Адам чарторыйский и польский вопрос в 1815-1825-х гг

ADAM CHARTYORSKY AND THE POLISH QUESTION IN 1815-1825

O. V. Yablonskaya, Yu. Yu. Shamatova

Nizhny Novgorod State University

36 K. Marx St., 607220 Arzamas, Russia

В исторической литературе политику, которая строилась на отрицании конституционного устава 1815 г., принято называть Николаевской. Однако её основы были заложены задолго до восшествия на престол Николая I. В самом деле, как только конституционная хартия была обнародована, она беспрерывно стала нарушаться и искажаться со стороны высших органов власти. Письма князя Чарторыйского являются одним из самых ценных источников для мало известной истории конституционного периода в Польше. В отчете от 14 октября 1815 г. Адам Ежи разрисовал полную картину произвола, творившегося в Царстве Польском. Он утверждал, что русские войска и чиновники притесняют польских жителей. Великий князь не проводит реформы для благоустройства автономного королевства. Повсюду наблюдается всеобщая бедность народа, трудности доставки прокорма для войск и всего населения. Несмотря на ежедневные заседания правительства, меры по дальнейшему благоустройству региона не принимаются [1, с. 317-318].

Каждый день происходит что-то чрезвычайное, наводящее ужас и уныние на жителей. Так, в письме от 24/5 апреля 1816 г. Адам писал императору: «Третьего дня, например, Его Высочество приказал привести к себе одного мещанина, обвинявшегося в укрывательстве человека, совершившего кражу у генерала Куруты. Без всякого разбирательства, великий князь приказал дать ему, тут же во дворце пятьсот палок, обрить голову и брови» [2, с. 330]. Он также писал, что великий князь арестовывает офицеров, обращается с ними сурово, отдает их без вины под суд, вводит позорные наказания в войсках. В связи с этим, увеличилось число офицерских отставок, солдатских побегов, самоубийств. Вильчек, адъютант генерала Красинского, в своей предсмертной записке писал: «Я вижу, как унижают моих братьев по оружию и моих сограждан, как папирает-ся ногами слава наших отцов и как ежедневно нарушаются законы лучшего из монархов. Словом, я оставляю мою бедную родину в опасности без средств защиты, отданную во власть каприза одного человека» [3, с. 333-334]. Вся правящая элита представлялась народу «гонителями польской нации», «ограничителями свободы», «насильниками его энергии», а генерал Зайончек, в свою очередь, считал, что «конституция – свод анархических идей и что её следует изменить» [4, с. 337].

Следует отметить, что в донесениях А. Чарторыйского много ложного и преувеличенного. Не стоит забывать, что он мечтал о должности наместника Царства Польского, и тогда присутствие Великого князя Константина для него было неудобно. Император Александр со своей стороны не придавал больше значение данным письмам и относился к ним весьма сдержанно. Между тем в действительности поляки не были довольны принятой конституцией, а также тем, что Польша оставалась разделенной между Россией, Пруссией и Австрией. Более того, они ожидали, что к царству будут присоединены западные губернии Российской Империи. Среди населения ходили ложные слухи о присоединении литовских территорий к Царству Польскому, в связи с чем Адаму Чарторыйскому, будучи сенатором-воеводой и членом Административного совета (правительства), пришлось уйти в отставку. Намерение расширить территорию Царства Польского сохранялось у императора, по крайней мере, до 1819 г. Глубоко восприимчив к общественному мнению, Александр отказался от этой идеи, боясь вызвать гнев русской аристократии. Широко известна записка о Польше Н.М. Карамзина, представленная императору в 1819 г. Историк утверждал, что «польская политика императора вообще не совместима с державными интересами и принципами России, обязанностями российского самодержца как гаранта величия России» [5]. Он стремился доказать, что истинные его верноподданные – это россияне, а не поляки, столь склонные к бунту и призывает императора сделать правильный выбор: «Любите людей, но еще более любите россиян, ибо они и люди, и Ваши подданные, дети Вашего сердца. И поляки теперь слушаются Александра: но Александр взял их русскою силою, а россиян дал ему Бог, и с ними снискал он благодетельную славу Освободителя Европы» [5]. Что касается западных губерний, то Н.М. Карамзин не раз указывал на исторические права России на территории Речи Посполитой: «К тому же и по старым крепостям Белоруссия, Волыния, Подолия, вместе с Галицией, были некогда коренным достоянием России» [5].

Историк видит лишь один вариант в разрешении польского вопроса – необходимо сохранить поляков в составе Российской Империи: «Поляки, законом утвержденные в достоинстве особенного, державного народа, для нас есть опаснее поляков-россиян» [5]. Таким образом, суть польского вопроса Н.М. Карамзин сводит к двум основным положениям: невозможности восстановления независимой Польши без ущерба для российской великодержавности и к вопросу о принадлежности православных территорий бывшей Речи Посполитой, которые исконно, по его мнению, должны принадлежать Государству Российскому.

Известно, что император спорил с Карамзиным и чуть не рассорился с ним по этому вопросу, но, несомненно, доходившие до него слухи об общественном мнении на счёт затеваемой им реставрации польского государства в пределах 1772 г. заставили его отложить, а потом и вовсе оставить первоначальное своё намерение. Следует отметить, что он не только не советовался с А. Чарторыйским по данной проблеме, но и почти не отвечал на его депеши.

В последние годы царствования Александра I А. Чар-торыйский всё меньше уделял внимание делам политическим, в основном, занимаясь делами Виленского учебного округа. Иван Лобойко, профессор русского языка и литературы Виленского университета, в своих воспоминаниях писал: «Весною [в мае] 1822 года князь Чарторижский после долгого отсутствия возвратился в Вильну и начал заниматься делами по званию попечителя университета. Он обошел все лекции всех профессоров, посетил и мои и был ко мне так благосклонен, что я обращался с ним без вся-www.jscientia.org кой застенчивости» [6, с. 141]. Однако в польском обществе влияние князя неуклонно шло на убыль (до 1830 г.). В 1823 г. в связи с разбирательствами по делу филоматов-филаретов Н.Н. Новосильцев принялся доискиваться, не был ли сам куратор Чарторыйский тому началом? Э. Массальский в своих воспоминаниях писал, что Николай Николаевич был человеком весьма алчным. «Бросив тогда жадный взор на доходы Виленского университета, решил он получить их в свое ведение; а для того ему нужно было закрутить интригу, чтобы спихнуть кн. Чарторыйского с кураторства и занять самому его место. Способ для этого ему подвернулся легчайший: убедить в. кн. Константина, что под началом, а позже и под влиянием Чарторыйского литовская молодёжь вырастает в противников российского правления» [7, с. 34]. Собрав следственную комиссию по делу филаретов, князь Адам самостоятельно пересмотрел все бумаги, тетради и книги и начал допрос. «Студенты отвечали, что общество филаретов было учреждено с позволения самого ректора Малевского по ходатайству его сына Франца. […] что общество составляли лучшие студенты, что они собирались по праздникам весною и летом в местах общественных прогулок. Здесь играли, резвились, заводили ученые диспуты, декламировали свои стихи и прозу, отрывки из поэм и драм и, угостив друг друга, расходились» [6, с. 143]. В результате допроса, все участники были отпущены, а князь заявил правительству, что никакого тайного общества не существует. Однако, как говорил И. Лобойко, «главнейшим желанием Новосильцева было поставить князя Чарторыйского и назначенную им комиссию для исследования общества филаретов в подозрение» [6, с. 158]. Немного позже, все члены следственной комиссии Чарто-рыйского с открытием новосильцевской подпали к ней под суд. Основной целью Николая Николаевича было «вымучить показание на Чарторыйского, которое должно было послужить к обвинению Чарторыйского в умышленном допущении общества филаретов и сочувствии его к развитию оного» [6, с. 158]. Комиссия, заканчивая свою работу, не нашла никаких зацепок по делу князя, так как он поступал «по званию добросовестно». Неудовлетворённый исходом процесса, Ботвиненко, один из сподвижников Новосильцева промолвил: «ну, если не помните, так выдумайте что-нибудь [то есть лишь бы навести на него подозрение], и тогда вас перестанут мучить» [6, с. 159]. В итоге, Чарто-рыйский вынужден был под давлением Н.Н. Новосильцева сложить с себя звание попечителя Виленского округа. Александр I, предоставив по распоряжению графа Аракчеева Новосильцеву это место, не удостоил Чарторыйского даже милостивым рескриптом. Все сделано тихомолком. Такого унижения первый и знаменитейший польский магнат забыть не мог. Давняя и когда-то искренняя дружба завершилась полным разрывом.

Единственное, в чем преуспели Александр I и князь А. Чарторыйский, – они каждый по-своему, способствовали новому обострению русско-польских противоречий.