Без лица: серебряная бляха с восточных склонов Урала

Бесплатный доступ

Статья посвящена уникальной находке, происходящей из неизвестного могильника в бассейне р. Конды (Советский р-н ХМАО-Югры), - серебряной бляхе IX-X вв. Даны ее описание и первичная атрибуция. Отсутствие в погребении фрагмента бляхи с изображением головы (лица) мужчины позволяет предполагать его преднамеренное исключение из погребального инвентаря и последующее использование для изготовления фигуры умершего - вместилища его души. В приложении к статье дается трасологический анализ фрагментации бляхи во время погребального обряда.

Серебро, позолота, чеканка, гравировка, бляха, погребение, душа

Короткий адрес: https://sciup.org/14523008

IDR: 14523008

Текст научной статьи Без лица: серебряная бляха с восточных склонов Урала

Обстоятельства нахождения бляхи

В 2013 г. в Музей истории и культуры народов Сибири и Дальнего Востока Института археологии и этнографии СО РАН поступил необычный предмет – разрезанная на пластины большая бляха. По рассказам «третьих лиц», она была найдена в верховьях р. Кон-ды, недалеко от впадения в нее р. Эсс (Советский р-н ХМАО-Югры). Проводимые там лесозаготовки привели к разрушению тяжелыми тракторами культурного слоя неизвестного памятника, предположительно небольшого могильника, состоящего из нескольких погребений. Рабочие собрали только находки из металла: упоминаются бронзовые зооморфные браслеты, навершие ножа, несколько пронизей, большая бронзовая круглая бляха с изображениями медведя, рыб и двух змей. Данный состав инвентаря позволяет предположительно датировать могильник в пределах XI–XIII вв.

В одном из разрушенных погребений находились останки умершего, одетого в шубу из грубого черного ворса (возможно, медвежью). Поверх нее в районе груди лицевой стороной вниз равномерно лежали пластины серебряной бляхи (рис. 1, 2). Неподалеку располагалось место поклонения манси, опознаваемое по принесенным туда монетам. Подобное сосед- ство непротиворечиво: еще К.Ф. Карьялайнен, соглашаясь с С.К. Паткановым, писал о связи большинства священных мест остяков с «древними поселениями» или «погребениями… потерявшими свое значение»

Археология, этнография и антропология Евразии 4 (56) 2013 © Бауло А.В., 2013

Рис. 1. Кондинская серебряная бляха.

аб

Рис. 2. Медальон кондинской бляхи: фотография ( а ) и прорисовка ( б ).

[1995, с. 65–66]. Необходимо уточнить, что остяки и вогулы видели в этих поселениях и погребениях древние памятники своих предков.

Можно предположить три этапа жизни бляхи. На первом в одном из квалифицированных ремесленных центров данный предмет был изготовлен путем расковки серебряного слитка и последующего вырезания ножницами круга. Сложно установить, что изначально представлял собой этот предмет: чашу, блюдо, плоский или выпуклый диск, бляху; неизвестны и исходные размеры. Однако, судя по сохранившимся пластинам, по пропорциональному соотношению диаметров бляхи и ее медальона, а также ровной ее кромке, предполагаю, что первоначальные размеры изделия не были уменьшены: т.е. бляху не вырезали из большой чаши или блюда. Композицию на ее лицевой стороне выполнили с помощью золочения, чеканки и гравировки. В этом состоянии вышедшее из мастерских изделие было доставлено и продано (передано) его владельцу.

На втором этапе хозяином или по его заказу бляха была доработана: края предмета ударом чекана с оборотной стороны орнаментировали по кругу полоской крупных «жемчужин», пробили отверстие, к которому с помощью штырька прикрепили медную петлю для подвешивания (в ней сохранился кусочек кожаного шнурка). На третьем этапе – после смерти владельца – бляху разрезали на пластины (см. Приложение) и уложили в погребение. Скорее всего, мы имеем дело с широко известным по этнографическим материалам XIX–XX вв. у обских угров (древних насельни- ков края) стремлением «умертвить» предмет, дабы он мог перейти в иной мир вместе с умершим хозяином (см. напр.: [Соколова, 1980, с. 132–133]). Фрагмент бляхи с изображением лица мужчины не был найден.

Описание бляхи и ее атрибуция

Диаметр бляхи ок. 17,5 см, медальона – 10,5 см, последний обведен бордюром шириной 0,5 см. Часть пластин выпуклые, остальные плоские (результат деформации в захоронении). На оборотной стороне рядом с краем бляхи (напротив левого локтя мужской фигуры) видны два следа от припоя: можно предполагать, что места с образовавшимися от времени трещинами пытались укрепить. В медальоне представлена сюжетная сцена: сидящий по-восточному мужчина левой рукой притягивает к себе за длинную косу склонившуюся женщину; правой кистью он касается головы женщины. Над левым локтем мужчины виден кусочек пальметты. Фон фигур покрыт позолотой.

Мужчина одет в халат с засученными рукавами и высокие сапоги с боковым швом. Халат украшен орнаментом из сгруппированных по три пунсонных кружков – мотив шкуры леопарда, известный в среднеазиатской торевтике IX–X вв. [Сокровища Приобья, 1996, с. 117]. Пояс передан узкой полоской с рядом кружков, имеет три подвесных ремешка.

Фигура женщины выполнена более тщательно . Она изображена в длинной плечевой одежде с короткими рукавами (возможно, хламида, туника, рубаха), декорированной волнистыми и прямыми параллельными линиями, которые могут обозначать складки или полосатую ткань; подол обозначен фестонами. Шея закрыта воротом одежды. На голове плотно облегающий головной убор в горошек, возможно, платок или шапочка; из-под него видны волосы, переданные косыми насечками. Ноги обуты в сандалии на толстой подошве с узким ремешком, украшенным большой круглой пуговицей. На щиколотках и запястье правой руки – браслеты, переданные кружками. Лицо женщины круглое, у нее миндалевидные крупные глаза с большими зрачками, длинные тонкие соединяющиеся брови, прямой нос, маленький рот. Из-за спины перекинута толстая длинная коса, перевязанная лентами.

Сюжет, изображенный на бляхе, определить сложно, в т.ч. и по причине отсутствия важного фрагмента с головой (лицом) мужчины. Самое простое толкование сводится к демонстрации сцены насилия, которая также может быть понята по-разному*. В частной переписке М.Г. Крамаровским было высказано предположение о том, что мужчина тянет женщину не за косу, а за левый рукав ее одежды. Однако эта версия мне не кажется правдоподобной. Во-первых, обратим внимание на то, что полоска волос под головным убором женщины и левая бровь переданы косыми насечками – таким же способом декорированы не менее 14 поперечных «лент» косы, т.е. она показана «волосатой». Во-вторых, если все же тянуть рукав, то его нижний кончик, после места, схваченного левой рукой мужчины, должен безвольно висеть вниз, а он направлен вверх. В-третьих, в сужающемся «рукаве» не видно утолщения от кисти руки.

На лицевой (за пределами медальона) и оборотной сторонах изделия нанесены гравированные рисунки, которые, к сожалению, плохо читаются. Предполагаю, что они выполнены уже на Урале. Из очевидных следует упомянуть изображения птицы, двух голов животных (волк?), спиралевидную фигуру.

Таким образом, по совокупности дат аналогичных изображений можно предложить время изготовления бляхи из бассейна Конды в рамках IX–X вв. Место ее производства однозначно определить сложно; в широком смысле это, скорее всего, восток Европы. По мнению Н.В. Федоровой, в IX–X вв. здесь сформировалось много различных групп мастеров: для них тесные контакты с городскими центрами Волжской Болгарии, а до того с Хазарией явились мощным толчком для развития собственной художественной традиции [2013]. Следует указать, что кондинская бляха имеет более выраженный акцент на южную, среднеазиатскую специфику, выражающуюся, в частности, в таких деталях, как восточная поза мужчины и сандалии женщины; к ранее неизвестным необходимо отнести сюжет представленной сцены и необычное (круглое) лицо женщины.

Древняя иттерма?

Кондинская бляха – уже вторая, найденная в виде разрезанных пластин. В фондах Ямало-Ненецкого окружного музейно-выставочного комплекса им. И.С. Ше-мановского (г. Салехард) хранятся семь узких пластин, составляющих остатки центрального медальона серебряного блюда с изображением всадника (урало-венгерский центр, IX в.). Первоначально высказывалось мнение о том, что медальон был разрезан на узкие полосы для изготовления рыболовных блесен теми, кто его нашел [Сокровища Приобья, 1996, с. 120]. В более поздней публикации об этом уже не упоминалось, а медальон предположительно был отнесен к комплексу погребения из могильника Хето-се на юге п-ова Ямал [Сокровища Приобья, 2003, с. 57]. Вторая версия представляется предпочтительной, поскольку она позволяет в смысловом отношении объединить обе находки, происходившие именно из захоронений.

Убежден, что недостающего фрагмента кондин-ской бляхи в погребении не было. Предмет «умертви-

*См. статью М.Г. Крамаровского в данном номере журнала.

источник.

а

Рис. 3. Фигуры иттерма – временного вместилища души – с фотографиями лиц умерших. Березовский район ХМАО-Югры, пос. Хурумпауль, 1983 г. ( а ), пос. Ломбовож, 1985 г. ( б ). Манси.

б

ли», разрубив его на пять продольных пластин, после чего из крайней правой пластины вырубили центральную часть с головой (лицом) мужчины (хорошо виден недорубленный уголок около мужской кисти на оставшемся фрагменте бляхи с петлей). Для чего это сделали? Можно предположить, что при жизни обладатель бляхи отождествлял себя с представленным на ней мужским персонажем, так же, видимо, считало и его окружение. После смерти владельца его «портрет» был изъят из погребального инвентаря, скорее всего, с определенной целью – чтобы сделать посмертное изображение – вместилище души. В поздней этнографической практике обских угров подобный феномен, связанный с изготовлением фигуры покойного – временного вместилища одной из его душ ( иттерма , иттарма ), – известен, как минимум, с начала XVIII в. [Новицкий, 1941, с. 52].

Традиция изготовления подобных фигур могла существовать еще в эпоху средневековья: упомяну антропоморфные куклы с личинами VIII–IX вв., найденные на археологических памятниках в окрестностях Сургута. По информации К.Г. Карачарова, известно не менее 10 предметов, представлявших собой сложную конструкцию: основу составлял плоский каркас из прутиков, объем фигуре придавал набитый внутрь мох; к куклам были приложены (пришиты) бронзовые или деревянные личины. Исследователь предложил интерпретировать эти находки как изображения умерших, причем наличие на некоторых из них прядей волос, по-видимому, свидетельствует о связи фигуры с конкретным лицом [Карачаров, 2002]. Возможно, подобную «куклу» изготовили и для покойного кондинского мужчины, только в данном случае ее лицо обозначалось с помощью специально вырезанного фрагмента серебряной бляхи.

По этнографическим данным, изображения мертвых ( иттерма , иттарма ) в XVIII–XX вв. характерны для северных групп хантов и манси (см., напр.: [Гему-ев, 1990; Соколова, 2009; и др.]), но самое главное: у ляпинских манси зафиксирована традиция прикладывания (пришивания*) к фигуре иттерма фотографии лица умершего человека [Гемуев, 1990, с. 209] (рис. 3). Столь близкое смысловое сопоставление (фрагмент бляхи с лицом – фотокарточка с лицом) при версии возможного использования фрагмента бляхи для изготовления посмертного вместилища души позволяет осторожно высказаться в пользу угорской принадлежности погребального комплекса, обнаруженного в верховьях Конды. Не противоречат этому и упомянутые выше бронзовые зооморфные браслеты, навершие ножа, и прежде всего большая бронзовая круглая бляха с «угорским» сюжетом т.н. медвежьего праздника.

Бронзовая бляха с изображениями медведя, рыбы и двух змей

Бляха представляет собой круглый массивный бронзовый диск диаметром 9,2 см, по контуру украшенный кантом из крупных «жемчужин» (рис. 4)*. В крае изделия пробито отверстие, к которому посредством штырька прикреплена медная петля для подвешивания. Центральное место на лицевой стороне занимает «распластанная» фигура медведя, перед головой которого лежит крупная рыба; по бокам изображены две змеи с раскрытыми пастями.

С одной стороны, перед нами бляха, выполненная в известном зверином стиле с узнаваемой сценой угорского праздника, когда перед головой убитого медведя в качестве угощения кладут рыбу. С другой стороны, «медвежий» сюжет здесь достаточно специфичен. Во-первых, непривычна поза медведя с подтянутыми к животу задними лапами (возможно, она обусловлена необходимостью вписать фигуру в круг). Во-вторых, змеи изображены в нетипичных для звериного стиля позах: в бронзовых отливках Урала и севера Западной Сибири они обычно показаны свернувшимися в спираль [Бауло, 2011, кат. 387; и др.]. Тулова же обеих змей на бляхе связаны в кольца, что больше характерно для восточных сюжетов: подобным образом показана змея на чаше с изображением льва, опубликованной в «сасанидском отделе» атласа Я.И. Смирнова [Смирнов, 1909, кат. 97], восточноиранской чаше X в. из с. Укан (Удмуртия) [Там же, кат. 132; Marschak, 1986, Abb. 129], блюде с изображениями человека и животных (Волжская Болгария, XI в.) [Сокровища Приобья, 2003, кат. 23]. Бляху возможно датировать в пределах IX–XI вв.

Таким образом, перед нами бляха, сочетающая сибирские (угорские) и южные (восточные) черты. В этом смысле она сближается с известной бронзовой бляхой с изображением стоящего филина [Древние бронзы…, 2000, кат. 28] – фактической копией медальона серебряного блюда [Бауло, Маршак, Федорова, 2004, с. 108]. Полагаю, что не случайно подобные образцы имеют форму круглого диска с кантом «жемчужин» по краю – перед нами своеобразное подражание медальонам серебряных блюд.

Заключение

В неизвестном погребальном комплексе в верховьях р. Конды в мужском захоронении была обнаружена разрезанная на пластины бляха, датируемая IX–X вв.

Рис. 4. Бронзовая бляха с изображениями медведя, рыбы и двух змей.

Место ее производства в широком смысле определено как восток Европы, при этом в ее сюжете видны южные, среднеазиатские, черты (восточная поза мужчины, сандалии женщины). К необычным деталям бляхи отнесен сюжет представленной сцены и круглое лицо женщины. Отсутствие в захоронении фрагмента бляхи с изображением головы (лица) мужчины позволяет предполагать его преднамеренное исключение из погребального инвентаря и последующее использование для изготовления фигуры умершего – вместилища его души.

При подготовке статьи я пользовался консультациями и советами А.А. Богордаевой (ИПОС СО РАН), Л.Н. Ермоленко (КемГУ), М.Г. Крамаровского (Отдел Востока Государственного Эрмитажа), А.Г. Козинцева (МАЭ РАН), Н.В. Федоровой (ГКУ ЯНАО «Научный центр изучения Арктики»); выражаю им глубокую признательность. Благодарю Г.К. Ре-вуцкую (ИАЭТ СО РАН) за очистку и реставрацию изделия, М.О. Елисееву за выполненные рисунки.

Статья научная