Возникновение и развитие древнеболгарской исторической апокалиптики в xi-xii веках

DOI:

Цитирование. Полывянный Д. И. Возникновение и развитие древнеболгарской исторической апока-липтики в XI–XII веках // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регио-новедение. Международные отношения. – 2018. – Т. 23, № 5. – С. 219–229. – DOI: jvolsu4.2018.5.20

Введение. Комплекс историко-апокалиптических сочинений, возникший в Болгарии не позднее конца XI – начала XII в., считается уникальной и важнейшей частью ее средневековой книжности [11; 13]. В него входят интерполированная версия «Откровение Мефодия Патарского» (далее в тексте ОМП) [22, с. 167–173], «Видение Даниила пророка о царях, о последних днях, и о кончине века» (ВД) [22, c. 118–124], «Толкование Даниилово» (ТД) [22, с. 125–127] и «Сказание святого Исаии пророка о будущих летах, о царях, и об Антихристе, который будет» (СИ) [22, с. 150–154]. Еще в конце XIX в. на эти тексты (кроме СИ, открытого в начале 1980-х гг.) обратили внимание российские и зарубежные слависты, труды которых сочетали филологические и исторические подходы [10; 12]. В исследованиях первой половины XX в. историко-апокалиптическая книжность рассматривалась в контексте распространения в Болгарии богомильства [8], а в 1950–1970-е гг. внимание исследователей привлекало прежде всего отражение в ней массовых представлений о социальных бедствиях, политических и военных событиях отдельных эпох [5]. В последней трети XX в. этими сочинениями заинтересовались не только болгарские и российские слависты, но и исследователи византийской апокалиптики [25; 30]; были выпущены в свет критические издания и антологии переводов на английский и болгарский языки [22; 32]. В наше столетие изучение исторической апо-калиптики стало одним из трендов исследования культуры европейского и средиземноморского Средневековья [28], что позволяет рассмотреть древнеболгарские историко-апокалиптические сочинения на более широком сопоставительном фоне.

На наш взгляд, для адекватной интерпретации раннего комплекса болгарских историко-апокалиптических сочинений 2 особенно важно, во-первых, выяснить отличия идейного содержания и топики болгарских редакций от первоначальных славянских переводов с греческих литературных образцов, и, во-вторых, выделить особенности исторической обстановки и социально-культурной среды, в которых создавались эти редакции. Эти вопросы и будут рассмотрены в настоящей статье.

Методы. Как отмечает А. Милтенова, историко-апокалиптические произведения «компилировались и переводились, чтобы предложить интерпретации болгарской истории и подчеркнуть положение болгарских государей среди правителей других христианских царств» [31, р. 707]. Целью этого, по мнению исследовательницы, было «дать отпор чуждому господству, идеализируя болгарское прошлое и отражая восстания против визан- тийской власти» [22, c. 25]. М. Каймакамова распространяет на весь комплекс сочинений введенное Й. Ивановым условное название «апокрифические летописи» и подчеркивает, что «они отличаются ярко выраженным патриотизмом, ставшим основной опорой сознания болгар как народа в XI–XIII вв.» [11, с. 507]. На наш взгляд, анализ поэтапного формирования данных текстов позволяет существенно откорректировать этот вывод.

Нередко историко-апокрифические сочинения трактуются как своеобразные «ребусы», в которых образованные и информированные средневековые книжники намеренно «шифровали» известные им исторические сведения, используя ветхозаветные и апокалиптические образы, чтобы запутать своего будущего читателя [17, с. 82–84]. Аналогичными издержками, на наш взгляд, характеризуются нумерологические объяснения времени и обстоятельств создания этого рода произведений или попытки «расшифровки» хронологических данных, например, сроков правления или жизни государей, приводимых их составителями [18]. Разделяя в целом мнение, что христианская апокалиптика «является плодом страданий, а не академических упражнений» [24, с. 303], автор, тем не менее, считает важным установить механизмы «присвоения» византийских апокалиптических произведений древнеболгарской книжной традицией.

В новейших трудах болгарских медиевистов содержание историко-апокалиптических сочинений интерпретируется через художественный язык, основанный на ветхозаветной поэтике и топике, которым посвящены работы И. Билярского и о. Николая Шиварова [2; 23; 24]. А. Николов обратился к интересующим нас текстам как источникам сведений об «историческом сознании и политической мысли болгар в последние десятилетия существования Первой болгарской державы и первых десятилетий византийской власти» [16]. Исследование основных представлений («топосов») ранней болгарской исторической апо-калиптики в широком сравнительно-историческом контексте предпринято Ц. Степановым [19]. В данной работе сделана попытка дополнить анализ идейного и художественного содержания произведений установлением отдельных методов их «монтажа» в простран- ственных, временных и просопографических измерениях болгарской истории.

А. Милтенова, уточнив термин «цикл», примененный Э. Георгиевым [4, с. 264] к историко-эсхатологическим текстам в составе Драголева сборника второй половины XIII в.3, назвала комплексы таких текстов, объединенных временем и обстоятельствами их создания, «циклами историко-апокалиптических произведений». Приняв, что такой цикл может быть представлен как в одной рукописи, так и в разновременных списках входящих в него отдельных произведений, она вывела понятие цикла историко-апокалиптических произведений из области текстологии в поле литературной и культурной истории. Помимо интересующего нас цикла был выделен еще один, датируемый концом XII – серединой XIII в. [22, с. 24–26]; накапливается материал по третьему циклу сочинений, формировавшемуся во время османского завоевания Балкан и приобретшему общеславянский характер [14]. На материале раннего комплекса сочинений мы развиваем понятие «цикл», вводя тезис о цикличности формирования древнеболгарской историко-апокалиптической традиции в целом, и раскрываем отдельные механизмы складывания цикличности.

Анализ. Основу для формирования цикла историко-апокалиптических сочинений составили переводы аналогичных греческих текстов, сделанные, как считает большинство авторов, в Х в. (для ТД первоначальный греческий текст пока не установлен). После падения первого Болгарского царства под власть Византии эти переводы активно использовались для интерполяций и составления из их частей новых редакций.

Так, ОМП в версии Драголева сборника сокращено за счет вводной исторической части, что акцентирует внимание на апокалиптических пророчествах, а исключение панегирика Византии освобождает место для болгарской версии конца времен. Пророчество об изобилии золота продолжено описанием встречи двух братьев, отправившихся навстречу друг другу от Средца и Солуни по основному направлению болгаро-византийских войн конца Х – начала XI в. в дни «воздыхания великого и неутешного от всей неправды» [10, с. 140]. Эта интерполяция привязывала апо- калиптические знамения к «оси» Солунь – Сре-дец и помещала оба центра в политико-географических координатах «конца света», открывая возможности для дальнейшей локализации апокалиптических событий в болгарских землях. Апокалиптические события, таким образом, переносились на локальный уровень, и содержание пророчества, соответственно, акцентировало не политические и военные катаклизмы, а социальные бедствия.

Аналогичные способы «картографирования» апокалипсиса в болгарских землях представлены в двух других сочинениях, тематически и текстологически связанных с ОМП. В ВД войска двух «мучителей», идущих навстречу друг другу по древнему пути Via Egnatia «от того града» (Солуни) с востока и от Главиницы на западе, встречаются «на месте, нарицаемом Акродуний» [22, c. 119]. При переосмыслении в процессе перевода название квартала Сиракуз, упоминавшееся в греческих прототипах ОМП и ВД, было соотнесено с лежащим на этом пути Охридом [10, c. 263] – последней столицей Болгарского царства в 1018 г., где ВД также локализует помазание на царство не названного по имени государя [22, c. 129].

Сакральная картография болгарского запада увязывается в этих текстах с мировым Апокалипсисом, а затем уточняется через местные топонимы (Главиница, Перник, Вельбужд, Струмица) и места битв (поля Ед-рило или Адрино, Овче и Грахово, окрестности Средца и Скопле, берега Дуная). На пересечении балканских, а с ними и мировых осей помещается Средец, локальная топонимика окрестностей которого (Бояна, Витоша, Мрака) также приобретает апокалиптические акценты.

Согласно СИ, из Средца на четыре стороны света двинутся войска тридцать седьмого царя-мучителя Гордия Чигочина, а в горе Витоша найдут убежище «святые отцы от земли Болгарской» [22, c. 150] (ТД говорит о святых «от всех земель» [22, c. 125– 126]). К святым обратится за помощью, чтобы победить Гордия, «войско» противостоящего мучителю «царя Гагена» – «патриархи, и епископы, и монахи, и попы» [22, c. 150]. «Святая и прекрасная телом» девица выведет из горы триста святых отцов, которые

«поведут Гагена за правую руку» и благословят на битву при находящемся близ Сре-деца двуустом колодце [22, с. 119, 150]. Продолжает сакральную топографию болгарского запада предсказание о Струмице и Глави-нице, которые «нарекутся матерью всех земель» и из которых «рассеются все языки по всей земле» [22, с. 126].

Во времена Комитопулов 4 земли от Дуная до Эпира и Фессалии и от Средеца до Драча, где погиб в 1018 г. последний царь из этой династии – Иоанн Владислав, составляли главный театр болгаро-византийских войн правления Василия II, а в 1040–1041 гг. эту территорию охватило восстание Петра Деляна, стремившегося восстановить Болгарское царство. Насыщая апокалиптическими акцентами топонимику, связанную с «местами памяти» эпохи болгаро-византийских войн последней четверти X – начала XI в., рассматриваемые сочинения помещали болгарские земли в центр событий близкого конца света.

В апокалиптическом плане особенно важен сюжет о «последнем царе», чье правление должно предшествовать второму пришествию Христа. От упоминания имени Михаил в ОМП сюжет вырастает в других текстах цикла в развернутое повествование, а рассеянные по отдельным сочинениям черты Михаила складываются в общий образ последнего царя. Михаил будет послан Богом (в более поздней версии СИ, также содержащейся в Драголевом сборнике, его выведет из храма Св. Софии сам архангел Михаил) [22, с. 233]). По версии ВД того же сборника, «Михаил царство возьмет... и войдет он в Солунь с запада, и будет держать царство свое всей силой, и смирит врагов своих под ноги свои» [22, с. 120].

Развернутое повествование о Михаиле в СИ перекликается с ТД реинтерпретацией отдельных образов или введением на их место других, восходящих к болгарским историческим персонажам. Числовое значение первой буквы имени «последнего царя» в кириллице и в греческом алфавите совпадает с сороковым местом Михаила в ряду апокалиптических государей. Он восстанавливает погубленные его предшественниками три земных царства – Болгарское, Греческое («Новый Иерусалим») и Римское, возлагает на себя венец царя Константина, а затем возвращает его к Кресту Господню и предает Господу дух накануне пришествия Антихриста.

Сам Михаил, который заместил безымянного византийского императора первоначальных греческих текстов, в СИ и ТД назван каганом, то есть титулован наравне с государями аваров и хазар [19, с. 251–268]. Как предполагает Ц. Степанов, именование последнего царя Михаилом можно объяснить пребыванием на троне Византии с 1034 по 1077 г. четырех обладателей этого имени [19, с. 270– 271]. Его образ складывается из упоминаний о «Михаиле князе великом» в библейской книге пророка Даниила [7, с. 142, 146, 166], византийских представлений о последнем царе и фрагментов исторической памяти о государях Болгарии [3]. Так, возможна контаминация образа последнего царя с памятью о сыне царя Петра и византийской принцессы Марии-Ирины Борисе II («Отец же его болгарского рода, а мать – греческого рода») [22, с. 99]. После падения Преслава в 971 г., когда правнук и соименник крестителя Болгарии Бориса-Михаила был лишен царского достоинства и увезен в Константинополь, к апокалиптическим представлениям могло добавиться и ожидание чудесного возвращения царя и восстановления Болгарского царства [18].

В ТД содержится уникальный фрагмент, прямо вписывающий Михаила в ряд болгарских государей Х в.: «И когда настанет начало конца всему миру, восстанет Михаил каган в болгарах. Не дано же болгарам царство, но насилием принято... Симеон удержит [власть] 30 лет, а по нему Петр» [22, с. 125]. Не вдаваясь в частные интерпретации содержания фрагмента, отметим последовательные упоминания о трех государях Болгарии – Борисе-Михаиле (852–893), его сыне Симеоне (893– 927) и внуке Петре (927–970). В СИ Симеон «Премудрый», представлен как предшественник Михаила, который «приимет землю Болгарскую, войдет в Новый Иерусалим и дойдет до Золотых ворот», где и падет [22, с. 151].

В версии СИ, текстологически близкого Драголеву Беляковского сборника (с учетом интерполяции поздней рукописи, хранящейся в Центре византийско-славянских исследований имени акад. Ивана Дуйчева в Софии), ряд болгарских государей продолжают Комитопу- лы: «И ослабеет же царь тот немощью злой и предаст душу свою. Тогда друг рог восстанет от семени его, сын его Гавриил, маловременен паче всех. Друг рог восстанет, имя ан-гелово Владислав, займет престол его» [22, с. 151]. На не названного по имени отца Гавриила – Самуила (976–1014), который скоропостижно скончался от сердечного приступа после поражения от войск императора Василия II в горном массиве Беласица 29 июля 1014 г., перенесено описание смерти соправителя императора Никифора I Ставракия (26 июля – 2 октября 811 г.). «Маловременный» Гавриил правил менее года после смерти отца (1014–1015) и был убит двоюродным братом Иоанном Владиславом – последним государем первого Болгарского царства (1015–1018). Парадоксальным образом корреспондирует со вставкой вобравшая многие фрагменты балканской исторической памяти XI в. латинская «Летопись попа Дуклянина», где Иоанн Владислав назван «ангелом Сатаны» (angelus Satanae) [1, с. 69; 29, p. 138].

В ряду болгарских государей особое место занимает «царь Гаген» или «Одолян» – вождь восстания 1040–1041 гг. Делян, принявший имя царя Петра. В ТД он сражается с «измаильтянами» и «русыми брадами» – византийскими наемниками-варягами. СИ помещает «Гагена» 38-м в ряд царей и подробно описывает его битвы с «измаильтянами» и «русыми брадами», которые завершаются разгромом и гибелью Деляна на Едреном поле, получающем в память о последней битве название Костяного [22, с. 150–151].

При изучении данного цикла историко-апокалиптических текстов первостепенное значение имеют мотивы и обстоятельства их создания и кодификации. Переводы с греческого их прототипов, сделанные еще в первом Болгарском царстве, прошли через руки нескольких поколений книжников XI–XII вв., которые могли по-разному интерпретировать тексты и, следовательно, переосмысливать их по-своему, не изменяя и не дополняя. В то же время открытость для дополнений основных апокалиптических сюжетов – знамений, нашествий, битв, правлений последних государей – способствовала введению в них болгарских реалий.

Среди последних преобладают «узнаваемые» топонимы и имена, относящиеся к

«болгарской земле», семь раз упоминаемой в СИ. В ТД трижды упомянуты болгары (также упомянуты в СИ) и «болгарский род». Среди косвенных реминисценций истории первого Болгарского царства следует назвать описание выплаты Михаилу дани римлянами в ТД, совпадающее со сведениями византийского словаря «Суда» о дарах Юстиниана II болгарскому хану Тервелу («сыпать золото на стоящий бич и класть одежды на воткнутое копье») [22, с. 125]; «обратное пророчество» о времени перед вступлением на престол Симеона («Тогда восстанет брат на брата, и град на град, земля на землю») [22, с. 125] и др.

Как отметил Т. Моллов, за этими реминисценциями стоят не «богатые исторические (в современном смысле) познания, в которых при необходимости компилятор легко отыскивал болгарский аналог», а «“модель” понимания заполняющих время событий и связанных с ними личностей (то есть история)» [15]. Добавим, что эта «модель», не отделяющая болгарских царей от ромейских императоров, соответствовала идеологии первых десятилетий византийской власти, когда Василий II полагал, что «впряг два народа в одно ярмо» [9].

Выводы. Мотивы создания историкоапокалиптических текстов определялись прежде всего постоянным присутствием эсхатологических представлений в сознании болгарских книжников. В то же время эсхатологические ощущения могли обостряться в связи с предсказаниями наступления конца света по «преполовлении седьмой тысячи» (6500/992 г.) ⁵ на фоне войн болгар с Василием II, падения Болгарского царства в 1018 г., выступления Петра Деляна в 1040–1041 гг., нашествий варягов, кочевников в XI в. и др. Создание историко-апокалиптических текстов в этих условиях представляется послойным и накопительным, а включение в них болгарских реалий, расширение и акцентирование информации о них могли происходить по мере осознания авторами текущих событий как апокалиптических знамений.

Это обусловило поэтапность формирования раннего цикла историко-апокалиптических произведений. Гибель детронированного в Константинополе последнего болгарского царя Бориса II (977); начало войн Комитопулов с Василием II (978), явление кометы (985) и другие события конца X в. создали условия для роста интереса к древнеболгарским переводам византийских историко-апокалиптических сочинений [15; 18; 19; 24]. Второй всплеск, закрепивший историческую апокалип-тику как своеобразный «жанр» древнеболгарской литературы, пришелся на середину XI в., когда за восстанием Петра Деляна (1040– 1041) последовало разорение болгарских земель от походов варягов и набегов печенегов, сопоставленных книжниками с еще одним знамением «конца времен» – нашествием «нечистых народов» [19, c. 219–230].

В то же время повод для появления новых или дополнения существующих сочинений этого жанра давали не сами прошедшие или текущие события, а их проекция на апокалиптические настроения. Как пишет Л. Ди Томмазо, «первостепенная функция любого апокалиптического рассмотрения истории (review of history) – выявить в истории значимые события, с помощью которых автором осознаются и ситуация в настоящем, и грядущие события конца времен» [27, р. 415]. По мнению Дж. Бон, византийские апокалиптические сказания «часто перерабатывались, и каждая новая версия фиксировала особый момент в моральной, социальной и ритуальной жизни сообщества, в котором она была написана» [26, р. 3–4]. Эти обстоятельства предопределили многослойность рассматриваемого комплекса историко-апокалиптических сочинений – текущие события побуждали вновь обращаться к описаниям конца света и вносить в них новые имена и события.

Включению нового материала в апокалиптические повествования способствовала открытость составлявших их структурных элементов-топосов: описаний битв с «нечистыми» народами; имен и характеристик участников и мест сражений; историй возвышений и падений царств и царей; перечислений насылаемых Богом испытаний и бедствий, и пр. Введение в текст болгарских топонимов происходило в несколько этапов: 1) глоссирование на полях первичного перевода; 2) дублирование греческих и болгарских названий в строках; 3) окончательное утверждение в новых списках сочинений. Такая последовательность перекладывала функцию смыслового оформления текста с переводчика на перепис- чика-редактора. Пытались ли древнеболгарские книжники в историко-апокалиптических сочинениях «применить чужое содержание к своей жизни», как писал В.М. Истрин [10, с. 238]? В свете сказанного выше их посыл выглядит иным – скорее, они стремились подкрепить своими аргументами сложившуюся модель общей судьбы Болгарии и Византии накануне апокалиптических свершений.

Исследователи ранних древнеболгарских историко-апокалиптических сочинений солидарны в том, что местом их возникновения были монастыри западно-болгарских земель, а средой создания – братия этих обителей. Вслед за Рильским монастырем, основанным одним из первых болгарских пустынников – св. Иоанном Рильским в Х в., в XI–XII вв. на западе Болгарии были созданы обители в память его последователей святых Гавриила Лес-новского, Прохора Пчиньского и Иоакима Осо-говского, которые почитались вместе с рильс-ким отшельником как его собратья. Их жития и службы, как и сочинения историко-апокалиптического цикла, взаимосвязаны, характеризуются особым вниманием к местной топонимике и содержат апокрифические мотивы [6]. Переход западноболгарских земель под юрисдикцию Болгарской (Охридской) архиепископии, которая была образована на территории завоеванной Василием II Болгарии, сопровождался «византинизацией» большого сегмента славянской книжности, связанной с наследием святых Климента и Наума Охридских и с деятельностью болгарских анахоретов X– XI веков. Можно предположить, что параллельно и в известной мере в противовес этому низовое духовенство западно-болгарских горных монастырей под влиянием апокалиптических настроений сформировало особую «региональную криптокультуру», частью которой были историко-апокалиптические сочинения.