Возможен ли теоретический анализ категории «идеальное» без противопоставления с материальным?

Костромской государственный университет, Кострома, Россия, ,

,

Введение . Анализ категории «идеальное» традиционно предполагает ее строгое противопоставление отчетливо воспринимаемому нами материальному миру. При этом, как правило, подразумевается, что существуют две качественно различные реальности, каждая из которых обладает собственными специфическими особенностями. Подобное разделение, возникшее на самом раннем этапе становления философии, так или иначе проходит основным сюжетом через всю дальнейшую историю ее развития. Проблема идеального и его соотношения с материальным чрезвычайно важна для философии, поскольку в процессе поиска ответа на этот вопрос данная дисциплина наполняется содержанием и обретает свой предмет во всей его неповторимой специфике, позволяя понять, что такое человек, в чем его суть, как он возник, к чему может стремиться и на что надеяться.

Кажется, нет ничего естественнее стремления познать себя и раскрыть тайну собственной природы. Без понимания своего места в мире невозможно адекватно оценивать собственные поступки и их последствия. Данное вполне органичное стремление оправдывается еще и тем, что предмет такого исследования нам невероятно важен и близок ‒ очевидно, что начинать путь собственного познания следует исключительно навстречу себе, поскольку только сам человек сможет лучше всего ответить на вопрос, что же он такое. Подобная уникальная возможность обращаться к самому себе является как величайшим даром, так и самым большим проклятием человека. Даром – ввиду того, что позволила ему возвыситься над окружающей природой. Проклятием – потому что не дает возможности понять, насколько правилен избранный им путь. Человеку не у кого спросить совета, и он вынужден идти по пути познания, не понимая, есть ли прогресс в его начинаниях или же он топчется на месте, совершая «парадоксальный танец» постоянного исхода во внешний мир и немедленного возвращения назад, в «пещеру» собственного сознания.

Постановка проблемы . Хочется верить, что к настоящему моменту человек все же немного лучше знает себя, и у него появилось чуть больше ориентиров на пути познания своей сути. В данной статье мы займемся прояснением вопроса о возможности анализа категории «идеальное», при котором устраняется ее резкое противопоставление с материальным. Иначе говоря, попытаемся выяснить, возможно ли найти какие-либо общие сюжеты и точки соприкосновения у двух интересующих нас «противоположностей», что позволило бы сгладить острые углы их непримиримых различий и взаимного отчуждения. Думается, что в подобном исследовании имеется насущная необходимость, поскольку поиск способа придания онтологического статуса идеальному составляет значительную часть философских исканий различных авторов. Подходы к решению проблемы соотнесенности идеального и материального могут быть представлены в различных ипостасях (в разных работах поднимаются вопросы об отношении к реальности истины, сознания, информации или же просто некоего абстрактного идеального предмета (Гутнер, 2011; Отраднова, 2012; Павлов, 2015; Чешев, 2023)), однако всех их объединяет страстное, можно даже сказать, навязчивое, стремление найти какие-либо точки соприкосновения между двумя столь непохожими мирами – объективной и субъективной реальностями.

Да и как может быть иначе? Для человека нет ничего более непосредственного и истинного, чем его собственное видение мира. Невозможно представить, насколько страшна ситуация, в которой все это оказывается ложью. Поэтому поиск способов соотнесения идеального восприятия окружающей реальности с тем миром, в котором человеку приходится существовать, всегда будет оставаться одним из главных векторов познавательной активности исследователей.

Как уже указывалось выше, наиболее естественным и рациональным способом познания себя является обращение к собственной самости. Действительно, кажется, что в мире нет ничего более устойчивого и неизменного, чем наша мысленная реальность, в отличие от постоянно изменяющейся реальности внешней. Все в окружающем мире только подтверждает это наше начальное предположение. К примеру, мы можем выйти за пределы нашего жилища, пройти большое расстояние и увидеть, как окружающий нас мир постоянно претерпевает существенные изменения, в то время как наше восприятие действительности остается неизменным на протяжении всего пути. Или же мы можем полностью абстрагироваться от окружающей действительности, заблокировав органы чувств (закрыв глаза и уши, зажав нос), в результате чего весь внешний мир исчезнет, в то время как мышление никогда не покидает нас и остается неизменным даже в этом отторгнутом, «растворившемся» мире. Все эти простые и вполне наглядные эксперименты, демонстрирующие столь разительное отличие между нами и нашим окружением, должны только подтверждать предположение о том, что наша изначальная обращенность на самих себя является вполне правильной и естественной. Только через обращение к мышлению, тому специфическому, что присутствует в нас изначально и непосредственно нам дано, появляется возможность адекватно воспринимать мир вокруг нас. Да, человек отличается от окружающего мира, а значит, в этом отличии заключается истина.

Особый статус мысленной реальности появляется и закрепляется уже в античности, на заре возникновения философии. Думается, что наиболее качественное, а также ясное и полное на тот момент различие между чувственной реальностью и конструктами сознания было представлено у Парменида. В частности, в его поэме «О природе» чувственное множество вещей, выраженное ощущениями и, можно сказать, порожденное ими, предстает как нечто не-сущностное, при том что Единое в этом произведении описывается как непреходящая метафизическая реальность, «мир сам по себе», Бытие. Миру множественности придается статус неподлинной реальности, в отличие от подлинности Бытия. Данная подлинная реальность, согласно Пармениду, может познаваться только мышлением, а не чувствами (Чешев, 2023). Несмотря на то, что уже на столь раннем этапе осмысления проблемы идеального можно увидеть достаточно отчетливую тенденцию к противопоставлению идеального и материального, данная противопоставленность все же не является абсолютной, поскольку подлинное Бытие, оказываясь конструктом человеческого мышления, предполагает существование некоего неподлинного внешнего мира. Две противоположности – истинное и неистинное – смыкаются в том, что обе они относятся к миру. Вполне естественная изначальная установка на анализ собственного сознания как непосредственной данности, доступной изучению, не оказывается замкнутой исключительно на себя, но, так или иначе, предполагает некоторую соотнесенность с окружающим миром. Мышление человека является тем уникальным, что существенным образом отличает всех людей от окружающего мира, однако подобная уникальность пока не получает ярко выраженного статуса некой изолированной вещи в себе, способной развиваться по собственным правилам. Тенденция к этому только наметилась в античности, однако еще не получила возможности для дисциплинарного закрепления.

Наиболее полное свое выражение данная тенденция к изолированному анализу того уникального, что есть в человеке и отличает его от окружающего мира, получает, думается, в философии Декарта. Картезианское cogito ergo sum предполагает возможность полной абстракции от окружающего мира. Абсолютно все в этом мире можно подвергнуть сомнению, кроме самого сомнения, созданного нашим мышлением. Мир несущественен для доказательства истинности нашего существования. Все, что нам нужно для доказательства нашей подлинности, может содержаться только в нашем сознании.

Именно в этот момент, на наш взгляд, изначальная естественная установка на изолированный анализ собственной субъективной реальности как непосредственной данности получает свое дисциплинарное выражение. Противопоставление материального и идеального является необходимым условием для существования множества дуалистических теорий сознания. В частности, в книге Стивена Приста «Теории сознания» указывается, что, несмотря на огромное разнообразие подходов к решению проблемы сознания и тела, есть только один пункт, с которым согласны все дуалисты, и заключается он в том, что между сознанием и телом не может быть отношения тождества. В противном случае, если сознание тождественно со всем телом или с какой-либо его частью, с очевидностью следует, что дуализм оказывается ложным (Прист, 2000).

Также следует отметить, что дисциплинарный подход предполагает наличие довольно строгого логического правила для построения дуалистических теорий. Благодаря противопоставлению идеального всему окружающему материальному миру у нас появляется некоторая возможность для описания интересующей нас неуловимой категории. В данном случае, приняв простое правило о том, что идеальное – это противоположность материального, мы можем наделять первую категорию теми характеристиками, которые противоречат сущности второй и у нее отсутствуют. Безусловно, подобная опора на логику является существенным шагом вперед по сравнению с гипотетическими рассуждениями о чем-то эфемерном и ненаблюдаемом, однако даже у этого строгого подхода имеется существенный недостаток. Проблема заключается в том, что в данном случае мы рассуждаем о предмете, который не соотнесен ни с чем в мире и является замкнутым сам на себя, в результате чего мы можем делать о нем какие угодно предположения.

Еще раз хотелось бы обратить внимание на то, что категория «идеальное» появилась и получила свое развитие в результате поиска того уникального, что есть в человеке как таковом. Человек замечает в себе существенное отличие, отграничение от окружающего мира, благодаря чему ему лучше удается понять, чем же именно он является и в чем заключается его уникальность. Подобное отделение от окружающего мира чрезвычайно важно для обретения человеком своей идентичности. С другой стороны, одновременно с обнаружением в себе того уникального, что делает его тем, чем он является, у человека начинает формироваться существенная отчужденность от окружающего мира, которая становится тем больше, чем более уникальным он себя чувствует. Непонятны генетические корни подобной уникальности. Возможно ли, что человек возник совершенно внезапно? Неожиданно пришел из ниоткуда и сразу же утвердил свое право на существование в мире? Думается, что есть нечто фундаментально неправильное в строгой противопоставленности материального и идеального. В данном случае возникает существенный дисбаланс. С одной стороны – весь мир, в котором все связано со всем благодаря наличию материальной основы. С другой – совершенно независимый человек, предположительно обитающий на единственной из бесчисленного множества планет, но который, тем не менее, содержит в себе некое изолированное, замкнутое исключительно на себя идеальное. Неужели подобное возможно? Или же в данном случае все дело в чрезмерно гиперболизированной естественной установке? В установке, которая становится тем сильнее и тем более строгое логическое обоснование получает, чем в большей степени на нее ориентируется исследователь?

Чтобы не быть голословными, укажем авторов, в работах которых в качестве основы их теорий присутствует строгое разграничение материального и идеального.

Вероятно, наиболее яркое выражение данное противопоставление получило в работе Д.И. Дубровского (2002). Достаточно широко определяя идеальное в качестве субъективной реальности человека, Давид Израилевич особо подчеркивает, что обрести свою специфику, раскрыть содержание данная категория может только в случае ее противопоставления с материальным. По мнению автора, только благодаря такому противопоставлению можно избежать логической неопределенности в трактовке понятия идеального. Данное положение вполне рационально, поскольку позволяет встать на позицию строгого теоретического описания изучаемого явления. Тем не менее подобное движение от противного может заключать в себе существенные недостатки: возможны некоторые несоответствия при анализе соотношения изучаемого явления с другими близкими категориями, а также выносится за скобки вопрос о возможном происхождении категории «идеальное». По сути, происходит рассуждение о явлении, которое не соотносится ни с чем в мире. Где проходит четкая грань между материальным и идеальным, чтобы с уверенностью говорить о том, что может относиться к первому, а что – ко второму? Так, в подходе Дубровского вполне обоснованное утверждение о том, что всякая субъективная реальность есть психическое, но не всякое психическое есть субъективная реальность, поскольку некоторые классы психических явлений не могут быть логически корректно определены в качестве идеальных (например, темперамент, практические действия и др.) (Дубровский, 2002: 67), заставляет задуматься о том, что в психике есть существенный материальный компонент, раз уж идеальное не есть материальное. Быть может, этот материальный компонент открывает тайну происхождения идеального? Напротив, автор пресекает возможные попытки проследить генетические корни идеального в психике животных, поскольку считает, что «...следует ограничить объем категории идеального лишь человеческой субъективной реальностью, т. е. социальным качеством. Соответственно субъективная реальность животных должна быть выделена в особую категорию и обозначаться другим термином» (Дубровский, 2002: 122). Здесь остается неясным, в каких отношениях с материальным будет данная особая субъективная реальность.

В работе Э.В. Ильенкова (2006) вопрос о происхождении идеального, его генетических корнях и родовой соотнесенности также остается открытым. Определяя идеальное в качестве субъективного образа объективной реальности, то есть отражения внешнего мира в формах деятельности человека, его сознания и воли, данный автор выражает противоположную подходу Дубровского точку зрения о том, что идеальное есть факт не индивидуально-психологический, а общественно-исторический, продукт и форма духовного производства. Давая, на первый взгляд, материалистическое решение проблемы идеального – идеальное возникает как продукт воли и деятельности человека, – автор, тем не менее, по-прежнему придерживается строгого разграничения идеального и материального, поскольку утверждает: «В природе самой по себе, в том числе в природе человека как биологического существа, идеального нет» (Ильенков, 2006).

С другой стороны, при анализе категории «идеальное» возможна и другая крайность, когда автор, стремясь сгладить различия между материальным и идеальным, пытается наделить антропоморфными свойствами и характеристиками то, что ими обладать не должно. Так, согласно подходу В.Н. Сагатовского, идеальное и материальное не следует противопоставлять друг другу. Они взаимопроникают друг в друга, и бытие проявляет себя в единстве двух уровней – объективного и субъективного, материального и идеального. Традиционное разделение бытия на две реальности, по мнению автора, носит исключительно функциональный характер, и одно и то же сущее, в зависимости от его функциональной роли, в разных отношениях может быть и тем, и другим. Определить же характер взаимодействия можно по конечному результату: идеальная деятельность дает идеальный результат, материальная – материальный (Сагатовский, 2003).

Подобная позиция автора о том, что бытие целостно и не следует противопоставлять идеальное и материальное, довольно близка нашей точке зрения. Однако нам представляется не вполне корректной попытка сглаживания противоречий между идеальным и материальным путем расширения характеристик, традиционно приписываемых идеальному, до пределов всего мира. В частности, Валерий Николаевич, положительно отвечая на вопрос «Есть ли идеальное до человека?», дает его следующее определение: «Идеальное есть способ бытия сущих любой природы, извне предстающий как репрезентативные отношения (информация), внутренней основой направ- ленности и интерпретации которой (“отношения к...”) является энергетическое состояние самопе-реживания и сопереживания в единстве с глубинным общением (курсив мой ‒ М.А.)» (Сагатов-ский, 2003: 47).

На наш взгляд, нельзя приписывать человеческую субъектность чему-либо, кроме человека. Проблема идеального имеет невероятно богатую историю. Поиск того, что же именно составляет суть данной категории, при ярко выраженном противопоставлении материальному (иначе – всему миру), с неизбежностью должен привносить в нее большой пласт чего-то исключительно человеческого, которого нет нигде в мире, кроме нашего сознания. Поэтому нам представляются совершенно неприемлемыми попытки сглаживания противоречий между материальным и идеальным изнутри самого идеального.

Идеальное есть уникальное. В нем заключается вся суть отличий человека от окружающего мира. Идеальное должно оставаться отличным от всего окружающего в той степени, в какой для человека важно осознание собственной идентичности. Однако наличие подобной уникальности никак не должно мешать поиску ее генетических основ. Вместо того чтобы пытаться распространить то уникальное, что присутствует в человеке, на всю окружающую действительность, попытаемся выяснить, нет ли в различных проявлениях данной уникальности общих сюжетов с окружающей реальностью. Если идеальное невозможно свести ни к чему в мире без потери его сущности, то неужели одновременно с этим невозможно найти у него и никакой общей генетической основы с чем-либо в реальности?

Вопрос о соотношении идеального и материального является довольно давней и традиционной проблемой философии. Конечно, не может не вызывать восхищения сам факт постановки такого вопроса, что фактически позволило человеку осознать самого себя и встать на путь рационального взаимодействия с действительностью. Подобные события позволяют надеяться на то, что человеческий разум обладает исключительными возможностями – возникает уверенность, что ему доступно многое, потенциально, возможно, абсолютно все. Однако, представляется, было бы ошибкой утверждать, что в своем познании человек не испытывает абсолютно никаких ограничений. Постоянным сдерживающим фактором человеческого познания являются актуальные на момент создания какой-либо теории представления о мире. Очевидно, в различные исторические эпохи общая сумма знаний, а также их качество существенно разнятся. Исследователь всегда ограничен той картиной мира, которая существует в момент его жизни, и что-то очевидное в будущем может выпадать из поля зрения создателя той или иной теории просто потому, что знания об этом не существовало. Поэтому, думается, иногда было бы полезно проводить ревизию старых теорий и приводить их в соответствие с вновь полученными знаниями.

Далее мы рассмотрим наиболее яркие и характерные, на наш взгляд, противопоставленности идеального и материального и попытаемся выяснить, нет ли между этими категориями каких-либо точек соприкосновения в свете вновь полученных знаний.

Противопоставленность естественного и искусственного . Вероятно, наиболее наглядное отличие между идеальным и материальным можно заметить, обратившись к продуктам человеческой деятельности. Человек обладает волей, благодаря которой, посредством деятельности, у него появляется возможность влиять на окружающую природу и изменять ее в соответствии со своими потребностями. Причем степень воздействия человека на среду кажется совершенно беспрецедентной по уровню охвата и возможностей. Достижения науки и техники позволяют подстраивать природу под нужды человека, использовать ее в качестве сырья для непре-кращающегося технического прогресса. Более того, могущество человека настолько велико, что он может своими действиями поставить под вопрос саму возможность дальнейшего существования жизни на планете (имеются в виду угрозы оружия массового поражения и техногенных катастроф). Подобные безграничные по степени влияния на окружающую среду возможности раскрывают второй аспект противопоставления естественного и искусственного: как правило, природные процессы считаются более гармоничными и соответствующими правильному порядку вещей, чем действия человека, который своими волевыми решениями может вносить существенный дисбаланс в естественный ход вещей.

Думается, что оба данных аспекта противопоставленности естественного и искусственного оказываются несостоятельными, если обратиться к современным палеонтологическим данным.

Так, уже на самых ранних этапах возникновения биосферы можно обнаружить примеры колоссального воздействия жизни на географическую оболочку. Например, согласно задокументированным палеонтологическим находкам, чрезвычайно важная для существования современной жизни кислородная атмосфера возникла около 2,4 млрд лет назад в результате так называемого великого оксигенирования атмосферы (Great Oxygenation Event – GOE), которое стало возможным только после широкого распространения цианобактерий (Заварзин, 2010). Данный пример воздействия на географическую оболочку со стороны биосферы, в результате которого косная материя принимает нехарактерное для нее «искусственное» состояние, не является единственным. Морские рифы – другой наглядный пример прямого воздействия биоты на геоморфологию. Они являются важным фактором образования рельефа и играют роль брони на окраинах суши, предохраняя ее от размыва (Заварзин, 2010). Также нельзя не упомянуть о возникновении плодородных почв, которое было бы невозможно без почвообразующей функции древнейших растений. Так, наиболее древний гумус был открыт в 2009 г. в Подмосковье и относится к карбону, когда уже была растительность (Заварзин, 2010). Все указанные выше примеры служат подтверждением того, что граница между естественным и искусственным довольно условна, и возможность воздействия на окружающую среду не является исключительной способностью человека. Конечно, человек может значительно быстрее, чем другие биологические организмы, вносить изменения. Но если убрать фактор времени, то будет ли способность человека воздействовать на свое окружение присуща только ему и ничему более? Фактор времени действительно делает человека более уникальным, но делает ли его это исключительным? Нет, вряд ли.

Настолько же несостоятельно и приписывание исключительно человеку возможности неестественного влияния на окружающую среду. В данном случае предполагается, что все в природе существует в совершенной гармонии, в то время как человек своими действиями вносит значительный дисбаланс в естественный ход событий. У непредвзятого наблюдателя может возникнуть ощущение сильного контраста между природными процессами, где нет ничего лишнего, а все ресурсы используются с максимальной эффективностью, и действиями человека, который подвержен ошибкам и не всегда поступает так, как того требует ситуация. Подобное непредвзятое отношение должно измениться, если мы будем рассматривать процесс формирования биосферы в длительной временной перспективе. Ее история возникновения и развития полна кризисов, когда естественный на определенный момент времени порядок вещей оказывался нарушен, и ему на смену приходило нечто новое. Речь в данном случае идет о глобальных вымираниях, приводивших к смене одних видов другими в рамках одной и той же экологической ниши. Причины вымираний не всегда ясны, но среди них могут быть условно выделены внешние и внутренние. К внешним причинам можно отнести изменения географической оболочки, которые приводили к изменению гидротермических условий. К внутренним – избыточную эксплуатацию трофической базы. Глобальному кризису часто предшествует архаическое разнообразие, при котором из комбинаторного множества исходных форм субдоминантов преимущество получает одна, дающая начало доминирующим впоследствии ветвям разнообразия (правило «бутылочного горлышка») (Заварзин, 2010).

Вообще, следует отметить, что следование неким «естественным законам» нехарактерно для живого. Упрощенно говоря, живые существа всегда стремятся поглотить все доступные им ресурсы, чтобы копировать себя максимально возможное число раз. Живое само по себе достаточно эгоистично и не стремится к тому, чтобы каким-либо образом естественно ограничивать себя. С этим обстоятельством связан достаточно интересный парадокс Вернадского-Дарвина (Барцев и др., 2019), который можно сформулировать следующим образом: как возможно появление высокозамкнутой «гармоничной» биосферы, если это прямо противоречит действию естественного отбора, где выживают особи, которые захватывают больше всего ресурсов и оставляют после себя наибольшее количество жизнеспособного потомства? По мнению группы авторов, выделяющих данный парадокс, на ранних этапах возникновения жизни ни о какой замкнутой биосфере говорить не приходится – были лишь отдельные островки жизни, но никак не целостная система. Численность преимущественно распространенных в то время автотрофных организмов регулировалась скоростью поступления энергии для хемоавтотрофного синтеза из гидротермальных источников, вокруг которых они обитали. Сам же парадокс Вернадского-Дарвина, по мнению тех же авторов, разрешается в результате появления хищничества, когда формируются сложные трофические цепочки питания и численность одних видов напрямую зависит от численности других, благодаря чему и достигается «естественное» и «гармоничное» функционирование биосферы в качестве целостной системы (Барцев и др., 2019).

Противопоставленность проявленного и непроявленного . Другим немаловажным свойством идеального, которое, на первый взгляд, позволяет строго противопоставить его материальному, является эфемерность, недоступность органам чувств первого или, иначе говоря, непроявленность в мире. Если по поводу материи мы в целом можем с уверенностью сказать, есть она или же ее нет, то относительно идеального мы не можем быть настолько однозначны в выводах. Человек – мыслящее существо, обладающее сложным внутренним миром, который является для него, даже несмотря на недоступность внешнему наблюдению, более отчетливым и непосредственным, чем что-либо иное в реальности. Богатый и изменчивый внутренний мир человека является тем существенным, что отличает его от всех остальных «мертвых» вещей. Однако как-то увидеть или потрогать данную субъективную реальность человек не может.

Думается, будет ошибкой утверждать, что в мире есть еще что-то с такой же богатой внутренней реальностью, как у человека. Не стоит приписывать нашу уникальную психическую жизнь простым камням, которые лежат на дороге (хотя даже камни, если рассматривать их на атомарном уровне, не остаются всегда неизменными, не подверженными никаким процессам). Люди значительно сложнее окружающих их вещей. Тем не менее представляется, что противопоставленность проявленного и непроявленного может быть значительно сглажена либо усилена в зависимости от отношения к данной проблеме и ее интерпретации тем или иным исследователем.

Вероятно, для человека, привыкшего жить в вещном мире и доверять своим органам чувств, есть существенный контраст между объектами, с которыми он может взаимодействовать так, как ему хочется, и возникающими в его голове во время данных манипуляций мыслями, незримо сопровождающими все его действия. Иногда этот контраст становится настолько велик, что может возникнуть желание отказать в праве на существование психической реальности, чем допустить, что наши органы чувств, вообще говоря, не вполне совершенны.

Однако может возникнуть и другая крайность: человек настолько сосредотачивается на своем внутреннем мире, что начинает допускать, что процессы, происходящие в его голове, составляют некий высший, принципиально отличный от вещного мира пласт бытия, который существует независимо, подчиняется собственным закономерностям и недоступен обыденному восприятию. При этом также возникает проблема принципиальной невыразимости, невозможности адекватной передачи собственного уникального видения мира другому человеку. В данном случае описание чьей-либо субъективности может быть бесконечным, но, чтобы абсолютно точно понять другого человека, нужно быть им. Как можно свести столь богатую субъективную реальность к примитивному вещному миру без принижения человеческого достоинства?

В целом, в проблеме противопоставленности проявленного и непроявленного довольно трудно однозначно принять какую-либо позицию из представленных выше. С одной стороны, ничто другое так не обманывает органы чувств, как наша незримая психическая реальность. С другой – ничто не может сильнее подорвать доверие к миру, чем отказ от собственной субъективности. Возможно, истина частично заключена в обоих подходах, и правило золотой середины Аристотеля лучше всего применимо в данном случае.

Так, если мы отвлечемся от поиска того, какой же мир первичен – идеальный или материальный, – и взглянем на ситуацию более широко, то заметим, что человек ‒ не единственное существо, которое способно испытывать внутренние процессы. Обратившись к живой природе, мы вынуждены будем признать, что есть множество других существ, скрывающих за внешней оболочкой нечто, что, на первый взгляд, никак себя не проявляет в мире. Не будем касаться психики животных (поскольку в этом случае мы не уйдем далеко в наших рассуждениях, как и в случае с психикой человека), но спустимся на нижний телесный уровень, где внутренние процессы представлены более зримо. Например, древесное тело обычного кустарника скрывает в себе множество разнообразных процессов, критически важных для жизнедеятельности растения. Для поддержания нормального существования ему необходимо забирать энергию и минеральные вещества из окружающей среды и распределять их равномерно по всему организму. Очевидно, что разрушение тела приведет к исчезновению всех его внутренних процессов, и в этом случае непроявленное станет также и несуществующим. Вероятно, будет абсурдом выделять для данных процессов некий специфический пласт реальности, поскольку они в той же степени принадлежат миру и представлены в нем, в какой связаны с конкретным растением и важны для его индивидуального существования. С другой стороны, данные индивидуальные процессы могут стать чуть более представленными, если в результате их хорошего функционирования сама особь становится немного заметнее в мире. Если наш кустарник в результате исключительно хорошего обмена веществ начнет давать больше плодов, то станет более заметен для проходящих мимо животных, и они будут чаще у него останавливаться, чтобы полакомиться его плодами и помочь с распространением семян. Размножившись в потомстве, новую жизнь получают и процессы изначального родительского растения – степень их представленности в мире меняется, и они начинают чуть больше оказывать на него влияние.

Конечно, наш пример довольно примитивен, однако с его помощью мы хотим показать, что в мире есть большое количество непроявленных внешне процессов, и человек в данном случае не является исключением. Возникает множество вопросов, без ответа на которые невозможно утвердить исключительный статус идеального. Как внутренние процессы других вещей относятся к миру? Почему они относятся к миру как-то иначе, чем мышление человека? Можно ли утверждать, что только мышление человека способно создавать искусственные продукты, находящие свое выражение вне организма? Думается, что наши индивидуальные мысли имеют ту же представленность в мире и отношение к нему, что и процесс пищеварения, происходящий в нашем организме. Если какая-либо мысль не находит своего воплощения в реальности (в слове, мелодии, формуле и пр.) ‒ это один случай: очевидно, данная мысль важна для того конкретного человека, который ее произвел, однако должна сразу уйти в небытие после того, как о ней забудут.

Но если чья-либо индивидуальная мысль подхватывается кем-то еще, становится близкой и доступной другому, то степень ее представленности в мире меняется, и она начинает чуть больше принадлежать реальности. Только то, что проявлено, имеет значение.

Противопоставленность совершенного и обыденного . Наконец, хотелось бы рассмотреть наиболее характерное свойство идеального, которое, на наш взгляд, в наибольшей степени соответствует данной категории и находится в наибольшей оппозиции к реальному миру. Данное свойство выражается в том, что благодаря обращению к сфере идеального, посредством своего мышления, человек способен создавать идеальные предметы или образцы различных обычных вещей и процессов. Вероятно, наиболее полное и строгое определение идеальных объектов можно встретить в науке, и нередко наличие таких объектов рассматривают как один из существенных признаков теоретического знания (Розов, 1998). Наиболее типичные примеры идеальных научных объектов – это материальная точка или твердое тело в механике, идеальный газ в термодинамике и т. д. Отличительной особенностью любого идеализированного теоретического объекта, по мнению В.С. Степина, является то, что они «...наделены не только такими свойствами, которые мы можем обнаружить в реальном взаимодействии объектов опыта, но и признаками, которых нет ни у одного реального объекта. Например, материальную точку определяют как тело, лишенное размеров, но сосредотачивающее в себе всю массу тела. Таких тел в природе нет» (Степин, 1992: 93). Интересен и процесс создания идеальных объектов науки. Идеализация, органически связанная с мысленной операцией абстрагирования, есть упрощение, дающее возможность отвлечься от качеств объекта исследования, носящих временный, преходящий характер и не интересующих исследователя в его теоретических построениях, а также выделение тех свойств, которые существенны для исследования и в наибольшей степени интересны исследователю (Исмаилов, 2003). По мнению М.А. Розова, возникновение представления об идеальных объектах всегда связано с возникновением в сознании исследователя определенных программ познавательной деятельности, например, понятие материальной точки «...вводится как программа, которая фиксирует сферу применимости теории, сферу применимости ее методов» (Розов, 1998: 42).

Думается, в данном контексте, рассматривая идеальный объект как упрощение действительности и некую реализуемую программу, мы можем найти некоторые аналогии и в материальном мире. Так, если мы обратимся к нашему телу, то вынуждены будем признать, что не существует абсолютного образца нашей материальной оболочки. Все течет, все меняется в этом мире, и наше тело не является исключением. Жизнь человека делится на различные периоды (детство, юность, зрелость, старость), каждый из которых обладает своими специфическими свойствами и характеристиками. Даже в период нашего наивысшего развития в середине жизни, когда все наши физиологические функции работают идеально и мы становимся лучшей из возможных версий себя (в физиологическом отношении), все же нельзя сказать, что в какой-то момент времени возникает наша абсолютная версия, являющаяся тем образцом, ради которого осуществлялось все предшествующее развитие. Каждую секунду в нашем теле происходят регенеративные процессы, в результате которых старые клетки заменяются новыми. В этом отношении можно сказать, что в реальности всегда существует лишь некая обобщенная версия нашего тела, но истинной версии, того образца, который в наибольшей степени соответствует нашей материальной оболочке, в действительности никогда не возникало.

Но если такого образца нет в реальности, то на что тогда ориентируется наше тело в процессе постоянного конструирования самого себя?

Традиционно процесс построения нашего тела связывают с работой генетических структур, содержащихся в ядре клеток. Огромное количество составляющих наш организм элементарных «кирпичиков» возникает не беспорядочно, а в соответствии со строгим образцом, соответствующим геному человеческого тела. Нашу ДНК можно рассматривать в качестве своеобразной программы, в которой закодирован способ синтеза белка клеток организма. Несмотря на то, что данный код является очень устойчивым и обладает действенной защитой, позволяющей устранять возникающие ошибки, тем не менее, всегда существуют расхождения между закодированным образцом и тем, что получается в реальности. В данном случае можно утверждать, что наши генетические структуры всегда дают лишь некий усредненный, упрощенный вариант клетки, однако то, какой клетка будет в реальности, определяется множеством средовых факторов (это может зависеть от питания организма, температуры среды обитания, давления и прочих условий). Возникает заключенное в нашем теле расхождение между образцом и действительностью, постоянная недостижимость совершенства в реальности.

Конечно, наша аналогия может встретить серьезные возражения, поскольку есть большие различия между механическим процессом синтеза белка и сознательно-творческим процессом создания идеальных объектов. Признавая обоснованность данных возражений, укажем, что нашей аналогией мы лишь хотели продемонстрировать тот факт, что не только человеку свойственно создавать образцы.

Идеальное и информация . Поиск аналогов различных свойств идеального в материальном, предпринятый нами выше, вероятно, в некотором смысле будет все же не вполне корректным, поскольку на любой найденный нами пример можно всегда заметить, что идеальное целостно и неразложимо на отдельные части без потери собственной целостности. Выделение некоторых точек соприкосновения между различными явлениями действительности и идеальным еще ни о чем не говорит, поскольку в мире, как правило, многое обладает сходством с чем-либо, но при этом не утрачивает своей специфики. Например, городские небоскребы в некотором отношении подобны горам, но это не значит, что данные объекты в чем-то схожи друг с другом, помимо своей высоты.

Тем не менее, предположим, что в отношении идеального этот поиск все же имеет значительно больший смысл, чем относительно чего-то другого, поскольку, согласно изначальным теоретическим посылкам, идеальное не связано вообще ни с чем в материальном мире.

Кроме того, помимо приведенных выше отдельных схожих черт, у идеального с материальным можно обнаружить и более глубокую общую основу, свидетельствующую о том, что интересующая нас категория имеет намного больше связей с реальным миром, чем предполагалось изначально.

В наших поисках общих сюжетов между материальным и идеальным мы неизменно затрагивали тему живого. Обращение только к этой категории уже выполняет поставленную нами цель по устранению резкого противопоставления между материальным и идеальным, поскольку последнее всегда тесно связано с субъективным внутренним миром человека. Однако гораздо более важно, что выделение общих свойств у живого и идеального также требует необходимого прояснения вопроса о том, какое отношение к материальному и идеальному имеет такая распространенная в современной философии категория, как «информация».

Пришедший из латинского языка термин «информация» можно перевести как «представление», «понятие», «сведения», «сообщение» и т. п. Будучи интуитивно ясным, данный термин обладает крайне обширным смысловым полем, поэтому трудно поддается определению (Корогодин, Корогодина, 2000). Связано это с тем, что информация не принадлежит материальному миру; о ней нельзя сказать, дискретная ли это вещь или неразрывный поток, а значит, мы не можем ее определить через вычленение круга явлений, к которым она относится, либо путем сведения ее к чему-то более элементарному. По выражению одного из основоположников кибернетики Н. Винера: «Информация есть информация, а не материя и не энергия» (Винер, 1968: 201). Следует также отметить причину особого внимания к информации, пояснить, в результате чего, собственно, возникает развитая информационная теория. Интерес к данному явлению обусловлен появлением представлений о саморазвивающихся, самоорганизующихся системах. В XX веке ряд исследователей обнаружил, что в окружающем мире есть совершенно особый класс объектов, который способен совершать целенаправленные действия, в отличие от всех остальных, способных подвергаться лишь механическим изменениям. Данные объекты являются живыми существами, и, соответственно, появилась необходимость объяснить, чем обусловлена присущая исключительно им целенаправленная активность. Возникает предположение, что живые существа способны оперировать информацией, осуществлять информационное взаимодействие, и их целенаправленная активность связана с необходимостью копирования, сохранения и воспроизведения информации (Корогодин, Корогодина, 2000).

Довольно интересно появление подобной категории, предположительно не относящейся к материальному миру. Разве ее возникновение не требует кардинального пересмотра существующих представлений об идеальном? Если все представления об идеальном вытекают из противопоставления материальному, то как возможно появление более широкой категории (с информацией, помимо людей, взаимодействуют животные, к идеальному никакого отношения не имеющие), которая также никак не связана с материальным? Можно ли в данном случае избежать смешения понятий или же требуется поглощение одной категории за счет расширенного толкования другой? Не будет ли страдать теория в случае существования двух равноправных категорий, оппозиционных материальному, от чрезмерного усложнения и введения большого количества сомнительных условностей?

На наш взгляд, избежать подобных трудностей можно только в том случае, если признать, что исходная теоретическая предпосылка о противопоставлении идеального и материального является в корне неверной. Если непредвзято рассматривать сам факт появления информационной теории в сфере философского дискурса, то следует заключить, что произошло не появление кардинально новой категории, а лишь расширение наших знаний о действительности. Человек немного больше узнал о мире, который его окружает, усовершенствовал методы познания и обнаружил, что старая теория, создававшаяся в очень ограниченных условиях, является непригодной и крайне односторонней.

Но если описанное выше расширение представлений человека об окружающей реальности уже случилось однажды, то можно ли надеяться, что оно не произойдет вновь? Почему должно сохраняться противопоставление между информацией и материальным миром, если исходные предпосылки подобной оппозиции в высшей степени произвольны и обусловлены исключительно нашим неведением и несовершенством методов познания? Возможно, виной тому чрезмерный антропоморфизм самого термина «информация», который возник сначала как исключительно культурный феномен, а затем распространился на ряд схожих явлений. Соответственно, постановка его в оппозицию к материальному, как и в случае с идеальным, не позволяет информации утратить некое уникальное человеческое качество, изначально присущее ей. Но в данном случае вновь возникает проблема замкнутости термина исключительно на самого себя, что позволяет делать о его природе и свойствах абсолютно любые предположения и не способствует четкости определений.

Думается, что преодоление указанного выше антропоморфизма возможно, если обратиться к сути информации. Согласно информационной теории (Корогодин, Корогодина, 2000), информация может храниться на совершенно разных носителях и никак не зависит от их материала. Значение имеет лишь правильно воспроизведенный код, который позволяет в дальнейшем взаимодействовать с информацией. Но что такое код, как не последовательность определенных информационных обозначений? Поэтому, отождествив информацию с последовательностью (будь то последовательность атомов, клеток или букв), изучая, при каких условиях та или иная последовательность может возникнуть и развиваться, а также взаимодействовать с другой последовательностью, у нас появляется возможность преодолеть чрезмерный антропоморфизм исходного термина «информация». Таким образом, мы можем выйти за границы замкнутого информационного мира в более широкую реальность последовательностей.

Заключение . К сожалению или же к счастью, человеку не известны абсолютно все свойства окружающего мира. Иногда то, что кажется совершенно очевидным сегодня, может стать довольно сомнительным завтра. Хотя при анализе двух явлений, основанном на противопоставлении, у нас открываются возможности для их строгого логического анализа, а также поиска того уникального, что составляет их сущностную характеристику, вероятно, полный отказ от поиска родовой соотнесенности в свете постоянно приобретаемых знаний будет большой ошибкой. Все наши знания о таком уникальном явлении, как идеальное, без соотнесения его с родом, будут в высшей степени гипотетическими, а определение – чрезвычайно туманным и расплывчатым. Чем же данная уникальность может быть, если все в видимом мире является ее противоположностью?

Однако, преодолев оппозицию материального и идеального, установив генетическую связь последнего с реальным миром, у нас появляется возможность сделать о нем некоторое предположение. В данном случае, не имея возможности наблюдать идеальное непосредственно, мы все же можем предположить, что оно не является чем-то абсолютно непонятным, но предстает в виде последовательности или совокупности чего-то уникального, присущего исключительно людям и ничему больше в мире, а значит, должно подчиняться закономерностям, присущим всем последовательностям в целом. Возможно, данное предположение может показаться довольно простым и не обладающим необходимой теоретической глубиной, но для большей убедительности нужен и поиск более широких аналогий с реальным миром, который, очевидно, выходит за рамки объема стандартной журнальной статьи. Эти искания никогда не должны прекращаться, иначе, постоянно оставаясь в поле старых представлений и определений, наши рассуждения ничем не будут отличаться от процесса механической перетасовки колоды старых карт, сопровождаемого иррациональной надеждой на то, что карты с оригинальными идеями будут появляться из нее немного чаще, чем обычно.