Влияние Жака Ширака на культурную политику Франции

страны и культурно-политической в том числе. Каким оно было и как выражалось; что привнесло, а что заретушировало; отличалось ли от влияния предшественников? Постараемся дать ответы на эти вопросы и таким образом подвести итог деятельности президента Жака Ширака в культурно-политической сфере.

Во Франции анализ культурной политики Пятой республики преимущественно проводится французскими исследователями. Ведущие эксперты в этой области, такие как Ф. Пуарье, П. Ори, Ж.-П. Риу, Ж.-М.Джиан и В. Дюбуа исследуют важнейшие тенденции ее развития, уделяя определенное внимание влиянию партий и выдающихся личностей на культурно-политический процесс, что имеет существенное значение в рамках данной статьи1. Важен подход Ф. Бенаму, рассматривающей культурную политику в её взаимосвязи с экономикой и влиянием на французское общество2. Наконец, подход сквозь призму влияния личности представляет Л. Кормери3. Наработки указанных авторов учитываются в данном исследовании.

Будущий президент Франции Жак Ширак родился 23 ноября 1932 г. в V округе Парижа. Он получил элитное образование: окончил престижную Высшую школу политических наук (Sciences Po) и Национальную школу администрации (ENA), служил, в том числе в Алжире. Политическая карьера Ширака складывалась успешно: министр правительства Жоржа Помпиду, один из лидеров голлистского движения, затем премьер, мэр Парижа и, наконец, президент, переизбранный на второй срок. После окончания срока президентских полномочий Ширак стал пожизненным членом Конституционного совета Франции. И прежде чем говорить о специфике культурной политики Ширака, познакомимся с личными предпочтениями Бульдозера, как называли его за упорство в достижении целей, в том числе в культурной сфере.

В 1983 г. Ширак, занимавший пост мэра Парижа, в сотрудничестве с поэтами Пьером Эм-манюэлем и Пьером Сигьером принимал участие в создании Парижского Дома поэзии, одного из современных литературных центров не только Франции, но и всей Европы (Ottavi, 2019: 34), ставшего местом встреч, дебатов, литературных и художественных выставок.

Жак Ширак действительно имел довольно выраженный и четко оформленный вкус, причём весьма неординарный. В своем интервью журналу Connaissance des Arts в 1995 г. он признавался: «Полагаю, что ни для кого не секрет, что я питаю особую привязанность к Азии, Дальнему Востоку, Китаю, Японии, Корее. Мне нравится искусство этих цивилизаций во всех его проявлениях: живопись, скульптура, поэзия, в особенности самых отдаленных периодов их истории. Конечно, это не единственная моя страсть. Мне нравится также кельтское искусство и искусство доколумбовой Америки. Я внимательно слежу за раскопками, которые ведутся в азиатских стра-нах»4. Далее Ширак признается, что, безусловно, стал бы археологом, если бы не выбрал политическую карьеру. Однако на вопрос, может ли он назвать себя коллекционером, прямого ответа он не дает. Политик говорит о том, что не собирает произведения искусства какого-то определенного стиля или конкретной эпохи, предпочитая вещи, которые ему нравятся. «Моя душа движется от порыва к порыву, это не душа коллекционера, но такие мои душевные порывы могут вызвать и ковры Вазарели, и кресла периода Belle Époque, и восточная керамика»5. Здесь действительно отчетливо заметна широта культурного горизонта Ширака: он знаком с классическими образцами западноевропейского искусства и родной Франции, и увлечен искусством Востока, и отдает должное современным веяниям в культуре. Упомянутый им художник Виктор Вазарели, к примеру, своим творчеством в стиле «оп-арт» за много лет предвосхитил появление 3D-дизайна. Начало своего увлечения искусством политик связывает с именем Фернана Леже и признается, что в возрасте 17–18 лет покупал открытки с репродукциями его произведений, издававшимися Альбером Скира6. Подчеркнул Ширак и роль Жоржа Помпиду, благодаря которому он смог познакомиться со многими известными деятелями культуры.

Большую роль сыграл Ширак и в поддержании роли франкофонии в мире, став одним из основателей Международной ассоциации мэров франкоязычных городов (Dumazert, 2018: 126). Будучи уже в должности президента, он стремился усилить эту роль и, более того, считал свои старания недостаточными, о чем и заявлял в начале своего первого президентского мандата. «Мы считали, что культурная дипломатия – это специфически французское явление, однако сегодня мы понимаем, что нас догоняют или даже обгоняют страны, которые поняли, что в их же экономических и политических интересах распространять свою культуру и видение мира. Когда речь заходит о выделении средств из государственного бюджета, то деньгами на расширение культурного влияния за рубежом слишком часто приходится жертвовать. При этом насколько я помню, и сам президент Франсуа Миттеран говорил о том, что если он о чём-то и сожалеет, так именно об этом. … Мы знаем, что американцы уже контролируют 80 % европейского рынка кино и телевидения. Мы знаем и то, что они продают свой продукт, который уже окупился у них на внутреннем рынке, по цене в 10 раз ниже нашей, поэтому необходимо защищаться квотами, пока европейские производители не окрепнут и не уменьшат своё отставание»1. При этом на вопрос, живет ли культура только за счёт квот, президент отвечал весьма дипломатично, заявляя, что творчество и гении не зависят от наличия или отсутствия государственного финансирования. Пройдя все возможные карьерные ступени, Ширак хорошо увязывает одну политическую сферу с другой. Он понимает важность культуры как таковой, но хорошо видит и её роль в экономике; понимает, какие экономические дивиденды может принести «мягкая сила», какое международное влияние она может обеспечить и насколько экономически и политически опасно иностранное культурное доминирование.

Впервые став президентом Франции в 1995 г., Ширак заявлял о том, что его видение культурной политики созвучно видению первого голлистского министра культуры Андре Мальро. «Речь не о новых мерах ( имеется в виду – в культурной политике ), речь скорее об определенной концепции культуры, которой я придерживаюсь, это концепция генерала Де Голля и Андре Мальро. Необходимо сделать так, чтобы существующие произведения искусства и их создание, творчество не были уделом лишь небольшой группы избранных, а были бы доступны всем. <…> Это фундаментальная идея о том, что человеческое общество отличают определенные ценности всеобщего значения, о которых часто говорят и которые иллюстрируют произведения искусства. <…> Первоочередную роль играет здесь творческое образование. Начать я хотел ещё в 1988 г. с проекта закона, направленного на поощрение творческого образования, однако, благодаря моим преемникам, всё так и осталось на бумаге. <…> Важен также доступ к чтению книг. Большое значение здесь имеют библиотеки, но не будем забывать и о книжных магазинах, чье положение весьма нестабильно, хотя они являются здесь ключевым звеном. Им необходимо оказывать поддержку, как и – более глобально – всем точкам шаговой доступности, обеспечивающим возможность доступа к культуре, что важно как элемент и культурной политики, и политики благоустройства территорий <…> Необходимо глубоко пересмотреть и перераспределить баланс культурных возможностей между Парижем и провинцией»². Примечательно, что Ширак разделяет схожие взгляды с Андре Мальро по вопросам культуры и политики, а также понимает необходимость удовлетворения потребностей обычных граждан в эффективном обеспечении их жизнедеятельности, включая культурную сферу. Это связано с его опытом работы в качестве мэра и осознанием неравенства, которое существует между столицей и регионами не только в экономическом, но и в культурном аспекте.

Ширак выступает и за конкретные социально-экономические изменения, которые должны были бы улучшить положение организаций в сфере культуры: например, поощрять благотворительность и общественные организации, увеличить налоговый вычет, возможный в случае внесения пожертвования общественным организациям, не снижая при этом государственных финансовых обязательств в культурной сфере. «Я взял обязательство выделять 1 % государственного бюджета на культуру, что должно, как и прежде, гарантировать сохранение культурного наследия и творчества, культурного равновесия, при этом государство не должно выступать монополистом в культурной и эстетической сфере. Мне кажется, открытость культуры жизненно необходима»3. Отметим, что такое стремление действительно реализовалось в первые годы президентства Ширака: министр культуры в первом правительстве Ален Жюппе Филипп Дуст-Блази занял позицию с опорой на более скромные расходы, перераспределение бюджета для борьбы с региональной диспропорцией и устранение исключительности доступа к культуре, а французская пресса окрестила этот период завершением Эпохи строительства пирамид4.

Однако президентство Ширака всё же подарило Франции культурный проект в духе стройки века – создание Музея цивилизаций и примитивных искусств на набережной Бранли (позже его назовут именем Жака Ширака), о котором было объявлено в 1996 г. (Geoffroy-Schneiter, 1996: 9). Но судьба проекта оказалась непростой. Вместо планируемых пяти лет проект растянулся на десять, и музей был открыт лишь в 2006 г. При этом именно благодаря активной позиции президента проект удалось продвигать на всех этапах, в частности, выделить в Лувре Павильон Заседаний (Pavillon des Sessions), в котором начинается экспонирование коллекций примитивного искусства.

Отбором экспонатов занимался Жак Кершаш – знаковая фигура для проекта и для Ширака лично, о чем свидетельствует Кристин Альбанель, министр культуры в первом и втором правительствах Франсуа Фийона. Она работала с Шираком в парижской мэрии и затем несколько лет возглавляла Версаль в период его президентства. Вспоминая о нем, К. Альбанель говорила, что единственным изданием на рабочем столе президента была книга «Африканское искусство», соавтором которой являлся Жак Кершаш, интеллектуал, путешественник и галерист. Он стал близким другом Ширака (Ottavi, 2019: 35). Именно он заявил в 1990 г.: «Искусства всего мира рождены свободными и равными». Эта фраза стала девизом начинавшегося музея и призывом к действию для самого Ширака1. Она указывает на роль президента в открытии экспозиции в Лувре, говоря о том, что хранители музея тех лет не понимали, зачем им экспозиция Африки и Океании, не представляли себе Лувр универсальным музеем. На экспозицию попало около 120 экспонатов парижского Музея Человека, нескольких региональных музеев, покупки, сделанные специально для Лувра, временно выставлявшиеся работы из зарубежных музеев. Современная же коллекция насчитывает около 300 000 экспонатов, а сам музей стал одним из своеобразных инструментов культурного преодоления колониального прошлого. Современная концепция музея на набережной Бранли объединяет наследие Музея Человека, который исторически располагался во Дворце Трокадеро, имел более этнографический характер и представлял материальную культуру; а также Колониального музея, ставшего в период министерства Андре Мальро Музеем Искусства Африки и Океании. Таким образом, подчеркивается значимость искусства ранее колониального региона, получившего национальный статус в 1990 году2.

Вместе с тем, деятельность музея и самого Жака Кершаша не воспринимается исключительно позитивно: в 2006 г. вышла работа Бернара Дюпэня «Скандал первобытных искусств» (Le Scandale des arts premiers), критикующая как сам музей, так и личность африканиста (Dupaigne, 2006). Несмотря на это, Музей на набережной Бранли остается крупнейшим культурным проектом периода президентства Жака Ширака и носит его имя.

Вместе с тем, политика «строительства пирамид» привела ещё к одному логичному результату, а именно перераспределению бюджетных средств министерства культуры. Печально известный 1 %, за который столько боролись на протяжении 1980-х и в начале 90-х гг., в поддержку которого выступал сам Ширак, реализовался внутри министерства весьма неоднозначно. К началу 2000-х гг. крупные проекты и большие государственные учреждения культуры (а именно: Национальная библиотека Франции, Опера, Центр Помпиду, парк Ля Вилетт, Парижская филармония, Лувр, Комеди Франсез) поглощали около 20 % общего бюджета министерства (Benhamou, 2004: 89), что значительно сокращало поле для финансового манёвра и грозило свести на нет усилия по внедрению 1 %. К этому можно добавить и расширение полномочий министерства культуры, куда в тот же период вошли уличные искусства, цирк и современная музыка (для поддержки уличного искусства создаются даже специальные центры). При этом само движение навстречу новым видам искусства вполне вписывалось в общий президентский дискурс, приветствовавший равные условия для разных видов искусства.

Личность президента оказала влияние не только на конкретные проекты министерства культуры, но и на определение общего контура и идейного дискурса культурной политики. Ширак сохранил своеобразие предпочтений времен своей молодости и в период президентства. Многие современники отмечают изысканность культурных вкусов политика, характеризуют его как редкого интеллектуала. Кристин Альбанель вспоминает, что только лингвист Клод Ажеж смог поддержать часовую беседу Ширака о диалектах Грузии, остальные собравшиеся неловко молчали (среди приглашенных упомянуты философы Андре Конт-Спонвиль и Бернар-Анри Леви) (Ottavi, 2019: 36). В России достаточно известен тот факт, что в молодости Ширак увлекался не только китайской керамикой, но и русской поэзией, в том числе перевел одну из глав «Евгения Онегина» на французский язык. А среди французов известна шутка Франсуазы Жиру о том, что Ширак – это человек, «прячущий книгу Сен-Жон Перса за обложкой журнала Playboy» (Ladreit de Lacharrière, 2019: 23).

При этом Ширака нельзя назвать теоретиком культуры, его роль также определяется строительством мостов, установлением контактов и устранением барьеров, что можно проследить как на внутренней, так и на международной арене. Предоставление людям возможности познакомиться с наследием отдаленных цивилизаций и примитивных культур стоит рассматривать, в том числе в ключе его подлинного гуманизма.

В 1992 г., будучи на посту мэра, Ширак отказался присоединяться к празднованиям 500-летия открытия Америки Колумбом, проходившим тогда по всей Европе, – события, повлекшего, по его мнению, столько бедствий для коренных народов (Ladreit de Lacharrière, 2019: 26). А в 1994 г. в Париже прошла выставка, посвященная культуре таино, – одной из народностей Карибского бассейна, почти уничтоженной конкистадорами, – которую можно рассматривать как ответ на прошедшие торжества.

Если президентская кампания 1995 г. имела звучание борьбы с социальным разрывом, деятельность на посту мэра Парижа увенчалась открытием Дома поэзии, обеспечивая доступ к изящным искусствам в городской среде, то строительство музея на набережной Бранли – это устранение более широкого цивилизационного разрыва. При поддержке Фонда Ширака была открыта Ассоциация малоизвестных музеев Средиземноморья (AMMed)1.

Идеи гуманизма и культурного равноправия не только для граждан Франции, но и всего мира воплотятся посредством создания Фонда Жака Ширака, чья деятельность будет направлена не только на решение проблем экологии, но и на сохранение культурного разнообразия. Фонд был создан в 2008 г., по окончании второго президентского мандата Ширака, однако был распущен в 2020 г. Фонд оказывал помощь, в том числе общественной организации Соросоро, борющейся за лингвистическое разнообразие.

Шаг, который можно расценить как зеркальный открытию музея на набережной Бранли, – открытие Лувра Абу-Даби. Решение принято в 2007 г., когда было подписано соглашение о межправительственном сотрудничестве с ОАЭ2. Французские интеллектуалы тогда отнеслись к проекту настороженно и прочили судьбу «Лас-Вегаса пустыни», однако Ширак видел в нём признание значимости французской культуры в мировом масштабе. На церемонии начала строительства в 2009 г. Жак Ширак присутствовал лично.

Ещё один филиал Лувра был открыт в городе Ланс, выбранном лично президентом. Выбор как таковой неслучаен и символичен: Ланс – небольшой город на ранее депрессивном, связанном с угольной промышленностью севере Франции, теперь должен был стать первым французским городом, в котором тоже будет Лувр, а музейный комплекс расположился на месте бывшей угольной шахты. Вместе с тем, этот проект транслирует не только мысль о перепрофилировании экономики, но и идею Ширака о необходимости равенства возможностей, равного отношения к культурам и культурным центрам. Влияние этого события вышло далеко за пределы президентства Ширака: музей открылся в 2012 г.3, а следом за ним в 2017 г. открылся филиал центра Помпиду в Меце, однако решение также принималось ранее, в 2003 г., при содействии Жана-Жака Айагона, бывшего руководителя Центра Помпиду и министра культуры в годы второго президентства Ширака.

Если внутри Франции Ширак старался представить мировую культуру, то на внешнеполитической арене президент также боролся за культурное равноправие, в данном случае, уже для культуры европейской. Если в начале 1990-х гг. позиция Франции на переговорах ГАТТ-ВТО в области культурной продукции была обозначена знаменитым термином «культурного исключения» (Meunier, 2000: 105), то Ширак высказывается в пользу более широкого подхода к культурному разнообразию, что отражает и его личные взгляды, и изменившийся мировой контекст. Всеобщая декларация о культурном разнообразии ЮНЕСКО 2001 г., а затем и соответствующая Конвенция, являются, в том числе итогом последовательной позиции Франции и Канады в этом вопросе4.

Подводя итог анализу влияния личности президента Жака Ширака на культурную политику Пятой республики, можно сказать, что вкусы и личные предпочтения президента в значительной мере отразились на содержании крупных культурных проектов, проводимых в тот период во Франции. Вместе с тем, важно отметить, что личность Ширака воздействовала и на сам подход к культуре, оказавшись проводником идей о равном достоинстве, возможностях, выступая в духе ценностей французского эгалитаризма. Президент, подчас скрывавший интеллектуала под маской политического Бульдозера, оставил впечатляющий след в истории культурной политики, а также музей, который был переименован в его честь.