств. Продажа алкогольных напитков разрешалась только в ресторанах I разряда, клубах и аптеках, и только в определенном радиусе от призывных участков и железных дорог. К маю 1916 г. по всей странебыло закрыто 96 % питейных заведений, действовавших на начало 1914 г.

В литературе существует несколько точек зрения на результаты введения «сухого закона». Современники восприняли его введение с исключительным энтузиазмом. Журналисты и ученые, анализирующие последствия введения данного закона, указывали на позитивные изменения во всех регионах и практически во всех слоях общества.

Прежде всего, отмечалось, насколько легко закон был принят, не вызвав возмущений и каких-либо социальных волнений. Во многом это связывали с тем, что в обществе к тому времени сформировался запрос на сокращение пьянства. Также обращали внимание на то, что в случае принятия данного закона в странах с гораздо более высоким подушевым потреблением алкоголя, таких как Франция, Англия или Дания, вероятность сильного противодействия введению закона со стороны населения была значительно выше. В России же этого не произошло во многом из-за того, что потребление алкоголя на душу населения было относительно небольшим [3, c. 4]. Согласно опросам, население достаточно быстро освоилось с вынужденным отрез- влением: «…принудительное воздержание переносилось легко или очень легко в 61,5 % случаев; сначала трудно, а затем привыкли к воздержанию 22.6%; очень тяжело – 12,6 %. Из последних совсем не привыкли 2,8 %. Последствия принудительного воздержания были: благодетельные в 80 %, тяжелые – 20 %. Высказались за прекращение продажи навсегда водки 84 % (всех крепких напитков – 79 %); безразлично – 1 %, против воспрещения навсегда –15 %» [1, c. 32].

Одним из ближайших последствий запрета на продажу спиртных напитков было исчезновения уличного пьянства. Сократилось количество нищих и попрошаек, в рапортах полицейских отмечалось резкое сокращение хулиганства. «Наряду с падением хулиганства констатируется резкое уменьшение преступлений против личности, собственности и порядка, а вместе с тем заметное ослабление таких зол, как проституция, профессиональное нищенство, бродяжничество и т. п. В Петрограде в августе преступность сократилась на 20 %, в Москве на 47 %, в Тамбове на 43 %, в Одессе на 50 %, в Уфе на 64 %, в Туле на 75 %, в Орле и Ростове на 80 %, в Костроме даже на 95 %, в Симферопольской губернии наполовину, в Симбирской губернии на 95 % и т. д.» [2, c. 15]. Правда, исследователи отмечают, что сокращение преступности в определенной степени было связано с тем, что часть асоциальных групп населения была мобилизована на фронт, но все-таки основная роль в улучшении ситуации отводилась действию «сухого закона».

Также отмечалось уменьшение поступления новых душевнобольных в больницы, сокращение самоубийств. В некоторых медицинских институтах, использовавших тела самоубийц для исследований, из-за сокращения самоубийств даже возник «трупный голод».

Одним из важнейших последствий запрета на алкоголь было повышение производительности труда. Рост производительности труда наблюдался во всех отраслях промышленности и составлял по разным оценкам, от 30 до 60 %. Кроме того, значи- тельно сократилось количество несчастных случаев и травм на производстве.

Главным же следствием введения «сухого» закона былоотмеченное целым рядом общественных деятелей, публицистов и ученых улучшение материального положения населения, причем как городского, так и сельского. «Несмотря на сокращение производства в Москве на 35 %, при работе иногда только в течение 3–4 дней в неделю и сокращении числа рабочих, невзирая на общее вздорожание жизни, согласно констатируется отсутствие острой нужды и других спутников безработицы. Потребительские лавки торгуют очень оживленно, и заметно обозначился спрос на такие товары, которые рабочие ранее не покупали. В Петроградских потребительских и кооперативных лавках отмечается повышение потребления мяса рабочими на 15 %» [1, c. 21]. В сельской местности вырос спрос на белый хлеб, мясо, чай и другие продукты.

Важнейшими показателями роста благосостояния являлись, с одной стороны, сокращение количества и величины займов в ломбардах, с другой – рост вкладов в сберкассах. А. Мендельсон приводит следующие данные: «Уменьшилась работа Петроградского городского ломбарда в отношении мелких ссуд: количество ссуд (от 1 до 5 руб.) во втором (трезвом) полугодии 1914 года достигло лишь113 306, тогда как в том же полугодии 1913 года таких ссуд выдано было 177 585… Как мы слышали от заведующего ломбардом, большая часть подобных мелких ссуд выдавалась рабочему люду под заклад одежды и домашней утвари, и деньги быстро пропивались; при новой получке заработка заложенные вещи выкупались, но через несколько дней вновь закладывались и т. д.

Если взять большую группу ссуд, размером от 1 до 25 руб., то и здесь разница между периодом трезвости и предшествующим временем очень велика. Так, например, за первые три месяца трезвого 1915 года подобных ссуд выдано было 85 036; за те же три месяца 1914 года число их достигало 123 026» [3, c. 30].

«На государственных сберегательных кассах Петрограда объявление войны в июле 1914 года отразилось сильным отливом вкладов (убыль в июле на 5,7 млн руб.); но уже начиная с августа наблюдается ежемесячный прирост народных сбережений, значительно превышающий таковой же прирост в предшествовавшем году…

Общая же сумма всех денежных вкладов в Государственные сберегательные кассы к 1 июля 1915 года превысила 2 миллиарда (2 134,7 млн руб.), тогда как до сих пор общая сумма этих вкладов не достигала в прежние годы и одного миллиарда» [3, c. 32, 34].

Особенно стоит отметить, что наряду с ростом спроса на материальные блага, после введения «сухого закона» выросли и духовные потребности населения: «По свидетельству председателя училищной комиссии при городской думе, в Москве замечается повышенное требование в городских читальнях на книги. Читальни переполнены даже в праздники, когда при прежних условиях они пустовали. Администрация народных театров Сергиевского, Сухаревского и Садовнического отмечают характерный факт увеличения числа посетителей оперных и драматических спектаклей более чем на 30 % по сравнению с тем же временем в предшествующие сезоны» [1, c. 22].

В отличие от исследователей, писавших во времена «сухого закона», позиция большинства современных авторов не столь однозначна. Часть из них, анализируя положительные и отрицательные результаты его введения, говорят о невозможности сделать однозначный вывод о результатах введения запрета на алкоголь и, в частности, о влиянии «сухого закона» на благосостояние граждан. Другие исследователи даже доказывают, что закон стал одной из важнейших причин российской революции. В качестве негативных последствий называют следующие.

Во-первых, серьезные потери бюджета. До отмены винной монополии доходы от этого вида деятельности составляли при- мерно 25 % государственного бюджета. По подсчетам финансового эксперта кадетской партии А. И. Шингарева, из-за введения данного закона доходы в бюджет к лету 1917 г. сократились на 2,5 млрд руб., что составляло примерно 10 % всех затрат на войну к тому моменту [4, c. 80–93].

Помимо потерь государства отмечается сокращение доходов частных лиц, связанных в своей деятельности с производством алкогольных напитков. Как писал И. Введенский в 1915 г. «…жертвы в этой области очень значительны [В 1912 г. в 60 губерниях у нас насчитывалось 2 852 винокуренных завода с 30 000 рабочих, с оборотом в 150 млн рублей: половина – доход сельских хозяев. Спиртоочистительных заводов было 500 с 10 000 рабочих, пивоваренных – около 1 000 с десятками тысяч рабочих и с 250 млн руб. вложенного капитала. В винной монополии было занято около 200 000 чел., из которых 23 сидельцев винных лавок. 100 тыс. содержателей ресторанов, трактиров, рейнских погребов имели несколько сот тысяч служащих. Владельцы домов и земель получали аренду с мест выделки и продажи алкоголя, стеклозаводчики поставляли посуду, пробочные заводы пробку. Площадь виноградников достигает 250 000 десятин, а капитал денежный с них достигает сотен миллионов рублей на Кавказе, Дону, в Крыму, Бессарабии, Туркестане. По подсчету некоторых, отрезвление наносит тот или иной ущерб миллиону семей в России. Л. С. Минор. Новые формы пьянства денатуратом и спиртосодержащими жидкостями. Журнал им. С. С. Корсакова. 1914. № 4]» [1, c. 36].

Кроме того, ряд авторов обращают внимание на такие отрицательные последствия принятия «сухого закона», как появление черного рынка, распространение самогоноварения, использование различных суррогатов,массовые отравления, рост наркомании. В связи с тем, что отравления суррогатами и денатуратом оказались достаточно распространенным явлением, Дума просила государя разрешить торговлю легким виноградным вином, и 31 мая

1916 г. Николай II разрешил торговлю винами крепостью до 16 % в местностях, где не происходили военные действия.

Помимо вышеперечисленных проблем, некоторые авторы видят главное последствие «сухого закона» в разрушении основ существующего экономического механизма. Американский исследователь А. Мак-Ки пишет о том, что доходы населения, увеличившиеся из-за отмены винной монополии, способствовали росту спроса и соответственно увеличению инфляции. Подорожавшие промышленные товары потеряли привлекательность для крестьян, и, соответственно, сократилось желание крестьян продавать излишки зерна. Таким образом, по Мак-Ки, именно введение «сухого» закона привело к дефициту хлеба в городах и еще больше дестабилизировало ситуацию, и так тяжелую из-за войны [2, c.147–159].

Похожей версии придерживается О. А. Чагадаева. С ее точки зрения, финансовые потери, связанные с отменой винной монополии, привели к огромному дефициту бюджета, частичное финансирование которого производилось за счет роста налогов, а частично за счет эмиссии, что неизбежно вело к росту инфляции. Таким образом, увеличение налоговой нагрузки, рост инфляции вели к недовольству народа политикой властей. Если на начальном этапе войны действовал мощный патриотический подъем, способствовавший сокращению пьянства со всеми вытекающими позитивными последствиями, то по мере ухудшения положения на фронте с ухудшением социально-экономической ситуации население было все менее готово мириться с отсутствием алкоголя. Начали активно развиваться нелегальные формы производства спиртных напитков, развивался «черный» рынок и, соответственно, расло пьянство. При этом различия в доступе к алкоголю для разных социальных групп способствовали усилению чувства социальной несправедливости. Кроме того, «…«сухой закон» привел к скоплению на казенных и частных винных скла- дах колоссального количества спирта. Огромные запасы нереализованного спирта в революционные месяцы стали предметом особого беспокойства властей, так как регулярно подвергались нападению и хищениям, революционные выступления часто сопровождались пьяными погромами. С началом беспорядков и волнений… спиртохранилища стали «пороховым погребом» империи. Т. е. «сухой закон» явился одним из катализаторов развития революционной ситуации и фактором дестабилизации» [5, c. 12].

На наш взгляд, данный вопрос требует дальнейшего более тщательного изучения, охватывающего различные слои населения и регионы. Выводы данного исследования позволили бы не только прояснить некоторые вопросы, связанные с исторической ситуацией, сложившейся в России в 1914–1917 гг., но и дать более глубокое понимание процессов, происходивших в России с начала ХХ в. Если тезис о росте материального благосостояния крестьян получит подтверждение, то можно будет говорить, что крестьянское хозяйство к началу Первой мировой войны было уже не таким, как его описывали Фет и Чаянов. Можно будет сказать, что спрос крестьян в тот период уже переставал быть статичным, у них появлялись потребности, новые по сравнению с хозяйством, которое описывал Чаянов, где необходимость каждой вещи была проверена поколениями и не было потребности что-либо менять в сложившемся укладе. Если крестьяне, получив дополнительные доходы, сэкономленные на алкоголе, в среднесрочной перспективе не снижали свои трудозатраты, а пытались улучшить хозяйство или быт, это могло бы служить косвенным подтверждением успеха реформ Столыпина, целью которых было именно изменение менталитета крестьянства, выработки новых стимулов к труду, не свойственных большинству крестьян-общинников.

В заключение стоит отметить, что после февральской революции 1917 г. Временное правительство оставило «сухой закон» в силе. Пришедшие к власти в октябре 1917 г. большевики тоже не стали его отменять. Запрет оставался в действии до 26 августа

1923 г., когда были сняты ограничения на производство и продажу спиртных напитков.