Жизнетворческие модели в произведениях удмуртского прозаика Кедра Митрея дореволюционного периода

В статье рассмотрено дореволюционное рукописное наследие Кедра Митрея (псевдоним Дмитрия Ивановича Корепанова) в аспекте становления его творческой индивидуальности. Дмитрий Иванович Корепанов (1892–1949) – выдающийся прозаик, драматург, ученый-лингвист, журналист, педагог, общественный деятель Удмуртии 1920–1930-х годов. Он стоял у истоков удмуртской художественной литературы, принадлежал к первому поколению национальной творческой интеллигенции, начавшей формироваться еще до 1917 года. Многообразная деятельность писателя во многом определила путь развития удмуртского литературного языка и удмуртской литературы в целом.

Анализ текстов Кедра Митрея, созданных до 1917 года, позволяет объективнее оценить советский период его творчества в целом, проанализировать противоречивые стороны его личности, а также эволюцию взглядов писателя

на религию и собственное литературное творчество. К сожалению, творчество Кедра Мит-рея и его просветительская деятельность еще не получили адекватной оценки специалистов. Так, наиболее слабо изученной сферой является дореволюционный период его творческой деятельности, тем более что автобиография писателя 1911 года не была полностью опубликована и не рассматривалась как материал для глубокого исследования. Первое монографическое исследование о писателе – книга З. А. Богомоловой «Творчество Кедра Митрея» [2] – вышла в 1967 году. Сложная задача осмысления духовного наследия писателя еще ждет своего выполнения: не издано академическое собрание его сочинений, неравномерно исследованы различные периоды его творчества. Однако удмуртские литературоведы проделали большую предварительную работу по сбору фактических материалов к биографии и творчеству Кедра Митрея [1], [3], [6], [7], [10]. Сегодня актуальным является вопрос о необходимости изучения философских основ творчества Кедра Митрея [4]. В связи с этим плодотворной представляется попытка рассмотреть концепцию жизнетворчества применительно к литературной и просветительской деятельности Кедра Митрея.

Понятие жизнетворчества совмещает в себе разные смысловые аспекты: оно может быть объектом исследования литературоведения [13], [14], [17], [20], культурологии [18], психологии [9], искусствоведения [15] и семиотики бытового поведения [11], [12]. Это междисциплинарная область изучения культуры. Обращение к проблеме жизнетворчества является одной из перспективных тенденций в современной гуманитарной науке, способствуя формированию целого направления в культурологии и литературоведении. Подробный анализ жизнетворческих стратегий удмуртского автора Кедра Мит-рея позволяет приблизиться к пониманию его эволюции (семинариста Дмитрия Корепанова к пишущему под псевдонимом Кедра Митрей классику удмуртской литературы).

ИСТОЧНИКИ ИЗУЧЕНИЯ НАСЛЕДИЯ ПИСАТЕЛЯ

Рукопись автобиографии Кедра Митрея, хранящаяся в фонде Национального музея УР имени Кузебая Герда1, – важнейший источник осмысления логики становления и развития нравственно-философских взглядов, творческой индивидуальности молодого писателя. Автобиография Кедра Митрея ранее была опубликована лишь в отрывках2. Она вошла в историю удмуртской литературы как автобиографическая повесть под заглавием «Дитя больного века». Впервые фрагменты автобиографии были включены в сборник «Избранное» (1965), составленный редактором А. А. Ермолаевым из произведений, переведенных самим Кедра Митреем на русский язык в 1920–1930-е годы. В этом издании фрагменты автобиографии озаглавлены как отрывки автобиографической повести «Дитя больного века».

Ответственность за выбор варианта заголовка «Дитя больного века» взяла на себя исследователь творчества Кедра Митрея З. А. Богомолова. В одном из своих интервью она говорила:

«Я занялась творчеством Кедра Митрея. Мне повезло: его дочь разрешила поработать с его архивом. Там я обнаружила рукопись “Дитя больного века” (это мое название), которую я и открыла для удмуртской литературы» [3].

В 1990-е годы автобиография Кедра Митрея вновь была опубликована в сокращении3.

Важно заметить, что в самой рукописи автобиографии заглавие отсутствует. В одном варианте Кедра Митрей обозначил ее жанр как автобиографию, в другом – как мемуары. В год окончания работы над автобиографией (1911) писатель следующим образом комментирует в письмах ее название: «Свое сочинение я назвал было “Автобиографией”, но т. к. лица, ознакомившиеся с ним, дали название “Дневника”, то и я согласился с ними»4. В письме к возлюбленной Татьяне Барминой он называет рукопись иначе: «Благодаря нашим взаимно-дружеским отношениям воссоздалось мое творение под названием “Автобиографии и мемуаров”»5.

Найденные нами архивные материалы позволяют уточнить, что заголовок «Дитя больного века» Кедра Митрей придумал сам, но предназначал его не для автобиографии, а для незаконченного романа, а также – для публицистической статьи, но с заменой слова «дитя» на форму множественного числа – «дети»6.

В своей статье мы также опираемся на рукописные школьные тетради Кедра Митрея, переплетенные им в два толстых тома и озаглавленные: «Книга 1-я. Тетради по чистописанию, русскому языку, истории, Закону Божию и др<угое> м<ногое> пр<очее>»7 и «Книга 2-я. Сборник тетрадей по арифметике, географии, естествоведению и алгебре, выписки из книг и стихотворения»8. В этих тетрадях нами обнаружены первые стихотворения и прозаические тексты Д. И. Корепанова, его статьи и письма. Более половины объема «Книги 2-й…» занимают отрывки из русской и мировой художественной литературы («выписки из книг и стихотворения»), условно обозначенные в статье как «читательский дневник» писателя. Кроме того, малоизвестные свидетельства о Кедра Митрее и некоторых его современниках обнаружены в фондах Государственного архива Республики Татарстан9, Центрального государственного архива Удмуртской Республики10, Центра документации новейшей истории Удмуртской Респу-блики11. Большинство сохранившихся ранних набросков писателя содержится в материалах архивного фонда Кедра Митрея, который находится в Удмуртском институте истории, языка и литературы Удмуртского федерального исследовательского центра УрО РАН12. В центре нашего внимания – художественные произведения Кедра Митрея предреволюционных лет, его незаконченный роман «Дитя больного века» и некоторые публицистические статьи.

РЕАЛИЗАЦИЯ ЖИЗНЕТВОРЧЕСКИХ

ТИПОВ ПОВЕДЕНИЯ В ТЕКСТАХ КЕДРА МИТРЕЯ

Процесс становления личности писателя начинается с момента его поступления в Казанскую учительскую семинарию (1907), вплоть до переломного 1917 года. События Октября и Гражданской войны оказали сильное влияние на его дальнейшую творческую биографию. Жизне-творчество Кедра Митрея проявилось в попытке создать биографию-произведение с ориентацией на известные культурные и литературные модели. Основная цель его жизнетворческих стратегий – ассимилироваться в среде творческой интеллигенции эпохи и реализовать себя как национального писателя. Наиболее ярко тип поведения разночинца-интеллигента отражен в автобиографии и читательском дневнике Кедра Митрея. В этом ощущается влияние произведений Л. Н. Толстого, А. К. Шеллера-Михайлова, Ю. В . Жадовской и др. Так, в духе героев Ф. М. Достоевского удмуртский автор размышляет о своей жизни, описаны переживания, сомнения, сожаления и другие негативные эмоциональные состояния:

«Я во всю ночь не мог заснуть; мой сон куда-то весь пропал. Передумывал обо всем я в эту ночь. <…> Я плакал, плакал истерически. Ах! Если б я был сын какого-либо богача, а не этого вотяка-бедняка. И почему я имею какие-то родственные чувства? Почему судьба так зло насмеялась надо мной? В чем я виноват? Не оттого же должен я терпеть, что родился именно в этой среде, а не в другой какой»13.

Изменение мировоззрения Кедра Митрея подробно описывается в автобиографии. Он пришел к атеистическим взглядам аналогичным для российской интеллигенции путем. В тексте автобиографии тщательно реконструируется его жизненный путь с самого детства. Получивший религиозное воспитание в семье (мать отличалась набожностью, ходила на богомолье), он глубоко переживал потерю веры. В автобиографии подробно описывается поведение разуверившегося ученика Зуринского училища:

«Моя набожность, как я выразил уже выше, продолжалась только до святок, и после них произошел переворот. Тогда я перешел из одной крайности в другую. Да, я ударился в другую крайность – стал настоящим атеистом; смеялся сам над собой, над своими аскетическими выходками. Ничего священного для меня не су-ществовало»14.

Базой формирования новых принципов мировоззрения для Кедра Митрея становится литература. Он был хорошо знаком с творчеством писателя А. К. Шеллера-Михайлова. В романе «Гнилые болота» (1864) русский писатель развивает идею разумно-практического эгоизма, высказанную Н. Г. Чернышевским в статье «Антропологический принцип в философии» (1860) и развернутую в философии «новых людей» в романе «Что делать» (1862).

Соответственно новому мировоззрению, герой автобиографии отстраняется от участия в каких-либо инициативах семинаристов:

«Я решил лучше идти ощупью, по течению, без сопротивлений этим течениям, чтобы не навлечь на себя какой-либо беды. <...> Но ни пред кем не следует унижаться, не нужно ронять свое достоинство…»15.

Этот тип поведения, избранный Кедра Митре-ем после его отказа от веры, все же противоречит заложенному в нем христианскому воспитанию. В автобиографии Д. И. Корепанов негативно оценивает свои прошлые поступки: «С тех пор становлюсь я черствым, перестаю сочувствовать, не забочусь больше о других»16.

Очевидно, при избрании той или иной стратегии поведения молодой человек ориентируется на литературные модели. Так, в автобиографии он пишет:

«Я хотел было остановиться на той ступени, на которую привел Шеллер-Михайлов одну из трех категорий людей, – это быть полным материалистом и думать только о своем животе и все стремления свои направить к этому. Но ведь я не животное какое-нибудь, все-таки я наделен разумом!»17.

Кедра Митрей понимает свое несоответствие охарактеризованной А. К. Шеллером-Михайловым категории людей, озабоченных лишь собственным благополучием. Семинарист избирает для себя другой наиболее подходящий тип поведения героев Шеллера-Михайлова. В читательский дневник он записывает следующую мысль:

«Есть люди, сознавшие, что правды нет на земле и не может быть – эти алчут только смерти… Ш.-Михайлов. Я принадлежу к этой последней категории людей и мой единственный исход – смерть. Д. Корепанов»18.

Мысли о самоубийстве возникли как итог размышлений писателя о невозможности осуществления собственных идеалов в мироустройстве. Самоубийство как форма протеста против несправедливости мира находит отражение в поступках героев-максималистов Ф. М. Достоевского. Так, в очерке «Приговор» (1876) Ф. М. Достоевский описал сознание радикально настроенного человека, остро нуждающегося в мировой гармонии и вере, так как научный прогресс поставил под сомнение устоявшиеся нравственно-философские истины. В записях читательского дневника Кедра Митрея за 1910 год содержится целый ряд отрывков из художественных произведений романтического характера, объединенных темой отрицания Бога и самоубийства. Влияние этих текстов на автобиографию сказывается на уровне цитат, аллюзий и заимствований. Так, он выписывает отрывки из комедии Д. И. Фонвизина «Корион» (1764), являющейся переложением комедии «Сидней» Жана-Батиста Грессе. Главный герой пьесы Корион задумал свести счеты с жизнью, и одна из причин такого решения – положение «лишнего человека» в обществе:

Поняти не могу я долгу своего:

Я в обществе своем не значу ничего; < ^ >

Мне кажется, что те чрезмерно малодушны… Которые оков не смеют разорвать:

Несчастный должен знать, как должно умирать19.

В автобиографии Кедра Митрей также акцентирует внимание на своей бесполезности для других: «Наступали минуты, что я готов был моментально прекратить свою жизнь. На что, кому она нужна?»20 Но если в литературе Кедра Митрей искал и находил обоснование для своего разочарования, то само разочарование имело не литературные, а вполне жизненные – биографические, социально-политические и исторические причины. Отречение от веры, потеря нравственных ориентиров, трагические обстоятельства личной жизни (пьянство отца, несправедливое исключение друзей из семинарии) едва не привели молодого Кедра Митрея к самоубийству. Отказ от него заставляет принять действительность. В письмах 1910-х годов видна попытка выработать новую стратегию поведения, ориентирующуюся на идею Л. Н. Толстого о сути божественного как любовного и милосердного отношения к ближнему. Найденный в размышлениях смысл жизни для Кедра Ми-трея теперь обретается в борьбе с препятствиями и в «постепенном подъеме духа в связи с умственным и нравственным развитием»21. Любовь к ближнему не противопоставляется эгоизму, а дополняет его в мировоззренческой концепции. Самосовершенствование понимается как эгоизм, но при этом подразумевается и как благо для ближнего: «…Нужно заботиться о своем самоусовершенствовании и давать возможность к этому другим»22. Следуя новой для себя установке, Кедра Митрей видит смысл жизни в помощи окружающим и в общественной работе. Таким образом, самосовершенствование, приносящее и личную пользу, идея «практического эгоизма», популяризированная Н. Г. Чернышевским, также оказались близки Кедра Митрею. Он стремился оправдать собственную потребность в целостном понимании мира.

Некоторые события личной жизни «выпали» из указанной автобиографии Кедра Митрея. Один из поступков, о которых он умолчал, – его письмо директору семинарии о раскаянии в атеизме. В автобиографии Кедра Митрей в последний год обучения в учительской семинарии сообщает о намерении подготовиться к будущей профессии, наверстать упущенное время из-за депрессивного состояния и потери смысла жизни. Но приверженность идее и готовность идти на жертвы ради убеждений не позволили ему окончить курс семинарии. На занятии семинарист Д. И. Корепанов заявил учителю богословия о том, что преподаваемый предмет не представляет для него интереса, что было равнозначно сомнению в Боге. Этот поступок в автобиографии Кедра Митрей объяснил следующим образом: «Мера терпимости лицемерия во мне лопнула»23. Д. И. Корепанов был отстранен от занятий в семинарии на неопределенный срок, а затем исключен из числа учеников на последнем курсе.

Сохранившееся в архиве покаянное письмо свидетельствует о душевном состоянии автора в этот период:

«…Я поневоле наткнулся на необходимость вернуться к вере; по приезде домой я долго терзался и никак не мог примириться, но после трехмесячного горького опыта в понесении и выдержке на себе плачевных последствий моего заблуждения, я именно понял, что действительно заблуждался. Этот переворот произошел, несомненно, от временного удаления меня из Семинарии»24.

Переоценка прежних атеистических взглядов и изменение отношения к самоубийству нашли отражение во фрагменте незаконченного романа «Дитя больного века» (1914). Здесь автор утверждает, что потеря христианских идеалов ведет человечество к самоуничтожению. Название романа отсылает к стихотворению «Современному человеку» (1847) Ю. В. Жадовской. Поэтесса считала, что духовность человека невозможна без следования христианской морали. Из стихотворения Ю. В. Жадовской Кедра Митрей взял название и включил поэтический текст как эпиграф к роману: «Не истины святой то голос благородный…»25. В художественном произведении Кедра Митрей придерживается системы ценностей, заданных в этом стихотворении.

В прологе романа «Дитя больного века» рассказчик вспоминает пророчества деда, которые сбылись со временем. Старик негативно оценивал новые капиталистические отношения, неверие и формальное следование религиозным обрядам. Современный человек, разуверившийся в идеалах отцов, не сможет отыскать ответы на неразрешимые вопросы и погибнет: «Он окутает себя сетью мыслей давящих и режущих его как железо. И не выбраться ему из этой сети… беспомощно опустит руки и удавится» 26.

Рассказчик – один из современных атеистов, размышляющих над философскими вопросами о сущности бытия. Зная о тленности человека, он не желает примириться с отрицанием существования души:

«И вот хочется представить его (деда. – Л. Д., Т. З. ) все еще живым; не хочет воображение мириться с выводами науки и с какой-то манией протеста рисует его существующим, пуская, таким образом, мое личное “я” в самообман»²⁷.

Роман «Дитя больного века» остался без продолжения. Сам факт попытки создания подобного произведения свидетельствует о неудовлетворенности Кедра Митрея атеистической концепцией мира и о поиске новых путей его понимания и принятия. Эволюция мировоззрения писателя представляет собой поиск концепции жизни, альтернативной христианской вере, однако сознание его продолжало оставаться религиозным. Подобный образ мышления был характерен и для классиков русской литературы. Так, Л. Я. Гинзбург отмечала сложность решения проблемы Бога в духовных исканиях В. Г. Белинского и Л. Н. Толстого, для которых «смысл жизни поставлен в зависимость от решения проблемы смерти, а суть этой проблемы в том, что нет “другого света”» [5: 112]. Решением проблемы для В. Г. Белинского явилась вера в общественного человека, а Л. Н. Толстой создал, по существу, новое религиозное учение.

Таким образом, дореволюционное творчество Кедра Митрея демонстрирует, что его духовная эволюция шла в контексте нравственно-этических, общественных поисков российской интеллигенции: через конфликт взаимоисключающих идей – к осмыслению и принятию новых форм общественного устройства.

ЗНАЧЕНИЕ ПРОСВЕТИТЕЛЬСКОЙ МИССИИ В НРАВСТВЕННО-ФИЛОСОФСКОЙ КОНЦЕПЦИИ КЕДРА МИТРЕЯ

Кедра Митрей видит свое призвание в служении народу, в практической деятельности учителя. Важной частью его жизненной программы стала подготовка к просветительской работе среди удмуртских крестьян, которая, по его мнению, может быть полезной и ему самому, и другим. В автобиографии и в письмах Кедра Митрей призывает знакомых просвещать крестьян в самых различных сферах жизни, в том числе объяснять важность чистоты и опрятности в быту. Так, в письме приятельнице, которой «желательно бы… попасться в кассирши, да все места за-няты»28, Кедра Митрей пишет:

«Оглянитесь кругом, всмотритесь в окружающую вас среду, и вы, несомненно, увидите массу народа, утопающего в грязи и мраке невежества. Народ не ведает, вы ведаете. Вы много можете дать этому народу! Напрасно вы отклоняетесь от своей обязанности учительствовать в народной школе пока возможно»29.

Кедра Митрей продолжил традиции удмуртских писателей И. С. Михеева, И. В. Яковлева и других просветителей начала XX века, которые стремились реформировать привычный уклад жизни удмуртов, улучшить условия их труда и повысить уровень образованности. Идея просвещения народа объединяла общественную деятельность, научное, публицистическое и художественное творчество дореволюционной интеллигенции.

Значимый период общественной и публицистической деятельности Кедра Митрея связан с глазовской газетой «Камско-Чепецкий край», в которой он впервые выступает как журналист под псевдонимом Пан Реймит. Изученные нами материалы дают возможность предположить, что в газете просветительского характера Кедра Митрей вел колонку злободневных сообщений «Хроника». Автор колонки пишет о необходимости образования на родном языке, предлагает открыть склад книг на наречии глазовских удмуртов, а также основать краеведческий музей и школы кружевниц, которые развивали бы народное декоративное искусство и могли бы усовершенствовать «существующие рисунки поясов, опоясок и разных вышивок, так распространенных среди глазовских инородцев»30. «Камско-Чепецкий край» ратует за приобщение крестьян к городской среде, при этом отмечает необходимость сохранения их традиционной материальной и духовной культуры. Для Кедра Митрея плодотворной моделью выступает в этот период тип журналиста-просветителя.

Наряду с осознанием себя как интеллигента и собственной миссии как просветительской, Кедра Митрей ощущает свои писательские возможности и интерес к автобиографической теме, которая открывает перспективы раскрытия судьбы не только частного человека, но и целого народа. Обращение Кедра Митрея к специфическому жанру автобиографии свидетельствует о поставленной им задаче отрефлексировать собственную жизнь и посредством возможностей жанра заново создать ее текстовый вариант.

Кедра Митрей в этом творческом начинании в качестве образца принимал примеры из литературы. Продуктивной моделью для подражания могли стать близкие для начинающего автора биографии писателей «из народа» – разночинцев и крестьян. В автобиографии и в других текстах Кедра Митрея отразились мотивы, характерные для писательских биографий, – упоминание о первой публикации, знакомство и вступление в круг творческой интеллигенции, литературный быт [8], [16]. Д. И. Корепанов рассматривает в качестве образца жизнеописание авторов, которые смогли получить признание и стать известными писателями:

«Прочитал автобиографию поэта-крестьянина Дрож-жина. Ах, как восхваляют его! А жизнь его была тоже тяжелая! И он был не особенно доволен своим отцом. Такое же недовольство имели и Некрасов, и Кольцов»31.

Сходство жизненных ситуаций, в частности непонимание главой семейства занятий сына-писателя, ободряет Д. И. Корепанова и укрепляет решимость заниматься литературной деятельностью. Текст автобиографии с многочисленными упоминаниями автора о своем литературном творчестве представляет собой яркое этому доказательство.

Будучи учеником Зуринского училища, Митя переложил в стихи рассказ «Федя и Павлуша» (автор неизвестен):

«К сожалению, я не помню уже того склада, в каком составил; только не забыты мной слова: “Малый ма-лышенок, глупый Павлушонок”. Думаю, что достаточно и этого, чтобы выяснить, насколько был нормален дар мой в этом выдуманном деле…»32.

Кедра Митрей в автобиографии вспоминает и первый дебют в семинарском журнале:

«Писал статейки на вотском языке в вышедшем тогда вотском журнале “Сандал”; так, написал я тогда рассказы (“Пӧйшуръёс вуиллям”), легенды (“Сюрес вылын”), сказки (“Мадэй юлтошеныз”), художественные описания природы (“Тулыс вуиз, котьма сайказ”) и т. д.»33.

В этом контексте нельзя не отметить сходные мотивы в автобиографиях С. Д. Дрожжи-на и Кедра Митрея. В частности, упоминание о первой публикации и знакомстве с известными литераторами. Так, Кедра Митрей пишет, что публиковал свои заметки на удмуртском языке в семинарском журнале «Сандал», был знаком с финским этнографом Уно Хольмбергом, удмуртскими исследователями Г. Е. Верещагиным и И. В . Васильевым.

Для формирования модели писателя значим также мотив «переписывания», упоминаемый в текстах различной жанровой природы, и, соответственно, каллиграфические способности, сигнализирующие о принадлежности к письменной культуре. Мотив переписывания – один из важных компонентов жизнетворческой модели писателя. Истоки его – в деятельности писца, до изобретения печатных машин окруженной почетом и благоговением, поскольку она оставляла в вечности «тот смысл, который был этого достоин» [19: 68].

Теме творчества и механическому переписыванию посвящен отдельный эпизод в автобиографии, где рассказывается о недолгой работе героя переписчиком в архиве волостной канцелярии. Родственник, земской писарь, восхищен почерком героя: «Мне твой почерк, Митя, нравится! – сказал, между прочим, Степан Захарович. – У вас в семинарии, верно, много пишут?»34. Возможно, что мастерство переписчика обусловлено долгими упражнениями в чистописании, но молодой человек отказывается признавать за собой это умение, поскольку оно считается механической работой. В слове «писать» для него значим смысл «творить»: семинаристы много пишут, но их занятия не носят творческий характер. Автобиографический герой воспринимает вопрос Степана Захаровича как возможность рассказать о своих писательских способностях:

«Да, у нас немало письменной работы, на каждую неделю по одной теме давали. На наш класс выпало за прошлый год 26 тем для сочинений. Некоторые темы порядком таки объемисты и обширны, вот, например, темы: “Радостные минуты в жизни русского крестьянина” … “Остатки языческих верований среди вотяков нашего села” – в особенности обширна последняя тема»35.

Тем не менее, отказываясь от похвал о мастерстве каллиграфии, он внимателен к выведению букв на бумаге:

«А что относительно почерка, так я недоволен своим почерком. Он у меня весьма сбивчив, буквы получаются ломаные, например, буква о у меня совсем бывает заменена треугольником, круглых очертаний нет; потом буквы одни стоят прямо, другие наклонны в одну сторону, а третьи наклонны в противоположную вторым: ну, точь-в-точь ровно пьяные идут, шатаясь по мостовой»³⁶.

Отношение Кедра Митрея к переписыванию неоднозначное. С одной стороны, механический труд переписчика для него не столь интересен. Но его любовь к каллиграфии очевидна. Каллиграфические способности показывают его принадлежность к письменной культуре, поэтому значимы для самопрезентации. Дореволюционное творчество и биография писателя служат тому подтверждением.

Вынужденный уход из семинарии заставляет Кедра Митрея искать средства для пропитания. Он стремится найти занятие, достойное интеллигентного человека. Тетради Кедра Митрея хранят газетные вырезки с его объявлениями о поиске работы. В одном из них он указывает: «Имею прекрасный почерк! Обладаю хорошим русским слогом!»37. Теме переписывания посвящен рассказ Кедра Митрея «Загадочный человек», написанный в 1911 году во время поисков должности. В газетных объявлениях Д. И. Корепанов указывал свой адрес. В рассказе описан случай встречи героя и таинственного человека, который приходит к нему в съемную комнату и предлагает работу конторщика. Возможный работодатель, рассматривая рукописи молодого человека, отмечает красивый почерк. Это заставляет автора поверить в себя и свои возможности.

Из рукописей Кедра Митрея известно, что он пытался опубликовать автобиографию. Он обраща лся к п рофессору А . Н . Катанову, председателю Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете; писал в редакции популярных российских журналов «Нива» и «Природа и люди». Приблизительно в 1912–1913 годах молодой человек отправил свое произведение в редакцию нового журнала «Сотрудник печати» (Санкт-Петербург). В публикации было отказано по следующей причине: «Возвращается ввиду невозможности использовать для газеты из-за объема. Слог хорош. Местами требуются исправления стилистиче-ские»38. Обида литератора из-за несправедливого отношения к нему издателей выражается в статье «О тяжести жизни. Псевдо-философия». Автор рассуждает о судьбе молодого автора и особенностях литературного быта:

«Почти непреодолимое препятствие встречает молодой писатель, вступая на литературное поприще. Не пользуясь никакой известностью в ученом мире и в кругу литераторов; не прославившись, ему нет доступа к пожинателям лавров литературы и учености, его нигде не принимают и не обращают на него никакого внимания, ожесточенно набрасываются на малейшие его вывихи и промахи. Молодые литераторы, непризнанные, зачастую разочаровываются и, после нескольких неудачных попыток, окончательно падают духом. Сочли ничтожным, невидным! А между тем, “из червя, может, вышел бы муравей”. Сколько, может быть, таким образом, погибает даже талантливых лиц!»39.

В 1911–1914 годах, после увольнения из семинарии, молодой автор, наряду с поисками работы, занимается литературной деятельностью: участвует в издании газеты, пробует свои силы в жанре очерка, рассказа, романа, пишет трагедию. Однако творчество не дает средств к существованию, и Кедра Митрею приходится зарабатывать на жизнь тяжелым физическим трудом. В этот период написано стихотворение «Не делюсь ни с кем я горем…» (1912):

«Не делюсь ни с кем я горем, Один страдаю и терплю.

Судьба! В терпеньи дай поспорим, –

И натиск грубый я сорву.

Я не боюсь твоей угрозы И никаких твоих преград, Видал я много в жизни горя, Ему уж близок я, как брат. Вперед – измученный, избитый, Идти я буду напролом.

Мешай ты мне, меня изби ты, Не сокрушишь жестоким злом. Хотя я пред тобой ничтожный, Но не боюся я тебя;

Пущу я смело меч могучий

И брошу вызов на себя.

Во мне горят надежда, вера, Любовь мне помогает жить;

А ты… О где безумству мера?

Меня ты хочешь низложить.

Нет, рано! Далеко до сдачи!

Я докажу, что я сильней.

Наступит час моей удачи

И будет много мощных дней.

…Понесу я крест тяжелый Гордо на груди своей…»40

Стихотворение романтическое, лирический герой предстает в образе мученика. Текст еще раз доказывает близость писателя к христианской культуре. Житийные мотивы, намеченные в этом стихотворении, нашли отражение как в творческой биографии, так и в судьбе Кедра Митрея.

Имя Дмитрий было значимо для писателя. Кедра Митрей был хорошо знаком с житием св. Димитрия Ростовского (1651–1709) – авторитетного проповедника и церковного писателя, составителя сборника «Четьих-Миней». В ученических тетрадях Кедра Митрея сохранились переводы кондака и тропаря святому, а также сочинение-пересказ его жития «Житие святителя Димитрия, митрополита Ростовского, имя которого я ношу…»41. Димитрий Ростовский мог быть для Кедра Митрея ориентиром в будущей просветительской деятельности. Кедра Митрей с помощью и этой агиографической проекции утверждает себя в статусе писателя. Писательская деятельность дала возможность Кедра Митрею реализовать свой нравственно-духовный потенциал и войти в избранный круг творческой интеллигенции.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Формирование мировоззрения Кедра Митрея определяется общими эпохальными событиями, обусловившими единство направления творческих поисков многих представителей российской интеллигенции. Отречение от веры и последовавший за ним мировоззренческий кризис находят отражение в автобиографии Кедра Ми-трея, в которой он предстает убежденным романтиком. Неудовлетворенность атеистической концепцией мира и переоценка прежних взглядов реализуется в виде попытки написания романа «Дитя больного века». В нем автор утверждает, что отказ от христианских идеалов способствует самоуничтожению человека. Смысл жизни Кедра Митрей вновь обретает в служении народу. В исследуемый нами период он видел свою миссию как осуществление задач просветительства и приобщения удмуртов к благам цивилизации. Намерение осуществить эту задачу давало Кедра Митрею право претендовать на биографию писателя и даже на своего рода «житие». Таким ему виделось становление интеллигента.

* Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и Удмуртской Республики в рамках научного проекта № 18-412-180006 р_а.

LIFE-CREATION MODELS IN THE PRE-REVOLUTIONARY WORKS

BY AN UDMURT WRITER KEDRA MITREY*

The paper describes life-creation models of an Udmurt writer Kedra Mitrey as reflected in the texts created by him between 1907 and 1917. Most of these works are preserved as manuscripts, including Kedra Mitrey’s autobiography (1911). So far, it has been published only fragmentarily as a novel under the title A Child of the Sick Century . For the first time, the archival corpus of Kedra Mitrey’s texts is interpreted by us in the life creation aspect. The writer’s manuscripts and his life practices of the pre-revolutionary years are interpreted as a single text with a definite conception, inscribed into the socio-cultural and literary context of the era. The main idea of the article is that there is evidence for the relationship between the life behavior and the artistic world of the writer, which manifested itself in a steady set of themes and motifs of his works. Each text of Kedra Mitrey has its own concept, corresponding to an individual “set” of life-creation models, including a “member of the intelligentsia”, a “romantic maximalist”, a “writer from the people” and others.

• * The research was supported by the Russian Foundation for Basic Research and the Udmurt Republic as Project No 18-412180006 r_a.

Cite this article as: Dmitrieva L. A., Zaitseva T. I. Life-creation models in the pre-revolutionary works by an Udmurt writer Kedra Mitrey. Proceedings of Petrozavodsk State University. 2020. Vol. 42. No 1. P. 8–16. DOI: 10.15393/uchz.art.2020.425

P. 12. (In Russ.)

P. 172–180. (In Russ.)