Земский собор 1613 Г.: выборы без выбора или выбор без выборов?

DOI:

Цитирование. Лисейцев Д. В. Земский собор 1613 г.: выборы без выбора или выбор без выборов? // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2019. – Т. 24, № 2. – С. 137–146. – DOI:

Введение. 21 февраля 1613 г. на престол избрали Михаила Федоровича Романова. Это событие подверглось идеологической проработке сначала в публицистических сочинениях современников, а затем и в трудах историков. Отголоски мифологизированного взгляда на акт провозглашения Михаила Романова царем слышны и сегодня – ученые и публицисты, над которыми уже не довлеет подконтрольная потомкам избранного в 1613 г. государя цензура, продолжают утверждать, что царским избранием 21 февраля в Смутном времени была поставлена точка [4, с. 424; 19, с. 3; 16, с. 440].

Методы, материалы. В силу ряда обстоятельств Земский собор 1613 г. оказался на острие внимания ученых и публицистов. Наряду с появлением профессиональных исследований истории этого события, ученое сообщество сталкивается с очерками политизированными, написанными иногда с позиций «наивного монархизма». П.Б. Уваров и С.Г. Дмит-рина, например, обвиняют современную науку в зависимости от «историософии советского периода» и «идей классиков дореволюционной историографии». В вину исследователям ставится «переоценка идеи социального консенсуса», «абсолютный анахронизм» и «нарушения принципа историзма». Вследствие этого «не всегда, теоретико-методологические основания, выбранные нашими современниками, способствуют компетентным экспертным выводам в данной области» (здесь и далее сохранена пунктуация и орфография авторов. – Д. Л.). В качестве панацеи в излечении «инфицированной постулированием произвольных допущений» исторической науки от ее «архаичного, теоретико-методологического состояния» предложено использовать – «дедуктивную археологию», которая «заключается в предельном допущении о природе исторической реальности». Иначе говоря, с вредными для науки «произвольными допущениями» предлагается бороться с помощью некоего полезного «предельного допущения». В чем суть последнего в контексте выбранной авторами темы – остается догадываться. Вероятно, в том, что «власть народа, в понимании средневекового человека, нарушала иерархию сакрального, поскольку только монарх, помазанник Бога на земле, мог управлять государством», а «восстановление сакральной вертикали было главной исторической заслугой дворян, купцов, духовенства и крестьян» [33, с. 36–40]. Эта схема сама по себе не лучше и не хуже прочих. Проблема состоит в том, что в фундаменте подобных построений отсутствует даже попытка опереться на что-нибудь, кроме собственных представлений о сущности исторических событий. Во всяком случае, обращения к столь низменной материи как исторические источники «дедуктивная археология» с ее «предельным допущением», вероятно, не предусматривает. Рискуя показаться неоригинальным, напомню, что любое историческое исследование должно опираться на источники. Лишь их максимально широкое привлечение, сопоставление и критика дают возможность приблизиться к пониманию сути событий прошлого.

Анализ. В основе мифологизированного взгляда на события начала 1613 г. лежит концепция, берущая начало в сочинениях публицистов первых лет царствования Михаила Романова. Общий ее смысл в том, что Земский собор 1613 г. не имел возможности принять иное решение кроме провозглашения царем Михаила Федоровича, поскольку такой оборот событий был предопределен Богом. Согласно этому взгляду, иные кандидаты на соборе 1613 г. отсутствовали (иначе говоря, это были «выборы без выбора»). Формирование этой концепции началось в конце февраля 1613 г. с составления первых грамот с извещением о царском избрании. В них изложена схема, согласно которой Земский собор с начала работы отверг кандидатуры иноземных претендентов, равно как и сына Марины Мнишек («Ворёнка»). Единогласное одобрение вызвала персона Михаила Федоровича [15, с. 188–192].

Оформленная позднее «Утвержденная грамота» об избрании на престол Михаила Романова выдержана в тех же тонах: «И по многие дни на соборе... всякие люди не оби-нуяся говорили и единомышленной совет... объявливали, что быти... на всех великих пре-славных Росийских государствах государем... Михаилу Федоровичю Романову-Юрьеву» [16, с. 500–501]. Грамоте вторили публицисты – Авраамий Палицын, Арсений Елассонский и анонимный автор «Нового летописца», превратившие упомянутый в ней «глас народа» во «всенародный вопль»: «и еще прежде вопро-шениа во всем народе, яко от единех уст вси возопишя: “Михаил Феодорович да будет царь”» [11, с. 200; 28, с. 232–233; 22, с. 129]. Многие историки продолжили пропаганду этой точки зрения, попытавшись, разве что, заменить «Божью волю» более рациональными аргументами – родством Михаила Федоровича с угасшей династией, особым уважением казаков-тушинцев к его отцу – митрополиту Филарету, усталостью общества от потрясений Смуты и даже слабостью юного государя – не столько «достойнейшего», сколько «удобнейшего».

Свидетельств тому, что описанная в официальных источниках картина не вполне соответствовала действительности, историография накопила предостаточно. Поддержкой в среде боярства пользовалась кандидатура шведского принца Карла-Филиппа. Русские купцы, приехавшие в начале февраля 1613 г. в Новгород, сообщили, что бояре отвергли предложенного казаками Михаила Романова, а сами склонялись к провозглашению государем шведского королевича [6, с. 21–23]. Выехавший в составе посольства в Данию переводчик Дмитрий Миколаев утверждал, что «на Москве государя... выбирали чорные люди, а лутчие... хотели свейского королевича» [26, л. 176, 179].

Пользовалась поддержкой и фигура польского королевича Владислава. Свидетельством тому является не только широко известная история с пленением сына боярского Ивана Философова, заявившего на допросе, что «на Москве у бояр... и у лутших людей хотение есть, чтоб просити на господарство... великого господаря королевича Владислава Жигимонтовича, а имянно де о том говорити не смеют, боясь казаков» [24, с. 344]. Кандидатура польского королевича пользовалась у бояр популярностью и после избрания на престол Михаила Федоровича. Летом 1613 г. шведы получили информацию о том, что бояре кн. Д.Т. Трубецкой и Ф.И. Шереметев отправили в Речь Посполитую гонцов, прося короля Сигизмунда III следовать с войском к Москве для возведения на престол Владислава. Гонцов схватили, и выяснилось, что в сговоре с Трубецким и Шереметевым находился даже дядя царя Михаила боярин И.Н. Романов [6, с. 23]. Достоверность этой информации косвенно подтверждает челобитная плененного в июне 1613 г. польского ротмистра Яна Синявского: сопровождавшие его в Москву казаки «научили... порутчика Ерошку на... бояр на князя Федора Ивановича Мстисловс-кого с товарыщи и на меня; ...заводя такую статью, хотели бояр побить. А я, холоп ваш, ...был на пытке и живот свой мучил и кровь неповинную пролил, очищаючи бояр и себя» [8, л. 550].

Имелись сторонники и у «Ворёнка». Иван Философов свидетельствовал в польском плену, что казаки намеревались «обрать кого из русских бояр, а примеривают Филаретова сына или воровского Колужского». В начале 1613 г. многие казаки по-прежнему стояли за сына Марины Мнишек: по показаниям шведского очевидца, едва ли не половина находившихся под Москвой казаков, не добившись поддержки на Соборе, удалилась к атаману Заруцкому [20, с. 507]. Были претенденты и среди представителей русских боярских родов – таковых насчитывается до десяти человек [25, с. 90–94].

Какую роль в избрании Михаила Романова сыграл Земский собор? В историографии утвердилась точка зрения, что этот орган власти несколько месяцев управлял страной как «временное правительство» [32, с. 187]. Сохранившиеся документы не позволяют принять эту точку зрения. Наиболее ранняя грамота о присылке выборных для участия в Соборе (в Соль Вычегодскую от 11 ноября 1612 г.) написана от лица князей Д. Трубецкого и Д. Пожарского с товарищи, а не от собора или «совета всея земли» [18, с. 314]. Обе грамоты на Белоозеро (от 19 ноября и 27 декабря 1612 г.) направлены от «дуумвирата» Трубецкого и Пожарского [21, с. 99, 107]. Грамота на Двину от 31 декабря 1612 г. написана от их же имени, хотя в ней и констатировали прибытие в Москву представителей многих городов [15, с. 187]. По приговорам Трубецкого и Пожарского были даны грамоты в Шую (2 декабря 1612 г.) [21, с. 103], Новодевичий монастырь (18 декабря) [29, с. 609], Арзамас (4 января, 5 и 15 февраля 1613 г.) [5, с. 465, 466, 468, 471, 474, 478], Соловский уезд (9 февраля) [3, с. 348–349]. 19–20 февраля Трубецкой и Пожарский отдали распоряжения о придачах четвертного жалования служилым людям без апелляций к авторитету Собора [9, л. 83 об.; 21, с. 128].

Закономерен вопрос – действительно ли в конце 1612 – начале 1613 г. власть в стране принадлежала Земскому собору или «совету всея земли»? Общаясь с городами и уездами, правящий «тандем» не считал необходимым апеллировать к авторитету Собора. Первый документ, составленный от имени Собора – январская жалованная грамота кн. Д.Т. Трубецкому на владение волостью Вага. Здесь впервые перечисляются представители разных чинов Московского государства: «митрополиты, и архиепископы, и епископы, и архимандриты, и игумены, и весь Освященный собор, и цари, и царевичи разных земель, которые служат в Московском государстве, и бояре, и околничие, и столники, и стряпчие, и дворяне, и приказные люди, и дворяне из городов, и дети боярские, и всякие служилые, и гости, и торговые и всяких чинов люди Московского государства». В дальнейшем этот перечень чинов воспроизводился в грамотах, составленных от имени Собора [12, с. 232]. В жалованной грамоте Трубецкому усматривают едва ли не компенсацию за отклонение его кандидатуры на царский трон. Однако грамота превозносит боярина, приписывая ему основную заслугу в освобождении Москвы. Накануне царского избрания это могло стать обоснованием его притязаний на трон. Исключительность документа (оформление от имени Собора) понятна – пожалование Трубецким себя самого выглядело бы странно.

Подписи на этом документе позволяют очертить круг городов, приславших представителей в Москву уже в январе: Ярославль, Ростов, Рязань, Калязин, Торжок и Коломна. Находились в Москве также выборные от Тулы, Владимира, Кадома, Новосиля и Черни [31, с. 96, 97, 101]. Вряд ли они были полномочны действовать от имени «всей земли». Поэтому из Москвы продолжали идти грамоты с требованием прислать выборных людей [17, с. 214–215]. Как свидетельствуют документы, Собор в полном составе так и не собрался, что не помешало грамотами от 25 февраля 1613 г. известить страну о «соборном» избрании государя.

Стройности картины «всенародного избрания» Михаила Федоровича, не имевшего себе альтернативы, противостоят не только приведенные факты. Около 30 лет назад в научный оборот введена «Повесть о Земском соборе 1613 года», недвусмысленно показывающая Михаила Романова казачьим ставленником. Согласно этому источнику, бояре пред- полагали выбрать царя из собственной среды, игнорируя мнение казаков. Уставшие ждать царского избрания казаки добились приглашения на Собор, где ими и был провозглашен царем Михаил Романов [25, с. 90–94]. «Повесть», таким образом, говорит не о выборах как таковых, а скорее об аккламации. Особую роль казаков в деле избрания царя Михаила отмечает и «Бельский летописец», констатировавший также единодушие и непродолжительность выборов («и почали выбирати царя, и немного о сем советовали, и единеми усты глаголаху, что быти царю Михаилу Федоровичю Романову, и паче всех казаки») [23, с. 219].

Отголоски борьбы, развернувшейся в Москве в феврале 1613 г., обнаруживаются в грамоте, отправленной около 25 февраля в Казань. В ней сообщается, что «всех людей Московского государства» пришлось «упрашивать» о сроке избрания – 21 февраля. В грамоте в духе риторики прочих правительственных документов утверждалось, будто избрание Михаила Федоровича произошло единодушно. Осуществление выбора без казанской делегации оправдывали требованиями ратных людей (в том числе казаков) – те «приходили на нас с великим шумом и ставили нам о го-сударском обиранье в нерадение». И, наконец, любопытная деталь, не встречающаяся в других посланиях об избрании на престол Михаила Романова: 24 февраля от авторов грамоты потребовали немедленно послать за государем в Кострому, после чего и последовала присяга ему [17, с. 216–218].

О том, что не все прошло так гладко, как изображали официальные документы, свидетельствуют и другие источники. По сведениям шведов, казаки вообще не были сторонниками выборов как таковых, предлагая бросить жребий между несколькими кандидатами (в числе которых назван и М.Ф. Романов) [6, с. 30]. Не встретив поддержки бояр, часть казаков отъехали к атаману Заруцкому; уехали из Москвы и торопецкие дворяне [13, с. 141, 236]. Глава оккупационных властей Новгорода генерал Делагарди в донесении от 13 апреля сообщал о провозглашении казаками Михаила царем «против воли бояр». Более того, казаки «своих военачальников князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого и князя Дмитрия Михайловича Пожарского в их до- мах осадили и принудили их согласиться на свое избрание великого князя» [14, с. 73–74]. Русские пленные летом 1614 г. сообщили шведам, что «казаки и чернь сбежались и с большим шумом ворвались в Кремль к боярам и думцам, напустились на них с сильными ругательствами», требуя возведения на престол Михаила Романова и настояв на немедленной присяге ему [6, с. 30–31]. Этот момент достоин особого внимания: страна приносила присягу человеку, не давшему официального согласия принять царский венец. Известия о целовании креста Михаилу стали поступать в Москву раньше, чем посланная к нему делегация разыскала его в Костроме. Спешка с присягой может быть объяснена лишь давлением со стороны казачьей массы.

Наиболее ранние грамоты, извещавшие страну об избрании государя, датированы 25 февраля 1613 года. Если придерживаться версии о единогласном соборном избрании на престол Михаила Романова 21 февраля, то возникает вопрос: почему на протяжении четырех дней столичные власти умалчивали об этом событии? От этого промежутка времени известно лишь послание в Галич от 22 февраля. Документ составлен от имени Трубецкого и Пожарского, и в нем нет ни слова о том, что в Москве накануне избран государь [1, с. 407–408; 20, с. 266–267]. 25 февраля первые грамоты об избрании государя были посланы в Казань, Владимир, на Двину и в По-шехонье [30, с. 11]. Две последние удостоверены рукоприкладствами первых чинов Освященного собора; двинскую грамоту подписали также восемь бояр и окольничих, грамоту в Пошехонье – четыре. Обе грамоты скрепил подписью кн. Пожарский, а подписи кн. Трубецкого на них нет. Грамоту на Двину подписали также выборные от Каширы, Торжка, Рязани, Одоева, Вологды, Устюжны Железопольской, Торопца и Мценска, в Поше-хонье – Мценска, Погорелого городища и Боровска [27, с. 181–183; 15, с. 188–192; 18, с. 407–408]. Круг уездов, представленных на Соборе, оставался узким.

С 27 февраля Земский собор стал апеллировать к имени новоизбранного государя: из Разрядного приказа во Владимирскую четверть направили распоряжение о рассылке грамот с запретом давать жалование без раз- решения «всего Собору и без боярского приговору»; собранные деньги указали присылать в Москву к государю Михаилу Федоровичу. Даже в самой столице деньги выдавать разрешалось лишь с позволения Собора [21, с. 128, 129], что заслуживает особого внимания. В тот же день сменился руководитель Печатного приказа, остававшегося в те дни единственным источником, из которого правительство получало хоть и небольшие, но «живые» деньги. Особенно интересно, что предыдущий руководитель приказа – дьяк Меркурий Лю-бученинов, служивший ранее с кн. Трубецким в I Ополчении, заступил на свой пост незадолго до того – 19 февраля [10, с. 11]. Похоже, проигравшего в схватке за власть боярина, потратившего немало денег на агитацию в свою пользу и не сумевшего пережить поражения с достоинством [25, с. 94], стали оттеснять от финансовых рычагов.

К первым числам марта 1613 г. грамоты из Москвы стали оформлять от лица Михаила Федоровича, а отписки костромского посольства в Москву адресовались Освященному собору и боярам [7, стб. 1049]. Это не означало, однако, что «дуумвират» лишился власти. Составленная 2 марта грамота в сибирскую Мангазею написана от лица «бояр и воевод», причем в документе имя царя Михаила даже не упоминается [34, с. 55; 2, с. 230]. Очень любопытно выглядит формулировка мартовской памяти в Шую: «по государеву цареву и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии указу и по приговору и по наказу боярина и воеводы князя Дмитрея Тимофеевича Трубецкого да столника и воеводы князя Дмитрея Михайловича Пожарского». Даже в черновике послания к царю Михаилу от конца марта обнаруживается вычерненный фрагмент – «мы, холопи твои, Дмитрей Трубецкой да Дмитрей Пожарской» [7, стб. 1083; 18, с. 320]. Полностью отстранить «тандем» от власти ни импровизированный Собор, ни Боярская дума вплоть до прибытия в Москву Михаила Федоровича не смогли: они по-прежнему пользовались поддержкой участников Ополчений. И «дуумвиры» не упустили возможности напомнить царю об этом, отправив накануне его прибытия в столицу челобитную о разрешении выехать к нему навстречу во главе своих пол- ков: «и ныне... приходят к нам стольники и стряпчие, и дворяне московские, и жильцы, и приказные люди, и из городов дворяне и дети боярские, которые с нами... были под Москвою, и бьют челом..., чтоб им видеть твои царские очи» [7, стб. 1207].

Результаты. Картина событий реконструируется следующим образом. Попытка собрать Земский собор для выбора царя успехом не увенчалась: многие регионы так и не успели к концу февраля 1613 г. прислать своих представителей. Казаков в число участников Собора не включили, предполагая направить их против атамана Заруцкого. Около 7 февраля казаки, которым под предлогом отсутствия законного государя задерживали выплату жалования, выдвинули требование ускорить процесс выборов, и правительству пришлось «упрашивать» их о двухнедельной отсрочке. 21 февраля казаки потребовали провозглашения царем Михаила Романова и вынудили находившихся в Москве выборных людей согласиться на это. Правящий «дуумвират» пытался продолжить управление страной, но 24 февраля казаки настояли на присяге царю. Лишь после этого 25 февраля началась рассылка грамот о состоявшемся в столице «избрании», причем правительству пришлось выдавать случившееся за акт добровольного и всенародного избрания. И если кн. Пожарский согласился поддержать эту «игру» почти сразу, то кн. Трубецкой признать свершившийся факт оказался не готов: не случайно на грамотах об избрании Михаила Романова царем его подпись отсутствует. Учет совокупности сохранившихся документов позволяет констатировать – широкий выбор кандидатов на царский престол в 1613 г. имелся, а потому говорить о «выборах без выбора» не приходится. Однако выборы как таковые не состоялись – представители большинства городов в Москву не приехали, и вопрос о престоле решили казаки. Иначе говоря, это был «выбор без выборов».