Вопросы существования государственных институтов кочевых народов и их влияние на становление государственного устройства Руси

Annotation : Тhe article provides an overview of various assessments and approaches to the study of questions about the political system of the nomadic peoples, analyzes the views of Soviet and Russian historians, are the views of the Eurasians. Discusses the problem of the mutual influence on the state system of

Russia nomadic peoples. Key words : nomadic state, the nomads, the Turks, the Mongols, government, Russia.

Географическое положение Русского государства на востоке европейского мира и на границе со степью обусловило многовековые контакты с кочевыми народами, населявшие обширные пространства в низовьях Волги, Дона и Уральских степей.

В традиционной российской и советской исторической науке контакты Руси со степняками характеризовались как враждебные. В самом деле, с дикими варварами, время от времени появлявшимися из глубин Азии у русских пределов и совершавшими жестокие набеги на русские земли, не могло быть других отношений. Большую полемику вызывал вопрос о наличии государственности у кочевых народов. Запад или Восток - вечный вопрос нашей истории. И именно сквозь призму подобной постановки проблемы мы смотрим на всю историю кочевой государственности. При объективном рассмотрении которой, мы можем наблюдать борьбу, ставшую предметом многолетней научной дискуссии, между двумя представлениями истории развития Степной цивилизации Евразии. Чаще всего многие историки признавали существование кочевой цивилизации, но при этом категорически отрицали существование у этих народов каких-либо государственных институтов власти. И уж тем более невозможным признавалось влияние этих институтов на развитие государственности Руси.

Наиболее верной считалась точка зрения, возникшая в Европе XIX века, которая утверждала, что кочевые народы не имели не только своей собственной государственности, но даже и своей истории. Подобное евроцетристское восприятие прошлого номадов Евразии наглядно продемонстрировано в трудах Дж. А. Тойнби и ряда других западных ученых. Некое научное обоснование данное мнение получило в Советской марксистской историографии. Обозначенные концептуальные представления на протяжении двух столетий преобладают в широком общественном сознании.

И только к середине XX в. исследования по этому вопросу были подняты на новый уровень — созданы серьезные научные труды по истории народов Великой Степи, их влиянии на историю взаимоотношений с Русью и другими государствами. Таковыми являются, например, работы М.И. Артамонова, С.А. Плетневой, Л.Н. Гумилева. Эти исследователи не только признали наличие государственности кочевников, и всесторонне, на основе огромного источниковедческого материала изучили их и пришли к выводу диаметрально противоположным ранее существовавшим концепциям.

В основном ими рассматривались основные признаки и динамика кочевых государств. Так, В.В. Бартольд и Л.Н. Гумилев причины образования кочевых государств искали во внутренних процессах, происходивших в степи. По мнению В.В. Бартольда, «кочевники не переняли государство у их соседей, а были вынуждены развить особую форму государственной организации для эффективного ведения дел с более организованными оседлыми соседями. Эти отношения требовали более высокого уровня организации в решении вопросов, связанных с противоречиями и диспутами внутри кочевого общества».1

Исследователи истории номадов считали несправедливым придание негативного оттенка кочевым государствам и, наоборот, возвышение оседлых (земледельческих) государств. Кочевая цивилизация для европейского сознания представляла собой нечто непонятное, поскольку европейцы знали о кочевниках только по их набегам на территорию Европы. С XIX в. считается аксиомой, говорит Гумилев, что отважная Русь и дикая, недобрая Степь были извечными антагонистами. Но более детальные исследования показывают (и не только на примере взаимоотношений Руси и

Степи), что наиболее оптимальные условия для становления культуры и процветания хозяйства возникают в зонах контактов различных ландшафтов: «Аборигены леса и степи научились жить в этническом симбиозе».2

В своих трудах В.В. Бартольд и Л.Н. Гумилев дают подробную характеристику государственным образованиям тюрков, которые были сформированы далеко до появления Русского государства.

Вопросы организации государственной службы и управления государством занимали важное место в трактатах средневековых философов. К этой теме обращался и учёный, второй « учитель мира, Аль-Фараби в своей работах « О жителях добродетельного города» и «Гражданская политика».

Обратимся к трудам крупнейшего литератора тюркской эпохи Юсуфа Баласагуни. Юсуф имел опыт, полученный на государственной службе. В своих трудах вопросам организации власти он уделял большое внимание. Его произведение «Кутадгу Билиг» (Благодатное знание) является не просто этико-моралистическим трактатом, но глубоким философско-дидактическим произведением, рисующие нормы идеального, по мнению автора, общества, правила поведения людей различных сословий в этом обществе и правила взаимоотношений между правящими и управляемыми. Здесь же мы находим огромное количество наставлений для государственных служащих, расписаны их функции и предъявляемые к ним требования.

Как бы негативно не оценивалось влияние монгольского нашествия на Русь, нельзя отрицать тот факт, что уровень сформированности государственной власти у монгол был очень высоким. Монголы привнесли в степь идею централизованной власти, объединили прежде неорганизованные племена, ввели в действие степное законодательство, приспособленное к новым условиям. Многие нормы социальной организации и формы государственности были использованы впоследствии в государствах на территории других народов и государств в послемонгольское время. Источником по данной теме может служить записки путешественника Плано Карпини «История Монгалов». П.Карпини, посетивший ставку хана писал «Бату живет с полным великолепием, имея привратников и чиновников, как и император их».3 В записках путешественника мы находим интересные сведения о наличии у монгол развитого государственного аппарата. Много чиновников занимались делопроизводством.

В историографии государственности и управления много споров. Например, многие истории считают, что общие закономерности построения государственности у оседлых народов неприменимы к кочевым народам. В своих трудах ещё в конце 19 веке В. Радлов, отмечал «Понятия: князь, чиновник, народ, государство, область имеют в жизни кочевников не то значение, какое у оседлых».4 Широко распространённое мнение в литературе о свободном, вольном никем и ничем не контролируемом передвижении кочевников как показывают приведённые ранее факты неверно. Изученные источники подтверждают, что в монгольскую эпоху система государственного управления не только существовала, но и чётко функционировала.

В книге Мурада Аджи «Полынь Половецкого поля» автор утверждает, что многое в формировании государственной службы Русь переняла у монгол, особенно молодое Московское княжество. «Аппарат управления в этом бурно растущем городе полностью повторял тот, что был у монголов. Собственно он строился по их образцу и с их участием. Москве, чтобы управлять требовались новые люди, новые чиновники, которых в ней прежде не было. Их то и стали переманивать из Орды. Служба, усердие ценились теперь в московских кругах выше чем национально-сословная принадлежность».5

Нельзя в этой связи не вспомнить замечание В.Бартольда «Пишущего эти строки изучение истории Востока всё более приходит к осознанию тех простых истин, что на Востоке, как и на Западе действуют одни и те же законы исторической эволюции».6 И отрицать эти очевидные факты просто не возможно.