Библейские мотивы в "Хрониках Нарнии" К.С.Льюиса: проблемы перевода

русские переводы, опубликованные в 1990-х, предназначались принципиально иному читателю – не тому, кто заскучал над давно известным текстом Библии, а тому, кто имеет об этом тексте довольно смутное представление. Как замечает богослов, «не только дети, но даже их родители вряд ли настолько знакомы с Евангелием, чтобы с ходу улавливать прозрачные намеки Льюиса» (Кураев 1999: 152).

Понимая это,   переводчики «Хроник

Нарнии» подчас стремились дополнить повествование собственным комментарием или сгустить упомянутые прозрачные намеки до недвусмысленных указаний. Так, у Льюиса ( The Voyage of the Dawn Treader ) говорится о детях, выходящих из моря на берег: «They came on and saw that it was a Lamb. “Come and have breakfast”, said the Lamb <…>. Than they noticed <…> that there was a fire lit on the grass and fish roasting on it» (Lewis 2003: 268). После этого собеседник детей принимает знакомый им облик льва – они узнают в нем Аслана. Как известно, the Lamb – одно из библейских наименований Христа. Приведенный эпизод сказки отсылает к евангельскому рассказу об апостолах, рыбачивших в море и вдруг осознавших, что человек на берегу – воскресший Христос. В версии короля Иакова соответствующие фразы выглядят так: «…they were come to land, they saw a fire of coals there, and fish laid thereon <…>. Jesus saith unto them, Come and dine» (Jn 21: 9, 12). В английском языке одно и то же слово обозначает как вид животного (ягненок, барашек, овечка), так и религиозное     понятие     (Божественный

Искупитель, закланный за грехи человечества). Это хорошо видно в стихотворении У.Блейка The Lamb , построенном как обращение ребенка к детенышу животного:

Little Lamb, who made thee? <…>

He is called by thy name,

For He calls Himself a Lamb <…>.

I a child, and thou a lamb,

We are called by His name (Блейк 2007: 52).

Соответственно, в «Хрониках Нарнии» словом the Lamb именуется и творец Нарнии Аслан, добровольно пошедший на смерть и воскресший, а теперь приглашающий детей поесть рыбы (The Voyage of the Dawn Treader), и маленький барашек – один из нарнийцев (The Last Battle). По контрасту, в русском языке сосуществуют    синонимы    с    разной стилистической окраской – ягненок и агнец; Христа обозначает лишь второй (с прописной буквы, обычно с определением – Агнец Божий, Божественный Агнец), а в значении «барашек»,

«детеныш овцы» могут употребляться оба. Русские      переводчики      упомянутого стихотворения Блейка в этом отношении делают разный выбор. Так, С. Степанов употребляет лишь существительное «Агнец» (с прописной буквы), независимо от того, о ком говорится – о барашке или его Создателе:

Милый Агнец, расскажи,

Кем ты создан, расскажи? <…>

Имя Агнца он избрал,

Ибо так себя назвал. <…>

Я дитя, и Агнец ты –

И у нас его черты (Блейк 2007: 57).

Для сравнения, С. Маршак именует барашка то ягненком , то агнцем , а Христа – только ягненком (далеко отступая тем самым от традиции переводов Библии):

Агнец, агнец белый!

Кем ты, агнец, сделан? <…>

Был, как ты, он слаб и мал.

Он себя ягненком звал.

Ты – ягненок, я – дитя.

Он такой, как ты и я (Блейк 2007: 56).

И, наконец, В. Микушевич стремится лексически подчеркнуть различие между теми двумя, кого Блейк называет одинаково – The Lamb :

Кем, ягненок, создан ты? <…>

Твой Создатель – тезка твой.

Агнец Божий – Бог живой (Блейк 2007: 55).

Сопоставляя переводы «Хроник Нарнии», мы видим те же различия в переводческой стратегии. При описании встречи Аслана с детьми возле костра с рыбой Т. Шапошникова и А. Троицкая-Фэррант употребляют лишь слово «ягненок» (со строчной буквы), и религиозный смысл эпизода меркнет (Льюис 2002: 696-697; Льюис 2005: 554). По контрасту, М.Тарасьев и Ю.Прижбиляк стремятся подчеркнуть этот смысл. Первый из них – графическими средствами, употребляя в наименовании «Ягненок» заглавную букву (Льюис 1991: 440), а второй – средствами лексической стилистики. Словом «ягненок» Ю. Прижбиляк ограничивается в «Последней битве», когда речь идет об обычном барашке (Льюис 1993: 429). Но в упомянутом эпизоде сказки The Voyage of the Dawn Treader этот переводчик ставит рядом оба синонима и тем самым расширяет исходный текст, чтобы максимально прояснить библейскую аллюзию: «Дети подошли ближе и увидели перед собой Агнца, маленького белоснежного ягненка.

– Придите, обедайте, – ласково произнес Агнец» (Льюис 1993: 342).

Это не единственный случай, когда переводчики жертвуют точностью ради напоминания о связи между миром Льюиса и Евангелием. Сотворив Нарнию, Аслан обращается к своим созданиям: «Love. Think. Speak. Be walking trees. Be talking beasts. Be divine waters» (Lewis 2002: 129). В переводе первых трех из этих повелений В. Киренская и И. Вихрова предпочли точность; их переводы (в других деталях не похожие друг на друга) в данном случае совпали: «Люби. Думай. Говори». По контрасту, Н. Трауберг, воспринимавшая свою работу переводчика как христианскую миссию, предложила вариант весьма вольный, но отсылающий к заповеди, данной Христом на Тайной вечере: «Деревья, ходите! Звери, говорите! И все любите друг друга» (Льюис 2002: 73). Тем самым она недвусмысленно соотнесла «Хроники Нарнии» с Евангелием от Иоанна: «Сие заповедаю вам – да любите друг друга» (Ин 15: 17), хотя в исходном односоставном предложении Льюиса (Love) сравнительно мало общего с соответствующим библейским стихом: «These things I command you, that ye love one another» (Jn 15: 17).

Расхождения возникли и в переводе фразы «Things like Do Not Steal were, I think, hammered into boys’ heads a good deal harder in those days then they are now» (Lewis 2002: 177-178). Большинство переводчиков соотнесли ее с ветхозаветной заповедью «Не укради». Именно такой словесный облик, традиционный для отечественных переводов Библии, упомянутый запрет принимает у Ю.Прижбиляка: «…такие прописные истины, как “не укради”…» (Льюис 1993: 53); у Н. Трауберг: «…всякие прописи (скажем, “не укради”)…» (Льюис 2002: 100); у А.Троицкой-Фэррант: «…такие правила, как “не укради”…» (Льюис 2005: 91). Для сравнения, И. Вихрова еще решительнее отсылает читателя к тексту Священного Писания, прямо именуя запрет «заповедью»: «Заповедь “Не укради!” в те годы значительно крепче вбивалась в головы мальчишек…» (Племянник чародея 1993: 159). И лишь перевод В.Киренской не содержит в данном случае никаких аллюзий на текст Ветхого Завета: «Такие вещи, как “не бери чужого” вбивались в головы мальчиков гораздо прочнее…» (Племянник мага 1993: 66).

Итак, русские переводчики сказочного цикла Льюиса, как правило, акцентировали его библейскую «интертекстуальность». Дальше всех в этом пошел Ю. Прижбиляк: в местоимениях, относящихся к Аслану (в его переводе – Эслану), он неизменно употребляет прописные буквы, например: «Чудища пинали Его, били, плевали на Него, насмехались над

Ним» (Льюис 1993:  117); тут и самый недогадливый читатель должен понять, что перед ним – сказочная ипостась Бога. Отступая от буквы «Хроник Нарнии», переводчики стремились любыми средствами воплотить христианский дух этой книги.