Внутренние офшоры в банковской системе США: от истоков до современности (1980—2000-е гг.)

Одним из важнейших компонентов современной мировой экономики, несомненно, являются офшоры — государства или внутринациональные автономии, которые предлагают частному бизнесу предельно упрощенные процедуры регистрации, сведенный к минимуму контроль и разнообразные налоговые льготы. Десятки юрисдикций от Княжества Лихтенштейн и швейцарского кантона Цуг до экзотических островов в Тихом океане, с одной стороны, помогают корпорациям снижать издержки и повышать свою эффективность, а с другой — лишают многие государственные бюджеты необходимых налоговых поступлений. Различным аспектам офшорного бизнеса посвящено огромное число публикаций, но лишь в немногих из них подробно освещается история вопроса1. Данная статья направлена на восполнение одного из ключевых пробелов. В ней на основе статистических материалов рассматривается практически неисследованная тридцатилетняя эволюция внутренних банковских офшоров в США — то есть отдельных штатов, создающих специальные льготы для компаний финансового сектора и играющих очень важную роль в крупнейшей национальной экономике мира.

Для изучения истоков этого феномена необходимо обратиться к ситуации далеких 1970-х гг. К тому времени Соединенные Штаты уже давно жили в условиях активного государственного регулирования экономики на основе принципов кейнсианства. Страна, казалось бы, окончательно привыкла не только к высоким налогам и развитой системе социальной поддержки, но и к плотно- му контролю федеральных правительственных агентств над банковским сектором. Действующее законодательство, к примеру, регулировало уровень депозитных ставок, запрещало банкам совмещать традиционную кредитную деятельность с игрой на фондовом рынке, а также препятствовало развитию филиальных сетей (особенно в тех случаях, когда какой-либо банк стремился выйти за пределы своего штата).

Подобный контроль долгое время обеспечивал кредитной системе США удивительную стабильность и надежность. Но в то же время американские банки были серьезно ограничены в естественном для финансистов стремлении привлекать новые заемные средства и развивать бизнес. Такая ситуация вызывала на Уолл-стрит немалое беспокойство, нараставшее по мере развития экономической глобализации, а также усиления японских и западноевропейских конкурентов, большинство из которых не сталкивалось в своих странах с таким жестким регулированием банковской сферы. Стремясь хотя бы отчасти преодолеть эту проблему, финансовые гиганты Америки переносили некоторые из своих операций за рубеж: или в респектабельные центры, вроде Лондона, или в уже ставшие популярными иностранные офшоры — например, в Содружество Багамских Островов, удобно расположенное на сравнительно небольшом расстоянии от восточного побережья США. Однако системное решение вопроса в любом случае заключалось не в поиске удобных юридических условий на чужих территориях, а в существенном изменении правил игры внутри своей страны.

Между тем рекордная волна инфляции, топливноэнергетический кризис и иные неурядицы 1970-х гг. подняли вопрос о будущем всей системы кейнсианского регулирования, дававшей явные сбои. Деловые, политические и академические элиты Америки, а вслед за ними и многие слои массового электората склонялись к идее ослабления правительственного контроля над экономикой и проведению реформ в духе свободного рынка.

На исходе десятилетия администрация Джимми Картера (1977—1981 гг.) смогла сделать первые реальные шаги в этом направлении. Среди отдельных отраслей, получивших уже на данном этапе более либеральные правила, оказался и кредитный сектор. Для него переломный момент наступил 31 марта 1980 года, когда президент Картер подписал ранее одобренный Конгрессом Закон о дерегулировании депозитных учреждений и денежном контроле2. Этот документ, в частности, отменял существовавшие почти 50 лет официальные ограничения на уровень депозитных ставок. Подобное решение выглядело вполне логичным в условиях бушевавшей тогда инфляции и оттока средств из банковской отрасли. Теперь американцы могли надеяться, что доходы по их депозитам уже не будут в два-три раза отставать от темпов роста цен; банки, соответственно, рассчитывали на удержание своих вкладчиков.

Но, пожалуй, еще более важными были новшества, касавшиеся кредитных ставок. В прежние годы они тоже регулировались, но менее строго, чем депозитные, и с большими различиями от штата к штату. В 1978 году Верховный Суд США, рассмотрев конфликт из-за уровня ставок, возникший между двумя кредитными учреждениями из разных частей страны3, вынес историческое решение: отныне любой национальный банк мог ориентироваться на процентные нормативы своего штата при кредитовании клиентов в других штатах, даже если там подобные ставки ограничивались. Закон о дерегулировании 1980 года распространил это правило и на банки, имеющие региональную регистрацию4. Иными словами, теперь какой-либо штат мог при желании выступить в качестве офшора: отменить ограничения на кредитные проценты и тем самым привлечь в свою юрисдикцию банки или даже холдинги5 с других территорий. Открывалась захватывающая перспектива создания новых рабочих мест и получения богатых корпоративных налогоплательщиков, пусть даже за счет соседей. После этого оставалось только посмотреть, какой же штат первым проявит интерес к подобной схеме и попытается ее использовать.

Ответ пришел из Южной Дакоты. Этот большой по территории, но малонаселенный штат традиционно специализировался на сельском хозяйстве. Очень неблагоприятная конъюнктура на зерновом рынке, сложившаяся к началу 1980-х гг. и нанесшая сильный удар по монопрофильной экономике Южной Дакоты, заставила губернатора Уильяма Джэнклоу, а также местных законодателей и бизнесменов искать неординарные решения. Именно в этом штате руководство смогло особенно быстро сориентироваться в новой ситуации с кредитными ставками. Уже в 1980 году в банковском законода- тельстве Южной Дакоты были отменены процентные ограничения. Тогда же губернатор вступил в переговоры с представителями нью-йоркского гиганта Citicorp — одной из крупнейших финансовых компаний США, несшей, однако, огромные потери из-за искусственно занижавшихся процентов6. Теперь для обеих сторон открылись перспективы очень быстрого выхода из кризиса. В феврале 1981 года холдинг Citicorp разместил в Южной Дакоте свое подразделение, специализирующееся на выпуске и обслуживании пластиковых карт. (В зарождающейся офшорной зоне имело смысл создавать именно «пластиковый» банк, который не страдал от все еще сохранявшихся ограничений на развитие филиальных сетей: он мог осуществлять географическую экспансию с помощью банкоматов и терминалов.) Таким образом, Citicorp получил удобную площадку для развития эффективного бизнеса общенациональных масштабов, а периферийный степной штат — крупного налогоплательщика и три тысячи квалифицированных специалистов. Об этой взаимной выгоде впоследствии с большим удовольствием говорили и губернатор Джэнклоу7, и глава Citicorp Уолтер Ристон8.

При этом власти Делавэра проявили по-настоящему системный подход к вопросу. В марте 1981 года по их инициативе был принят местный Закон о развитии финансового центра9, который предусматривал не только отмену ограничений на кредитный процент, но и введение регрессивной налоговой шкалы. В результате Делавэр в еще большей степени, чем Южная Дакота, стал напоминать классические островные офшоры. Максимальная ставка налога на прибыль для банков Делавэра теперь составляла 8,7 % (что уже было почти втрое ниже по сравнению, например, с Нью-Йорком); по мере роста корпоративных доходов она опускалась до 2,7 %. Комментируя эти цифры, известный обозреватель Джефф Герт писал о «делавэрском соблазне», способном привлечь банки, как минимум, из соседних штатов — Мэриленда, Пенсильвании, Нью-Йорка и Нью-Джерси10.

В этой связи следует подчеркнуть, что новый офшор, наряду с юридическими, имел и важные географические преимущества. В условиях еще недостаточно развитых связей по Интернету финансистам из Нью-Йорка и других финансовых центров на восточном побережье США в целом было удобнее размещать специализированные подразделения в относительно близком атлантическом Делавэре, а не в далеких предгорьях Дакоты.

При таких предпосылках кредитный бизнес сделал очевидный выбор в пользу первого варианта. Раньше всех новые возможности оценили нью-йоркские холдинги Chase Manhattan и J. P. Morgan, которые уже в конце 1981 — начале 1982 гг. официально зарегистрировали свои аффилированные структуры в Делавэре11 (при этом представители обеих групп вели переговоры с администрацией губернатора Дюпона еще на этапе разработки упомянутого законодательства12). На протяжении 1982—1985 гг. «делавэрский соблазн» привлек также подразделения Bank of New York, Manufacturers Hanover и American Express Company из Нью-Йорка, The Philadelphia Bank из Филадельфии, немецкого Deutsche Bank и других финансовых корпораций. Среди нью-йоркских гигантов лишь Citicorp в вопросах управления кредитными картами по-прежнему отдавал предпочтение дальнему Западу.

Успех Южной Дакоты и триумф Делавэра вдохновили немало подражателей. В дальнейшем к вопросу о либерализации кредитного процента и иных льготах для финансового сектора обратились в правящих кругах ряда других штатов. Но ниша уже не была свободной — ее почти полностью успела занять пара первопроходцев. На этом этапе, пожалуй, только Неваде удалось продвинуться к созданию успешного офшорного бизнеса. По примеру Джэнклоу и Дюпона губернатор Невады Ричард Брайан вел целенаправленные переговоры с одной из крупнейших компаний, а именно с Citicorp в лице Уолтера Ристона13. Для холдинга, уже обосновавшегося в Южной Дакоте, Невада могла бы стать дополнительной «пластиковой» базой, удобной, например, для продвижения на огромный рынок розничного кредитования в соседней Калифорнии. Соответствующие поправки в законодательство Невады были внесены в 1984 году. Этот штат, уже имевший опыт радикальной экономической трансформации (с середины XX века там, в дополнение к традиционной добыче минеральных ресурсов, стал бурно развиваться игорный бизнес и связанный с ним туризм), попытался расширить спектр ведущих отраслей за счет включения в него банковского компонента. Это удалось, но пока еще в очень ограниченном масштабе: подразделение Citicorp в Неваде по всем показателям уступало работающему уже несколько лет аналогичному подразделению в Южной Дакоте. Впрочем, даже вместе эти две корпорации никак не могли сравниться с созвездием новых банков Делавэра.

Так или иначе, в первой половине 1980-х гг. стараниями трех рассмотренных штатов были заложены основы офшорного банковского бизнеса непосредственно на территории США. Это явление, несомненно, стало важной частью фундаментальных сдвигов, происходивших тогда в американской экономике и политике. Администрация Джимми Картера начала, а администрация Рональда Рейгана, пришедшая к власти в 1981 году, резко ускорила поворот в сторону неолиберальной модели, основанной на низких налогах и поощрении частнопредпринимательской инициативы. В дальнейшем американская экономика в условиях этой модели переживала и спады, и подъемы, но в целом на протяжении почти 30 лет выглядела вполне успешной — во всяком случае, по ключевым статистическим показателям.

Какой же была на этом фоне судьба трех банковских офшоров? Какое место они занимали в национальной кредитно-финансовой системе (которая, в свою очередь, находилась на переднем крае неолиберального реформирования)? Для ответа на эти вопросы попробуем обратиться к количественным данным — прежде всего, к таким параметрам, как доли рассматриваемых штатов в суммарных активах банковской индустрии США. Наличие у внутриамериканских офшоров уже достаточно долгой биографии позволяет проследить колебания этих долей на протяжении трех полных макроэкономических циклов: (1) кризиса начала 1980—1982 гг. и подъема 1983—1989 гг.; (2) кризиса 1990 — 1991 гг. и подъема 1992 — 2000 гг.; (3) кризиса 2001 года и подъема 2002—2007 гг. Кроме этого, для выявления максимально полной картины необходимо затронуть и начало следующего цикла, связанного с кризисом 2008—2009 гг. и попытками его преодоления. Ключевые результаты, отражающие роль каждого из трех штатов в отдельности и всех их вместе, представлены на рис.1.

Рис. 1. Доли банков Делавэра, Невады и Южной Дакоты в суммарных активах банков США, 1967—2011 гг.

Итак, уже на первом этапе (1980—1989 гг.) внутренние офшоры стали заметным явлением в банковской системе США. Общая доля Делавэра, Невады и Южной Дакоты быстро поднялась от почти нулевых значений до 2—2,5 %, что в абсолютных числах превышало 100 млрд долларов. Однако, как и на старте, основная часть этих показателей обеспечивалась одним лишь Делавэром. Губернатор Пьер Дюпон и сменивший его в 1985 году Майкл Касл (оба — представители Республиканской партии, шедшей тогда в авангарде общенациональных рыночных прорывов) стремились сохранить в своем штате особо благоприятный климат для частного бизнеса. За период 1985—1989 гг., когда из-за массовых банкротств ссудо-сберегательных ассоциаций¹⁴, участившихся слияний и других факторов в целом по стране количество банков сократилось с 17,9 до 15,8 тыс., то есть примерно на 12 %, в Делавэре, наоборот, наблюдался рост с 38 до 54 корпораций

(на 42 %). Самый важный из внутренних офшоров продолжал привлекать внимание крупнейших финансовых холдингов, неизменно стремившихся к сокращению налоговых выплат и увеличению прибыли. Тем временем в Неваде и Южной Дакоте, как и прежде, работали подразделения лишь одного холдинга — Citicorp, да и то относительно небольшие.

В этой связи следует вновь подчеркнуть, что в офшорных штатах (и в данном случае Делавэр уже не был исключением) регистрировались, главным образом, именно такие банки, которые входили в состав холдингов, и, соответственно, не были вполне самостоятельными учреждениями. Центры принятия стратегических решений и аккумуляции основных прибылей находились по месту прописки холдингов — чаще всего, в Нью-Йорке. В самих офшорах имелись и собственные холдинги, но весьма скромные по всем количественным параметрам. Эту ситуацию иллюстрирует рис. 2, на котором показано отношение активов местных холдингов к активам местных банков для наиболее важных городов в каждом из рассматриваемых штатов: Уилмингтона (Делавэр), Су-Фолс (Южная Дакота) и Лас-Вегаса (Невада). Все три случая определенно свидетельствуют об огромном разрыве между названными показателями и о том, что уже на раннем этапе развития офшорной деятельности обозначился определенный предел. Предлагая различные льготы, можно было привлечь на свою территорию частично автономные банки с сопутствующими налоговыми и иными преимуществами для своего штата, но все же это не отменяло подчиненного положения новых финансовых центров по отношению к Нью-Йорку.

Рис. 2. Отношение суммарных активов местных банков к суммарным активам местных банковских холдингов (принятым за 100 %) в основных финансовых центрах

Делавэра, Невады и Южной Дакоты, 1983—2011 гг. Расчеты на основе исторических данных агентства

Thomson Reuters ( и Федеральной корпорации по страхованию вкладов, FDIC (

Второй этап (1990 — 2000 гг.) стал временем еще более решительной либерализации банковского сектора. Этот процесс не был остановлен ни кризисом 1990 — 1991 гг., ни сменой правящей партии и приходом в Белый дом демократа Билла Клинтона (с января 1993 года). Вскоре — уже на фоне нового экономического бума — рухнули последние из исторических ограничений. В 1994 году Закон Ригла — Нила разрешил создавать общенациональ- ные филиальные сети15, а в 1999 году с принятием Закона о модернизации финансовых услуг (Закона Грэмма — Лича — Блайли) банки вновь получили возможность работать на фондовом рынке.

В новых условиях кредитная отрасль претерпела очень быструю и глубокую трансформацию. За счет участившихся слияний и поглощений общее количество действующих банков сократилось более чем в полтора раза (с 15,8 до 9,9 тыс.), но при этом резко вырос объем их совокупных активов, усилились позиции крупнейших корпораций, а также произошло некоторое географическое перераспределение. Обретая новый динамизм, кредитная система становилась все менее привязанной к своим традиционным центрам — Нью-Йорку на востоке и Сан-Франциско на западе. В 1990-е гг. сформировалось следующее поколение банковских столиц (включая, например, Шарлотт (Южная Каролина) и Кливленд (Огайо), устремившихся в погоню за прежними лидерами.

При таких обстоятельствах уже привычные внутренние офшоры, работавшие второе десятилетие, больше не воспринимались в качестве прорывной финансовой инновации. Они сохранили заметные позиции и контролировали к 2001 году активы на сумму 200 млрд долларов (около 3 % от общего показателя США — при вдвое меньшей доле в населении страны), но не смогли повторить бурную динамику 1980-х гг. (см. рис. 1).

К тому же эти цифры относились именно к банкам; в случае с холдингами достижения были намного скромнее. Лишь в Делавэре, который по-прежнему оставался наиболее важным среди трех офшоров, наблюдалось некоторое оживление. С начала 1980-х гг. там, наряду со многими другими корпорациями, действовал «пластиковый» банк MBNA, входивший в состав холдинга с официальной регистрацией на территории соседнего Мэриленда. Позднее, в результате серии реорганизаций, MBNA стал самостоятельным банком, у которого все уровни управления располагались в пределах Делавэра. Наконец, в 1996 году на этой базе был создан новый — и уже делавэрский — холдинг MBNA Corporation. Сохранив не только прежнее название (с заглавной буквой “M” от слова “Maryland”), но специализацию на работе с кредитными картами, обновленная группа стала одним из крупнейших в США холдингов подобного профиля. Впрочем, даже после этих событий доля холдингов в финансовых достижениях Делавэра была относительно невелика, хотя и превышала аналогичные показатели Невады и Южной Дакоты (см. рис. 2).

На третьем этапе (2001—2007 гг.) банковская система США брала, как многим тогда казалось, все новые высоты. Непродолжительная рецессия 2001 года подтолкнула ФРС во главе с Аланом Гринспеном к снижению учетных ставок, а республиканскую администрацию Джорджа Буша-младшего (2001—2009 гг.) — к введению налоговых льгот для стимулирования общего экономического роста. Очень важными компонентами последующего подъема (2002—2007 гг.) стали расцвет фондового рынка, появление чрезвычайно сложных финансовых инструментов, а также связанный с этим бум в сфере ипотечного кредитования. Конечно, на данном поле работали финансовые компании различных типов (брокерские агентства, фонды взаимных инвестиций и т. д.), но и роль банков — тем более офшорных — тоже была велика.

В условиях кредитного ажиотажа 2000-х гг. произошли дальнейшие изменения в географии рассматриваемой отрасли. Особенно важным событием стал возродившийся интерес крупнейших холдингов США к внутренним офшорным зонам, причем не столько к привычному Делавэру, сколько двум другим штатам, ранее находившимся в относительной тени.

Вслед за Wells Fargo подобное решение принял и Citicorp, стоявший в свое время у истоков «офшорного движения». Осенью 2006 года он перевел из Нью-Йорка в далекий, но уже знакомый Лас-Вегас свою главную составляющую — Citibank, NA. Параллельно повышался удельный вес Citibank (South Dakota) NA, работавшего в Су-Фолс еще с начала 1980-х гг. В итоге подразделения, зарегистрированные в Неваде и Южной Дакоте, уже к январю 2007 года обеспечивали 97 % от суммарных активов холдинга. Благодаря Citicorp и Wells Fargo эти штаты стали еще более важными офшорами, чем традиционно лидировавший Делавэр. У него, впрочем, тоже были свои достижения, например, приход подразделений британского банка HSBC. Как следствие, в 2007 году (то есть накануне новых финансовых потрясений) суммарные активы банков Делавэра, Невады и Южной Дакоты превысили 2,5 трлн долларов, что составило около 22 % от общенациональной величины (см. рис. 1). С другой стороны, при пересчете на холдинги этот впечатляющий прорыв почти автоматически оборачивался показателями, близкими к нулю (см. рис. 2).

Отношение активов местных холдингов к активам местных банков падало из-за стремительного роста второй группы и почти полного отсутствия первой. Более того, в этом отношении наблюдался и некоторый регресс: единственный на все три штата крупный холдинг — делавэрский MBNA — осенью 2006 года был поглощен финансовой империей Bank of America Corporation с центром в Северной Каролине. Привычная картина, при которой основные банки офшорных штатов являются лишь частично автономными подразделениями инорегиональных холдингов, осталась неизменной и на данном хронологическом отрезке.

Впрочем, даже с учетом подобных оговорок результаты почти тридцатилетней офшорной практики были впечатляющими. Южная Дакота, Делавэр и Невада смогли выбраться из отраслевых тупиков 1970-х гг., создали на своих территориях тысячи квалифицированных рабочих мест и получили немалые налоговые доходы.

Вскоре после этого кризис на рынке ипотечного кредитования, серия банкротств среди крупнейших финансовых компаний и, наконец, общая экономическая рецессия 2008—2009 гг. положили начало следующему конъюнктурному циклу, а также, вполне вероятно, новому этапу в современной истории США. Несомненно, эти события повлекут за собой большие изменения в различных сферах, в том числе и в пространственной организации американской банковской отрасли. К настоящему моменту характер и масштаб трансформаций еще не стали очевидными. Но в предварительном плане статистические данные за 2008—2011 гг. позволяют говорить, с одной стороны, о частных перестановках (об ослаблении позиций Невады и усилении Южной Дакоты, а также о восстановлении мощной динамики у Делавэра), а с другой — о сохранении высокой роли банковских офшоров в целом (см. рис. 1).

Второе из отмеченных обстоятельств представляется особенно важным. В условиях неуверенного послекризисного восстановления и общей неопределенности на мировых рынках для большинства финансовых компаний остается очень актуальным вопрос о стабилизации своего бизнеса за счет экономии на налогах. При этом правительства США и других стран «большой двадцатки» все чаще говорят о необходимости скоординированного международного наступления на традиционные офшорные юрисдикции (Багамские острова, Науру и т. п.), в деятельности которых справедливо усматривается один из источников недавнего мирового кризиса. В этой связи внутренние офшоры, включая три рассмотренных штата, часто воспринимаются в качестве допустимого компромисса. Они тоже могут предлагать бизнесу льготы, но только в рамках местного налогообложения. Федеральные налоги, а также различные механизмы федерального юридического надзора там действуют в полном объеме (соответственно, подобные территории все же внесли не столь значительный «вклад» в приближение кризиса 2008—2009 гг., как классические «пальмовые офшоры»). С большой долей уверенности можно предполагать, что «респектабельные офшоры», к числу которых относятся отдельные штаты США

(с их рассмотренным в этой работе историческим опытом), на обозримую перспективу сохранят заметную роль в мировом хозяйстве.