Женская трудовая миграция из Таджикистана и Киргизии в Россию

Р оссия вынуждена привлекать иностранную рабочую силу из-за нехватки предложения труда местных работников в ряде сфер занятости. Мигранты из Средней Азии составляют при этом подавляющую часть, а женская трудовая миграция становится все более разнообразной [1; 2].

В статье используются данные официальной статистики ФМС России, Росстата и двух исследований: «Феминизация трудовой миграции из Таджикистана и Киргизии в России» (2015 г.), выполненного при поддержке DFID и проекта «Анализ конъюнктуры рынка труда в РФ в целях эффективного трудоустройства трудовых мигрантов из КР и РТ» (2016 г.), выполненного при поддержке Тянь-Шаньского Аналитического Центра АУЦА 1 .

Согласно данным одного из первых специализированных исследований, женщин — трудовых мигрантов в 2010 г., женщины в возрасте 35 лет и старше, составляли 50% [3. С. 10]. Поток женщин — трудовых мигрантов был разнообразным как по возрасту, так и по странам исхода, семейному положению, сферам занятости.

К середине-конце десятых годов XXI в., по данным выборочных опросов, женщины составляли до 30% от всех трудовых мигрантов [3. С. 6; 4. С. 32], хотя по официальным данным ФМС России, в 2010 г. женщины составляли 14% потока трудовой миграции [3. С. 6], а в 2015 г. доля женской составляющей среди граждан Средней Азии, пребывающих в Россию, достигала 40% среди выходцев из Киргизии, 18% — из Узбекистана и 13% — из Таджикистана.

Разница между современными потоками женщин-трудящихся-мигрантов из Киргизии и Таджикистана в Россию довольно значительна. Женщины из Киргизии быстрее адаптируются к российским условиям и в целом отличаются более независимыми моделями поведения от женщин из Таджикистана (за исключением женщин — трудовых мигрантов из Горно-Бадахшанской автономной области (ГБАО) Таджикистана) [5].

Опрошенные в 2015 г. женщины одной из главных причин, подтолкнувших их к миграции, назвали экономическую (85%), для них главным стимулом к поездке было желание заработать денег. Наряду с этим, около 30% в качестве стимула к миграции также назвали «приезд к семье или переезд с семьей (чтобы быть вместе с мужем, детьми и т.п.)». К негативным сторонам миграции опрошенные женщины относят разлуку с близкими и риск распада семьи. Поэтому неудивительно, что они не хотят оставаться на родине без мужа и следуют за ним [6; 7]. Хотя это, безусловно, не является единственным стимулом к семейной миграции: такой выезд может быть обоснован как экономической стратегией семьи, так и нацеленностью на проживание в России длительное время и оседание в будущем.

Среди стимулов миграции женщин из Таджикистана и Киргизии в 2015 г. также фигурируют как планы (основные или сопутствующие экономическим стимулам) получить образование (8%), так и намерения устроить личную жизнь (8%). Брачные стратегии, включающие миграцию в Россию, как показало исследование, связаны, в основном, с поиском будущего брачного партнера — выходца из той же страны, откуда выезжает женщина. Это обусловлено тем, что и в Таджикистане, и в Киргизии из-за масштабной многолетней миграции мужчин, в том числе молодых, рынок женихов ограничен. Поэтому потенциальные невесты направляются в страну, куда выезжают потенциальные женихи — в Россию.

Согласно исследованию 2015 г., основные сферы занятости для женщин из Таджикистана и Киргизии — занятость в сервисной экономике. Так, 43% из них работали в сфере услуг (общепит, сфера развлечений, гостиничный бизнес и т.п., кроме частных услуг на дому), а 31% — в торговле. Третьей по значимости сферой выступает домашний труд (няня, сиделка, домработница): в нем были заняты около 8% опрошенных женщин. ЖКХ (5%), транспорт и связь (2%), образование (1%) и здравоохранение (1%) вместе взятые дают рабочие места менее чем для 10% всех занятых женщин.

Выход женщин-трудовых мигрантов на рынок домашнего труда дает возможность части россиянок вновь вернуться на рынок труда в условиях, когда занятость женщин в России очень высока. Так, по показателю занятости женщин РФ опережает многие развитые страны: в 2017 г. среди женщин в трудоспособном возрасте работали 77%, а их доля в общей численности занятых достигала 49% [8. С. 1].

Женщины реже, чем мужчины попадают в ситуацию невыплаты зарплаты, так как они занимают рабочие места, где в среднем меньше рисков быть обманутыми (клининговые компании, домашняя работа, продавцы в магазинах, официантки в кафе и ресторанах) [5].

В связи с вступлением Киргизии в ЕАЭС прогнозировалось вытеснение мигрантками из Киргизии мигранток из Таджикистана с их рабочих мест, из-за того, что мигрантам из Киргизии не нужно будет получать разрешительные документы на работу и они смогут демпинговать в зарплатах, так как их затраты на легализацию своего пребывания и работы резко упадут. Отчасти эти прогнозы сбылись [5].

Анкетное исследование 2015 г. показало:

• •    женщины из Таджикистана и

• Киргизии при трудоустройстве почти не используют государственные сервисы (1,4%), услуги частных агентств занятости

(2,4%). Основным способом поиска работы остаются социальные сети (связи): 71% женщин ищут работу с помощью родственников, друзей или знакомых. Все более востребованным становится поиск работы через сеть Интернет (6,2%), что лишь немного уступает по популярности газетам, радио и ТВ (7,4%);

• •    договор не заключают 60% женщин. Причем около 60% из тех, кто не заключал официальный договор, сами не считают это важным. Нежелание работодателя заключать договор является причиной отсутствия официального договора примерно в трети случаев;

• •    Официально зарплату получают только около четверти женщин . Еще около 8% частично получают зарплату официально, а частично — неофициально. При этом почти две трети работающих женщин получают зарплату «вчёрную», наличными, без всякого оформления;

• •    не может свободно уйти от своего работодателя примерно каждая десятая женщина.

Таким образом, труд мигранток из Киргизии и Таджикистана зачастую плотно привязан к неформальным экономическим отношениям и «теневой» экономикой. Это очень интенсивный и тяжелый труд: в среднем женщины работают более 10 часов в день, а рабочая неделя у них в среднем составляет около 5,6 дней в неделю. Многие из них работают совсем без выходных.

Ситуацию с легальностью работы и пребывания опрошенных женщин хорошей назвать трудно: многие из них не имеют медстраховки (58%), более трети — разрешительных документов на работу. Патент для работы у юридических лиц есть у 25%, а патент для работы у физических лиц — у 29% опрошенных женщин

Позитивные итоги отъезда с родины, определяемые самими ми-грантками, показывают, на что в основном заработанные ими деньги уходят на питание, образование детей и улучшение жилищных условий. Так, о том, что семья стала лучше питаться, упомянули 40% опрошенных женщин; о том, что дети могут получить хорошее образование — 36%, а об улучшении жилищных условий — 31%. При этом респондентки выделили и два важных итога, фактически меняющих привычные им гендерные роли и статус в домохозяйстве: 28% сказали о важности приобретения делового опыта, облегчающего трудоустройство в будущем, а 17% отметили как позитивный итог обретение независимости (от мужа, родителей и т.п.). Приобретение женщинами делового опыта является положительным итогом не только для самих женщин и их домохозяйств, но и для экономики Киргизии и Таджикистана [5; 9]. Самозанятость в личном бизнесе — это надежда и позитивное будущее для этих стран, так как это открывает возможности для снижения оттока экономически активного населения Киргизии и Таджикистана в РФ.

Если позитивные итоги миграции для женщин выступали в основном как личные факторы, улучшающие жизнь домохозяйств, и, как итог улучшения качества жизни, позитивно влияли на экономическое положение в Таджикистане и Киргизии, то негативные итоги миграции, выделяемые женщинами — трудовыми ми-грантками, напрямую влияют на ухудшение ситуации в социальной сфере в этих странах Средней Азии. Такое негативное влияние носит долгосрочный и мультипликативный характер. Так, отсутствие возможностей у женщин ухаживать за стариками-родственниками (об этом говорили 56%) не только усиливает давление на социальные системы Киргизии и Таджикистана, но и ухудшает общий социальный фон. У мигрантов формируется ощущение, что государство не только подтолкнуло их в миграцию, не создав достойно оплачиваемые рабочие места, но и не способно в плане социальной поддержки защитить их родителей, остающихся дома. То же происходит и в отношении детей мигрантов, остающихся на родине: дополнительные финансовые возможности для улучшения их качества жизни, создаваемые мигрантами-родителями, не дополняются со стороны государства специальными социальными мерами. Это усиливает недоверие к государству как к институту. При этом снижение социального статуса у трудящихся-мигранток (упоминали 21%) и ухудшение отношения к ним (упоминали 7%) также снижает доверие к государству, слабо работающему над изменением на позитивные негативных общественных стереотипов, подозрительности и даже недоброжелательности общества по отношению к женщинам-мигранткам.

Ухудшение здоровья мигранток (упомянули 9% женщин) снижает общее качество трудовых ресурсов и увеличивает нагрузку на системы здравоохранения в Таджикистане и

Киргизии, куда приходят на лечение женщины, возвращающиеся из трудовой миграции. Откладывание рождений (у 8%), ухудшение семейных отношений (у 5%) и даже распад семьи (у 4%) — это не только личные негативные итоги миграции для женщин-мигранток и их домохозяйств, но и долгосрочные негативные эффекты демографического развития для Киргизии и Таджикистана.

Данные этого исследования описывают реальность середины 2015 г., когда патенты для работы мигрантам из Киргизии еще нужно было получать. После вступления Киргизии в ЕАЭС эта норма для них была отменена и в связи с этим интересно, как изменились стратегии поведения мигрантов и их забота о безопасности при трудоустройстве. Исследование 2016 г. дает возможность для сравнения занятости мужчин и женщин из Киргизии и Таджикистана в России.

По итогам анкетного опроса 2016 года видно, что существует серьезная дифференциация сфер занятости мигрантов : если раньше это, в основном, были торговля и строительство [10], то сейчас в России они значительно шире, хотя, конечно, не соответствуют разнообразию их сфер занятости в странах выезда.

Структура занятости у трудовых мигрантов из Киргизии и Таджикистана постепенно дифференцируется, но эта дифференциация зависит от страны исхода и пола мигрантов.

Так, мигранты из Таджикистана в 2016 г. были чаще заняты на тяжелых неквалифицированных работах, чем мигранты из Киргизии: среди мигрантов из Таджикистана 32% заняты в строительстве, а из Киргизии таких — только 12%.

Таблица 1

Распределение респондентов по сферам занятости на родине и в России, %

Distribution of respondents by employment spheres in their homelands and in Russia, %

Table 1

Сфера занятости	2016 г.										2015 г.
	На родине					В России
	о ф о СП	х~ Р 3 О X 3 3 т 3 ¥ * & го 5 h-	£ 5 = ? а Й з ^ 5	х" Р 2 о з 3 3 = I X ф го ” 1—	к л 3 X § 1 а X 5 *	о ф о СП	х" Р 3 О X 3 3 т 3 ¥ * & го 5 h-	£ 5 = ? а Й з ^ 5	х" Р 2 о т 3 3 = I X ф го ” 1—	к л 3 X § 1 а. х 5 *	о ф о СП	х” Р 2 о т 3 3 = I X ф го ” 1—	§ i § 1 а. ф = *
Строительство	15,6	23,8	19,0	0,0	0,0	22,1	43,0	17,2	1,6	1,2	2	2,3	1,6
Торговля (оптовая и розничная)	19,9	17,9	16,3	26,9	27,6	26,0	25,0	21,8	32,0	32,1	31,2	30,7	31,2
Промышленность	8,4	10,3	6,2	7,5	9,2	2,2	1,9	3,0	0,8	2,4	3,1	2,8	3,3
Жилищнокоммунальное хозяйство	1,0	0,4	1,9	0,0	1,0	5,9	2,4	10,2	3,1	7,1	4,9	5,1	4,7
Сфера услуг (общепит, сфера развлечений, гостиницы и т.п.)	13,7	11,2	13,3	20,9	15,3	23,7	12,3	23,0	39,0	38,7	42,5	42,1	42,8
Транспорт и связь	14,4	16,1	23,3	1,5	0,0	6,9	7,5	11,5	1,6	0,6	2,4	1,3	3,5
Образование	11,7	9,0	5,7	25,4	21,4	0,4	0,3	0,3	1,6	0,0	1	1,5	0,5
Здравоохранение	5,0	0,4	2,9	14,9	13,3	0,4	0,0	0,3	0,0	1,8	1,3	1,7	0,9
Услуги в частном домохозяйстве	10,4	10,9	11,4	2,9	12,2	6,5	4,6	2,7	17,2	10,1	7,8	7,1	8,9
Другое	15,6	23,8	19,0	0,0	0,0	5,8	3,0	10,0	3,1	6,0	3,8	5,4	2,6
Итого:	100	100	100	100	100	100	100	100	100	100	100	100	100

Источник: данные социологических обследований.

В сфере услуг заняты 28% кир-гизстанцев и только 19% таджикистанцев. В торговле работают около четверти таджикистанцев и киргиз-станцев. Среди мужчин-таджикистанцев строительство — превалирующая сфера — 43%, из них работают по строительным профессиям, а среди опрошенных мужчин-киргизстанцев таких только 17%. В то же время женщины из обеих этих стран крайне редко работают в строительной сфере (1-2% опрошенных женщин). В сфере услуг занято в три раза больше женщин из Таджикистана, чем мужчин из Таджикистана (39% против

12%), тогда как среди киргизстанцев этот гендерный разрыв не такой разительный — 38% против 23%.

Наибольший разрыв по сферам занятости между мужчинами и женщинами наблюдается в сфере услуг в частном домохозяйстве. Так, 17% женщин из Таджикистана и 10% женщин из Киргизии работают в этой сфере, а среди мужчин, соответственно, 5 и 3%.

Среди водителей больше мужчин-киргизстанцев (12%), чем мужчин-таджикистанцев (8%), тогда как среди женщин их ничтожно мало (соответственно, 1 и 2%).

В сфере торговли традиционно работают больше женщин, чем мужчин. Это характерно как для мигрантов из Киргизии, так и из Таджикистана. По 32% женщин из Таджикистана и Киргизии работают в этой сфере, а среди мужчин таких, соответственно, 25 и 22%.

Стратегии поиска работы в 2016 году по-прежнему были связаны с использованием ресурсов социальных сетей мигрантов: об этом заявили 69% опрошенных. У киргизстан-цев более широкий спектр профессий, они реже полагаются на помощь мигрантских социальных сетей, включающих родственников, друзей или знакомых (64% против 74%). В то же время киргизстанцы чаще таджикистанцев ищут работу через объявление в газете, по радио, телевидению (12% против 7%) или через объявления, рекламу в Интернете (11% против 5%).

Частные агентства занятости, фирмы по трудоустройству трудовые мигранты используют очень редко: не более 4% опрошенных заявили об этом. Женщины из Киргизии прибегают к помощи социальных мигрантских сетей не только реже, чем женщины из Таджикистана (61% против 74%), но даже реже мужчин из Киргизии (65%). Они активно ищут работу через объявления в газете, по радио, телевидению (16%), а также через объявления или рекламу в Интернете (12%).

71% мигрантов из Киргизии в 2016 г. имели письменный договор с работодателем. Среди таджикистанцев только 42% опрошенных заявили, что имеют письменный договор с работодателем. При этом 43% мигрантов из Киргизии получали свою зарплату официально, а среди таджикистанцев таких почти в два раза меньше (24%). Таким образом, более половины трудовых мигрантов письменных договоров с работодателями официально не оформляют.

Гендерные различия по обеим странам по этому вопросу незначительны. Как неоднократно показывали исследования Центра миграционных исследований [3; 11], отсутствие договора с работодателем в немалой степени — это решение самого мигранта. Так, из числа тех, кто не имеет договора, только 42% заявили о том, что заключать такой договор отказывается сам работодатель.

Сравнение результатов опросов 2015 г. и 2016 г. показывает, что возросло количество женщин из Киргизии, заключающих с работодателем письменный договор (с 42 до 67%). В то же время, изменилось соотношение причин, по которым договор с работодателем не заключается: если ранее сами женщины из Киргизии не считали заключение договора необходимым (в том числе, потому, что чаще работали на частных лиц, где договор является слабой защитой при конфликтах с работодателями; снижение с 60 до 43%), то теперь основная причина того, что договор не заключается — нежелание заключать его со стороны работодателя (рост с 31 до 43%).

Несмотря на то, что сами респондентки считают, что трудовой договор с ними стали заключать чаще, это не совсем так, если уточнять формат их трудовых отношений по признаку официальной выплаты заработной платы (табл. 2).

Реальная доля женщин из Киргизии, заключивших официальные тру- довые договоры в 2016 г. (даже с учетом тех, кто получал часть зарплаты официально, а часть — неофициально) была равна 49% (а не 67%), а в 2015 г. эта доля составила 31% (а не

Распределение респондентов

42%). В отношении женщин из Таджикистана по этому показателю не наблюдается сохранение status quo в 39-40%, а отмечено снижение — с 38 до 23%.

Таблица 2 форме получения зарплаты, %

• Table 2

Distribution of respondents by forms of receiving wages, %

Форма получения зарплаты	2016 г.					2015 г.
	В целом	мужчины		женщины		В целом	женщины, Таджикистан	женщины, Киргизия
		Таджикистан	Киргизия	Таджикистан	Киргизия
По официальной ведомости, через банк, на банковскую карту	33,3	25,7	46,2	18,0	36,3	26,6	31	22,2
Наличными без ведомости («в конверте»)	54,7	60,2	42,9	75,8	50,0	61,8	57,7	66
Частично официально, частично не официально	9,6	10,4	9,1	4,7	12,5	7,7	7,2	8,3
Не получает зарплату деньгами	0,3	0,8	0,0	0,0	0,0	0,2	0,2	0,4
Другое	2,1	2,9	1,8	1,5	1,2	3,7	3,9	3,1
Итого	100,0	100, 0	100,0	100,0	100, 0	100,0	100,0	100, 0

Источник : данные социологических обследований.

50% опрошенных в 2016 г. трудовых мигрантов из Таджикистана и Киргизии заявили, что им самим «трудовой договор не нужен». К такому решению их склоняет не только невозможность оспорить нарушения трудового законодательства работодателями в российских судах, но и, например, (особенно это характерно для домашних работников), обоюдные риски нарушения устного договора с работодателем. Нарушение устного договора чревато серьезными издержками и потерями как для работодателя (нелояльность работника, снижение качества работы), так и для работника (возможность преждевременного увольнения, штрафы, потеря перспектив долгосрочного сотрудничества с работодателем).

В целом не более трети опрошенных в 2016 г. получают зарплату по официальной ведомости или через банк, на карточку. Наличными зарплату получают 55% опрошенных; частично официально, частично неофициально — 10%. Среди опрошенных мигрантов из Киргизии 43% получают свою зарплату официально, а среди таджикистанцев таких в два раза меньше (24%). Мужчин, легально получающих зарплат, больше, чем женщин: 35% против 28%. При этом из числа таджикистанских мужчин по официальной ведомости получают зарплату 25%; женщин — 18%; из числа киргизских мужчин — 46%, женщин — 36%.

Выводы

• 1.    В России достаточно большой теневой сектор занятости, и часть мигрантов находят там работу, так

• 2.    Сложившаяся система найма на работу «через своих» закрепляет практики неформальной занятости и консервирует уязвимое положение трудящихся женщин-мигрантов на рынке труда России.

• 3.    К сожалению, защита прав трудящихся женщин-мигрантов из Таджикистана и Киргизии осложняется из-за правового нигилизма самих трудящихся-мигрантов, которые не только не стремятся легализовать

• 4.    Мотивация женщин при выборе трудовой миграции не сводится только к экономическим причинам. Многие из них мигрируют вместе с мужем или вслед за мужем, желая сохранить семью из-за риска ее распада, особенно если это семья состоит из молодых людей.

• 5.    Женская трудовая миграция в Россию из Таджикистана и Киргизии имеет дифференцированный характер, так как различается по природе выталкивающих факторов и структуре женской миграции, что обусловлено как историческими, так и социально-экономическими факторами, разными в этих странах.

как они готовы жертвовать социальными гарантиями ради заработков и поэтому являются привлекательной рабочей силой для теневых дельцов. По-прежнему значительная часть их остается если не в теневом секторе, то в «серой» зоне российского рынка труда. Несмотря на позитивные изменения, даже в рамках ЕАЭС существуют сложности с полной легализацией их занятости, что означает значительную их уязвимость и даже беспомощность перед недобросовестным работодателем.

свое положение в РФ, но и не прикладывают никаких усилий для заключения трудовых договоров, не считая это чем-то важным и нужным. Поэтому при возникновении сложных или конфликтных ситуаций трудящиеся женщины-мигранты имеют мало шансов защитить свои трудовые права через суд, официальным путём.