Библия в художественном мире рассказа Н. С. Лескова «Однодум»

Te aim of the paper is to determine the Bible’s position in the story by N. S. Leskov «Singlethought», considering both its form and contents. Te analysis of the text demonstrates the infuence of the Holy Scripture on main hero’s moulding and on society’s attitude towards him. Te paper presents also a possible historical context of the discussions about the Bible’s role in the Orthodox Christians’ life that are given in the story. Key words: N. S. Leskov, Bible, prophet, yurodivy, Russian Bible Society.

М ногочисленные факты свидетельствуют о значении, которое при давал Священному Писанию Николай Лесков. Писатель неодно кратно сожалел о плохом знании Библии в русском обществе¹ , отмечая при этом заметную среди благочестивых людей потребность читать и понимать эту книгу. В двух первых своих публикациях — небольших газетных заметках, напечатанных в «Указателе экономическом» (№ 181

• ¹    См., напр.: Лесков Н. С. О сводных браках и других немощах // Гражданин. 1875. № 3. С. 73; Лесков Н. С. Письмо Л. И. Веселитской от 2 июля 1893 // Лесков Н. С. Собр. соч.: В 11 т. Т. 11. М., 1957. С. 547.

за 1860 г.) и «Санкт Петербургских ведомостях» (№ 135 за 1860 г.), он вы ражал возмущение завышенными ценами продажи Евангелия на русском языке в книжных лавках Киева, отмечая при этом, с каким нетерпением ждали этого издания верующие люди2.

Также в качестве издателя и редактора Лесков сделал многое для распространения знания Библии среди русского народа. Например, в 1876 г. он подготовил для журнала «Русский рабочий» переложение отрывка из 3 й книги Царств, повествующего о посещении пророком Ильей вдовы в Сарепте Сидонской (3 Цар 17:8–24)3; в 1877 г. переиздал сборник нравственных поучений, основанных на Священном Писании «Зеркало жизни истинного ученика Христова»4; в 1879 г. издал «Указку к книге Нового Завета»5 и т. п. Об этом малоизвестном аспекте твор чества Лескова более подробно пишет Инес Мюллер де Морог в своей очень содержательной статье на французском языке «Н. С. Лесков — религиозный пропагандист и критик нравоучительной литературы»6.

Внимание вопросу о роли Библии в нравственном воспитании че ловека уделял Лесков также в своих письмах, подчеркивая жизнен ную ценность евангельского учения7, значение «хорошо прочитанного Евангелия» в собственном становлении8 или лаконично указывая па сынку Борису Бубнову: «Библию прочесть надо»9. Наконец, его публи цистические и художественные произведения полны как прямых отсы лок к Священному Писанию, так и библейских цитат, реминисценций, образов и мотивов10.

Созданный в 1879 г. рассказ «Однодум» выделяется на этом фоне ключевым местом, которое занимает в нем Библия. Оно заметно уже на текстовом уровне: первая глава, повествующая о детстве и отроче стве главного героя Александра Рыжова, заканчивается абзацем в одно предложение:

Книга эта (которую Рыжов всегда носил с собой. – М. Л. ) была Библия¹¹.

Таким образом, уже первое упоминание о Священном Писании выд вигает его на акцентированное место, привлекая к нему внимание чита теля и предвещая его особое значение в структуре рассказа.

Как большинство произведений Лескова, «Однодум» насыщен цита тами и реминисценциями, в том числе библейскими. Хотя последних не так много в рассказе, тем не менее и здесь можно говорить об их особом выделении, которое совершается посредством включения в текст второй главы пространного фрагмента приводимого неточно начала книги про рока Исаии в славянском переводе (Ис. 1:3–24). Объем цитируемого тек ста (почти полстраницы) указывает, по видимому, как на особое место Библии в структуре произведения, так и на значение для главного героя именно данного отрывка, обличающего «князей» и «крепких» мира сего за их любовь к подаркам и взяткам, т. е. созвучного убеждениям самого Рыжова (или, точнее говоря, определяющего эти убеждения).

Текстовому выделению Библии соответствует подчеркивание рас сказчиком ее значения для формирования героя, его характера, миро воззрения, морали: «...книга, имевшая на него неодолимое влияние» (7); «он приобрел в ней большие и твердые познания, легшие в основу всей его последующей оригинальной жизни» (8). Такую же функцию имеет повторяющийся по отношению к герою эпитет «библейский»: «библей ские воззрения» (8), «библейский чудак» (17), «библейский социалист» (32) и т. п. Что важно, также для других действующих лиц хорошее зна ние Библии является объяснением всех странностей героя. Так, в разго воре с городничим протопоп сообщает о «вредной фантазии» Рыжова

– Библии начитался.

<…> суде» Н. С. Лескова // Евангельский текст в русской литературе XVIII–XX веков. Петрозаводск, 1998. Вып. 2. С. 462–470 и др.

• ¹¹    Лесков Н. С. Однодум // Лесков Н. С. Собр. соч.: В 12 т. Т. 2. М., 1989. С. 7. В дальнейшем ссылки на этот источник даются в тексте в скобках с указанием страницы.

  – Экий дурак! Что же теперь с ним сделать?

  – Ничего не сделаешь: он уже очень далеко начитан (15).

Также для городского головы упоминание о чтении Священного Писания все делает понятным:

– Отчего же так всем нельзя, а он обходится?

– Библии начитался (29).

Сам Рыжов тоже осознает, что является основой его нравственных установок, обосновывая свои поступки ссылками на авторитет Бога и его Слова:

...он… объявил, что ему по касающемуся ни от кого ничего не следует, потому что… «мзду брать Бог запрещает» (12); Ложь заповедью запреще на – я лгать не стану (31); – Гм, гм! Вы ниоткуда это учение не почерпаете? – Из Священного Писания и моей совести (32).

Установив принципиальное значение Библии для главного героя, перейдем к вопросу о характере и результатах ее влияния. Об этом со общает непосредственно рассказчик:

Рыжов… знал наизусть все писания многих пророков и особенно любил Исаию, широкое боговедение которого отвечало его душевной настроенно сти и составляло весь его катехизис и все богословие (8).

Заявление о ветхозаветных, пророческих основах мировосприя тия героя находит затем многократное подтверждение в тексте, когда именно большой отрывок из книги пророка Исаии выкрикивает Рыжов у дуба на болоте, когда упоминаются «виденные Иезекиилем „сухие кости”» (9) или когда, наконец, деятельность Рыжова нарямую сравни вается со служением пророка:

Александру то Афанасьевичу и предстояло… напророчить ему повыше ние (20); Рыжов… продолжал писать в нем, что изливали его наблюдатель ность и пророческое вдохновение (33).

Подобно многим ветхозаветным пророкам, герой считает своим призванием не только жить согласно принятым им самим библейским правилам, но и наставлять и обличать других. Наиболее заметным это становится в отношениях с Ланским, которому Рыжов повелевает вести себя в храме более смиренно, а потом еще и советует читать Библию.

Как отмечает Джулия Алиссандратос, в рассказе «Однодум» Лесков использовал ряд мотивов, характерных для житий святых. Одним из них является выделение особого этапа уединения, духовной подготовки к последующему служению12. Этот мотив присутствует, например, в житии преп. Антония Великого или преп. Сергия Радонежского. Восходит же он к Библии: в пустыню удалился на сорок дней Иисус Христос (Мф. 4:1–11; Мк. 1:12–13; Лк. 4:1–13), пребывал там «до дня явления своего Израилю» Иоанн Предтеча (Лк. 1:80). В Ветхом Завете через период уединения прошли многие пророки: Моисей (пасший овец своего тестя Иофора «далеко в пустыне» (Исх. 3:1)), Давид (тоже быв ший пастухом овец (1Цар. 16:11)), Илья (пребывавший у потока Хорафа, где его кормили вороны (3Цар. 17:5–6), Амос (еще один пастух овец (Ам. 1:1)). Он предшествовал обычно Божьему посещению и призванию на служение. В «Однодуме» также появляются выражения, уподобляю щие ключевые события жизни героя пути Божьего избранника, пророка:

Рыжов… дождался духа (9); он принял это посвящение (9); Развитие Рыжова было уже совершенно закончено, и наступало время деятельности (9).

Следует заметить, что бескомпромиссности Рыжова в применении на деле своих жизненных принципов сопутствует и некоторая узость в понимании библейского текста, отмеченная даже в самом его прозвище Однодум. Именно она, как нам кажется, делает его подчас излишне жест ким, как, например, в случае с засоленными подаренной солью груздя ми, когда Рыжов избил свою жену за нарушение ею запрета принимать какие либо дары. Таким образом, хотя Рыжов и «до Христа дочитал ся» (как явствует из разговора протопопа с городничим), он усвоил из Священного Писания прежде всего Ветхий Завет, и именно ветхозавет ная праведность, как считает Аллисандратос, легла в основу его нравст венного кодекса13. Евангельскую заповедь о любви к ближнему заменяют герою обостренное чувство справедливости (в том числе социальной) и сострадание к бедным и угнетенным, соединенные с отрицательным отношением к богатым и власть имущим. Такой подход — наиболее ярко представленный в беседе с Ланским на тему введения попенного сбора и податей — опять же сближает Рыжова с ветхозаветными пророками, книги которых содержат резкие обличения в адрес тех, кто притесняет нуждающихся14.

Такая узость и даже определенная ущербность библейских воззрений героя обусловливает наличие некоторой иронии и дистанции в отноше нии к нему автора: «задохнувшаяся в тесноте удивительная сила» (9); «загадочный чудак» (16); «упрямец Рыжов» (24). Тем не менее его пря молинейное толкование Библии оценивается выше, чем софистическое отношение к ней протопопа, считающего, что в Священном Писании «кийждо своя отыскать может» (14).

Сосредоточенность Рыжова на Библии и строгое следование выве денным из нее нравственным правилам (центральным из которых ста новится в рассказе отказ не только брать взятки, но и принимать по дарки) снискивают герою среди соседей репутацию «чудака», «дурака» (15), «поврежденного от Библии» (18), но и «еретика» (13), масона («Это новость масонская» – 14), чье православие кажется всем «сомнитель ным» (33) и которого подозревают в принадлежности к какой то секте (30). Как замечает Джулия Алиссандратос, чтение Библии и серьезное к ней отношение кажутся абсурдом с точки зрения жителей Солигалича15. Добавим, что не только абсурдом, но и занятием потенциально опасным, угрожающим отклонением от благочестия и потерей рассудка («в ино честве от нее страсть мечется, а у мирских людей ум мешается» – 29) или выработкой неблагонадежного образа мыслей, «за которые тогда… посылали молиться в Соловецкий монастырь» (19).

Таким образом, значение Библии для православного верующего ста новится в рассказе предметом художественного обсуждения, которое отражает настороженное и в то же время снисходительное отношение к чтению Библии простого народа («На Руси все православные знают, что кто Библию прочитал и „до Христа дочитался”, с того резонных по ступков строго спрашивать нельзя» (15)), а также реальные споры эпохи царствования Александра I и Николая I, т. е. времени, когда происхо дит действие «Однодума» (в тексте говорится, что Рыжов родился при Екатерине II (5), а фигура губернатора Ланского соответствует истори ческой личности графа Сергея Степановича Ланского, бывшего костром ским губернатором в 1831–1834 гг.)16. Нелишне будет кратко напомнить как сами эти споры, так и их предысторию.

С времен церковной реформы Петра I усилилось влияние на рус скую религиозную жизнь протестантизма, с его исключительным ав торитетом Священного Писания, которое признавалось единственным источником христианского вероучения. К нему присоединилось также веяние пиетизма — мистического направления внутри лютеранства, пропагандирующего идеи «истинного христианства» и «универсальной церкви», акцентирующего значение личного чтения Библии, как пути к Богу17. Именно пиетизм, в соединении с русскими народными сектами, в значительной мере определял духовную атмосферу второго десятиле тия царствования Александра I, а также дал толчок к основанию в 1813 г. Российского Библейского Общества и решению переводить Священное Писание на русский язык.

Несмотря на участие в трудах РБО и в самом деле перевода пред ставителей Русской православной церкви, в том числе ректора Санкт Петербургской духовной академии архимандрита Филарета (Дроздова), будущего митрополита Московского, преобладание мистически эзоте рических настроений насторожило некоторых «ревнителей правосла вия» и в результате привело не только к запрещению Общества в 1826 г., приостановлению перевода Библии, но и к сожжению уже напечатанных экземпляров Пятикнижия.

1810 е и 1820 е гг. в России можно считать периодом обострения споров о месте Священного Писания в жизни верующих мирян. С одной стороны, мы имеем позицию пиетистов, чье влияние распространялось на высокопоставленных лиц Российской империи, которые начали чи тать дома Библию, распространять ее, ссылаться на нее в официальных выступлениях и т. п.18 Также часть православной иерархии принадле жала к горячим сторонникам доступности Библии для всех желающих; например, митр. Филарет утверждал, что «самое желание читать священ ные книги есть уже залог нравственного улучшения»19. Чертой времени стало толкование современных событий сквозь призму библейских слов, в связи с чем особый интерес вызывали ветхозаветные пророческие книги и Апокалипсис. Отражение этих тенденций видно и в рассказе Лескова, где Рыжов в своей тетради, озаглавленной «Однодум», коммен тирует политические и общественные события в России, предсказывая их последствия, как сам утверждает, на основании Библии.

С другой стороны, засилье западных протестантских проповедни ков в РБО и частое в то время отрицательное отношение к православ ным догматам и обрядам со стороны высших чиновников вызвали опа сения, что предполагается замена православия некой универсальной библейской религией. Это повлекло за собой подозрительное отноше ние к самой Библии, которую начали считать книгой опасной — как для общественного порядка, так и для отдельных людей. Так, министр на родного просвещения А. С. Шишков утверждал, что чтение Священного Писания может стать причиной возмущений, бунтов, а также ересей и расколов. Как пишет протоиерей Г. Флоровский:

...в то время «самые набожные люди имели несчастную мысль, что от чтения сей священной книги люди с ума сходят». Одно время чтение Библии было формально воспрещено воспитанникам военно учебных заведений — в предотвращение помешательства, под тем предлогом, что два кадета уже помешались. А многие другие «почитали ее книгою только для Церкви по требной и для попов одних годной»20.

Таким образом, мы видим, что подозрительное отношение жителей Солигалича к «библейскому чудаку» Александру Рыжову и его строгой приверженности к Священному Писанию можно связывать с определен ным историческим периодом, хотя, несомненно, не следует все к нему сводить. Сам Лесков указывает на наличие среди простого народа издав на укоренившегося убеждения, что «кто Библию прочитал и „до Христа дочитался”, с того резонных поступков строго спрашивать нельзя» (15). В то же время отверженность и неприятие обществом во все века были уделом тех, кто всерьез принимал библейское учение и выбирал в жизни узкий путь. Наконец, репутация «чудака» и «сомнительного в вере» ха рактерна для большинства героев Лескова, и особенно для его правед ников, которых А. А. Горелов назвал «неканоническими святыми»21. На их фоне Александр Рыжов выделяется именно отношением к Библии, и особенно — к Ветхому Завету и его пророческим книгам. Священное Писание занимает в произведении особое место, что проявляется как на формальном, так и на содержательном уровне.