Змея и ее хтоническая сущность в традиционных верованиях, языке и фольклоре хакасов

Изучение традиционной культуры и такого ее основополагающего элемента, как мировоззрение, является одной из актуальных задач этнографии. Обращение к данной научной проблеме обусловлено современными глобализационными процессами, следствием чего является нивелировка многих черт этнической культуры народов России, в том числе и хакасов. Имеется опасность утраты их культурной самобытности, что и определяет востребованность данного исследования. Особое значение в традиционном мировоззрении и обрядовых практиках рассматриваемого народа придавалось животным. Они были включены в сферы хозяйственной и духовной жизни людей. В отношении некоторых из них была сформирована система ритуального взаимодействия. К числу почитаемых животных относилась и змея.

Новизна работы определяется тем, что впервые на основе широкого круга фольклорных и этнографических сведений, в том числе малоизвестных, реконструирован мировоззренческий комплекс хакасов, связанный со змеей.

Целью работы является характеристика культа змеи как хтонического существа в традиционном мировоззрении хакасов.

Источниковая база исследования включает в себя фольклорные и этнографические материалы, в том числе и впервые вводимые в научный оборот. Фольклорные произведения представляют собой эпосы, мифы, сказки, пословицы, загадки на хакасском и русском языках. Некоторые из них впервые переведены автором на русский язык.

Хронологические рамки охватывают конец XIX – середину XX в. Выбор таких временных границ вызван, прежде всего, состоянием источниковой базы по теме исследования.

Ведущим в исследовании является принцип историзма, когда любое явление культуры рассматривается в развитии и с учетом конкретной ситуации. Методика исследования основана на историко-этнографических методах: пережитков (реликта) и семантического анализа.

Результаты исследований и обсуждение

В традиционных верованиях хакасов образ змеи – чылан – был неоднозначен. Согласно воззрениям народа, в зависимости от обстоятельств эта рептилия могла быть одновременно благодетельной и чрезвычайно опасной. Верили, что в определенных ситуациях она одаривала человека плодородием, материальным богатством, удачливостью и сверхъестественными способностями, например пониманием языка животных и пр. Вместе с тем змея устойчиво ассоциировалась со смертью и болезнями, несла в себе деструктивные свойства, и контакт с ней мог иметь для человека трагические последствия. В этой связи представляются совершенно верными слова С. А. Маретиной о том, что «змея противоречива во всех своих естественных проявлениях и во всех своих связях – и жизненных, и мифических – с другими зооморфными и антропоморфными персонажами. Змея – это губительный яд, несущий смерть, но тот же яд является эффективным лекарственным средством. Отсюда отождествление змеи с жизнью и смертью» [Маретина, 2005. С. 5].

В данной статье остановимся на рассмотрении лишь отдельных граней образа этого пресмыкающегося, в частности тех, которые обусловлены ее хтонической природой.

При изучении традиционных верований обращает на себя внимание то обстоятельство, что в русском языке термины змея и земля имеют не только определенное лексическое сходство, но они также семантически связаны между собой. Так, А. В. Гура в ходе своего исследования приходит к мысли о том, что связь змеи с землей выражена как в самом ее названии, так и в «этимологическом родстве слов змея и земля » [1997. С. 287]. Во многом это обусловлено тем, что благодаря естественному месту пребывания и образу жизни эта рептилия связана с землей и подземным миром. Она обычно рождается и живет внутри земли – в норах, пещерах, охотится преимущественно на земле и в ней же всегда находит свое прибежище. Обозначенная биологическая реалия нашла отражение и в традиционных верованиях, языке и фольклоре хакасов.

В хакасских мифах появление змеи, как и других пресмыкающихся, земноводных, а также насекомых, связывалось с деятельностью одного из важнейших божеств их пантеона – Эрлик Хана. Главным образом это было обусловлено его воздействием на земную поверхность. Согласно повествованию, он своим посохом пронзил землю, из-за этого в ней образовалось отверстие. В результате чего из подземелья наружу вышли обозначенные живые существа [Костров, 1852. С. 62; Бутанаев, 2003. С. 113; Бурнаков, 2006. С. 141]. В мифологическом мышлении указанное обстоятельство априори наделяло этих существ хтонической природой, поскольку они рождены в недрах земли и своим образом жизни целиком и полностью связаны с земным пространством.

В традиционных представлениях народа животные, обитающие в местах, расположенных ниже поверхности земли – пещерах, расщелинах, норах или в воде, наделяются сверхъестественными, а зачастую вредоносными свойствами. Одним из самых ярких их представителей выступает змея. Ее характерной особенностью, как уже было отмечено, является неотделимость от среды обитания – земли. Она в силу зоологической специфики на протяжении всей своей жизни постоянно находится в полном контакте с земной поверхностью. Более того, основной способ ее передвижения – ползание – в мифологическом сознании естественным образом формировал представление о ней, как о чревоходящем существе. Подобные суждения о змее выделяют ее хтонические признаки и указывают на постоянную связь с сакральными силами земли. Всё это нашло отражение в хакасском языке. В нем содержатся слова и выражения, точно характеризующие соответствующие движения рептилии: чылан чызын-ча – ‘змея ползет / терется’ (о землю. – В. Б.), чылан сойлап одыр – ‘змея ползет / извивается’, чылан чылча – ‘змея ползет’, хойбаңнас хойбаңнап пари – ‘змея, извиваясь, уползает’, чылан чiли хойраларға – ‘извиваться, как змея’ (ХРС, 2006. С. 487, 835, 836, 1016, 1017, 1021). Специфический способ перемещения змеи, а также ее сакрализация способствовали формированию в отношении нее соответствующих эвфемизмов, таких как: чызынҷых – ‘ползучая / трущаяся’, сойлас – ‘ползучая / извивающаяся’, хойбаңнас – ‘извивающаяся / увиливающая’, чылчых – ‘ползучая’ и др. (ХРС, 2006). Добавим и то, что сама лентообразная форма тела змеи, позволяющая ей изгибаться и принимать различные очертания, а также общая среда обитания – всё это в архаическом мышлении чрезвычайно сближали ее образ с червем – хурт. Данная реалия содействовала появлению среди хакасов такого иносказательного наименования змеи, как узун хурт – ‘длинный червь’. Отметим, что подобное обозначение рассматриваемого пресмыкающегося встречается также и у тувинцев [Потанин, 2005. С. 165]. Негативный характер носит эмоциональное восприятие хакасами двуединого образа червя – змеи, запечатленное в таком распространенном словосочетании, как чиркенiстiг хурт – ‘червь / змея, вызывающие отвращение’ (ХРС, 2006. С. 487, 971). Само местообитание рассматриваемого пресмыкающегося в народе обозначали не иначе, как хурттығ чир – ‘место, где водятся змеи’ (букв. червивое место. – В. Б). При этом пространство, изобилующее ука- занными животными или насекомыми, характеризовалось следующим образным выражением: хурт-хоос / чылан чылыслача - ‘насекомые / змеи там кишмя кишат’ (ХРС, 2006. С. 487, 866, 1022). Представление о семантической общности и взаимосвязанности образов указанных живых существ нашло отражение и в устном народном творчестве хакасов. Так, в героических сказаниях алыитыг нымахтар распространенной эпической формулой является описание перемещения некоторых персонажей, которое сравнивается с одновременным движением змеи и червя:

Сомысхан чiли сойлап парчалар,         ‘Дождевому червю подобно, извиваясь, ползут,

Чылан чiли хойрал парчалар             Змее подобно, изгибаясь, ползут’

(Хубан Арығ …, 1995. С. 58) (пер. наш. – В. Б. ).

Специфические морфологические признаки змеи, представленные продолговатой формой ее тела с блестящей кожей, а также акцентирование внимания на постоянной связи рептилии с землей получили яркое выражение и соответствующие образные сравнения в малых жанрах фольклора, в частности в загадках – сиспектер . Приведем их: Чазыда чағлығ хаас – ‘В степи [лежит] жирный ремень’ ¹; Чазыда чағлығ халас чатча – ‘В степи лежит жирный калач’; Ча-зыда чаFлыF едок чатча - ‘В степи лежит жирная кость’ [Катанов, 1907. С. 255, 293]; Узун -узун сорFыйах ( сурхайах ) узы-пазын кем тапчац, алтын пастыF сор^ыйах нымырхазын кем тапчаң – ‘У длинной сосульки никто не может найти конец и начало, у золотоглавой сосульки не могут найти яиц’; Чазыда чағлығ хамҷы чатча – ‘В степи жирная плеть лежит’; Чолда чағлығ хайызым чатча – ‘На дороге лежит жирный ремень’; Чылба алдынҷа, чылан соонҷа ( iңелiг чiп ) – ‘Хариус плывет впереди, змея движется за ним’ (иголка с ниткой. – В. Б. ); Чы-лан чылча, сырғай хоопча ( iңенен тiкенi ) – ‘Змея ползет, хворостина ее преследует’ (шитье иголкой. – В. Б. ) (Сиспектер (загадки), 1951. С. 279); [Бутанаев, Бутанаева, 2008. С. 304, 305, 315, 323, 334].

Характерным зоологическим качеством змеи является ее способность заглатывать целиком невероятно крупных в сравнении с ее собственными размерами животных. Данный способ поглощения хакасами обозначается термином сиирерге ( сиир ) – ‘втягивать в пасть, глотая целиком’. В связи с этим в народе встречаются такие выражения: чылан пағаны сиирибисче – ‘змея проглатывает лягушку’; килким чылан кроликтi де сиирче – ‘крупная змея заглатывает и кролика’ (ХРС, 2006. С. 465). Вызывает интерес то обстоятельство, что глагол сиирерге / сиир является однокоренным со словом сиир в значении ‘жилы / сухожилия’ (ХРС, 2006. С. 464–465). Думается, что это не простое совпадение. В мифологическом сознании образ змеи в силу определенного внешнего сходства, вероятно, мог ассоциироваться еще и с жилами или корнем. Отметим, что в верованиях многих народов мира жилы и корни нередко были понятиями тождественными и взаимозаменяемыми. Поэтому идея семантической общности образов змеи и корня может быть выражена следующими смысловыми параллелями: как корни растений поглощают и впитывают влагу и питательные вещества из земли, так и змея целиком и полностью проглатывает свои жертвы. В архаическом мышлении представление о хтонической сущности змеи, вероятно, могло достигать такого уровня развития и абсолютизации, что образы названной рептилии и матери-земли сливались в нераздельном единстве. Данные взгляды, естественно, отражались и в ритуальной сфере. Одной из важнейших являлась похоронная обрядность. При этом захоронение человека в земле в религиозно-мифологическом контексте могло осмысляться как сакральный акт поглощения его змеей. Поэтому весьма справедливой и вполне применимой к хакасским верованиям представляется мысль В. Я. Проппа. Ученый, проанализировав образ змеи в русской фольклорной традиции, пришел к выводу о том, что «быть проглоченным было первым условием приобщения к иному царству» [Пропп, 2009. С. 227].

Хтонизм змеи обусловливает ее глубинную связь с подземным пространством – миром зловещей тьмы. Более того, эта рептилия не только имеет прямое отношение к царству мерт- вых, но она еще выступает предвестником смерти, а нередко и ее олицетворением. В связи с этим в верованиях хакасов получили распространение следующие приметы и символические значения соответствующих жизненных ситуаций: «Змеиные ноги показываются только человеку, который должен вскоре умереть» [Катанов, 1893. С. 93]; «Если во время убиения змеи покажутся у нее ноги, то у человека, который убьет ее, умрет какой-нибудь родственник, или умрет он сам» [Катанов, 1897. С. 74]; «Змея, встретившаяся несчастливому человеку, показывает ему свои ноги, и в доме его кто-нибудь умрет; эта змея показывает также свою кровь, кровь ее весьма черна, как деготь. Убить ли эту змею или не убить, все равно будет худо»; «Если кто-нибудь увидит, как змея проглатывает птичку или мышь, то и с таким человеком случится несчастье. Чтобы не было худо, нужно извлечь из нее птичку или мышь, и если проглачиваемая осталась в живых, то значит, этот человек проживет еще долго, а если (проглачиваемая) уже мертва, то и человек умрет (вскоре)» [Катанов, 1907. С. 582, 583]; «Примета сна: змея – это душа человека, когда убиваешь змею, то в скором времени умрет какой-то человек»; «Видеть во сне много змей – к неприятностям» [Бурнаков, 2006. С. 177, 179]; «Змея человека кусает. Она ядовита. Поэтому ее не любили. Говорят, что у змеи есть ноги. Кто видел эти ноги, тот долго не живет. Там у змеи выходят какие-то красные штуки» (ПМА: Николай Терентьевич Боргояков).

В традиционных воззрениях хакасов крайне неблагоприятным знаком и реальной угрозой для домочадцев считалась ситуация, когда змея вползала в человеческое жилище. По материалам В. Я. Бутанаева, в подобном случае, для того чтобы обезопасить и отвести угрозу от людей, помещение окропляли айраном со следующим заговором: Обалыц-сымылыц тарты-на пар! ХaнFa-пиге айлана пар! - ‘Притяни свой грех и бесовскую душу! Вернись к своему хану и бегу!’ [2003. C. 71]. Мифологическое восприятие айрана одновременно как очистительного средства и любимого змеями кисломолочного напитка нашло отражение в фольклоре. Так, например, встречается сюжет, в котором змея располагается прямо в сосуде с айраном (Желудочек, 2014). Добавим, что схожие взгляды на обозначенную ситуацию со змеей, находящейся вблизи жилища людей, бытовали среди бурят. Так, Г. Н. Потанин по этому поводу писал: «Змею увидеть подле дома также считается у аларских бурят знаком беды» [2005. С. 133]. Вместе с тем следует заметить, что противоречивая и двойственная природа змеи способствовала амбивалентному отношению к ней. Это выразилось в некоторых приметах, связанных с ее перемещением относительно человека. Полагали, что если указанная рептилия пересекала путь человеку справа налево, то это воспринималось как благоприятный знак, сулящий ему счастье и удачу. Совершенно противоположное значение имело направление движения пресмыкающегося слева направо – оно предрекало несчастье [Бута-наев, 2003. С. 71].

В религиозно-мифологических представлениях хакасов распространенная окраска змеи – черная или темно-пестрая – устойчиво ассоциировалась с подземным пространством. Отметим, что ключевой характеристикой самого Нижнего мира в традиционной картине мира народа был черный цвет - хара бц / бб, символизирующий непроглядный мрак и полное отсутствие солнечного / лунного света. В этой связи одними из известных наименований его являлись следующие: харасхы чирi – ‘букв. земля тьмы’, айның кӱннiң харағы кӧрбес чирi – ‘букв. земля, где не видно луны и солнца’ (Ай Хууҷын, 1958. С. 365, 372). Добавим и то, что пестрый окрас - ала бц / бб, также характеризовал потустороннее пространство. Он сочетает в себе темные и светлые тона. В мифологическом сознании указанная цветовая комбинация олицетворяет собой переходное и динамичное положение инобытия и потенциальную возможность преобразования его явлений и объектов из видимого состояния в невидимое и наоборот. В этом смысле змея с подобной окраской в определенной мере символизирует «тот мир» и олицетворяет его инаковость. Не случайно в хакасском фольклоре представлен сю- жет, когда «богатыри, чтобы проникнуть в царство подземное превращаются в стальных змей и (только после этого. – В. Б.) уходят под землю» 2.

Змея как хтоническое существо была тесно связана и с обитателями подземного царства. Вполне естественным является то, что в фольклоре хакасов многие демонические представители «мира невидимых» наделяются змеиными чертами. Приведем некоторые из их описаний:

Шилан хузурухтығ, шошха пастығ похан экиптур, айхахы холында алты азыр – ‘Со змеиным хвостом, со свиною головою, оказывается, когти на руке с шестью пальцами’ (Два охотника, 2014. С. 507);

Ай Ханат кӧpiбicce – хайдар-хайдар

Чил чилбеен ниме одырча.

Ӱс сӱрместiг, ала чылан сӱрместер.

Алтындағы азығ тiзi

Пурунға читiре ӧс парған, Ӱстӱндегi азыр тiзi Эгiне читiре ӧс парыбысхан

(Кӱмӱс ханаттығ…, 1958. С. 254) (пер

‘Ай Ханат посмотрел – огромное Ветром не сгибаемое, нечто сидит.

[С] тремя косами – пестрыми змеями.

[Ее] нижний клык

До носа дорос,

[Ее] верхний клык

До подбородка пророс’ наш. – В. Б.);

Хан-Мирген тулағазын аза тартып, Амды кӧpiп турыбысхан.

Kӧpiп турза:

Ӱс азахтығ хара пииге алтан салған

Уғаа хорғыстығ ниме турча:

Ӱс ала чылан сӱрбестiг,

Харах аразы харыс читпестег,

Хулах аразы хулас читпестег,

Хозан тicтiг, хой харахтығ

Чирдең хара сырайлығ ниме

Хара пиинiң ӱстiнде одырчададыр

(Албынҷi, 1951. С. 37) (пер. наш. – В. Б. ).

‘Хан-Мирген, шлема забрало открыв, Тот час же всматриваться стал.

Видит [перед ним]:

На трехногой черной кобыле верхом

Очень страшное нечто стоит:

С тремя пестрыми змеями – косами,

[Между] глаз расстояние – вершка не достигает, [Между] ушей расстояние – сажени не хватает, [С] заячьими зубами, овечьими глазами

[С] чернее земли лицом, [это] нечто

[На] черной кобыле сидит верхом’

Обратим внимание и на то, что во многих случаях представители демонического мира, имея антропоморфное обличие, в определенных ситуациях нередко воплощались в пресмыкающихся. Так, например, известный хакасский фольклорный персонаж – ведьма Хуу Хат / Хуу Иней в процессе своих злодеяний и во время перемещения в пространстве часто превращается в змей (Ах ой аттығ…, 1951. С. 174; Ах Молат, 2013). В героической эпике хакасов часто встречаются еще и такие отрицательные женские персонажи, как Хара Нинҷi и Пора Нинҷi . Для героев Среднего мира они обычно выступают в качестве непримиримых врагов. Так, в богатырском сказании «Албынҷi» с целью совершения убийства героини Кiлiң Арығ Хара Нинҷi воплощается в змею:

Хара Нинҷi аның хыринзар пас килiп, Узупчатхан Кiлiң Арығның ахсына Ала чылан полып кiр чӧрiбiскен – Кiлiң Арығ абахай чатхан чирiнде Азах-холын кире тeбiнiп, ӧл чӧрiбiскен;

Ала чылан аның ахсынаң сыхты

(Албынҷi, 1951. С. 83) (пер. наш. – В. Б. ).

‘ Хара Нинҷi к ней подойдя,

[К] спящей Кiлiң Арығ в рот,

Пестрой змеёй обратившись – вползла

Кiлiң Арығ красавица [на] земле, [где] лежала, Ногами-руками забив, [в тот же миг] умерла;

Пестрая [же] змея изо рта ее уползла’

В эпическом произведении «Алтын Арығ» Пора Нинҷi описывается как летающая на ‘живом ковре из пестрой змеиной шкуры, с шестью крыльями’ – Ала чылан терiзi, алты ханаттығ тыннығ кибiс . В ходе сюжета, Пора Нинҷi , находясь на поверхности земли, превращается в пеструю змею и уползает в подземелье – ‘в черную землю, расположенную у основания золотой коновязи – алтын чечпе ’ (Алтын Арығ, 1958. С. 77, 94).

В мифологическом сознании хакасов была распространена идея о том, что змеи, а также остальные пресмыкающиеся и земноводные не только олицетворяют собой отдельных представителей Нижнего мира и их характерные черты, но и служат им в качестве важнейших транспортных средств и даже основной еды. Причем полагали, что жители подземного царства, воспринимая их как свою главную пищу, потребляют как в сыром, так и вареном виде. Наиболее выразительно обозначенный рацион демонических существ изложен в героических сказаниях:

Тугенч! там чир алтынзар кире сеггртгбгскен. ‘В последний ярус - ниже земли прямо [на коне] заскочил,

Тугенцг Узуттгц чиргнзер парчадыр.           [В] последнего Узут ’ а землю [он] едет.

Айныц-куннгц чарии тугенч! там чир алтында Луны-[и]-Солнца свет [в] последнем ярусе - ниже земли

Ая чалбаанҷа кӧрiнген чiли пiлдiрче.

Аннаң андар Хан Мирген

Тӱгенҷi там чир алтынҷа парчатханда, Хыс кiзi киндip cӱpмecтiг, Хара киден тонныF, Хара киис маймахтығ, Хара чыланга алта^ан, Сарыг килеск! хамцыла^ан, Пыстап килin, чортчеткенщ корд!.

Кӧп чыланнар хадар чӧр.

Алып тӧреен Хан Мирген сурыпчадыр:

- Чыланны нимее хадар чорчезгц, хызыцах?

- О-о, тугенч! Узуттгц ЧылFылары полцац ол. П!с чыланны соFып чгпчебгс, Чылан на идiнең азыранчабыс

(Хан позырах …, 1969. С. 56) (пер. наш. – В

[C] ладонь шириною видимый [будто] кажется. Всё далее [едет] Хан Мирген

[По] последнему ярусу – ниже земли, проезжая, Девушку с конопляными косичками [встречает], [Из] черного холста [ее] одеяние,

[Из] черного войлока [ее] сапоги,

[На] черном змее [она] верхом,

Желтая ящерица – [ее] плеть [ею она погоняет], Вспотевши [от быстрой езды], [его] приближение заметила.

Много змей [она] пасёт [и, охраняя] ходит.

Богатырем урожденный Хан Мирген [удивлённо] вопрошает:

– Змей, зачем [ты] ходишь [и] пасёшь, девочка?

О-о, последнего Ӱзӱт’а

Лошадьми являются они

Мы [этих] змей колем [и] едим, Змеиным только мясом [и] питаемся’

. Б.)

Хара Нинҷiнең Очы Сарығ

Ол паланы азырап полбинчалар :

Чылан, килескi идiн пызыр салғаннар , Аны чирге хынминчададыр хыс пала (Ай Хууҷын, 1958. С. 367) (пер. наш.

‘Хара Нинц1 [с] Очы Сарыг ’ ом

Этого ребенка накормить не могут:

Змеи, ящерицы мясо сварили

[Но] этого есть не желает девчонка’ В. Б. );

Идек-пысхынац ибгршп, Ипчi кiзi тамах темнеп чӧр :	‘[Женщина] по юрте, крутясь, Женщина угощение готовит:
Иптiп салған тамағы , Игiр чылан поладыр . Ала маңыс кiчиҷек оолах , Аас ачып, чоохтапча :	Кушанье, которое она ставит, На столе вдруг в змею превращается. Прекрасным родившийся маленький мальчик, Открывши рот, произносит:
- Син хаттыц, син сгрецнеен, Сыйлир коцнгц мындаг ба? Iстiңнең сыххан иркенi Чылан-паFа сал турзыц! Паарыңнаң сыххан палаңға ПаFа, хурт-хоос пир турзыц! Часхап оолғына чоохтады :	– А ты, баба-плутня, Так хочешь [нас] угощать? Своему родному ребенку Змей-лягушек кладешь! Своему же родному ребенку Лягушек, насекомых даешь! Ласково сыну своему она говорит
- Че, палам, ХыйFа-Чике, Чылан тамаам сал салтырбын , Чахсы тамаам салбин cipepге , Чабалох индег иттгрбгн!	– Ну, дитя мое, Хыйға Чике , Змеиное блюдо [я] поставила, оказывается, Вместо того, чтоб хорошее кушанье подать, Очень тяжко же я провинилась!’

[Чистобаева, 2015. С. 14–15] (пер. М. Н. Чебодаева).

По традиционному хакасскому этикету встреча любого гостя должна обязательно сопровождаться чествованием и обильным угощением. И в зависимости от того, насколько радушен был прием, формировалось суждение людей не только о степени гостеприимства хозяев, но и об их характере и даже о моральных качествах. В фольклоре указанные соционорматив-ные установки переносились и на обитателей подземного мира. Им, так же как и жителям «солнечной земли», не было чуждо гостеприимство. При этом основные ингредиенты их блюд – змеи, лягушки, ящерицы и насекомые – были совершенно неприемлемы для гастро- номических и вкусовых предпочтений людей. Данное обстоятельство недвусмысленно указывает на чужеродную, инаковую природу Нижнего мира и хтоническую сущность их жителей. В одном из эпосов от лица богатыря Ах Хана об этом сообщается следующее:

Пу одыpFан ирке-кин^ем,

Улуғ типссе ит сызырған , Улуғ сараа мӱн урған .

“Эт пе”, min, - чтбзеге алып?” Кдpiбicкeм - кiлicкe парасхан Килбейте пыс партыр .

“ Кiлiске дее полза, чiп

Кӧрҷең ме тiп ,

Пычахтаң кизiп, ахсыма Тастабысхам , Тайнап-тайнап, азыр полбаам, Найла тади чох полған , Ползар myкypiбicкeм ”, - minчe .

Iкiнҷiзiн алып алғам :

“ Мынызы татығ полар ба, тiп? – Паға парасхан полбайта пыс Партыр .

Кизiп, ахсыма тастабысхам .

Пip дее тадии чох полған .

Тайнап-тайнап, myкypiбicкeм .

Ӱжӱнҷiзiн алып алғам :

Анызын корзем: чылан - Парасхан Чыыра пыс партыр .

“ Мынзы татығ полар бa, тiп? –, Киз1п, ахсыма тастаам, - minчe .

Тайнап-тайнап, азыр

Полбаамох ,

Ползарох тӱкӱрiбiскем .

Анҷазын одырғанда ,

“ Мӱнiн дее iчiп тӱрим ма, тiп! –, Мӱнiн сузып, iчiбicкeм :

Сала даа таам чох полған , Найла iзiг полған –

Ползарох тӱкӱрiбiскем ”, – тiпче [Чистобаева, 2015. С. 15–17].

‘Эта сидящая красавица

В большом казане мясо сварила,

В большую чашу бульон налила.

“Мясо ли, – думаю, – взять и съесть?” Посмотрел – бедняжка ящерица, Разварившись, сварилась.

“Даже если ящерица, попробую съесть”, – думая,

Разрезав ножом, в рот

Бросил,

Жевал-жевал – не смог проглотить,

Уж очень невкусной была,

На пол выплюнул, – [Ах Хан] говорит.

Второй раз взял:

“Может, это вкуснее будет? – думаю. Бедняжка-лягушка, раздувшись, Сварилась, оказывается.

Нарезав, в рот бросил.

Совсем без вкуса была.

Жевал-жевал – выплюнул.

Третий раз взял:

Смотрю: бедняжка-змея, Сморщившись, уварилась.

“Может, это вкуснее будет?” – думая Нарезав, в рот бросил, – [так] говорит. Жевал-жевал – тоже не смог Проглотить,

Тоже на пол выплюнул.

Когда так сидел,

“Хоть бульону пока попью! – думая, Бульон зачерпнув, выпил: Совсем без вкуса [он] был, Слишком горячий был –

Тоже на пол выплюнул”, – [так] говорит’

В традиционном сознании хакасов хтоническая природа змеи и исходящая от нее потенциальная опасность в большинстве случаев имели негативное восприятие. Это нашло отражение в идиоматических выражениях, в которых ее образ представлен преимущественно в отрицательной коннотации. Так, например, образ змеи как источника угрозы представлен в следующих поговорках: «Змея своей кривизны не сознает; выпрямлять станешь – укусит»; «Змея меняет кожу ежегодно, да ядовитые зубы оставляет при себе» (Так в Сибири говорят…, 1964. С. 29, 30); Чылан кiчiг дее полза, чоон пуғаны чоо сабысча – ‘Змея хоть и маленькая, зато и крупного быка больно кусает’ ³; Сым чатчатхан чыланның хузуруғына паспа – ‘Не наступай на хвост спокойно лежащей змеи’ (Мудрое слово…, 1976. С. 76). Наряду с этим в данном контексте при помощи образа этой рептилии подчеркиваются и некоторые положительные качества человека: Махачы кiзiнi чылан да сахпачаң, хортых кiзiнi адай даа тутхлачаң – ‘Смелого человека и змея не ужалит, трусливого человека и собака укусит’ (Старших будешь слушать…, 2004. С. 26).

Среди фразеологических единиц хакасов распространенными являются те, которые выражают переменчивую, двойственную и обманчивую сущность указанного пресмыкающегося. В традиционном мышлении посредством образа змеи часто осуждаются и осмеиваются лицемерные, несправедливые и хитрые люди. В этой связи можно полностью согласиться с су- ждением некоторых фольклористов о том, что «художественные образы пословиц имеют конкретность, связаны с окружающим трудящегося хакаса миром природы: криводушный или злой человек уподобляется змее» [Унгвицкая, Майногашева, 1972. С. 256]. Среди фразеологизмов, указывающих на подлую сущность змеи / человека можно выделить следующие: Чылан игiрiн тлшмес - ‘Змея не признает своей кривизны’ [Там же. С. 256]; Чылан чти чiлбiребе, хорты чти хойбаннаба - ‘Подобно змее, не изгибайся, словно налим, не извивайся’ (Мудрое слово..., 1976. С. 102); Сомысхан чiли сойлаба, чылан чти хойралба (кдйтiк) -‘Не извивайся, как червяк, не крутись, как змея (о хитром человеке)’; Чылан игiрiн тлшмес, чой чооFын тлшмес - ‘Змея не сознает своей кривизны, лгун не сознает своей лжи’ [Бутана-ев, Бутанаева, 2008. С. 275, 289, 300]. Про человека, однажды воспользовавшегося доброй услугой отзывчивых людей и пытающегося злоупотребить сложившейся ситуацией, хакасы говорят: ЧылыF корген чирге чылан ибiрiледiр - ‘Змея кружится вокруг теплого места’ [Бута-наев, Бутанаева, 2008. С. 275, 301] (см. также: (Мудрое слово..., 1976. С. 100; ХРС, 2006. С. 114)).

Заключение

Таким образом, представленный материал позволяет сделать вывод о том, что в традиционном мировоззрении и устном народном творчестве хакасов змее и ее образу отводилось важное место. Указанная рептилия выделяется обширной и многообразной символикой. При этом одной из ключевых ее характеристик является ярко выраженная хтоническая природа. Соответствующее символическое значение во многом определялось ее зоологическими особенностями: морфологией, средой обитания и образом жизни, в том числе способами передвижения и питания.

В силу своей биологии змея тесным образом связана с землей и подземным пространством. Обозначенная реалия нашла отражение в традиционных верованиях и фольклоре хакасов. С образом змеи был связан целый комплекс религиозно-мифологических представлений о подземном мире и его обитателях. Специфическое восприятие этого пресмыкающегося было запечатлено в фольклоре, а также бытовой речи хакасов и получило широкое распространение во фразеологизмах.

Полевые материалы автора

Боргояков Николай Терентьевич , 1931 г. р., место рождения – сеок Хобый. Место и время записи – август 2005 г., с. Аскиз Аскизского района Республики Хакасия.