Знание и власть в «Тайная Тайных» псевдо-Аристотеля

«Тайная Тайных, или Врата Аристотелевы» – перевод на древнерусский язык одного из самых известных как на Западе (под названием Secretum secretorum ), так и на Востоке трактатов, которые, как считалось, имели отношение к Аристотелю, более того – приписывались его авторству и вместе с тем – его авторитету. Рукописное наследие этого сочинения поражает своим объемом. Особенно, если принимать во внимание тот факт, что до XIII века Европа знала Аристотеля прежде всего как «отца» логики, автора «Категорий». Будучи переведенной практически на все европейские языки, «Тайная Тай-ных»¹ распространилась по Европе и по крайней мере до XVI века присутствовала при дворах – папских, императорских, королевских, среди знати и в университетах, в домах европейской буржуазии, и даже в XVI веке она продолжала вызывать интерес у некоторых гуманистов. Не обошла стороной его популярность и Русь. В частности, заимствование из памятника встречается в сочинениях Ивана Пересветова, «Первом послании Ивана Грозного Курбскому», высказывались предположения о влиянии ТТ на политические концепции князя А. М. Курбского, Ф.И. Карпова².

Secretum secretorum восходит к арабскому оригиналу VIII–IX вв. и представляет собой собрание наставлений по различным вопросам, относящимся к кругу философских, причем по большей части таких, которые вошли в орбиту философии во времена, очевидно, более поздние: кроме тем, затрагивающих этику и политику, медицину, физиогномику, в трактате существенное место занимают рассуждения об астрологии и алхимии, весьма распространенные в эпоху Средних веков и Ренессанса. Адресат «наставлений» – Александр Македонский. Ситуация очевидна: наставник – философ, мудрец, ученик – парадигмальный властитель³. Читатель – свидетель практики паресии.

Не стоит ожидать от этого текста представления собственно аристотелевской философии – хотя в первых главах трактата, действительно, можно найти некоторые заимствования из «Никомаховой этики», и, кроме того, арабское происхождение этого сочинения позволяет, хотя и гипотетически, заключить, что его автор был знаком с философией Стагирита лучше, чем его читатели в Европе.

Текст Secreta secretorum изобилует отсылками к эллинистическим и римским аристотелевских псевдоэпиграфам, различным греческим и арабским источникам, испытавшим влияние неоплатонизма и, не в последнюю очередь, эллинистического герметизма, усвоенного и переосмысленного арабским миром.

Популярность трактата обусловлена рядом причин.

Во-первых, он относится к одному из самых популярных в Средние века жанрам назидательного толка – жанру specula principum ⁴ («зерцала князей»), который представлял собой политические и моральные советы, адресованные правителю, чтобы тот мог увидеть себя, как в зеркале, причем, опознав себя действительного, сопоставить с собой таким, каким он должен быть: контуры этого образа очерчивались наставлениями мудреца. Считается, что Secretum secretorum – если и не первое по значимости в этом ряду сочинение этого жанра (конкуренцию ему составляло, возможно, только сочинение Aegidii Romani De regimine principum ), то во всяком случае весьма влиятель-ное⁵.

Во-вторых, Secrerum secretorum был популярен как научный текст, содержащий знание о «тайных» силах природы, к которому причастны могут быть лишь посвященные, особым образом подготовленные люди⁶. Обладание «тайным» знанием такого рода (в частности, алхимией) традиционно отличало мудреца времен средневековья⁷ и, особенно, Ренессанса. Ключевой момент – знание природы вещей, позволяющее воздействовать на нее.

Именно эта часть Secretum secretorum и была той будоражащей тайной из тайн, делающая трактат столь популярным, возможно, даже более популярным, чем его принадлежность к жанру specula principum . Скажем, для Филиппа Трипольского, первого переводчика полной версия Secretum secretorum (около 1230 г.) на латынь, философское учение, относящееся к царству, было лишь частью, причем, не самой его важной частью: трактат был прежде всего хранилищем природных тайн⁸. Подобной точки зрения придерживался и другой известный издатель Secretum secretorum – Роджер Бэкон, для которого именно научное (иными словами, все, кроме относящегося к политической философии) содержание этого трактата имело значение, о чем свидетельствует ряд его работ, например, Opus maius , в которой он неоднократно цитирует Secretum Secretorum именно в этом, «естественнонаучном», ключе, кроме того, по словам Бэкона некоторыми мудрецами он именовался «Книгой Десяти Наук», «в которой величайшие тайны Природы, передаются под покровом » (26b 6) (Курсив наш. – Е.А., С.К.)⁹.

И наконец, помимо политического, научного, философского и религиозного содержания, популярность сочинению придавал и тот авторитет, которым, как уже было сказано выше, пользовались как его предполагаемый автор – Аристотель, архетипический мудрец, так и его адресат – Александр, архетипический правитель. Пожалуй, не было фигуры более знаменитой и авторитетной в политическом дискурсе того времени, чем Александр. Как отмечают многие ученые, ТТ имеет некоторые общие черты с романом «Об Александре», который был, без преувеличения, одним из самых читаемых текстов в Европе после Библии и пользовался той же популярностью10. Культ Александра имел повсеместное распространение: он поддерживался на официальном уровне в Египте, Сирии, Пергаме, Римской империи, причем его образ как идеального правителя, создателя Великого царства, подкреплялся и включением его в религиозный контекст (как, впрочем, и Аристотеля: он почитался как, хотя и языческий философ, мудрец, но в то же время и причастный «премудрости божественной»), что в итоге сделало его практически не отличимым от христианских правителей.

Итак, источником Secretum secretorum является, по общему признанию, арабский текст. Такой провенанс не мог не повлиять на содержание ТТ. В арабском оригинале, как впоследствии и в еврейском переводе, рассуждения о власти и политике носят подчеркнуто практической характер, характер наставления, поучения. Автора интересует практика власти – не ее природа, что, очевидно, объясняется фундаментальной аксиомой: основа власти – Бог, природа ее носит божественный характер, правитель связан с Богом¹¹. Обращает на себя внимание тот факт, что этические добродетели обсуждаются вне подчеркнуто религиозного контекста, что позволило автору интегрировать в свое сочинение греческое, а также персидское наследие в области этики и политики. Поддерживать власть в ее целостности и сохранности едва ли не труднее, чем завоевать или захватить ее, а это, в свою очередь, как следствие, влечет за собой необходимость владеть искусством управления, иначе говоря, царская власть должна быть основана на определенном знании¹².

Вследствие того, что этот трактат претерпел ряд редакций, не избежал интерполяций, а местами и очевидно компиляций (это особенно хорошо видно по многочисленным вариантам пролога к тексту13), то представляется целесообразным коснуться его перевода на русский язык.

В отличие от большей части европейских переводов, которые берут начало от полной редакции через посредство латинского перевода Филиппа Трипольского, древнерусский вариант (кон. XV – нач. XVI вв.) сделан с еврейской версии – сокращенного варианта арабского оригинала, которая, однако, содержала многочисленные интерполяции, ими она была обязана, в частности, Моисею Маймониду14. Современные исследователи ТТ Уильям Фрэнсис Райан и Моше Таубе реконструировали историю возникновения перевода Secretum secretorum на древнерусский язык15. Согласно их реконструкции, автором перевода с иврита мог быть еврей из Киева по имени Захария бен Аарон ха-Коэн, известный в русских источниках как астролог и маг по имени Схария (Скария), который, по утверждению Иосифа Волоцкого, стоял у истоков так называемой ереси жидовствующих, или новгородско-московской ереси16. Уильям Райан и Моше Таубе выдвигают предположение, что Захария диктовал свой перевод устно неизвестному христианскому писцу, что объясняет некоторые интерполяции в текст и что соответствует общей схеме русских переводов еврейских научных текстов в тот же период для нееврейской аудитории.

В фокусе предлагаемого исследования находится не собственно история перевода Secreta secretorum на русский язык со всем комплексом проблем, связанных с текстологией этого сочинения, а его результат – текст под названием «Тайная Тайных» (или «Аристотелевы врата»), который приобрел достойную удивления популярность в России конца XV – начала XVI веков и вовлек в орбиту своего влияния людей, близких к великокняжескому двору. Если быть совсем точными, то вопрос, интересующий авторов статьи, может быть сформулирован так: каким предстает отношение знание-власть на страницах ТТ? Отправной точкой нам послужит пассаж, который будет процитирован ниже, начать, однако, хотелось бы с обзора содержания ТТ, необходимого, как нам кажется, для фиксации контекста в целом.

Итак, древнерусская версия сочинения состоит из Предисловия переводчика и восьми глав, а именно:

• 1.    Из чего состоит поведение царское;

• 2.    Каким образом ему вести себя перед народом, чтобы возложили надежду свою на него, прославляя жизнь его;

• 3.    Каким образом руководить ему благородными людьми;

• 4.    Какими способами учить ему правителя государства своего, а с его помощью всех своих урядников;

• 5.    Об отправляющихся в путь, о необходимых им вещах, и о послах его, и как они должны вести себя во время посольства;

• 6.    Об управлении воинами и гетманами;

• 7.    О деле военном знать, что в это время необходимо: и как расставлять полки, и как обороняться, и о времени, подходящем для этого, и о времени, подходящем для выступления, с кем биться и с кем не биться, и о науке физиогномике, и какую следует вести жизнь, чтобы сохранить здоровье;

• 8.    О камнях, и зельях, и животных, которые необходимы царю и без которых он не достигнет ничего хорошего, не сохранит здоровья своего, и не усидит на троне своем. И эта глава последняя, как бы завершающая наставление для царя¹⁷.

Итак, обратимся к пассажу, отправному для нашего исследования. Им заканчивается первая глава:

Вѣдай, иже умъ — то есть верхъ всякому смыслу [Здесь и далее в цитатах из «Тайная Тайн» курсив наш. – Е.А., С.К.], им же спасется душа и изъяснится тайна, и отдалишь врагы житѣйскиа и духовныя, приближишь же любимых. Он же похва-лимь корень и основание твердости всемъ хотящимъ. А начало ему приступати к розмышлению. [13] Приступивый же к нему посрединѣ — блаженъ есть, а в ко-нець убо послѣдний — Богу супостатенъ есть. Сему бо размышлѣние пытаниемь есть. А государьство не обретается собою, но размышлѣниемь; а про то же [14] верхъ властельства умова — размышлѣние. А государство ражаетъ любовь к размышлѣнию. Да аще будут искати размышлѣние в концы послѣднем, родитъ ревнование, а ревность ражаетъ ложь, а ложь ражает невѣжество, оно же давание. А се же родит ненависть, а ненависть родитъ несправедливость, а то родит неволю, а неволя родит враждование, а се родить прю, а пря родит войну, а война преступит законъ и оскудит вселеную. А симъ премѣнится прирожение, да родится оно злое же нѣтовство погибелию доброго, оно же естьство, зане же зло, не идетъ с небеси толико по дѣйству нашему. [15] Да еще же переможет разумъ спи-рание, родится из него вѣрность, а се родит смѣрение, а из сего родится гроза, а из грозы справедливость, а се из сего съединачение, а се родить честь, а честь родит пристатие, а пристатие родит кладение живота подлѣ живота, а симь усилѣет царьство и законъ, и наполняется съкровища истинны. И се изъяснится — искати господьства посредине блажено и благословено есть (Буланин 1984, 542) (Курсив наш. – Е.А., С.К.).

В переводе Д.М. Буланина этот текст выглядит так:

Знай, что ум — верх всякого понимания , с его помощью спасется душа и познается тайна, и ты удалишь врагов мирских и духовных, а приблизишь заслуживающих любви. Ум — корень похвальных вещей и твердое основание для всего желаемого. А начало его в стремлении к славе . Тот, кто стремится к ней по-настоящему, — тот блажен, а кто в последнюю очередь, — тот Богу противен. Ибо слава трудами достигается. К власти следует стремиться не ради нее самой, но ради славы ; и поэтому вершина власти ума — слава . И власть рождает любовь к славе . А если цари будут искать славу в последнюю очередь, то родится зависть, а зависть рождает ложь, а ложь рождает заблуждение, оно же клевету. А это породит ненависть, а ненависть породит несправедливость, а она породит насилие, а насилие породит вражду, а та породит распри, а распри породят войну, а война нарушит закон и опустошит вселенную. Так изменится природа, и родится злой хаос с гибелью всего доброго в результате поступков наших. Если же пересилит разум страсть к распрям, то родится из него верность, а та породит покорность, а из нее родится боязнь, а из боязни справедливость, а вот из нее единство, а оно породит честь, а честь породит привязанность, а привязанность породит готовность отдать жизнь за других, а этим усиливается царство и закон, и приумножатся сокровища истинные. Так становится ясным, что искать власти по-настоящему достойно похвалы и благословения ( Тайная тайных , 543; пер. Д.М. Буланина)¹⁸ (Курсив наш. – Е.А., С.К.)

Итак, ум провозглашается верхом всякого понимания, корнем и основанием, что не вызывает никакого удивления – удивительно другое: утверждение, согласно которому начало ума (его природа) – стремиться к славе. Представляется естественным следующий вывод: ум, поскольку он ум, должен стремиться к славе как к своему началу и (принимая во внимание апелляцию автора трактата к авторитету Аристотеля) – цели, что подтверждается, на наш взгляд, тезисом о славе как вершине власти ума и утверждением, что власть должна быть желанна не сама по себе, но «ради славы». Иными словами: достичь славы – цель власти, поскольку «вершина власти ума», его консумма-ция, – и есть «слава», к которой ум стремится как к своей природе. Тезис о власти как о том, что рождает любовь к славе, как будто бы замыкает круг: цель власти – слава, вершина ума – она же (слава), власть как любовь к славе – не что иное как любовь к уму, начало которого «в стремлении к славе», то есть в стремлении к себе самому. Наконец, вывод: «искать власти по-настоящему достойно похвалы и благословения».

В приведенной цитате из современного перевода особое внимание обращает на себя слово слава : именно оно, точнее – его смысл в рассматриваемом контексте, нуждается в прояснении. Посмотрим, какие варианты толкования возможны.

Итак, как видно из приведенных выше цитат, словом «слава» в современном русском переводе передано слово «размышлѣние», ожидаемое в контексте рассуждений об уме и власти. Возникает вопрос, на каком основании начало ума, «корня и основания», могло превратиться из размышления древнерусского перевода в славу современного?¹⁹ Переводчик, Д.М. Буланин, дает пояснения к своему переводу. В комментарии к этому месту читаем: «В следующем далее рассуждении слово “размышление” переводится словом

“слава” в соответствии с еврейской версией» (Буланин 1984, 753).

Речь идет слове, образованном на базе древнееврейского (общесемитского) корня כבד (kbd). Со словоформами лексемы כבד (kbd) связаны следующие значения: «быть тяжелым», «иметь вес», «быть богатым», «отягощать», «обременять», причем еще и в смысле «отягощать жертвоприношениями», то есть «почитать»²⁰. Надо заметить, что эта же лексема является основой для слова «печень», что вполне понятно: печень, внутренности суть средоточие жизненных сил.

Вариантом, основанном на корне כבד (kbd), является и слово, которое в Септуагинте, как правило, передается словом δόξα²¹. Вот характерный пример: «– Распахнитесь во всю высь, врата! / Распахнитесь, древние двери! / Пусть Царь Славы войдет! / Кто этот Царь Славы? / Господь, могучий и сильный. / Господь, могучий воитель. / – Выше станьте, врата! / Распахнитесь, древние двери! / Пусть Царь Славы войдет! / Кто этот Царь Славы? / Господь Воинств – это Царь Славы» (Пс.23:7–10 РБО 2017)²². В тексте Септуагинты «Царю Славы» соответствует ὁ βασιλεὺς τῆς δόξης, в тексте оригинала мы обнаруживаем вариант корня כבד (kbd).

Вернемся к одному из значений лексемы כבד (kbd), а именно – «иметь вес», «быть богатым»: так Авраам был «очень богат ( ָּכ ֵ ֣בד ) скотом, и серебром, и золотом» (Быт.13:2).

Богатство, как следует из наставлений ТТ, – один из обязательных внешних признаков власти. Два пути ведут к царственности. Вот какие слова вкладывает в уста Аристотеля автор Secretum secretorum : «Первый – внутренний, второй – внешний. Внешний же – богатство, которое помогает телу человеческому привязать душу к себе, также благодаря богатству подчиняется тебе (sc. Александру) народ, видя справедливость и милосердие по отношению к себе. Внутренний же – в том, чтобы расточать милости и почести каждому мудрому и благородному» ( Тайная тайных, 539).

Таким образом, богатство обнаруживает царственность, показывает ее. В этой связи становится понятно, почему авторы Септуагинты предпочитают переводить производные от корня kbd словом δόξα, и переводчик ТТ Д.М. Буланин предпочитает «размышлению» «славу»: греческий корень δοκ, лежащий в основе слова δόξα, глагола δοκέω²³, реализуется, в частности, в словах со значением «казаться», «быть видимым», откуда – «являться в блеске».

Слава Бога, Его блеск «изливается» по причине полноты (плеромы) Его природы как щедрость. Это существенное свойство божественной природы переносится автором Secreta secretorum и его славянским переводчиком на государя: щедрость оказывается важнейшим внешним/видимым его атрибутом, признаком полноты его существа и, как аналог полноты божественной, предполагает щедрость с его стороны. Видимо, именно по этой причине перечень царских добродетелей начинается со щедрости ²⁴:

Александр, знай, что скупой не может быть добрым человеком и соблюдающим законы, так же как расточительный не может сохранить навсегда свою честь . Во всяком деле середины нужно придерживаться, обе крайности пагубны ; и во всех царских делах следует соблюдать умеренность, а иначе царство не сможет процветать. Определить щедрость трудно, а скупость легко. Щедрость истинная в том, чтобы давать вовремя необходимое, и достойному, и в меру возможностей , иначе же щедрость переходит границы. Расточитель подобен тому, кто льет воду соленую в море или помогает врагу своему против себя самого. Щедрый тот, кто расторопен во всех делах своих, а не тот, который богатство царское теряет, раздавая его, не думая о будущем своем. А скупость вообще слава недобрая, не достойная государя. Если знает это за собой царь какой-нибудь, лучше пусть поручит царство свое какому-нибудь слуге своему надежному , а сам занимается венцом и престолом ( Тайная тайных, 541) (Курсив наш. – Е.А., С.К.).

Однако щедрость в перспективе царской власти, хотя и роднящая последнюю с властью божественной как с образом полноты, должна иметь меру, чтобы не оказаться расточительностью. Важное замечание автора Secreta se- cretorum, обратим на него внимание: «Щедрость истинная в том, чтобы давать вовремя необходимое, и достойному, и в меру возможностей, иначе же щедрость переходит границы». Таким образом знание меры предстает как еще одна добродетель правителя. Но возможно, именно этот смысл подразумевается переводчиком ТТ, когда он корень и основание ума видит в размышлении.

Нарушение меры может выражать себя не только в излишестве щедрости – несоблюдением меры может быть и недостаток щедрости, а именно скупость: «Скупой не может быть добрым человеком (…) не может сохранить навсегда свою честь ». Скупость, как мы видим, есть «слава недобрая». Таким образом, в горизонте земной власти, власти царской, слава квалифицируется как добрая, так и недобрая (критерий доброй – соблюдение меры), «недобрая» же, следствие несоблюдения меры (например, от скупости), – недостаток, иными словами – не слава .

Итак, царь – «наместник Божий и правитель царства его» (Ibid.,, 557), «Божий дар народу, и пастырь их плоти, и их защита в миру» (Ibid., 553). Действия правителя должны свидетельствовать о присутствии Бога, и в этом смысле на правителе лежит ответственность как на инстанции-посреднике, через которую божественное присутствие обнаруживает себя. Быть посредником, обнаруживать «добрую славу» – все это требует от государя постоянного усилия, к чему, как кажется, и призывает автор Secreta secretorum и, соответственно, вслед за ним – «Тайная тайных». В этой связи роль «наместника Божия», «пастыря» предполагает коммуникацию с паствой, которая должна осуществляться через милосердие: «Будь внимателен и милостив (…) Будь милосерден, чтобы не потерять добрую славу свою» (Ibid., 547).

Итак, слава, щедрость, милосердие суть необходимые атрибуты правителя. Знаток античной философии, который помнит, что Наставником в Secreta secretorum и ТТ выступает Аристотель, непременно задастся вопросом о месте справедливости в обсуждаемом контексте. Ответ на этот вопрос не заставит себя ждать: «Царь и справедливость – братья, невозможно одному без другого» (Ibid., 557). Люди подчиняются царю, так как они по природе «холопы справедливости» (Ibid., 547). На основании справедливости царь своей властью создает порядок, гарантирует и удерживает его:

Справедливость – свойство, замечательнейшее из свойств Божьих. И кому из рабов своих Бог дал царство , и кого он поставил править людьми и деньгами их и всеми делами их, – тот для них как наместник Божий и правитель царства его; и поэтому будь подобен ему во всех делах своих духовных и мирских и будешь в них близок Богу . И если будешь милостиво относиться к людям, будешь в милости у

Бога и правителем царства его. Поэтому будь подобен ему , который милостив и милосерден . А славы у него и имен больше, чем человек может перечислить (Ibid., 557).

Интересный вариант представлен в древнерусской версии ТТ, где справедливость отождествляется с правдой:

(…) противостоит справедливости обман, а правде ложь; правдой держится справедливость, и суть их едина. Правдой утвердились небеса над землей, и по правде послал Бог пророков честных, и правда — это образа ума, который Бог дал возлюбленным своим; правдой утешаются те, кто в беде, и приближаются те, кто удалены, а от всякой лжи гибнут народы, правдой же защищаются цари от всякой измены, и она является прибежищем для них навеки (Ibid., 557).

Нельзя исключать, что такое отождествление, а затем и замена в дальнейшем рассуждении справедливости на правду, было введено русским переводчиком и связано с тем, что понятие справедливости не было самодостаточным – в большинстве случаев оно требовало либо пояснения, либо соотнесения его с другим близким понятием – понятием правды . С одной стороны, правда и справедливость в концептуальном мире человека XVI в. суть синонимы, с другой – правда несла большее смысловое бремя: она мыслилась как божественная истина, отношение к которой и есть то, что привычно связывается с верой ²⁵.

Итак, власть правителя, начало которой, как полагается, – в Боге, свидетельствует собой о славе Бога и должна осуществлять себя как милосердие и справедливость. В основании справедливости – закон: «Всякий царь, который подчиняет царство свое истине закона своего, достоин царствовать; а тот, который подчиняет закон царству, убьет закон» (Ibid., 543) царь не должен пренебрегать «никаким словом закона» (Ibid., 545.). Закон в границах практического его бытования должен основываться не на произволе правителя – основание справедливого закона в Боге, а поэтому правителю необходимо соизмерять свою справедливость с божественной правдой – таковы, на первый взгляд, предписания автора Secreta secretorum и ТТ. Соизмерение с божественной правдой, очевидным образом, предполагает знание божественной правды. Круг, как кажется, замыкается: если «ум – верх всякого понимания», «корень (…) и основание», начало ума – «в стремлении к славе», которая есть не что иное, как «вершина власти ума», то правитель, то есть тот, кто, будучи преисполнен желания славы, иначе – власти, должен стремится к пониманию («смыслу») как ее основанию, уподобляясь в этом стремлении Богу. «На первый взгляд» и «как кажется» отнюдь не случайны: стремление уподобиться Богу не следует понимать как сугубо духовный подвиг правителя, как движение направленное, так сказать, вверх – ТТ представляет собой свод таких наставлений, следуя которым правитель сам должен оказаться божественной инстанцией для своих подданных: щедрым и справедливым в своей славе, способным сохранять свою власть («Присмотрись к наставлению моему, чтобы достичь осуществления желаний своих», (Ibid., 535) «читай книгу эту очень много раз, чтобы понять ее» (Ibid.,559), «пойми поучение это и помышляй о том, как бы тебе уподобиться Творцу своему во всех делах своих» (Ibid.).

Сохранение власти требует искусства, основанного на правилах («В первую очередь говорю тебе и многократно учил тебя тому, что, если только ты будешь следовать правилам, ты достигнешь цели своей» (Ibid., 551)), основанного на знании, причем на знании тайном, что подчеркивается не раз (о чем, собственно, и свидетельствует само название трактата):

(…) мы указали на тайны, приоткрыв печати, притчами, чтобы осталась недоступна книга наша эта, оказавшись в руках недостойных, чтобы они не узнали того, чего им Бог не судил знать. А я бы тогда нарушил запрещение того, кто мне это открыл. Поэтому я и с тебя беру клятву, как и меня заставили поклясться в том, что я сохраню секрет . А кто, узнав эту вещь тайную , откроет ее недостойным, тот будет лишен этого света и будущего (Ibid., 537).

Весьма примечательно следующее замечание: «Даю тебе тайну эту, которая сначала кажется как будто вымышленным (мышленыя мнится) наставлением , а суть ее – утверждение царское (исполнение царское) » (Ibid., 539). Автор Secreta secretorum основывает авторитет своего текста, возводя его к «книге Аристотеля», чьи «наставления» он обнаружил в «храме Солнца», куда был допущен, превзойдя мудростью «мудрого фарисея» (Ibid., 537), но, видимо, подозревая, что такое обоснование авторитетности текста может и не быть убедительным, его автор в качестве ключевого аргумента приводит рациональный довод: даже если и кажется вымышленным, смысл этого вымысла – предложить технику сохранения власти.

Итак, подведем итоги. «Тайная тайных, или Врата Аристотелевы» – перевод популярного в Европе и на Руси сочинения, которое можно классифицировать как политический трактат, за которым – традиция, реконструкция которой едва ли может претендовать на получение окончательного аутентичного результата. Впрочем, в связи с отечественной политической культурой конца XV – начала XVI вв. интерес представляет не столько традиция, сколько сам текст ТТ в том виде, в каком он был в распоряжении его (по)читателей. Сквозная тема трактата – власть и знание, причем знание тайное, мыслимое как прерогатива правителя, знание, которое достигается благодаря искусству, основанному на поучениях, в данном случае – автора трактата, и призвано гарантировать сохранение власти: scientia potentia est.