Военные мемуары В.В. Ефремова: ретроспективный угол зрения

В настоящее время в литературоведении большое внимание уделяется феномену мемуаристики. Исследователи акцентируют свое внимание на амбивалентной структуре мемуаров, рассматривают имманентные признаки мемуаристики – атмосфера подлинности, эффект достоверности, при этом делают выводы о наличии в них художественного начала. В то же время следует отметить явное преобладание источниковедческого подхода при постижении мемуарной прозы.

Этапом на пути литературоведческого осмысления мемуаристики может стать анализ впервые опубликованных мемуаров В.В. Ефремова, майора, прошедшего Великую Отечественную войну, понимание их особого способа организации повествования, того, как в них происходит переплав документального в художественное, рождение особой синтетической структуры, основанной на субъективно-личностной интерпретации событий.

На счету В.В. Ефремова, летчика-истребителя 5-го гвардейского Днепропетровского Краснознаменного ордена Богдана Хмельницкого авиационного полка, 401 боевой вылет. К написанию воспоминаний «для себя» боевой летчик приступил уже в зрелом возрасте; опубликованы мемуары были уже после смерти В.В. Ефремова, в 2002 году его женой и внуком [2, с. 1]. Знакомство с произведением позволяет не просто узнать правду о войне и о реалиях фронтового быта, но и в первую очередь об отношении к самой войне, о человеке на войне, о самосознании, самоопределении, мироощущении личности.

Великая Отечественная война стала «вечной», постоянно, безостановочно обновляющейся темой советской литературы [4, с. 112]: «так же, как отдельные бойцы и офицеры были частью сражавшегося советского народа, так же, как отдельные бои, поражения, победы, смелые операции были эпизодами великой битвы, четыре года гремевшей на всех фронтах, точно так же все лучшее, написанное об Отечественной войне, – это только главы одной большой, далеко еще незаконченной книги» [6, с. 140].

Исследователь Е.Г. Местергази относит мемуары военного времени к «чистым жанрам», которые функционируют на втором уровне. Е.Г. Мес-тергази говорит о том, что эти жанры – «базовое поле литературы с главенствующим документальным началом» [7, с. 32]. При этом первичный чистый жанр классифицируется по следующим критериям: в тексте доминирует прямое авторское высказывание; позиция рассказчика соответствует позиции автора; анализ действительности соотносим с художественным образом этой действительности; в произведении присутствуют субъективность, интертекстуальность, употребление невымышленных имен. «Художественная правда» опирается на достоверность факта, при этом факт имеет эстетическое значение. В этой связи целесообразно говорить о правде факта и специфике художественной образности. Н.Л. Лейдерман в статье «K вопросу о художественности в документальном повествовании» [5, с. 13] говорит об эстетическом эффекте, подчеркивая, что мемуары становятся носителем элементов эстетического содержания. Основными способами и факторами эстетического воздействия, по мнению исследователя, являются факт, вызывающий в читателе конкретные чувственные представления; образы, ведущие к оцениванию деталей, фактов в целом; вследствие наличия голоса повествователя – очевидца самого события эффект воздействия усиливается, что приводит к нравственному и эмоциональному переосмыслению происходящего читателем.

Выдержка из мемуаров В.В. Ефремова подтверждает это утверждение: «Вся моя жизнь передо мною раскинулась широкой полосой, разноцветной и неровной, яркой и еле видимой в деталях, но все передо мной, перед глазами, не в прошлом, а как будто остановилось – как много было хорошего и плохого, легкого и трудного, грустного и радостного. Особенно манит к себе ясно-голубая дорожка, как бы разделившая жизнь на две части, и главная из них – небесная дорога воздушной моей жизни. Ах, какая она притягательная и неотразимая, эта моя дорога, ах, как дорого мне она досталась, однако я согласился бы и на большие испытания, хотя и пережитого было достаточно. Ведь она открылась мне после тяжких испытаний в достижении моей мечты, упорного накопления сил и даже через нравственные отступления от принципов, исповедуемых тогда нами – жителями той светлой планеты двадцатых – тридцатых годов» [2, с. 18].

Характеристику военной мемуаристики следует дополнить такими категориями как эмоциональная заразительность, активность выражения субъективного отношения к действительности, атмосфера подлинности. Все это приводит к тому, что мемуарное произведение может трансформироваться в художественное и становится в этом случае носителем мирообраза [5, с. 13].

Особое значение имеет и эмоциональное отношение автора к описываемому, открытость оценок и мнений мемуариста. Исследователь Т.М. Ко-лядич в своей работе [3, с. 33] отмечает тот факт, что мемуары имеют свои специфические художественные особенности, свою организацию повествования и интерпретацию событий [3, с. 34–35].

Мы разделяем позицию Т.М. Колядич, осмысливая мемуаристику как художественное повествование со своими сюжетными линиями и авторскими изменениями фактического материала. В ней сосуществуют и художественное, и документальное начала [3, с. 42]. Документальность влияет на специфику изобразительных средств. Содержание документа и его авторская интерпретация являются маркерами взаимодействия двух начал – документального и художественного на концептуальном уровне. В большинстве случаев в произведении на историческую основу образа наслаивается художественное выражение автора [3, с. 10].

Г.Е. Гюбиева считает, что мемуаристика является источником историографии. Мемуарная литература позволяет увидеть какие-то новые грани в истории, понять связь явлений в жизни, исходя из этого исследователь называет мемуары синкретичным жанром [1, с. 3], сочетающем в себе признаки художественного произведения и исторического источника одновременно. Эту двойственность с акцентом на одно из начал многие исследователи характеризуют как фундаментальное родовое свойство мемуаров. Так, Н.А. Орлова отмечает амбивалентную структуру мемуаров, подчеркивая, что «мемуары могут быть рассматриваемы не как простая копия действительности, а как её художественное обобщение и истолкование» [10, с. 48].

Как отмечает Л.М. Нюбина, исследователи этого синкретичного жанра рассматривают мемуаристику с эстетических позиций: в связи с неповторимостью событий, мыслей-отступлений автора-мемуариста при этом учитывается стиль изложения. Мемуарист излагает свою идею ретроспективно, по словам Л.М. Нюбиной, он «единственный медиум отражения объективных фактов» [8, с. 6]. Описывая свою судьбу, мемуарист предъявляет оригинальную версию своей жизни или ее части. При этом автор соизмеряет «психологическую идентичность личности настоящего времени со стадиями психологической идентичности прошлого на основе воссоздаваемых фактов, впечатлений, переживаний» [8, с. 6]. Л.М. Нюбина подчеркивает, что мемуары отражают субъективное восприятие, представление мемуаристом времени, эпохи через призму его индивидуального чувствования, эмоционального восприятия [8, с. 9]. В военных мемуарах происходит отбор материала, а его субъективная оценка и наличие авторской точки зрения существенно сближают мемуарную прозу с художественной.

Специфика военных мемуаров В.В. Ефремова заключается в том, что автор с момента описания войны с немцами ведет повествование от третьего лица, нарушая при этом законы мемуаристики. Автор избегает личного эмоционального интонирования, пытаясь емко и четко описать ход боевых сражений в воздухе. Как следствие, у читателя складывается точная картина изображаемого с исторической точностью.

Военные мемуары В.В. Ефремова имеют все присущие данному жанру конститутивные признаки, в них априорно присутствует документальность: майор, прошедший войну, в мемуарах отражает реалии своего времени, ретроспективно показывая связь двух временных планов. В прозе наблюдается особое перспективно-ретроспективное движение мысли повествователя; при ретроспективности изображения происходит аберрация личной точки зрения автора на прошлое. Исследователь А.Г. Тартаковский подмечает присущую при этом раскованность в изложении материала, некую свободу в выражении мыслей: ретроспективный подход влияет на отражение ранее засекреченных, потаенных мыслей, являясь неким средством корреляции событий [11, с. 39]. Нельзя также отойти от субъективности, где ярко выражено личностное начало В.В. Ефремова; в мемуарах присутствуют размышления автора, это своего рода образное отражение в произведении определенного взгляда на действительность:

«Ташкент. Как много возлагалось на него и явного, и тайного. Ведь здесь можно попасть в аэроклуб (опять всколыхнулась прежняя мечта).

Будущее, широкое, увлекательное, как мне казалось, манило и увлекало меня. А ночью… Тогда самое важное и страшное в жизни происходило ночью. Мы стали изгоями, неполноценными и вечно виноватыми, даже перед родственниками – ведь мы принесли им беду: подозрение» [2, с. 30].

«Еще не было солнца, но день обещал разгореться всеми летними красками, готовыми вспыхнуть каждую минуту. Вот-вот это случится. Летнее ясное тихое утро, знойный полдень, мягкий, ласковый вечер, – почему все так, как всегда, и даже лучшее ярче, теплее, светлее, чем вчера? Наверное, природа чувствует, когда человеку плохо, и желает облегчить его печали, показывает свои самые лучшие наряды и краски. Молодой лесок вокруг стоял, не шелохнувшись ни единым листочком, тоже задумался, молчит» [2, с. 88].

Одним из основных признаков является ме-мориальность, автор в первую очередь стремится сохранить в памяти прошлое:

«Конечно, это мое видение событий, видение летчика, командира эскадрильи, и как бы там ни пытались анализировать или обобщать события войны, в какие бы высокопарные слова ни облекались победы и поражения, в конце концов все решали солдаты, первыми шедшие в бой с врагом, и от них зависел успех. Победу добыли солдаты, и живые, и мертвые» [2, с.103].

Типизация влечет за собой эстетическое восприятие. В мемуарах В.В. Ефремова эстетизация возникает в свойствах самого объекта изображения.

В мемуарном произведении В.В. Ефремова есть установка на подлинность факта: автор передает его объективно и точно, создавая при этом некий оттиск действительности в конкретных чувственных проявлениях, все это сводится в изобразительное целое. Как отмечает исследователь Л.К. Оляндэр, данный слепок действительности ведет к созданию ощущения своего потока жизни с присущими ему проявлениями. Исследователь подмечает, что при этом проявлением художественности является то, что «за строгой, почти протокольной фактурой материала, за размышлениями о конкретной фигуре человека встает нечто, которое приблизительно может быть определено как образ времени, данный в мироощущении. Точнее: в результате прочтения рождается новое мироощущение» [9, с. 249]. По мнению Л.К. Оляндэр, в документально-художественной прозе о войне военный пейзаж является отражением измененного мироощущения, мировоззрения, через призму военных событий [9, с. 265]. Пейзаж является специфическим средством создания образа, по существу, в мемуаристике часто наблюдается принцип психологического параллелизма. Военные мемуары в этом смысле отражают в историческом и эстетическом плане неповторимый образ войны:

«Шла первая военная зима. Мы многому научились, пережили не только горечь отступлений, но познали и радостное горячее дыхание победы. Мы стали видеть и то, о чем совсем забыли с начала войны: окружающую нас природу, широту и размах родимой земли, ее простые и спокойные пейзажи, невыразимую прелесть их даже под покровом глубоких снегов, даже когда свистел ветер в кустах у землянки или раздавался завывающий гул фашистских самолетов» [2, с. 67].

Наряду с военным пейзажем в мемуарах В.В. Ефремова содержатся также лаконичные, красочные и емкие пейзажные зарисовки. Особую выразительность приобретает эмоциональный, экспрессивно окрашенный образ города Ош, куда он переехал с матерью до наступления войны. Подобные фрагменты отличаются специфической, предельно отличающейся от документальной прозы интонационно-ритмической организацией:

«Вечер был чудесный, морозный и ясный. С высоты далеко-далеко были видны заснеженные поля, перелески, укутанные снегом деревушки. Уже запад окрасился багрянцем и принимал солнце в свою оранжевую туманную дымку, а восток затягивался темным синим пологом» [2, с. 69].

«Ош! Нет, не просто жаркий, а знойный город, раскинувшийся в живописной долине, у подножия величественного Памира, утопая в садах и вековых аллеях из серебристых и пирамидальных тополей, могучих акаций, кленов, карагачей и тутовых деревьев. На тенистые улицы выступали только глиняные дувалы – заборы, а уже за ними виднелись домики и сады. По улицам с обеих сторон журчали арыки с чистой водой, и их ответвления уходили в сады и во дворы» [2, с. 23].

«Шел 1927 год. Теперь трудно, почти невозможно передать аромат той патриархальной специфики – восточной, почти нетронутой цивилизации жизни. Меня приводили в восхищение громады гор, теснившиеся высоко над горизонтом, бурные реки, ущелья, дикая, нетронутая громада природы. Под стать этой дикой природе текла и жизнь» [2, с. 23].

Интертекстуальность в мемуарах В.В. Ефремова возникает как следствие опоры на культурный контекст, репродуцирующий не только важные, психологически значимые детали, но и транслирующие настроение. Автор использует строки из стихотворения М. Исаковского «В прифронтовом лесу»:

«Это был июнь 1940 года. Мы жили тогда только одним:

…пусть наше сердце не замрет, не задрожит рука…» [2, с. 65].

Автор образно и эмоционально отразил свои мысли, насытив текст целым рядом тропов: метафор, сравнений и гипербол.

Метафора:

Автор мемуарного произведения с самого раннего детства мечтал о небе, но претворить ее в жизнь не было возможности, он смог стать летчиком только в 24 года.

«Не знаю как, но мечта появилась и уже не отпускала, хотя иногда отступала, заставляла выжидать, чтобы потом овладеть с новой силой и уже покорить навсегда» [2, с.19].

«Об авиации, конечно, не вспоминаю, это где-то затаилось в груди, и я уже не предавался своим мальчишеским мечтам – время требовало других забот» [2, с. 29].

Автор приезжает в Киргизию в город Ош, атмосфера города и его окрестностей поражает автора, эта крайняя южная окраина в царской России отличалась своей неповторимой картиной гор. В.В. Ефремов по воле случая приступает к работе по наблюдению рек в горах, что сближает его с природой и заставляет задуматься о влиянии природы на человека.

«А вдруг в горах совершенно неожиданно можно услышать грустную, почти как плач, мелодию, завораживающую своей слаженностью с окружающим миром. Это чаще всего пастух, остановивший в горах свое козье стадо, изливает свою душу на удивительном инструменте, состоящем из палки с натянутой одной струной из жилы, перекинутой через надутый бычий или бараний пузырь, и смычка. Как он так атмосферу могучих скал сливает со звуком своей единственной струны, понять невозможно, но это было прекрасно» [2, с. 28].

По приезду в Ташкент отца автора арестовывают, и мать В.В. Ефремова вынуждена жить в тяжелом состоянии недоверия со стороны людей, наделяя их чувством безысходности, автор подчеркивает, как меняется, ломается жизнь семьи:

«Тогда она ожесточилась, выбросила иконы, перестала ходить в церковь и окаменела, стала молчалива и сурова» [2, с. 33].

Автор сравнивает свою мать с камнем: она не в состоянии выразить свои чувства на людях, ее надежды и мечты рухнули с арестом мужа, она становится изгоем для народа, при этом переживания на публике выражать было опасно, что повлияло на ее внутреннее концентрирование на проблеме, создается типичный образ женщины арестованного мужа, когда по наговору, ночью после допросов забирали людей, а их родные становились неполноценными членами для своего окружения, лишая себя возможности вести обычную жизнь.

Несмотря на проблемы, автор повествования не оставляет желания стать летчиком, и при первой же возможности меняет привычный уклад жизни. Работа, налаженная жизнь, достаток – все уходит на второй план, автор приезжает в летнюю школу летчиков в Оренбург из Ташкента:

«Это как набат, и радостный, и грустный. А уже мысль засверлила, сердце всколыхнулось, проснулась прежняя мечта и стремление. И я бросился, как в омут, со всякими анкетами и биографиями» [2, с. 36].

«… я уехал в давно лелеянный мной мир, мир авиации, и уже ничто не могло меня остановить» [2, с. 37].

Война меняет мироощущение человека, изменяя его миропонимание и мышление, страшные явления жизни становятся привычными для очевидцев и участников войны:

«Война вошла в нас, и мы привычно делали свое дело: летали и били тонких и длинных, как селедки «мессеров», черных коптящих «хейнке-лей» и «юнкерсов-88», горбатых нахальных «Ю-87» [2, с. 67].

«Подойдя к машине, он долго смотрел на ее разбитое, истерзанное тело. Тишина… Ефремов задумчиво посмотрел вслед ушедшим самолетам, и что-то темное нахлынуло и разлилось по груди» [2, с. 73].

Данная метафора отличается эмоциональным эффектом воздействия, при этом создается образ разрушенного войной мира, присутствует экспрессивный эффект, читатель ощущает эту тишину от разрушений, что влияет на внутреннее восприятие автора мемуарного произведения.

Сравнение

В мемуарах В.В. Ефремова использованы образные сравнения, они являются средствами создания художественного образа. Сравнения в мемуарах В.В. Ефремова придают особую наглядность и изобразительность изображаемому: город – сказка, гладкий – пустынная земля, самолет – ртуть в воздухе, кресло – пух, старшина – кот в сапогах, сам автор – кошка, собачонка. Автор сопоставляет город Ош с прекрасным чудным миром, он живет в нем спокойно, без перипетий и личных драм. Для создания своего портрета автор прибегает к сопоставлениям из животного мира. При описании старшины сравнение способствует возникновению комического эффекта.

«Ош! Как в сказке, я оказался в другом мире» [2, с. 24]. «Потом встал, изогнул спину, как настоящая кошка, и тихо, как бы нехотя, пошел вверх на гору, возвышающуюся над ним, там видно было их логово» [2, с. 27]. «Меня выгоняли отовсюду, куда бы я ни обращался, как собачонку, и не было той силы, чтобы разбудить сочувствие и понимание людей, к которым я обращался. Вот так внезапно ломается жизнь, и главное, не знаешь почему» [2, с. 31]. «Старшине нашему, по причине небольшого роста, видимо, не нашлось подходящего размера обмундирования и сапог, и он больше походил на кота в сапогах, которые разлетались в разные стороны» [2, с. 38]. «Гладкая, как пустыня, земля с уже пожухлой травой». «Знать и предусмотреть их прихоти, быть всегда начеку, а не распускать хвост, как павлины, и не расслабляться» [2, с. 42]. «Это легкий самолет, как ртуть в воздухе, он сделает все, что пожелаешь, но непременно пока ждет, если где-нибудь сфальшивишь» [2, с. 43]. «Оказавшись в удобном, мягком, как пух, кресле, он откинулся на спину и увидел темнеющее сине-желтое небо и сверкающую первую звезду» [2, с. 74].

Гипербола

В мемуарном произведении автор использует гиперболу:

«Ты один на все небо, и ты свободен!» [2, с. 44].

Обращение к мемуарной прозе В.В. Ефремова позволило прийти к выводу недостаточности источниковедческого подхода при анализе военных мемуаров. Не следует забывать о том, что мемуаристика позволяет осмыслить исторический этап в развитии человечества, помещая в центр изображения истинные события, с допуском их субъективной, в ряде случаев приближающейся к художественной, интерпретации. Мемуары В.В. Ефремова маркированы определенной авторской раскованностью, при этом субъективное отношение автора позволяет сообщить любому факту эмоциональный модус, сделать его эмоционально содержательным, трансформирующимся в художественный образ. В мемуарном произведении В.В. Ефремова использованы тропы, способствующие художественной выразительности, придающие тексту особую эмоциональность и образность, ярко выраженную экспрессивность, благодаря чему активизируется восприятие читателей. Стилеобразующим фактором является использование богатства языка для создания ярких, неповторимых образов войны и жизни за пределами боевых действий. При определении подходов к анализу текстов мемуаристики необходимо учитывать не только границу между художественной и документальной литературой, но и в первую очередь возможности синтеза этих феноменов, рождающего особое эстетическое приращение смысла.