Возвращение из ссылки: опыт Панкратия Сумарокова

1.    Возвращение из ссылки как биографический и литературно-художественный феномен

Ссылка, помимо наказания и / как преступления, утраты дома, бытия-в-ссылке, включает в себя, очевидно, и момент возвращения домой.

Значимость этого явления была подтверждена в 2017 г, когда городской совет Рима отменил решение императора Августа, вынесенное в 8 г. н.э., об изгнании Овидия. Символическим возвращением поэта на родину в Италии отметили две тысячи лет со дня его смерти [Овидию разрешили вернуться в Рим 2017].

Статья посвящена возвращению из ссылки поэта, переводчика, редактора П.П. Сумарокова, находившегося в Сибири 14 лет: с 1787 г. по 1801 г. Биографы Сумарокова, начиная от сына поэта Петра Панкратьевича Сумарокова до В.Д. Ларковича, создавшего на сегодняшний день наиболее обоснованную документально историю его жизни и библиографический путеводитель по его творчеству [Ларкович 2007], так или иначе выделяют в ней три главных периода: до ареста, приговора и ссылки; бытие-в-ссылке; жизнь после ссылки. Из 48 лет жизни Сумарокова самый большой период его жизни (22 года, 1765-1787) предшествовал ссылке. Почти 13 лет (1801-1814) Сумароков прожил после возвращения домой. Биографы поэта не наделяют его возвращение из ссылки каким-то особым смыслом и, что естественно, не ставят перед собой задачи изучения этого феномена, который понимается в статье как лиминальная ситуация, сюжет и, соответственно, система сюжетных мотивов.

Цель статьи - реконструкция опыта возвращения из ссылки П.П. Сумарокова на основе документальных и литературно-художественных тек- стов, созданных им в 1801-1810-х гп: от «Прошения Панкратия Платоновича Сумарокова на Высочайшее имя о восстановлении его в сословных и имущественных правах» от 28 сентября 1801 г, переводной повести «Любовники: соперники в авторстве, или Наставление писателям 19 века» (1802) до последней опубликованной книги «Истинный способ быть здоровым, долговечным и богатым» (1809) и стихотворных произведений, возникших в этот период. Все эти тексты интерпретируются в работе как тексты возвращения. В качестве контекста анализируются произведения периода ссылки: домостроительные книги 1799-1800 гг, переводные повести «Училище любви» (1789) и «Варбек» (1793), стихотворные тексты. Произведения, изданные Сумароковым во время и после ссылки, представляют собой сегодня не просто редкие издания, но литературные и книжные памятники и хранятся в Российской национальной библиотеке, Библиотеке Академии наук (Санкт-Петербург), Музее книги Российской государственной библиотеки.

В литературно-художественных текстах Сумарокова нет прямых упоминаний о ссылке и возвращении из нее. Тема эта представлена в них иносказательно. Это определяет логику исследования: оно построено на сопоставительном анализе системы мотивов, характеризующих ссылку и возвращение из нее в «Прошении» Сумарокова, где вещи называются своими именами, и литературно-художественных произведениях.

Методология исследования базируется на интегративном подходе: мо-тивный анализ сосуществует в нем с биографическим анализом, включающим в себя, в частности, изучение правовых, финансово-экономических, жизнетворческих аспектов возвращения, редакторской деятельности Сумарокова. Инструментом анализа в работе является также теория обрядов перехода А. ван Геннепа и, в частности, понятие о схеме перехода («отделение», «промежуток», «включение»), обрядах отправления в путь и возвращения [Геннеп 1999].

2.    Возвращение из ссылки как система сюжетных мотивов

В тексте «Прошения», хранящемся в Российском государственном историческом архиве (РГИА) и опубликованном Д.В. Ларковичем, при всей риторичности его стиля отчетливо выделяется система мотивов сюжета возвращения из ссылки.

Ссылка в тексте «Прошения» связана с тремя основными мотивами: преступление, страдание, дом. О своем преступлении («нарисование ассигнации») Сумароков пишет: «Оно велико», хотя «не от злодейского умысла, но единственно от неопытной молодости произошло». В наказании для него важно то, что он «лишен был по суду чинов и дворянского достоинства и послан в Сибирь» [Ларкович 2007, 163]. Сумароков не упоминает при этом, что ссылка в Сибирь по указу Екатерины II была заменой смертной казни.

В России «до начала XIX в. общего законодательства о ссылке и ее квалификации не существовало» [Жалсанова, Жамбалов 2017]. Вопрос о ссылке Сумарокова в 1787 г. решался лично Екатериной II, а о его возвращении - Александром I [Ларкович 2007, 54-55, 156].

В «Прошении» Сумароков называет свою ссылку страданием («страдал четырнадцать лет»), себя - «злополучнейшим из смертных», свое положение - бедственным [Ларкович 2007, 163, 164].

Главное же, о чем пишет Сумароков в «Прошении» - о «доме родительском» и «бедственном положении» своего «семейства»: «Благословите оправдать надежду несчастнейшей из матерей! Осушите горькие слезы беззащитного одиночества, беспрестанно ею проливаемые... Возвратите ей во мне единственного сына» [Ларкович 2007, 163, 164].

Ссылка в «Прошении», таким образом, - это прежде всего разрушение дома, горькие слезы. Возвращение из ссылки мыслится как восстановление разрушенных связей матери и сына, возвращение в родительский дом. Биографическое событие в данном случае генетически восходит к своим мифологическим истокам.

Как древнейшая форма наказания ссылка связана, очевидно, с отношениями человека и пространства, противопоставлением родины и чужбины, культом Матери-Земли.

В связи с почитанием Матери-Земли в славянской традиции Г.П. Федотов подчеркивает, что «между миром и человеком та же неразрывная связь, что между организмом матери и сына <...> Он не царь земли, а сын ее» [Федотов 1991, 67]. С мифологической точки зрения, ссылка - разрыв сакральных связей человека с родившей его землей, эсхатологическое событие; возвращение из ссылки - восстановление разрушенного мира, новое миро-творение.

Лейтмотив сюжета возвращения из ссылки в «Прошении» - освобождение. Указ императора об освобождении Сумароков называет проявлением «милости», «высочайшего милосердия», дарованием свободы, обновлением жизни и «беспримерным счастьем».

В освобождении ссыльного в «Прошении» есть три основных аспекта: правовой, финансово-экономический, житейский (где и на что, на какие средства жить) и лиминальный, связанный с ситуацией обновления (как жить).

Возвращение оказывается для ссыльного драматичным и болезненным, пока он не восстановлен в сословных (в Сибири Сумароков был приписан к мещанскому сословию города Туринска) и имущественных правах, связанных, в частности, с «правом вступаться в распоряжение», как пишет Сумароков, делами родительского имения в селе Кунеево Каширского уезда Тульской губернии. «Не имея никакого состояния, не имея даже имени, вижу себя в страшной пустыне посреди столицы... не знаю я, что мне начать, не знаю, какими средствами продолжить несчастное бытие мое», - пишет Сумароков [Ларкович 2007, 164]. Состояние ссыльного в ситуации возвращения, таким образом, предстает в «Прошении» амбивалентным: «беспримерное счастье» сосуществует в его сознании с «не- счастным бытием».

Итак, если ссылка в «Прошении», что очевидно и обусловлено биографической ситуацией, связана прежде всего с мотивами преступления, страдания / слез и утраты дома, то возвращение - с мотивами освобождения, милосердия, обновления и обретения дома. Подчеркнем, что системы мотивов, связанных со ссылкой и возвращением, в «Прошении» и литературно-художественных произведениях Сумарокова в целом совпадают.

3.    Ссылка: новый дом, творчество и травма

Биография Сумарокова, созданная его сыном Петром, свидетельствует о том, что в сибирской ссылке поэт пережил все стадии «перехода»: от «отделения», разрыва с прежней жизнью; промежуточного, лиминального состояния до «включения» в новую для себя жизнь. Как и многие его современники, Сумароков испытывал страх перед Сибирью. «С отчаянием души ехал он туда», - писал Петр Сумароков [Сумароков 1832, XXII]. Однако в Сибири он открыл для себя родину и создал новый, свой собственный дом. «Там он пользовался известностью и почетом и привык смотреть на этот край, так приветливо принявший и приютивший его, как на родину», - утверждает Петр Сумароков [Сумароков 1871, 722]. В Тобольске Сумароков смог «купить собственный дом, собрать небольшую библиотеку и кабинет минералов» [Сумароков 1832, XXIII XXIV]. В 1789 г. он женился на С.А. Казабе, в 1800 г. у него родился сын Петр, впоследствии не раз писавший о теплых отношениях родителей с сибиряками [Сумароков 1871, 727]. В Сибири, по сути, Сумароков находит второго отца, которым становится для него Александр Васильевич Алябьев, тобольский губернатор. «Он полюбил несчастного, как сына, и всячески старался облегчить его участь», - пишет об этом сын Сумарокова [Сумароков 1832, XXIII]. Образ уютного сибирского дома возникает, например, в сказке-были «Аль-наскар», сочиненной Сумароковым в ссылке.

Дом становится для Сумарокова лейтмотивом творчества, причем понимается он не только в прямом смысле как устройство жизни семьи, но и в смысле символическом - как устроение внутренней жизни (дома собственной души), важнейшую роль в котором играет его литературная и журнальная деятельность.

Приехав в Сибирь автором одного напечатанного стихотворения [Лар-кович 2007, 26], Сумароков в Тобольске не только продолжает писать стихи, но и создает журналы («Иртыш, превращающийся в Ипокрену» 1789 1791; «Библиотека ученая, экономическая, нравоучительная, историческая и увеселительная в пользу и удовольствие всякого звания читателей» 1793-1794), публикует две переводных книги («Училище любви» 1789; «Варбек» 1793), а после указа Екатерины II о закрытии частных типографий (1796) начинает печатать в Москве домостроительные книги (1799, 1800). В сущности, это экзистенциальная ситуация «творчество как спасение», характерная для ссыльных из ближайшего окружения Сумарокова: в

Тобольске судьба свела его с А.Н. Радищевым и А. фон Коцебу.

Важен тот факт, что Сумароков причастен к феномену, который принято называть библиофилическим культурным мифом эпохи Просвещения, связанным с представлением «об исключительном влиянии книги на нравственно-эстетическое самосознание и развитие человека» [Приказчикова 2009, 74].

В биографическом контексте главные переводные книги Сумарокова «Училище любви» и «Варбек» прочитываются как тексты самосознания и покаяния, знаки внутреннего домостроительства. Герои этих книг граф Рочельфильд и Варбек - молодые люди, которые проходят путь нравственного становления, преодоления собственных слабостей и разрушительных страстей. Мотив превращений (метаморфоз) в заглавии нового сибирского журнала «Иртыш, превращающийся в Ипокрену» в биографическом контексте также приобретает новые оттенки смысла.

Наиболее полно мотив дома представлен в так называемых домостроительных книгах Сумарокова «Совершенный лакировщик» (1799) и «Источник здравия» (1800). Книги эти, сравнительно мало изученные, можно интерпретировать как личный Домострой Сумарокова, восходящий, помимо других источников, к памятнику русской литературы XVI в. «Книга глаголемая Домострой», но воссоздающий опыт частной жизни человека XVIII в., связанный с устроением дома (в том числе «дома» собственной души) и искусством управления им [Дворцова 2016].

Вместе с тем бытие-в-ссылке Сумарокова предстает как явление амбивалентное, лиминальное: создание нового дома не отменяет и не заменяет утрату родительского дома, а жизнь в Сибири, несмотря ни на что, воспринимается им как страдание «несчастного».

Обычай называть ссыльных несчастными широко распространен в Сибири. Факт этот зафиксирован во множестве источников. Так, А. Коцебу в воспоминаниях «Достопамятный год моей жизни» (1801) пишет: «Я не слыхал ни разу, чтобы ссыльных звали иначе» [Коцебу 2001, 27]. В книге С.В. Максимова «Сибирь и каторга» (1871) часть первая так и называется - «Несчастные».

Поэтическим свидетельством травмы ссылки и формой ее преодоления являются, очевидно, два стихотворения Сумарокова: «Гордость» и «Кедр», которые объединяет то, что М.М. Бахтин назвал «слезным аспектом мира».

Лейтмотивы стихотворения «Кедр», своего рода плача над судьбой человека, оказавшегося во власти «злого рока», - «скорбь, слезы и страданье» [Аониды 1798-1799, 303-306].

«Гордость» (1789) воссоздает опыт самосознания человека, изживающего потрясение, вызванное фактом совершения преступления и переменой судьбы. Человек предстает здесь как «бренная былинка», «одушевленная пылинка», «червь», «прах надменный», «горсть земли» и, главное, «кукла Фортуны» (своего рода интертекстуальная отсылка к «Законам» Платона: «люди - куклы богов») [Сумароков 1832, 109, ПО]. Вместе с тем, 94

Главное же, это открытие подлинной сути человека как я-для-другого, которому внятны сострадание, поддержка ближнего и для которого слезы - свидетельство богоподобия человека: «Хотя б ты был и на Престоле; / Но Царь такой же человек. / Тогда лишь смертных превышает, / Когда их слезы осушает, / Снисходит утешать их сам <...>/ Тогда - подобен он богам» [Сумароков 1832, 117].

Ситуация, когда ссыльные предстают в собственных глазах и в глазах окружающих как несчастные, вызывающие сочувствие, сострадание и желание поддержать, может быть понята, с нашей точки зрения, в контексте книги М. Фуко «Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы». Фуко, в частности, пишет о причинах отмены жестоких публичных казней преступников. В ряду этих причин ситуация, когда наказание, становящееся насилием, в своей жестокости превосходит преступление и вместо его осуждения, презрения и ненависти вызывает сочувствие к преступнику и даже восхищение им. Характеризуя общее положение с практиками наказания в конце XVIII - начале XIX в., Фуко подчеркивает, что в это время «наказание постепенно перестает быть театром. И все, что остается в нем от зрелища, отныне воспринимается отрицательно» [Фуко 1999, 15].

Необходимо подчеркнуть, что «театр наказания» в России в конце XVIII в. сохранился в целом ряде моментов. Так, А. Коцебу пишет о наказании преступников, приговоренных к каторжным работам в керченских рудниках: «Их доставляют туда пешком, закованными, страдания их хуже смерти. Предварительно их наказывают обыкновенно кнутом и вырывают им ноздри» [Коцебу 2001, 127]. Сумарокову, потомку в одиннадцатом колене древнего русского дворянского рода, суждено было пережить свой «театр наказания»: «унизительный ритуал лишения чинов и дворянского достоинства» [Ларкович 2007, 14, 30].

Травма ссылки в случае Сумарокова преодолевается в творчестве, а также через освобождение и возвращение домой, восстановление родственных, семейных и профессиональных связей.

4.    Возвращение из ссылки как лиминальный опыт

В ссылку в Сибирь уезжал лишенный звания 22-летний корнет Лейб-Гвардии Конного полка, возвращался из нее - Зб-летний известный поэт, редактор, переводчик.

«Включение» в старую / новую жизнь становится для Сумарокова прежде всего продолжением тех форм творческой деятельности, которые он начал в Сибири: он редактирует журналы, пишет и печатает стихи, создает домостроительные книги.

Почти сразу после возвращения из Сибири Сумароков становится редактором нового еженедельного литературно-художественного «Журнала приятного, любопытного и забавного чтения». Как и большинство журналов того времени, он просуществовал недолго: в 1802-1804 гг. вышло четыре его части и 12 номеров. Журнал издавался в частной типографии В.С. Кряжева, возникшей в апреле 1802 г. Кряжев известен, в частности, тем, что переводил А. Коцебу, в частности, его книгу «Достопамятный год жизни Августа Коцебу, или Заключение его в Сибирь и возвращение оттуда» [Рак 1999, 158-160]. Возможно, связи Сумарокова и Кряжева объясняются общим для них интересом к Коцебу, с которым Сумароков встречался в Тобольске в 1800 г.

В создании «Журнала», очевидно, сказался сибирский опыт Сумарокова-редактора. «Журнал», с нашей точки зрения, типичен для своего времени и карамзинского направления русского литературы, которое он представлял. Не случайно в конце 1803 г. Сумароков, как пишет его сын, «по желанию» Карамзина «принял на себя издание “Вестника Европы”» [Сумароков 1832, XXVIII]. Работа Сумарокова на посту редактора этого журнала продолжалась в течение 1804 г, и на этом его журнальная деятельность после ссылки заканчивается. Сын Сумарокова объясняет это трудностями руководства московским журналом из деревни Кунеево, где семейство Сумароковых поселилось, «возвратившись в Россию». Он писал об отце: «В 1804 начал было издавать “Вестник Европы”, но не имея сотрудников и по жительству своему в деревне затрудняясь получением нужных материалов изнурил себя неумеренною работой, занемог и бросил все» [Сумароков 1832, XXVIII].

С нашей точки зрения, отказ Сумарокова от редакторско-журнальной деятельности связан и с изменениями в системе его ценностей: книги и журналы начинают соперничать в его сознании с творчеством жизни. В русской культуре XVIII в. был опыт более чем десятилетнего редактирования журналов из деревни: А.Т. Болотов из своей тульской деревни Дво-ряниново редактировал домостроительные журналы «Сельский житель» (1778-1779) и «Экономический магазин» (1780-1789).

В 1809 г. в издательстве Московского университета вышла главная домостроительная книга Сумарокова «Истинный способ быть здоровым, долговечным и богатым» [Сумароков 1809]. Это была последняя из опубликованных Сумароковым книг и, как ясно из ее длинного заглавия, автор-домостроитель обращает ее читателям-домостроителям. Тот факт, что в ссылке и после возвращения из нее Сумароков занимается одними и теми же видами творческой деятельности, свидетельствует о внутреннем единстве его жизни и творчества. Но уже в 1802 г. в его художественной аксиологии появляются черты новизны. Этой теме Сумароков посвящает стихотворение «Новизна». С наибольшей очевидностью черты новизны проявляются в двух произведениях: переводной повести «Любовники: соперники в авторстве, или Наставление писателям XIX века» и «Ода в громко-нежно-нелепом-новом вкусе». Переводчиком повести, по мнению Д.В. Ларковича [Ларкович 2007, 61], был сам Сумароков. Напечатана она в первом номере «Журнала приятного, любопытного и забавного чтения»

и потому явно носит программный характер.

«Ода» Сумарокова вышла во втором номере этого «Журнала». Связь произведений очевидна и не раз была предметом рефлексии исследователей, трактующих их обычно как сатирическое изображение эпигонов классицизма и сентиментализма [Ларкович 2007, 60-62].

В контексте нашей темы произведения могут быть поняты иначе: как критическое осмысление Сумароковым библиофилического культурного мифа эпохи Просвещения и свидетельство кризиса его творческого сознания в ситуации выбора между библиофилическим мифом и идеей домостроительства как творчества жизни.

В основе сюжета повести «Любовники» - история Кларвиля, который был в армии, «отличился там» [Любовники 1802, 68], а вернувшись в Париж, увидел здесь новую, незнакомую жизнь. Его «любовница» Эйлалия вместо привычных для него занятий, связанных с гитарой, кистями и красками, «почти все время читает да пишет». О новой жизни Парижа ему рассказывают так: «Теперь все стали такие охотники до чтения! У нас появилось такое множество новых книг!» [Любовники 1802, 27]. Более того, в столице стало «почти столько писателей, сколько жителей», а искусство сочинения романов стало «всеобщим» [Любовники 1802, 41].

Эйлалия тоже «сочинила книгу» и поставила Кларвилю условие: она выйдет за него замуж, если он напишет роман об их любви в пяти томах. Кларвилю ничего не остается делать, как воспользоваться «очень легким способом сделать весьма приятный роман не более как в три недели» [Любовники 1802, 44]. Роман Кларвиля, созданный в соответствии с «новым наставлением писателям 19 века», хвалят критики, что вызывает зависть Эйлалии, в результате чего «любовники поссорились и - навсегда», а Кларвиль женился на «молодой и прелестной вдове» [Любовники 1802, 54].

Гротескный этот сюжет, в котором усматривается событие возвращения домой самого Сумарокова, с нашей точки зрения, - свидетельство того, что он дистанцируется и от новых, и от старых наставлений писателям, «легкий способ сделать приятный роман» конкурирует в его сознании с «истинным способом быть здоровым, благополучным и богатым», а реальное домостроительство становится для него важнее неизбывной страсти к чтению и книгам.

Эту же мысль можно усмотреть в эпиграфе к «Оде в громко-нежно-не-лепо-новом вкусе», взятом из комедии Мольера «Мизантроп».

Жизнь в родовом имении Кунеево после возвращения из ссылки становится для Сумарокова важнейшим опытом домостроительства как жиз-нетворчества. Сумароков вновь строит свой дом, в нем соединяется опыт создания родительского и сибирского домов, но возникает новая жизнь. «Желая устроить усадьбу свою, которую нашел в величайшем беспорядке, - пишет Петр Сумароков, - отец его завел лазерную фабрику, сурич-ную, поташную и еще некоторые другие» [Сумароков 1832, XXIX].

Закономерно, что производство лазури, сурика и поташа заставило его, как отмечает Петр Сумароков, «познакомиться с химией, к которой он совершенно пристрастился», так что «химические опыты составляли любимое его занятие» [Сумароков 1832, XXIX]. Важно подчеркнуть, что «последним трудом его был перевод: “Разговор о химии” Лавуазье, которого он не успел уже кончить» [Сумароков 1832, XXXI].

Интерес Сумарокова к французскому химику, его старшему современнику, занимавшемуся, в частности, изучением химических превращений, например, превращений воды в землю, и казненного по решению Революционного трибунала, представляется нам неслучайным. С ним Сумарокова объединяет и интерес к тайне превращений, например, Иртыша в Иппо-крену и опыт человека, приговоренного к смертной казни, но, в отличие от Лавуазье, ее избежавшего благодаря ссылке.

Роковым в судьбе Сумарокова, как, впрочем, и всей России, стал 1812 г. В «Воспоминаниях 1812 года» Петр Сумароков воссоздает детальную - по датам - картину жизни деревни Кунеево и окрестностей во время наполеоновского нашествия. Здесь и «многим памятная комета 1812 года», и взятие Москвы, и Бородинское сражение, и бегство помещиков из Тульской губернии в более безопасные места и т.п. Сумароков, как пишет его сын, принадлежал к тем, кто «вовсе не хотел уезжать». «Я не могу и не хочу в такое время бросить именье, - говорил он, - мы должны теперь ободрять людей, а не бросать их на произвол судьбы» [Сумароков 1856, 327].

События 1812 г. привели к тому, что дела Сумарокова, как отмечает его сын, «совершенно расстроились». И хотя французы не входили в Кунеево, «все заведения остановились и пустить их в ход было почти невозможно. Он много задолжал, не имел средств сделать никакого оборота: думал, беспокоился и это, может быть, ускорило преждевременную кончину его» [Сумароков 1832, XXX], - пишет сын Сумарокова.

5.    Итоги

Возвращение Сумарокова из ссылки самым тесным образом связано с его бытием-в-ссылке. Возвращение стало не только освобождением и «отделением» от ссылки с ее страданием, но и продолжением жизненного (создание дома как внешнего и внутреннего пространства жизни) и художественного (журналы, переводные повести, домостроительные книги, стихи) опыта, который Сумароков приобрел в Сибири.

Ссылку и возвращение из нее объединяет интерес Сумарокова к превращениям (метаморфозам) как механизму обновления. Механизм этот воссоздан в басне «Новизна», в которой Богиня Новизна проходит через ряд превращений (смену внешнего облика), сохраняя при этом внутреннюю суть. В ссылке Иртыш превращался для Сумарокова в Иппокрену, после возвращения Сибирь превратилась в Богиню по имени Новизна.

Обновление жизни Сумарокова после возвращения является лими-нальной ситуацией, связанной с противостоянием систем ценностей: кни-98

ги и / или жизнь. Сумароков критически переосмысляет библиофиличе-ский культурный миф, творчество жизни делается для него важнее сочинения книг.