Возможный мир: семантика, структура и границы

 ной оценки логично вытекает совет Кар-тезия о том, как оградить себя от действия данной причины: познавательная деятельность разума должна всегда предшествовать решению воли; в «Правилах для руководства ума» он записывает его в качестве наипервейшего.

По нашему мнению, воля может вести к заблуждениям, но не всегда. Иногда она способствует достижению истины. Мы классифицируем этот фактор как такой, который может влиять на процесс познания как негативно, уводя от истины, так и позитивно, приближая к ней.

Память, чувство, воображение и рассудок в значительной мере связаны с опытом. Эта их взаимосвязь и вызывает ошибки и заблуждения в обработке информации с их помощью, и только разум никогда не может быть введен в заблуждение никаким опытом, если он усматривает исключительно лишь ту вещь, которая является его объектом, поскольку он располагает ею или в самом себе, или в образе, и если вдобавок он не признает ни того, что воображение верно воспроизводит объекты чувств, ни того, что чувства воспринимают действительные фигуры вещей.

Иногда разум вводит в заблуждение неправильное, неточное употребление слов и познавательных знаков. Это происходит, например, тогда, когда сущность отличается от предмета, но обозначается одним и тем же словом. Бывает и так, что мы, пишет Р. Декарт, закрепляем наши понятия в словах, неточно соответствую

щих вещам, тогда надо по порядку внимательно пересмотреть имеющиеся у нас понятия, и те из них - в отдельности и все вместе - которые при таком пересмотре будут признаны ясными и отчетливыми, следует считать истинами. В достижении истины лучше использовать ясные и отчетливые понятия; неясное и неотчетливое следует либо прояснить, либо отказаться от их употребления.

Таким образом, Р. Декарт выявляет ряд гносеологических факторов, объясняющих появление различных элементов гносеологического ряда, но не ставит проблему их систематизации; по нашему мнению, такая систематизация детерминационных оснований гносеологического ряда необходима. Эту задачу должны разрешить современные эпистемологические исследования.

-Ти ‘.-30 -

В. Г. СЕМЕНОВА         ■

(Таганрог)            '

ВОЗМОЖНЫЙ МИР: СЕМАНТИКА, СТРУКТУРА И ГРАНИЦЫ

Освещается проблема семантического моделирования возможных миров с точки зрения, влияния языка на формирование представлений о развитии событий. Вскрывается парадоксальность семантики возможных миров и выделяются антиномии, ранее не отмеченные исследователями.

Изучение семантики возможных миров имеет очень давнюю традицию, но совершенно очевидно, что каждый новый этап в развитии науки выдвигает особые требования к исследованию ее объектов. Это в полной мере касается и так называемой теории возможных миров. Современный этап в развитии философии - очень яркий и плодотворный, ибо он носит интегративный и систематизирующий характер, предполагает комплексный подход к анализу любого изучаемого явления. Философия развивается под знаком языка, который является для философа единственным инструментом, позволяющим автору не только «размышлять или говорить о мире», но и «анализировать способы раз- мышлений и высказываний о мире»1. Поэтому цель исследования заключается в том, чтобы выявить специфику модели возможного мира и показать, как язык влияет на формирование представлений о возможном положении дел в мире.

Этой проблеме посвящено большое количество работ (см., например, Д. Льюис, Р. Монтегю, М. Крессвелл, С. Крипке, У. Куайн, Я. Хинтикка, Э. Сааринен, М.Тули, П. ван Инваген, Л. Линский, В.В. Целищев, Р.И. Павиленис и др.). Однако вопрос о структуре возможного мира, определении его границ до сих пор продолжает оставаться сложным. В этой связи наметим лишь самые общие его контуры.

Понятие возможного мира чаще всего интерпретируется как «возможное состояние дел или возможный ход событий» 2. Оно тесно связано с понятием «модель». Модель возможного мира можно определить как сокращенное и упрощенное отображение представлений о возможном положении дел в мире. Решение этой задачи связано с использованием языка, посредством которого человек может выходить в более абстрактные сферы и строить свои представления о непосредственно наблюдаемом и ненаблюдаемом. Еще Л. Витгенштейн в предисловии к «Логико-философскому трактату» писал: «То, что вообще может быть высказано, может быть высказано ясно, то же, о чем мы не можем говорить, должно быть обойдено молчанием». Речь идет о специфичности и уникальности языка как особого кода модели возможного мира. Именно язык может описать модель возможного мира во всей ее совокупности и с любой степенью подробности.

Между реальным и возможным миром пролегает определенное расстояние (и определенное время), своего рода пограничная полоса, поэтому «вход» в возможный мир должен быть отмечен и выделен при помощи специальных языковых средств: модальных слов, наклонения, интонации и т. п. Это позволяет предположить, что модель возможного мира может быть описана не столько с помощью языка, сколько по принципу языка, что ставит семан- тический анализ теории возможных миров на гораздо более глубокую, чем прежде, основу. Поэтому есть основания полагать, что модель возможного мира структурирует язык, а язык структурирует модель возможного мира. В этой связи совершенно очевидно, что определение границ возможных миров и принципа их организации имеет не только собственно философский аспект, но и аспект лингвистический. Недаром философ языка Дж. Катц писал, что связь философии с лингвистикой «является не случайной - в том смысле, что развитие философии науки опирается на совершенствование методологии и теории языка, а прямой и непосредственной, состоящей в том, что философские теории опираются на теорию языковых конструкций и методологию работы с ними»3.

Возможный мир отражает некоторое ограниченное пространство мира в определенный отрезок времени, поэтому он, так же как и мир реальный, должен иметь определенные границы, временные рамки, которые бы достаточно точно локализовали события во времени. Эти пространственно-временные рамки создают дейктики, которые предназначены для объективации тех или иных языковых смыслов. Существенно, что пространственно-временные показатели выражаются не только в виде непосредственных указаний на время и пространство, но опосредованно. Речь идет о таких элементах окружения человека, которые сами по себе как будто не связаны со временем и пространством, но тем не менее функционально являются равноправными членами пространственно-временной классификационной системы. Как отмечал Э. Бенвенист, «язык устроен таким образом, что позволяет каждому говорящему присваивать себе язык целиком, обозначая себя как я. Личные местоимения - первая точка опоры для выявления субъективности в языке. От этих местоимений зависят, в свою очередь, другие классы местоимений, разделяющие тот же статус. Таковы указатели дейксиса, указательные местоимения, наречия, прилагательные, которые организуют пространственные и временные отношения вокруг “субъекта”, принятого за ориентир: “это,

ж

здесь, теперь” и их многочисленные корреляты “то, вчера, в прошлом году, завтра и т. д.” Они имеют одну общую черту — все они определяются только по отношению к единовременному акту речи, в котором они производятся, т. е. все они находятся в зависимости от я, высказывающегося в данном акте» 1. При этом мы будем исходить из того безусловного положения, согласно которому представление возможных вариантов событий зависит от точки зрения говорящего. Именно способ восприятия имеет приоритет перед действительным положением вещей. Имея привязку к языку и будучи преломленным через его формы, возможный мир является отображением категоризующей деятельности человека. Антропоцентричность модели возможного мира выражается в ее ориентации на человека; человек же, в свою очередь, ориентирует свою жизнь на модель возможного мира. Описывая один из фрагментов действительности, говорящий мысленно образует из него разные положения дел. Это значит, что все описания возможных положений дел различаются между собой взглядом говорящего на ситуацию.

«Что бесспорно, то мертво», - это выражение древних в первую очередь относится к научной истине, которая только затем и рождается в спорах, чтобы тут же быть подвергнутой сомнению и тем самым дать толчок новому движению мысли. Движение же, точнее, развитие - основная форма существования мысли -представляет собой такой процесс, в каждый момент которого развивающееся явление одновременно равно и не равно самому себе, т. е. содержит в себе противоречие, антиномию. Весьма важно в связи с этим осознание того факта, что семантика в модели возможного мира парадоксальна по самой своей природе. Представим здесь самые общие и наиболее заметные антиномии, ранее не всегда отмечаемые исследователями как внутренне противоречивые, что позволит увидеть, на наш взгляд, сложность этого явления как предмета семантических исследований, выявит проблематику и основные направления научных изысканий в этой области.

В силу разнонаправленного отображения представлений о возможном положении дел в мире, зависящих от позиции говорящего субъекта, адресата, их взаимодействия в коммуникации, ситуации общения, да и самой описываемой знаком действительности, семантика в модели возможного мира одновременно является субъективной и объективной. Рассмотрим следующие примеры: «Alice, viewed fullface, is strikingly beautifull, but Alice, viewed in profile, is aesthetically unremarkable»; «Mary was wiser in 1685 than she was in 1680»² «Если посмотреть на Алису в анфас - то она поразительно красивая, но если на Алису посмотреть в профиль, то она ничем не привлекательная»; «В 1685 году Мери была умнее, чем в 1680».

Следует отметить, что семантическое содержание предикатных слов, выражающих то, что мы «думаем о мире», и ориентированных на познающего субъекта, указывает не на объективные признаки лица (референта имени), а на отношение к нему говорящего, т. е. содержит в себе аспект прагматический, включающий в качестве центральных понятия оценочности и субъективности. То, что думает об Алисе или Мери определенный носитель языка, может и не соответствовать положению вещей в действительном мире. Показательна в этом отношении мысль В.В. Целищева о том, что «рассмотрение совокупности возможных миров, совместимых с чьим-либо знанием или верой, определяется, скорее, концептуальной схемой субъекта, а не фактами реального мира. Субъект может знать о некотором факте или верить в некоторые факты в определенной степени независимо от подлинных фактов реального мира»3. Различия между этими высказываниями состоят не в разной степени удаленности прошлого события от момента речи, а в том, как говорящий воспринимает время этого события. При этом нельзя не учитывать, что, выражая сложный и подчас противоречивый смысл сразу с многих точек зрения, семантика в модели возможного мира в то же время является объективной, поскольку отображает качества именно такой действительности (пусть даже воображаемой), какую выбрал говорящий.

¹ Бенвенист, Э. О субъективности в языке / Э. Бенвенист Ц Общая лингвистика / Э. Бенвенист. М„ 2002. С. 296. «

А.Ф. Лосев справедливо отмечал, что «язык представляет собою не просто действительность, но и какую угодно действительность, в том числе и предполагаемую, а иной раз даже фиктивную, даже сознательно искаженную и без всяких оснований придуманную» *. В этой связи исключительную важность для семантики возможных миров представляет анализ аномальных (некорректных, дефектных) предложений, семантическая нестандартность которых порождает такой их смысловой эффект, который обозначает противоречивое единство бессмысленного и осмысленного.

Рассмотрим предложение: «St. Paul's in 1850 was dingy»² - «В 1850 году Св. Павел был звонкий». Анализируя высказывания такого рода, можно отметить, что глагол был в них передает идею тождественности, а не только грамматические категории времени и наклонения. Подлежащее (Се. Павел) реализует в предложении свою способность указывать на некоторый объект, в то время как «вклад» сказуемого в семантику предложения создается его сигнификативным содержанием. В предикативной функции выступает имя прилагательное звонкий со связкой был, которые актуализируют то, что в момент речи обозначаемое качество отсутствует. Следовательно, решающую роль здесь играет признак локализованности во времени, потому что сообщаемое этого предложения сконцентрировано в обстоятельстве времени (в «области бытия»), которое указывает на момент, предшествующий моменту речи.

Необходимо отметить, что это предложение грамматически правильное. Однако в то же самое время надо признать, что оно с языковой точки зрения не безупречно, потому что в нем не совместимы не только слова (Св. Павел был звонкий), но и соответствующие им понятия. Поэтому грамматическую правильность не следует путать с осмысленностью, истинностью предложения. Аномальность этой конструкции вызывается рассогласованием коммуникативно выделенных компонентов существительного и конструкции в целом, следовательно, понимание синтаксической структуры этого предложения зависит от знания коммуникативных намерений говорящего или от знания устройства мира. Обычно в логике такие высказывания принято считать эмпирически ложными, т. е. ложными для данного мира, и в то же время бессмысленными. Их отрицательные корреляты оцениваются как истинные и осмысленные ( ср. Ложно, что в 1850 году Св. Павел был звонкий). Несмотря на то, что это предложение семантически аномально, однако оно не противопоказано естественному языку и, будучи употребленным в определенном контексте, способно получить при определенных условиях вполне осмысленную интерпретацию в текстах определенных стилей и жанров художественной литературы. Поэтому для того, чтобы стать истинным, такое предложение должно быть отнесено к другим мирам: к некоторой воображаемой действительности, вымышленному миру художественного произведения и др. По всей видимости, путь к пониманию такого рода предложений можно найти в семантическом преобразовании слов. Это предложение вполне может встретиться в сказке, персонажами которой могут быть звуки, наделенные всеми психологическими свойствами людей. Информативно оно в силу того, что его предикат, помимо сигнификативной части своего значения, имеет содержательные коннотации. Какая именно из присущих предикату коннотаций имеется в виду говорящим, зависит от контекста. По мнению И.М. Кобозевой, «та же категориальная несовместимость, которая порождает бессмыслицу, обнаруживается в любой живой поэтической метафоре, в составе которой не только не затемняет содержание, но и служит средством повышения образности, выразительности речи»3. И тогда противоречивые предложения переосмысляются как не содержащие противоречия, а разгадка «бессмысленных осмысленных высказываний» заключается в тех возможных способах представления, которые противостоят привычному и известному.

Проблема семантики возможных миров неотделима от проблемы идентификации объектов сквозь возможные миры. Процедура идентификации состоит в ус- тановлении тождества объекта самому себе путем сопоставления признаков, свойств, извлекаемых из предшествующего опыта, с непосредственно наблюдаемыми чертами. Однако для того чтобы идентифицировать объекты сквозь возможные миры, необходимо их распознать в разных возможных мирах. А это представляет определенную трудность, которая объясняется, с одной стороны, максимальной изменчивостью свойств объектов при пере. ходе от одного возможного мира к другому, а с другой - их стабильностью. Вопреки многообразной изменчивости, относительная устойчивость свойств может быть объяснена тем, что некоторые из них присущи объектам во всех возможных мирах и представляют сущность объекта, его неизменную основу. Отождествляться могут не только одновременные, но и разновременные проявления объектов. Поэтому тождество не исключает фактор времени и временное измерение объектов. Выбор в качестве точки отсчета определенного признака из числа всех, присущих объекту, обусловлен субъектом и це лью познания действительности. В зависимости от цели и ситуации люди видят «онтологически тождественные реалии» с разных сторон. Следовательно, знание динамично и фокусируется вокруг различных признаков обозначаемых объектов.

Все изложенное выше показывает, что семантика в модели возможного мира как соответствующая разным представлениям и потому внутренне противоречивая сущность обладает рядом противоположных свойств, позволяющих говорить об анти-номичности как организующем принципе этой сущности. Уравновешенность противоположно направленных тенденций (объективность - субъективность; бессмысленность - осмысленность; максимальная изменчивость - стабильность) в модели возможного мира определяет ее специфику. Перечисленные условия существования объектов в возможных мирах далеко не исчерпывают всей сложности, а может быть, и неисчерпаемости понятия возможного мира, однако собранные воедино, они обозначают его параметры и амплитуду «семантических колебаний».