Антропонимика первопоселенцев Челябинской крепости
Бесплатный доступ
С началом деятельности Оренбургской экспедиции в 1735 г., организованной по инициативе И. К. Кирилова, начинается восстание башкир. Для успешного решения поставленных задач приходится строить опорные пункты на пути следования обозов с продовольствием к месту строительства Оренбурга. Первыми из возведенных в 1736-1737 годах становятся крепости, получившие названия Чебаркульская, Миасская, Челябинская, Еткульская. Первыми жителями этих крепостей стали в основном крестьяне, записанные в казаки. Состав населения был зафиксирован переписями, которые были проведены в 1739-1740 гг. В данной статье рассматриваются мужские и женские имена, фамилии, прозвища. Антропонимические характеристики обладают значительным герменевтическим потенциалом. Приводится состав имен первых жителей Челябинска, степень их популярности. Для сравнения дается аналогичная информация о ситуации в других крепостях. Также рассматривается состав фамилий первых жителей Челябинской крепости, их происхождение, условное деление на группы. Дается сравнение с антропонимическими характеристиками других регионов России.
Челябинская крепость, южный урал, фамилии, имена, отчества, прозвища
Короткий адрес: https://sciup.org/147233412
IDR: 147233412 | DOI: 10.14529/ssh200304
Текст научной статьи Антропонимика первопоселенцев Челябинской крепости
Материалы переписи населения Челябинской (и других крепостей, построенных в 1736—1737 годах) были выявлены И. В. Дегтярёвым в РГАДА. Перепись проводилась в декабре 1739 — апреле 1740 г. В эти крепости определяли в основном крестьян, которых записывались в казаки.
Частично эти материалы (по Челябинской крепости) были впервые опубликованы в 1996 г. [3]. Затем они выходили в полном виде, включая другие южноуральские крепости, основанные в 1736—1737 годах [9]. Авторы публикаций по-разному прочитывали эти документы в антропонимическом плане.
Всего в переписи населения Челябинской крепости указано 414 человек положенных в подушный оклад, 178 не положенных, малолетних и 455 женского полу. 183 человека показано в качестве глав семей.
Мужской именник первых жителей Челябинска по главам семей, упоминаемых в переписи первыми, состоит из 78 имен. Самым популярным было имя Иоанн, его носило 19 человек. На втором месте стояло имя Федор (10). Третье место делили Петр и Яков (по 8). Далее шли Семен (7), Василий и Степан (по 6), Алексей и Сава (по 5).
В Чебаркульской и Еткульской крепостях была схожая картина. Наиболее популярными в трёх поколениях были имена Ивана — 38, Василия — 20, Григория — 20, Фёдора — 18, Максима — 12, Михаила — 11, Петра — 11. Самым популярным было имя Иван — 7,7% мужчин носили его [5, с.8 — 14].
Имя Иван было настолько популярным, что встречались не только Иваны Ивановичи, но даже дети в одной семье с одинаковыми именами. «Пётр Яковлев сын Попов… У него… дети: Алексей девяти, Иван шести, Иван же трёх…» [11, с. 188]. Впрочем, такая же повторяемость встречается и у другого имени. «Андрей Федоров сын Сырвачев… У него… дети: Федор двадцати, Матвей семнадцати, Федор восьми» [11, с. 188].
Наиболее редкими мужскими именами челябинцев, внесенных в перепись, были Луп (Лупп), Юда (Иуда), Иев (видимо, Иов).
Православный женский именник Челябинской, Чебаркульской и Еткульской крепостей выглядел следующим образом. Наиболее распространёнными именами среди жительниц трёх южноуральских крепостей были, причём с большим отрывом от остальных, Мария — 39, Анна — 40, Параскева — 49, и за явным преимуществом — Евдокия — 65 (9,6 %). Т. е., каждую десятую женщину, девушку, девочку звали Дуня [6, с. 71—81].
Мужские имена жителей Челябинской крепости имеют незначительные искажения по сравнению с канонической формой, написаниями, принятыми на сегодняшний день: Василей, Григорей, Ефтефей, Афонасей, Иев.
Женские имена, зафиксированные в переписях Челябинской, Чебаркульской и Еткульской крепостях, имеют больше отклоненных от канонической формы, искаженных вариантов, чем мужские.
Ксения-Аксинья-Аксенья-Оксенья-Аксенья-Ксения; Евфимия-Афимья-Офимья-Офима; Ирина-Арина-Орина-Илина; Евфросинья-Опросинья-Опросиня-Евросинья-Апросинья); Параскева-Парасковья-Парасковя-Перасковья-Перасковя; Евдокия-Авдотья-Авдатья-Овдотья-Овдота.
Именник Челябинской крепости указывает на то, что населенный пункт был моноконфессио-нальным — 100 % первоначальных жителей были крещеными православными людьми, имена которых фигурировали в святцах.
Хотя во второй половине XVII в. в СевероВосточной и Юго-Западной Руси были в ходу нехристианские имена, к которым иногда добавлялись отчества и фамилии. Например, Вихорко, Друган, Дружина (часто), Докука, Горностай, Ждан (очень часто), Замятня (несколько раз), Иголка, Износок, Истома и др. В высших слоях также фигурировали нехристианские имена: Шаврук Муравьев, Путило Нечаев, Лазутко Жидовин, Нелюб Аксенов, Совет Самылов, Ураз Макаров и др. [13, с. 8—9].
Даже среди духовных лиц в XVII в. встречались нехристианские имена: Шестой, Шумило, Богдан, Щербак [13, с. 16].
В Чебаркульской и Еткульской крепостях, в отличии от Челябинской, в отмеченной переписи были зафиксированы Калина и Венедихт Оханов. Один человек, по-видимому, не знал своего крещёного имени (или переписчик не знал христианского имени Каллиник), поэтому был записан как Калина. Другой назвал с ошибкой своё имя и отчество — Венедихт Оханов. Если с именем понятно, то с отчеством сложнее. Похожее имя встречается в повести Д. Н. Мамина-Сибиряка «Охонины брови», его носит главная героиня. Возможно и другое объяснение. Венедикту Оханову на время переписи было 90 лет, поэтому он, возможно, неправильно назвал своё отчество, или его отец, также, как и Калина, фигурировал в миру под именем Охан. Сам Венедикт был родом из-под Соликамска. Возможно его отец родился в городке Оханск, тоже стоявшем на берегу Камы и был известен сыну по неофициальному имени.
Вероисповедание участников переписи не оговаривается по причине его очевидности. Хотя, с другой стороны, встречаются имена искаженные и употребляемые в быту.
Уменьшительных форм имен, таких как Андрюшка, Митька, Олешка, Ермачко, Катеринка, Марьица, Овдотьица не встречается.
В целом всё это свидетельствует о выходе нехристианских имен из обихода и установлении православного именослова. Прозвища, фигурировавшие как имена, трансформировались в фамилии, о которых речь ниже.
* * *
Христианские имена указывали на связь земной и небесной церкви, но ничего не говорили об их носителях. Большую информацию об этом способны дать фамилии (прозвища), которые еще в то время не стали постоянным атрибутом антропонимики в среде крестьян и казаков. Но указывали на значимую информацию об их носителях или их ближайших предках.
Всего в челябинской переписи населения названо 183 главы семейств и содержится 138 фамилий. (Хотя, естественно, в крепости могло проживать и большее количество людей). Большинство фамилий встречается по одному разу. Следует учитывать, что фамилии могут быть прочитаны по-разному, исходя из особенностей почерка переписчика и восприятия исследователем.
Укажем фамилии, встречающиеся более одного раза. По два раза: Вешняков, Волков, Завьялов, Иевлев, Коновалов, Кочешков (или Кочетков), Невзоров, Панов, Сметанин, Соколов, Чипышев, Шилов. По три: Дудырев, Розипин, Стариков. Четыре раза встречаются Воронин, Казанцов и Попов.
Повторяющиеся фамилии иногда указывают, скорее всего, на родственников. Например, фамилию Дудырев носили Афонасей Дмитриев сын 40 лет,
Яков Дмитриев сын 35 лет [3, с. 76] и Федор Дмитриев сын 22 лет [3, с. 78].
Условно фамилии первых челябинцев (с точки зрения получения информации исследователем) можно разделить на следующие группы: 1) не поддающиеся объяснению, 2) подлежащие возможному объяснению, 3) явного или достаточно прозрачного указания этимологии.
-
1) Часть фамилий, которые не удалось расшифровать или найти более-менее правдоподобное объяснение происхождения: Костровской (кострец — сорная трава [1, с. 160], Патысьев (возможно, финно-угорского происхождения), Розипин, Тюлебаев (возможно, тюркского происхождения или от тюбка, тюпка — окрошка, тюря из хлеба с квасом [1, с. 328], Шиярин.
-
2) Некоторые фамилии, поддающиеся возможному объяснению.
Баландин (баланда — бездельник, шатун, ботва, ботвинья). Позже слово стало использоваться в тюремном жаргоне для обозначения супа, дававшегося в заключении.
Букандин (бука — пугало, нелюдимый человек).
Божаткин (возможно от слова божиться).
Бухарин не имеет никакого отношения к Бухаре, где в то время нога русского человека почти не ступала. Бухарой называли запольный участок перелога, покосный участок в лесу или низкий сорт пакли [1, с. 58].
Фамилия Варлаков скорее происходит от имени Варлаам, но может быть и от слова варнак — беглый каторжник, беглый, бродяга. Но скорее всего — первый вариант, если допустить следующие варианты подобных словообразований: Ермак — Ермаков, Варлак — Варлаков, Устюг — Устюгов.
Вешняк — очень распространенное прозвище, от которого происходит фамилия Вешняков [1, с. 67]. Непосредственная связь с весной не вызывает сомнений. Могло означать и ветер, и дорогу, и скотину и гидротехнические термины.
Антропоним Дружина был достаточно распространенным, служил именем и фамилией. В нашем случае он фигурирует в статусе фамилии Дружинин.
Заварухин и Замятин, видимо от заварухи и за-мятни. Замятня — смута, замешательство, вьюга, метель [1, с. 120].
Звягин, возможно от звяга — собачий или лисий лай, звяга — нелепые речи (зап. рус.), звягливый — бестолковый крикун [1, с. 121].
Иевлев, по-видимому, фамилия, данная по отчеству носителя. От имени Иов, которое в искаженном виде фиксировалось как Иев.
Кетътюзов или Кетютюзов, скорее всего от кеть — пестрядина, полосатая ткань [1, с. 139].
Корюков. Возможно от крюка, а возможно и от девки — корюка [2, стб. 438].
Телминов ( или Тельминов). Возможно, от те-люлюй — розиня, рохля, глуповатый [1, с. 314], или от телепень — увалень, повеса, шалун, или от тельмить — толковать.
-
3) Состав «прозрачных» фамилий можно условно разделить в свою очередь на несколько
групп, назвав их по этимологии: от отчества; «профессиональные»; от места выхода, малой родины; «продуктовые»; «ботанические»; «зоологические»; отдельно можно выделить «птичьи»; «гардеробные»; «пейзажно-ландшафтные»; обусловленные особенностями внешнего облика; и «характерноповеденческие».
-
1. « Отечественные» , образованные от имени отца. Обращает внимание прежде всего то, что в списке жителей Челябинска отсутствуют фамилии на букву «А»: нет Андреевых, Алексеевых, Александровых и других. Хотя имена на букву «А» есть. Они записаны следующим образом: Аверьян, Авдей, Алексей, Андрей, Аника, Антипа, Арефей, Арсен, Афонасей.
-
2. « Профессиональные» фамилии достаточно разнообразны. Красилников, Попов, Пастухов, Шилов, Кожевников, Плотников, Мельников, Расторгуев, Рыболов, Коновалов, Кузнецов.
-
3. От места выхода с территории прежнего проживания, малой родины образованы следующие фамилии, которые в некоторых случаях нуждаются в пояснении. Ярославцев, Волгин (волжанин), Уржумцов (Уржум — город Вятской земли, известный с XVI в., входил в состав Казанской губернии), Колмогорцов (скорее, это вариант от фамилии Холмогорцев, Холмогоры — город Русского Севера), Кунгурцов (Кунгур был передан из Сибирской губернии в Казанскую), Казанцов, Пермяков, Устюжанин (Устюжна — город Русского Севера).
-
4. «Продуктовые» . Сметанин, Шаньгин.
-
5. «Ботанические» . Березин, Калинин.
-
6. «Зоологические» . Кобелев, Медведев, Волков.
-
7. «Птичьи» оказались многочисленнее предыдущей группы. Воронин, Курицын, Соколов, Орлов, Куликов, Жаравлев (возможно, Журавлев).
-
8. «Гардеробные» фамилии скуднее всех других групп. Можно было предположить, что здесь окажутся Кафтанов, Лаптев, Онучин и Сапожников,
-
9. «Ландшафтные или пейзажные» . Поляков (вряд ли от польской национальности, иначе был бы тогда Ляхов, скорее от поля), Согрин (согра — заболоченная низменность, поросшая мелколесьем), Мысов, Загуменной (гумно, ток для обмолота зерновых).
-
10. Подчеркивающие особенности внешнего облика . Невзоров (невзор — невзрачный), Угрюмов (похожие фамилии — Угрим, Угрюмов), Плешков, Кудрин, Беляев, Синеглазов, Сивов.
-
11. От черт характера, поведения . Смирной, Смирнов, Смирных (в XV—XVII в. Смирена было распространённым прозвищем, преимущественно женским), Шумилов, Суетин, Гуляев, Гневашев, Завьялов (вьялица — метель, вьюга, завьяло — вялый человек [1, с. 118], Окулов (окул — плут, обманщик, продувной, хвастун [2, стб. 1731].
Других фамилий, образованных от отчеств предостаточно: Герасимов, Дмитриев, Лукиных, Максимов, Парфентьев, Петров, Селиванов (если принять, что от имени Силуан). Но фамилии, на которой, как говорится, Россия держалась и держится, тоже нет. Ни одного Иванова, хотя имя Иван было вне конкуренции.
Это заставляет предположить, что какие-то обстоятельства, определявшие прозвище, были сильнее.
Носители фамилии Попов, видимо, утратили связь с духовным сословием в результате разборов духовенства — пересмотра штатов с целью сокращения численности сословия и перевода его в податное [4, с. 307—339].
Что касается фамилий духовенства южноуральских крепостей Исетской провинции 1740— 1750-х годов, то они в большинстве были традиционными, общерусскими [12, с. 71; 7, с. 297—301], поскольку еще не оформилась система духовноучебных заведений, благодаря которой появятся специфические «семинарские» фамилии, отличающие духовенство от других сословий.
но на деле лишь одна фамилия — Епанечников (епанча — плащ или накидка без рукавов).
К этой же категории отнесем фамилию Клещев. Вряд ли она образована от насекомого. Поговорка «вцепился как клещ» указывает на такую поведенческую черту характера как прилипчивость, неотвязчивость.
* * *
Для выяснения особенностей человеческого материала, оказавшегося в Челябинской крепости, нужно посмотреть пошире. Для сравнения, обратимся к антропонимическому кругу, собранному на более широком пространстве и относящемуся к периоду по XVII век включительно.
-
А . И. Соколов пользовался делопроизводственной документацией Среднего Поволжья (Казанского и Нижегородского края) [10].
-
Н . М. Тупиков — опубликованными источниками, охватывающими Северо-Восточную и ЮгоЗападную Русь [13].
-
С . Б. Веселовский работал в архивах и библиотеках и собрал материал по антропонимике (ономастике) в основном Северо-Восточной Руси. Так сказано в предисловии [1, с. 4], но на деле самим автором говорится и о Северо-Западной Руси (например, «очень распространено в Новгородской области и вообще в Северо-Западной Руси» [1, с. 76], «зап. рус.» [1, с. 109, 121]. Данный ономастикон охватывает практически все социальные слои — от князей и бояр до посадских людей и крестьян [1].
В этих материалах-словарях обращает на себя внимание обилие прозвищ-фамилий, указывающих на:
-
— неприятные, непривлекательные черты характера, неуважительное отношение к тому, кто получил такое прозвище (алахарь, булыч, фефела, хима, урюпа, шушлепа, шушера, бобыня, еропа);
-
— грубые (возгривый, рожа, рожа онучная, ропа — сукровица);
-
— бранные (болван, балда, дундык, дурак, баранья голова);
-
— уничижительные: «вдова Федорка Елисеева дочеришко Ивановская женишка» [10, с. 3—4];
-
— пренебрежительные: гнида, гнус, живуля (вошь, блоха) [1, с. 78, 80, 114];
Исторические науки
— насмешливо-ироничные клички: Высокие Щи, Подсеки Корова, Овсяной Разум, Помойная Каша [10, с. 5].
В целом, в совокупности их можно назвать нелицеприятными.
Одними из самых неблагозвучных фамилий в современном понимании в XVII веке были Блудов, Блядков [8, с. 649], образованные от слов блуд, блудить. Корень этих прозвищ, ныне неприличное слово, относящееся к обсценной лексике, имел значение, восходящее к словам — болтун, пустомеля, пустая болтовня, ложь, ересь [14, с. 195].
В Челябинской крепости не было таких красивых фамилий, как Зима, Весна, Иней… Но не было и совсем неблагозвучных, таких как Попка, Гнида, Вошь, встречавшихся в других регионах России.
Список литературы Антропонимика первопоселенцев Челябинской крепости
- Веселовский, С. Б. Ономастикон. Древнерусские имена, прозвища и фамилии / С. Б. Веселовский. — Москва : Наука, 1974. — 382 с.
- Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. — 3-е изд. — Т. 2. И—О. — Санкт-Петербург; Москва : Тов-во М. О. Вольф, 1905. — 2030 стб.
- Дегтярев, И. В. Челябинская старина : сб. ст. и материалов по истории Челябинска раннего периода (30-е годыXVIII — серединаXIX века) /И. В. Дегтярев. — Челябинск, 1996. — 120 с.
- Знаменский П. В. Приходское духовенство на Руси. Приходское духовенство в России со времени Петра / П. В. Знаменский. — Санкт-Петербург : Коло, 2003. — 800 с.
- Конюченко, А. И. Православный именник первопоселенцев южноуральских крепостей в 1730-е годы (на примере Чебаркульской и Ектульской крепостей) / А. И. Конюченко // Гороховские чтения : материалы IV регион. музейной конф. — Челябинск, 2013. — С. 8—14.
- Конюченко, А. И. Православный женский именник южноуральских крепостей в 1739—1740 гг. (на примере Чебаркульской, Еткульской, Челябинской крепостей / А. И. Конюченко // Провинциальный город в междисциплинарном исследовательском пространстве: история, современность и перспективы развития. — Челябинск, 2016. — С. 61—71.
- Любимов, А. Г. О деятельности Чебаркульского духовного правления 1744—1750 гг. (по материалам Тобольского и Шадринского архивов / А. Г. Любимов // Культура — искусство — образование : материалы XXXIX науч. практ. конф. науч. пед. работников ин-та. Челябинск : ЧГИК, 2018. С. 296—301.
- Описи архива Разрядного приказа XVII в. / подг. текста и вст. ст. К. В. Петрова. — Санкт-Петербург, 2001. — 808 с.
- Поздеев, В. В. Первопоселенцы Челябинской области / В. В. Поздеев ; публ. Ю. А. Ургиной, О. А. Щетковой. — URL: http://samlib.ru/s/shetkowaoa/ mojaelektronnajagazeta-6.shtml.
- Русские имена и прозвища в XVII веке. Собраны А. Соколовым. — Казань : Тип. имп. ун-та, 1891. — 16 с.
- Самигулов, Г. X. От Далматова монастыря до Чебаркульской крепости /Г. X. Самигулов. — Чебаркуль ; Челябинск, 2011. — 278 с.
- Самигулов, Г. X. Из истории Челябинска / Г. X. Самигулов. — Кн. 1. Крепость и провинциальный город с 1736 по 1781 год. Челябинск : Каменный пояс, 2015. —140 с.
- Тупиков, Н. М. Словарь древнерусских личных имен / Н. М. Тупиков. — Санкт-Петербург, 1903. — 861 с.
- Юрганов, А. Л. Из истории табулированной лексики / А. Л. Юрганов // Одиссей. Человек в истории, 2000: история в сослагательном наклонении. —Москва : Наука, 2000. — С. 194—206.