Вопросы государственного устройства и Государственная Дума Российской империи в начале XX в

Р еволюция 1905–1907 гг. в России резко обострила проблему реформирования политической и правовой системы, поставила самодержавие перед необходимостью собственной трансформации в конституционную монархию. Преобразование государственного строя на конституционных началах протекало в сложных условиях. Система монархического конституционализма в России получила легальное оформление в октроированных правовых актах, важнейшими из которых были Основные законы 1906 г. – первая русская конституция (хотя акт с таким названием и не был издан). Основные законы предусматривали введение смешанной формы правления и исходили из дуализма исполнительной и законодательной власти.

Главным предметом споров в научной литературе остается определение формы правления и природы политического режима России в период конституционных реформ. В историко-правовой литературе продолжается дискуссия о том, перешла ли Россия в результате государственной реформы 1905–1906 гг. к конституционной форме правления, установилась ли в ней конституционная монархия и можно ли рассматривать конституционную монархию как особую и самостоятельную форму правления или же следует говорить о ней как о переходной форме, связывающий абсолютизм и парламентаризм.

Первый опыт анализа проведенных реформ в политической системе был предпринят еще до 1917 г. рядом российских юристов, которые стремились доказать неизбежность превращения Российской империи в конституционное государство, а самой Думы – в полноценный парламент [Коркунов 1913]. В советской историографии преобладала отрицательная оценка реформистских тенденций в системе государственной власти России в начале XX в. [Кризис самодержавия… 1984]. Общеизвестно одностороннее определение этих реформ как «побочного продукта революционной борьбы», как «политики лавирования и уступок». Для современного этапа исследований характерно стремление рассмотреть взаимодействие демократических и авторитарных тенденций в развитии российского конституционализма в сравнительном контексте [Медушевский 1997].

Есть общие закономерности перехода от абсолютизма к конституционной государственности. В современной литературе выделены две основные модели перехода от абсолютной монархии к конституционной форме правления [Медушевский 1994]. Первая рассматривается как западная модель и подробно освещена в работе французского автора А. Токвиля [Токвиль 1906]. Вторая модель – восточноевропейская. Ее сущность раскрыл на примере событий в России и Германии немецкий социолог М. Вебер. В статьях 1906 г. «К положению буржуазной демократии в России» и «Переход России к псевдоконституционализму» М. Вебер осмыслил специфику демократизации общественной и государственной жизни России в период Первой русской революции [Вебер 2007]. Сложившийся в ходе реформ строй М. Вебер охарактеризовал как псевдоконституционализм, отмечая «монополистическое положение» Совета министров, при котором «министры могут распоряжаться, как хотят, призрачным парламентом, созданным их же машиной управления и лишенным того влияния, которое он мог иметь, если бы был обеспечен правом» [Глинка 2001: 12]. Сами Основные законы, по М. Веберу, это «кодификация карикатуры на конституционализм, поскольку Совет министров не ответственен перед парламентом» [Гоголевский 2002: 65]. Суммируя свои впечатления, М. Вебер пришел к выводу, что «издание Основных законов» есть «осуществление потребности властей отомстить обществу за Манифест 17 октября» [Гоголевский 2002: 65]. Для М. Вебера деятельность правительства С.Ю. Витте – не конституционализм, а циничный расчет создать видимость правового государства с целью получения международного кредита [Вебер 2007: 56-57].

Государственная реформа 1905–1906 гг., несомненно, имела конституционный характер, – к такому выводу приходит русский правовед В.В. Леонтович. В своем фундаментальном исследовании процесса развития гражданской свободы и становления парламентаризма в России в XVIII – начале XX в. В.В. Леонтович доказывал, что Основные законы 1906 г. «представляли собой именно подлинную конституцию» [Леонтович 1995: 537]. В.В. Леонтович в своей работе всерьез заявляет, что Николай II избрал путь либеральных реформ, провозглашенный Манифестом 17 октября. Основные законы поставили власть и общество в равные условия, наделив их одинаковыми правами. Все дело в праве Думы рассмотреть отклоненный закон в следующей сессии, а раз так, то, чтобы не ронять свой авторитет, царь не мог идти на вторичное вето [Леонтович 1995: 446-448]. За всю историю законотворчества Государственная дума ни разу не воспользовалась столь «грозным оружием», хотя поводов было достаточно.

Создание Государственной думы было составной частью осуществлявшихся в 1905–1906 гг. реформ государственного строя Российской империи. Важнейшей вехой стал Манифест 17 октября 1905 г. Провозглашенные им законодательные права Государственной думы власть в дальнейшем пыталась обставить разнообразными ограничениями.

В Манифесте «Об усовершенствовании основ государственного управления»

Николай II объявил: «…установить, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной думы, и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от нас властей» [Хрестоматия… 1998: 309-310].

Манифест фактически был вырван у царя силой. Сам Николай II признавал, что «дарует конституцию, решительным противником которой он был и продолжал оставаться» [Малышева 2001: 38-39]. Именно это во многом предопределило возможности Думы в сфере законотворчества и плодотворной реализации своих решений, а также коллизии взаимоотношений исполнительной и представительной ветвей власти.

Что же представляла собою Государственная дума, и какое место она занимала в системе российской государственности? И в дореволюционной, и в современной литературе на этот счет можно встретить самые различные, зачастую противоположные точки зрения.

Историческим назначением и главной задачей Государственной думы явилось выведение страны из глубочайшего экономического и политического кризиса. Объективная оценка реальных событий, происходивших в стране, была высказана историком и депутатом от кадетской фракции А.А. Кизеветтером: «Властвовать над Россией при помощи военной силы можно еще и без Думы; но управлять Россией, то есть правомерно регулировать жизненные процессы великой страны – без Думы уже невозможно» [Кизеветтер 1907: 194].

Можно привести многочисленные негативные оценки исторической роли российского парламентаризма, принадлежащие свидетелям его недолгого века. Наиболее категорично в этом смысле высказался философ и публицист В.В. Розанов: «…в Государственной Думе четырех созывов ‹…› не было с самого же начала ровно ничего государственного; у ней не было самой заботы о Государственном и Государевом деле, и она только как кокотка придумывала себе разные названия или прозвища, вроде “Думы народного гнева”, и тому подобное. Никогда, ни разу в Думе не проявилось ни единства, ни творчества, ни одушевления. Она всегда была бесталанною и безгосударственною Думою» [Розанов 1992: 365].

В другой заметке В.В. Розанов высказался еще более скептично, указывая именно на российское народное представительство как на главную причину постигшей государство катастрофы: «Государственная Дума промотала все, что князья Киевские, цари Московские и Императоры Петербургские, а также сослуживцы их доблестные накапливали и скопили в тысячу лет» [Розанов 1992: 367].

В советской научной литературе политическая оценка законодательных учреждений начала XX в. преобладала над правовой. Государственная дума рассматривалась «как никчемное, неуклюжее учреждение, пристроенное к громоздкой и реакционной системе России». Прослеживался «ее путь от либеральной демагогии и бесполезных дебатов к политической реакции» [Кравец 2000: 319].

Парадокс политического развития России заключался в том, что с юридической точки зрения и Манифест, и новая редакция Основных законов 1906 г. являлись конституционными актами, которые как таковые не воспринимались правосознанием правящих структур. Их правосознание продолжало быть традиционалистским, признающим «незыблемость» исторической самодержавной власти и отрицающим необходимость реальных конституционных изменений, а тем более введение парламентарного строя [Дарчиева 2012: 149].

Общая оценка Думы не может быть однозначной. В связи с созданием Государственной думы регионы и народы страны впервые получили выборное представительство. Миллионы людей стали избирателями, почувствовав свою причастность к государственным делам. Развитие законотворческого процесса, когда подготовка и принятие законов перестали быть делом исключительно профессиональной бюрократии, а в обсуждение законопроектов постепенно вовлекалось все большее число людей, явилось неизбежным следствием политических перемен в российском обществе.

Вместе с тем в связи с отсутствием развитого гражданского строя не было и социально-экономических оснований для эволюционного развития конституци- онного строя. По мнению В.В. Леонтовича, именно «неразвитость гражданского строя, гражданской свободы и повела к исчезновению политической свободы, к крушению конституционного строя в России» [Леонтович 1995: 539].

Итогом преобразований государственного строя в Российской империи в начале XX в. стало возникновение и функционирование системы монархического конституционализма. Государственная реформа 1905–1906 гг. имела конституционный характер. Изданные российским правительством правовые акты, такие как Манифест 17 октября 1905 г., Учреждение Государственной думы 20 февраля 1906 г., Учреждение Государственного совета 23 апреля 1906 г., Правила о порядке рассмотрения государственной росписи 8 марта 1906 г., Основные законы 23 апреля 1906 г., заложили юридическую основу для превращения самодержавия в конституционную монархию. Форма правления и государственный режим подверглись изменению и стали сочетать элементы конституционной системы и традиционных институтов дореформенной монархии. Основные законы 1906 г. свидетельствовали о возникновении в России октроированного конституционализма с дуалистической монархией, в которой законодательная власть принадлежала императору и парламенту, исполнительная – императору и министрам, судебная – Правительствующему сенату.