"Живаго мѣста не оставилъ": как Достоевский редактировал статью о Тютчеве в "Гражданине"

Н а смерть Ф. И. Тютчева (27 июля 1873 г.) отозвались разные издания, включая газету «Московские ведомости», в 190-м номере которой (29 июля) за 1873 г. была опубликована статья «Воспоминания о Ф. И. Тютчеве» М. П. Погодина, приятеля поэта с университетских лет. Некролог «Ф. И. Тютчев» появился на страницах журнала «Всемирная иллюстрация» в 244-м номере этого же года, автором которого был Я. П. Полонский. Статья о поэте-мыслителе вышла в 8-м номере «Русского вестника» и т. д.

Редакция «Гражданина» опубликовала в 30-м номере (23 июля) за 1873 г. свой некролог:

« Некрологъ . 15 iюля, въ Царскомъ Селѣ, скончался Ѳедоръ Ивановичъ Тютчевъ , сильный и глубокiй русскiй поэтъ, одинъ изъ замѣчательнѣйшихъ и своеобразнѣйшихъ продолжателей Пушкинской эпохи. Съ горестью сообщая объ этой утратѣ нашимъ читателямъ, мы имѣемъ въ виду въ непро-должительномъ времени, въ отдѣльной статьѣ, по возможности оцѣнить поэтическую дѣятельность покойнаго поэта» ( Достоевский, 1873a ).

Автором представленного некролога был Достоевский. Мещерский в то время отсутствовал в Петербурге (см. об этом: [Викторович, 2019: 345]). Достоевский от имени редакции выразил свое отношение к Тютчеву, отметив его связь с Пушкиным. Он оценил поэтический дар Тютчева: «…сильный и глубокiй поэтъ». При этом синтаксическая модель предложений выдает Достоевского: фразы наслаиваются друг на друга, продолжают ход мыслей.

Уже в следующем номере вышла статья «Свежей памяти Ф. И. Тютчева» за подписью «Кн. В. Мещерскiй». Позже, в 1898 г., перепечатав эту статью, он снабдил ее комментарием:

«Оцѣнкѣ Тютчева, скончавшагося въ іюлѣ 1873 года, я посвятилъ въ “ Гражданинѣ ” того года задушевныя строки, которыя считаю умѣстнымъ 24 года спустя помѣстить въ своихъ “Воспоминаніяхъ”. Прочитавшіе ихъ тогда забыли, а новые читатели не посѣтуютъ на меня за попытку воскресить образъ прелестнаго поэта» ( Мещерский, 1898 : 197).

Исследователи обратились к проблеме атрибуции этой статьи в связи с сохранившимся письмом Ф. М. Достоевского к А. Г. Достоевской от 29 июля 1873 года:

«Прошлую недѣлю началъ писать статью и долженъ былъ бросить изъ уваженiя къ Мещерскому чтобъ помѣстить внезапно присланную имъ статью о смерти Тютчева, — безграмотную до того что понять нельзя и съ такими промахами, что его на 10 лѣтъ осмѣяли бы въ фельетонахъ. Сутки, не разгибая шеи сидѣлъ и переправлялъ, живаго мѣста не оставилъ. Напишу ему прямо что онъ ставитъ меня въ невозможное положенiе» ( Достоевский, 1873e : Л. 23).

В 1925 г. Н. Ф. Бельчиков, основываясь на этом письме, поставил задачу выяснить, какие мысли в «Свежей памяти Ф. И. Тютчева» принадлежат Достоевскому. Исследователь заметил, что статья содержит две основные идеи: «богатое освещение Тютчева как человека» [Бельчиков: 156] — об этом мог писать Мещерский, поскольку у него с поэтом были приятельские отношения, и «размышления о величии поэта, отразившего по-своему русскую стихию, русское мировоззрение» [Бельчиков: 156] — эти идеи принадлежат Достоевскому. Н. Ф. Бельчиков был склонен приписать 2-й, 3-й и 6-й абзацы статьи авторству Достоевского, а также, с некоторой вероятностью, редактирование 7-го абзаца. Помимо этого, исследователь отметил, что Достоевский переделал текст в 1-м, 4-м и 5-м абзацах — например, ввел эпитеты. Н. Ф. Бельчиков также обращался к стилю статьи, в которой заметна «неровность слога», «местами нечеткость и неяркость мысли», что нехарактерно для Достоевского [Бельчиков: 159].

Н. Ф. Бельчиков заострил внимание на двух важных деталях редакционного некролога от 23 июля. Во-первых, именно Достоевский особенно ценил творчество Тютчева, продолжателя традиций А. С. Пушкина. Во-вторых, в некрологе содержалось обещание того, что «Гражданин» в ближайшее время опубликует подробную статью о Тютчеве и его творчестве. Исследователь решил, что за ее написание принялся Достоевский, ссылаясь на письмо к Анне Григорьевне от 26 июля 1873 г. [Бельчиков: 155].

В 1975 г. А. В. Архипова однозначно заявила, что статью «Свежей памяти Ф. И. Тютчева» «ни в коей мере не следует атрибутировать Достоевскому» [Архипова: 176]. Она выдвинула гипотезу, что «начатая статья», упоминаемая в письме, может быть политической, о которой не раз писал Достоевский [Архипова: 173]. Однако это предположение ошибочно. Достоевский в упомянутом письме от 26 июля указывает: «…всю недѣлю буду писать политическую статью» (Достоевский, 1873d: Л. 22). Выходит, он ее еще не начал писать. Это подтверждается другим письмом — от 29 июля, то есть спустя 3 дня: «Между тѣмъ къ слѣдующему № надо начинать уже другую статью, политическую. Такихъ статей я никогда не писывалъ» (Достоевский, 1873e: Л. 23). Достоевский в двух письмах заявляет о необходимости написать политическую статью, но к ней из-за «бездны дел» не приступает.

А. В. Архипова посчитала, что статья «Свежей памяти Ф. И. Тютчева» — это «обычная редакторская правка, правда, значительная». По ее мысли, Достоевский мог изменить композицию, «объединив отдельные мысли и факты и разбив статью на ряд абзацев, отделенных черточками», а также произвести сокращения. Вслед за Н. Ф. Бельчиковым она обратила внимание на то, что после правки Достоевского статья осталась «рыхлой по композиции и несколько вялой по стилю». Одним из ключевых аргументов исключительно редакторского участия Достоевского в создании этого текста, по мнению А. В. Архиповой, является то, что в статье «не раскрыто содержание поэзии Тютчева, его место в русской поэзии» [Архипова: 173].

Действительно, роль Тютчева Достоевский и Мещерский оценивали по-разному. Для Достоевского Тютчев, как отмечалось выше, продолжатель пушкинской традиции. Об этом редактор-издатель заявляет и в некрологе от 23 июля. В «Дневнике Писателя» за 1877 год Достоевский отмечает: «…Тютчев никогда не займет такого видного и памятного места в литературе нашей, какое бесспорно останется за Некрасовым. В этом смысле он (Некрасов. — Д. Б .), в ряду поэтов (т. е. приходивших с “новым словом”), должен прямо стоять вслед за Пушкиным и Лермонтовым» ( Д30 ; 26: 112). Тютчев не пришел с «новым словом» в русскую литературу, но, по мнению Достоевского, был художественнее и обширнее, чем Некрасов. В статье отсутствует какая-либо отсылка к Пушкину, поэтому сказать однозначно, что Достоевский переписал статью, не оставив мыслей Мещерского, будет ошибочно.

Для Мещерского Тютчев — оригинальный, своеобразный, особенный поэт. Он не раз об этом писал, например, в «Воспоминаниях»: «Из многих оригинальных типов той эпохи, мною виденных, Ф. И. Тютчев помнится мне как оригинальный» ( Мещерский, 2001 : 158). Своеобразность поэта Мещерский отмечает и в рецензии на биографию Тютчева, автором которой был И. С. Аксаков. Свой отзыв Мещерский оставил в 49-м номере «Гражданина» за 1874 г. (Достоевский к тому времени уже покинул пост редактора): «Я нарочно употребилъ слово оригинальная , говоря о личности Тютчева. Все в немъ и до него относящееся было оригинально» ( Мещерский, 1874 : 1254). В статье «Свежей памяти Ф. И. Тютчева» отражены мысли Мещерского. В ней нет упоминания о Пушкине и о том, что Тютчев — его продолжатель.

Полное собрание сочинений Достоевского в 30 томах посчитало точку зрения А. В. Архиповой аргументированной и не включило статью «Свежей памяти Ф. И. Тютчева» в разделы «Dubia» или «Коллективное», отметив, что статья подлежит дальнейшему изучению ( Д30 ; 27: 188–189).

К проблеме атрибуции статьи «Свежей памяти Ф. И. Тютчева» обратился также В. А. Викторович. Он усилил аргументацию Н. Ф. Бельчикова, благодаря обращению к идеям и стилю не только Достоевского, но и Мещерского, и пришел к выводу, что редактирование перешло в соавторство [Викторович, 1996: 168]. Статья «Свежей памяти Ф. И. Тютчева» вошла в 11-й том Полного собрания сочинений Достоевского в 18 томах ( Д18 ; 11: 741–744). Издавая монографию «Ф. М. Достоевский — редактор “Гражданина” (1873– 1874)», Викторович вновь обратился к проблеме автора статьи, подтвердив свою гипотезу [Викторович, 2019: 345–249].

Изучив особенности редакторской работы Достоевского, В. Н. Захаров отметил, что некоторые тексты писатель правил исключительно стилистически и тем самым раскрывал свой редакторский талант. Чужой текст все равно оставался чужим, поэтому нет необходимости ставить вопрос о соавторстве. Статья «Свежей памяти Ф. И. Тютчева» тому явный пример [Захаров, 221].

В период пребывания Анны Григорьевны с детьми в Старой Руссе Достоевский очень подробно отчитывался в письмах к жене о жизни и работе в Петербурге. Так, в письме от 20 июля 1873 г., будучи оскорблен грубым письмом Мещерского, он отмечает: «Сегодня же отвѣчу ему (Мещерскому. — Д. Б. ) такъ рѣзко, что оставитъ впередъ охоту читать наставленiя» ( Достоевский, 1873b : Л. 17 об.). В следующем письме спустя три дня Достоевский пишет жене: «Мещерскому на его грубое письмо я отлично отвѣтилъ, — безъ задору, ровно, строго, прямо. Не посмѣетъ болѣе себя выказывать» ( Достоевский, 1873c : Л. 19 об.).

В письме от 29 июля, в котором Достоевский пишет Анне Григорьевне, что сутки переправлял присланную статью о Тютчеве, он же указывает: «Напишу ему (Мещерскому. — Д. Б .) прямо что онъ ставитъ меня въ невозможное положенiе» ( Достоевский, 1873e : Л. 23). Письма Мещерскому не сохранилось и не осталось никаких подтверждений его отправки, следующее письмо Анне Григорьевне Достоевский написал только 10 августа, он обещал жене третьего числа того же месяца быть в Старой Руссе, но указал, что «къ тому времени можетъ и еще напишу» ( Достоевский, 1873e : Л. 24 об.).

Достоевский серьезно относился к своей редакторской работе и не пропускал безграмотные статьи в «Гражданин». Это можно проследить и в письмах к жене. Например:

«Я Аня ужасно занятъ работой, все больше чужiя работы передѣлываю, редактирую просто какъ каторжный. Самъ своему здоровью дивлюсь что все это выношу» ( Достоевский, 1873f : Л. 31 об.).

«Дѣлъ у меня бездна — бездна! Этотъ разъ цѣлый № прокорректовать по редакторски , т. е. переправляя. Это ужасная работа» ( Достоевский, 1873d : Л. 22 об.).

Все названные выше исследователи, отмечая редакторскую правку Достоевского в статье, не обращали внимания на языковые особенности текста. Только В. А. Викторович в 1996 г., доказывая соавторство Достоевского и Мещерского, вскользь обратил внимание на черты стиля Достоевского, в частности, «на акцентирование с помощью словечка “даже”» [Викторович, 1996: 168].

Между тем в статье заметны черты, характерные для стиля Достоевского: например, использование оценочных сложений или сращений (сложных эпитетов) (см. подробнее: [Николина, 205]), которые реже встречаются в публикациях Мещерского, зачастую отсутствуют вовсе. В «Свежей памяти Ф. И. Тютчева» употреблено много таких конструкций:

«Только вчера пришла къ намъ въ глушь деревни глубоко–печальная вѣсть (здесь и далее выделено мной. — Д. Б.) о кончинѣ Ѳедора Ивановича Тютчева» ( Мещерский, 1873 : 846).

«Хотя уже нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ, всѣ знавшiе покойнаго должны были приготовиться къ роковому исходу постигшей его, среди зимы, болѣзни; но пока дорогой намъ человѣкъ живъ, мысль о смерти далеко, и вѣсть о ней — все тотъ же безпощадно–тяжелый и неумолимо–горестный ударъ » ( Мещерский, 1873 : 846).

«Въ эпоху крѣпостнаго права онъ слылъ то за вольнодумца, то за славянофила; въ наше время онъ являлся, среди массы мыслящихъ безпорядочно и лихорадочно–свободно людей , какъ будто отсталымъ и во всякомъ случаѣ какъ передовой человѣкъ весьма блѣднымъ» ( Мещерский, 1873 : 847).

«Не смотря на то, — странная вещь, — Ѳ. И. Тютчевъ былъ вѣроятно одинъ въ своемъ родѣ изъ крупно–выдававшихся впередъ въ обществѣ мыслителей , про котораго можно было сказать: у него нѣтъ враговъ» ( Мещерский, 1873 : 847).

«Съ неисчерпаемымъ поэтическимъ чувствомъ, онъ былъ неисчерпае-мо–остроуменъ , но это остроумiе было потому всегда обаятельно и прелестно, что оно скорѣе было добродушно, чѣмъ ѣдко–зло , и всегда являлось какъ бы блестящимъ и удачнымъ выраженiемъ для самаго простаго сужденiя или душевнаго чувства, особенно понятнаго въ данную минуту; никогда не было натяжки или усилiя въ его остроумiи, никогда рѣчи на по-казъ, никогда ничего похожаго на фейерверкъ возбужденной мысли ( Мещерский, 1873 : 847)» и т. д.

Как уже ранее было отмечено, в статье неоднократно употребляется свойственная для Достоевского частица «даже»:

«Въ наше время много преданiй точно совсѣмъ исчезло о такихъ нача-лахъ человѣческаго общества, которыя прежде, казалось, были у насъ даже жизненными» ( Мещерский, 1873 : 846).

«…но ни разу эта лира не оскорбила даже атомомъ звука кого бы то ни было…» ( Мещерский, 1873 : 847).

«Къ тому–же вспомнимъ что Ѳ. И. Тютчевъ, прекрасною стороною мысли или чувства могъ принадлежать даже ко всякому лагерю, въ той степени, въ какой находилъ тамъ мысль, или хоть искру истины…» ( Мещерский, 1873 : 847).

«… даже въ оттѣнкахъ, различiе, если даже они по условiямъ обществен-наго положенiя стояли и выше его» ( Мещерский, 1873 : 848) и др.

Достоевский в своих текстах зачастую использует не только данную частицу, но также наречия меры и степени, выполняющие усилительную функцию. Например:

«Да, въ тѣ тяжелые дни, въ прошломъ году, когда со всѣхъ сторонъ насъ встрѣтили столь непривѣтливо…» ( Мещерский, 1873 : 846);

«Лишиться столь добраго генiя, значитъ много потерять въ жизни» ( Мещерский, 1873 : 846);

«…въ наше время онъ являлся, среди массы мыслящихъ безпорядочно и лихорадочно–свободно людей, какъ будто отсталымъ и во всякомъ случаѣ какъ передовой человѣкъ весьма блѣднымъ» ( Мещерский, 1873 : 847);

«Политика и исторiя были любимымъ занятiемъ его ума и жизни; опираясь на исторiю, онъ являлся убѣдительнымъ, логичнымъ и часто весьма строгимъ судьею времени и его событiй и личностей…» ( Мещерский, 1873 : 847) и т. д.

Предложения в статье построены по моделям, характерным для текстов Достоевского. Так, синтаксическому почерку писателя присуща «тенденция к образованию в ходе развертывания фразы интонационно выделяемых синтагм», которая носит характер дополнительного уточнения (места, времени и т. д.) [Иванчикова, 283]. Эта черта Достоевского встречается многократно в статье:

«Хотя уже нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ, всѣ знавшiе покойнаго должны были приготовиться къ роковому исходу постигшей его, среди зимы , болѣзни…» ( Мещерский, 1873 : 846);

«Да, въ тѣ тяжелые дни , въ прошломъ году, когда со всѣхъ сторонъ насъ встрѣтили столь непривѣтливо…» ( Мещерский, 1873 : 846) и др.

Особенностью паратаксиса Достоевского является нанизывание друг на друга близких по значению слов. В «Свежей памяти Ф. И. Тютчева» заметно употребление ассоциативно близких, семантически дублирующих друг друга определений в однородном ряду.

«…что риѳмы стало быть одна только смѣшная и пустая забава» ( Мещерский, 1873 : 846).

«Ихъ записывали, они быстро расходились между почитателями поэта и хотя на нѣсколько минутъ заставляли жить въ мiрѣ изящнаго, прекрас-наго, поднимающаго духъ и, въ особенности, назидательнаго » ( Мещерский, 1873 : 846).

«…но во всякую пору жизни окружавшаго его общества, все прекрасное въ литературѣ, все прекрасное на тронѣ воспринималось душою поэта во всей его цѣльности и безъ всякой примѣси чего либо чуждаго, временнаго, условнаго …» ( Мещерский, 1873 : 847).

«…и всегда являлось какъ бы блестящимъ и удачнымъ выраженiемъ для самаго простаго сужденiя…» ( Мещерский, 1873 : 847).

«Будучи поэтомъ нашего времени, въ высокомъ и чистомъ значенiи этого слова…» ( Мещерский, 1873 : 847).

«Онъ вѣрилъ въ безусловное и непосредственное всемогущество истины и красоты на землѣ…» ( Мещерский, 1873 : 847).

Достоевский в художественных и публицистических текстах своеобразно использует союзы для установления отношений однородности. Он употребляет зевгматические конструкции грамматически однородных, но по смыслу разноплановых понятий. Такие примеры встречаются и в статье «Свежей памяти Ф. И. Тютчева»:

«…о чемъ пишутъ безъ размѣровъ и риѳмъ всѣ пишущiе и печатающiе просто въ прозѣ и о дѣлѣ » ( Мещерский, 1873 : 846).

«Поэзiя Тютчева никогда не была къ услугамъ сильныхъ мiра сего, кто бы они ни были, и гдѣ бы они ни были — на тронѣ или въ литературѣ …» ( Мещерский, 1873 : 847) и т. д.

Для смыслового выделения отдельных лексем Достоевский прибегает к использованию обратного порядка слов. Так, статья о Тютчеве построена на противопоставлении «тогда—теперь» (напр., «…вотъ что онъ говорилъ намъ тогда » ( Мещерский, 1873 : 846) или «…въ какомъ оно понимается теперь » ( Мещерский, 1873 : 847) и др.). Следуя правильному порядку слов, автору необходимо употреблять обстоятельства времени в препозиции по отношению к глаголу-сказуемому. Мещерский редко использовал обратный порядок, поэтому, скорее всего, Достоевский намеренно изменил конструкцию предложения для смыслового выделения, поскольку в тексте обстоятельства времени в превалирующем большинстве стоят в постпозиции по отношению к глаголу-сказуемому.

Особого внимания заслуживает выражение «душе его». Достоевский в художественных, публицистических текстах, а также в письмах почти всегда использует местоимение в постпозиции по отношению к лексеме «душа» (см. подробнее: [Шепелева]). Возможно, это влияние Евангелия на Достоевского, в котором это сочетание слов всегда используется в обратном порядке. Мещерский редко употребляет в своих сочинениях данное выражение, а если и использует, то не нарушает прямого порядка слов. В статье все сочетания со словом «душа», «дух» употреблены в постпозиции:

«Возьмите стихотворенiя Ѳ. И. Тютчева какой угодно эпохи, вы въ нихъ найдете разные предметы, вы въ нихъ почерпнете разныя впечатлѣнiя, но въ каждомъ изъ нихъ вы найдете одно неизмѣннымъ: зеркало души его » ( Мещерский, 1873 : 847).

«Неисчерпаемый содержанiемъ духъ его не переставалъ ни на минуту чувствовать что все прекрасное и великое въ человѣческомъ обществѣ — есть вѣчное, и что все, что этого чувства вѣчности душѣ его не даетъ, все то — не есть то прекрасное, которое создаетъ поэта и поэзiю» ( Мещерский, 1873 : 847) и т. д.

В статье о Тютчеве используется сочетание «фейерверкъ возбужденной мысли» ( Мещерский, 1873 : 847). Мещерский до 1873 г. не употреблял в текстах такую метафору. Сочетание необычное. Достоевский за год до публикации статьи, посвященной Тютчеву, в романе «Бесы» использовал выражение «фейерверк идей»: «Целый фейерверк идей блеснул в изворотливом уме Лямшина» ( Д30 ; 10: 446). Вероятно, это выражение принадлежит Достоевскому.

Все языковые черты, перечисленные выше, не характерны для В. П. Мещерского, а если и встречаются в его сочинениях, то в виде исключения.

Интересная параллель прослеживается между анализируемой статьей и рецензией на биографию Тютчева, опубликованную в 49-м номере за 1874 г. Так, в статье 1873 г. присутствует фраза: «Сказавши что въ кончинѣ Ѳ. И. Тютчева мы оплакиваемъ утрату великаго русскаго поэта, сказали ли мы слиш-комъ много?» ( Мещерский, 1873 : 847). В то же самое время в рецензии 1874 г.: «Увлекшись личностью Тютчева, не сказалъ-ли я слишкомъ мало о замѣчатель-ной книгѣ И. С. Аксакова?» ( Мещерский, 1874 : 1254). Отметим, что в статье 1873 г. повествование идет от первого лица множественного числа, а в рецензии 1874 г. — от первого лица единственного числа. Это связано, скорее всего, с тем, что статья писалась не просто от лица Мещерского, а от всего «Гражданина». В редакционном вступлении отмечается, что «мы лично и “Гражданин” понесли незамѣнимую утрату <…> мы потеряли нашего добраго генiя» ( Мещерский, 1873 : 846). Тютчев действительно оказывал большую поддержку «Гражданину». Об этом известно из «Воспоминаний» Мещерского, в которых он пишет:

«Ѳ. И. Тютчевъ говорилъ мнѣ: дорогой князь, я привѣтствую ваше намѣреніе, но я впередъ соболѣзную вашимъ испытаніямъ. Вы входите въ среду, гдѣ вамъ все простятъ — и ваши промахи пера, и ваши ошибки стиля, и ваши заблужденія, — но одного не простятъ, что вы князь Мещерскій» ( Мещерский, 1898 : 160).

В статье автор отмечает: «…со всѣхъ сторонъ насъ встрѣтили столь непривѣтливо, мы имѣли счастiе найти въ великомъ поэтѣ, нынѣ нами оплакиваемомъ, неистощимый запасъ теплаго сочувствiя, благородной симпатiи и энергическаго поощренiя начатому нами дѣлу» ( Мещерский, 1873 : 846). Без сомнений об этом не мог писать Достоевский, поскольку он не стоял у истоков «Гражданина». Особое внимание в статье и в рецензии уделено Тютчеву как мыслителю. Мещерский в 1874 г. ставит Тютчева-мыслителя выше, чем Тютчева-поэта. Эти же мысли высказаны и в статье.

Мещерский довольно часто писал некрологи в «Гражданине». Отличительной особенностью это жанра у Мещерского является его обращение к врагам покойного. Так, в некрологе «Николай Алексеевич Милютин», опубликованном в 5-м номере «Гражданина» за 1872 г., Мещерский подробно расписывает неприятелей политического деятеля. В статье о Тютчеве также повествуется о врагах, которых у поэта сначала нет, а в конце автор замечает: «Но у Ѳ. И. Тютчева былъ одинъ врагъ: врагъ этотъ была практическая жизнь» ( Мещерский, 1873 : 848). Далее идет подробное описание внешности Тютчева, на которую, вероятно, не обращал внимания Достоевский, но очень хорошо помнил Мещерский.

Сохранилось письмо Тютчева Мещерскому от 3 марта 1872 г., где поэт писал: «<…> изъ всѣхъ печатныхъ органовъ, конечно, предпочитаю “Гражданина”» [Ф. И. Тютчев: 524]. Статья пропитана чувством грусти и переживания. Мещерский Тютчева знал с детства, они общались в течение всей жизни. Для Мещерского смерть Тютчева была не просто потеря великого поэта, а утрата приятеля.

Статья «Свежей памяти Ф. И. Тютчева» исследовалась с помощью статистического метода «Лес решений», нейросети «Трансформер», а также методике, использованной Г. Хетсо1. «Лес решений» строился на основе текстов Ф. М. Достоевского (1873–1874 гг.) и В. П. Мещерского (1872 г.). Достоевскому было атрибутировано 100% текста. По нейросети «Трансформер» получены противоположные результаты. Однозначно было отвергнуто авторство Достоевского. Методика Г. Хетсо, основывающаяся на 15 лингвостатистических параметрах, показывала противоречивые результаты. Так, если в основе использовать тексты Ф. М. Достоевского, то по пяти параметрам отвергается авторство издателя «Гражданина». Во втором эксперименте основой стали статьи В. П. Мещерского. Его авторство отвергается по четырем признакам.

Полученные результаты объяснимы. Для «Леса решений» важны биграммы. Методика чувствительна на конструкции предложения, поэтому статья «Свежей памяти Ф. И. Тютчева» была атрибутирована Достоевскому, поскольку он являлся ее редактором, в том числе изменяя последовательность лексем в тексте. Нейросеть «Трансформер» способна на более сложный анализ статьи — возможно, в связи с этим она отнесла текст на 100% к Мещерскому. Методику, использованную Г. Хетсо, можно применять при атрибуции текстов не только из «Времени» и «Эпохи», но и из других периодических изданий. Она содержит ошибку второго рода, которая не уменьшается с изменением эталонных текстов (см. подробнее: [Рогов и др.]).

Таким образом, статья «Свежей памяти Ф. И. Тютчева» подверглась сильной редакторской правке Достоевского, вмешательство которого подтверждается не только письмом к Анне Григорьевне, рядом приведенных аргументов, но и статистическими методами, в частности «Лесом решений». Редактор сумел подстроиться под стиль автора, вжиться в него.

Достоевский не претендовал на авторство. Он редактировал статью, стилистически совершенствовал, но это пример того редактирования, которое не переходит в соавторство. Мещерский, публикуя не раз эту подписанную его именем статью, считал ее своей, поэтому нет никаких оснований приписывать статью «Свежей памяти Ф. И. Тютчева» Достоевскому.