Большие и малые миры юных героев романа Ф. Ходжсон Бернетт "Таинственный сад"

эпохи, поскольку творчество Ф. Х. Бернетт относят к детской литературе с «консерватиным» изображением действительности и ярко выраженной дидактической, воспитательной направленносью. Таким образом, они изначально транслировали читателям ценности виторианской и эдвардианской эпох [Kirpatrick 2012]. Особого внимания исследователей, конечно, заслуживает центральный образ романа – образ сада, который исследователи, в том числе сопоставляют с Райским садом [Новикова 2013; Фельдман 2014; DiGiulio 2014].

Если говорить о попытках провести параллель между произведениями Ф. Х. Бернетт и другими романами эпохи, старшими современниками писательницы, то чаще всего говорят о сходстве «Таинственного сада» с творчеством сестер Бронте: романами «Джейн Эйр» и «Грозовой перевал» [Carpenter 1987; James 2000; Tyler 2002]. Действительно, некоторые элементы сюжета «Таинственного сада» определенно являются перекличкой с романом Ш. Бронте: юная героиня исследует старый, таинственный дом и «обнаруживает» там жильца, ранее ей неизвестного, но способного во многом повлиять на ее настоящее и будущее. С другой стороны, географическое положение поместья Миссел-туэйт Мэнор (Йоркшир), окружающая его природа и его обитатели содержат несомненные параллели с романом Э. Бронте.

Помимо литературных параллелей, обращают внимание на особое место романа в биографии автора. «Таинственный сад», имел для писательницы терапевтический эффект, будучи откликом на смерть сына Лайонела (об этом, в частности, пишет L. M. Kirpatrick [2012: 81]). Возможно, именно поэтому Ф. Х. Бернетт в этом романе отказывается от романтического образа ребенка и создает своих юных героев максимально правдоподобными и противоречивыми.

Опираясь на ряд исследований вышеперечисленной тематики, мы анализирует организацию пространства «Таинственный сад»1, этот аспект отдельно раннее не рассматривался. Общая схема организации пространства в романе совпадает с общей схемой организации пространства в «Маленькой принцессе». Пространство героев (прежде всего, героини – Мэри Леннокс) можно условно разделить на 3 «мира»: большой (Мэри, как и Сара Кру, родилась в Индии и, осиротев, предпринимает путешествие в Англию), малый (мир дома, где живет девочка) и мир внутренний. В новом для героини «малом мире» происходит процесс становления личности девочки (см. об этом, например [Рашки 2015]).

Принципиальное (и сразу же «заданное») различие между героинями «Маленькой принцессы» и «Таинственного сада» состоит в том, что «внутренний» мир Сары Кру (мы его назвали «мир воображения»

[Бячкова 2020]) является стержнем личности девочки, положительного персонажа, настоящей викторианской леди, вне всякого сомнения, призванной служить примером для читателей романа. В отличие от Сары, Мэри Леннокс, героиня романа «Таинственный сад», – более сложный образ. Х. Карпентер в своей монографии назвал ее также «Седрик Эролл наоборот» (проводя «антипараллель» с главным героем другого романа Ф. Х. Бернетт – «Маленький лорд Фаунтлерой») [Carpenter 1987: 188].

В первых же строках романа Мэри характеризуется как «неприятная» [Burnett 1995: 7] девочка, которая к финалу романа постепенно приближается к известному образу «Ангела в доме», идеальной викторианской хозяйки, женщины – Евы, устроительницы. Внутренний мир героини подается писательницей как проблема, а динамика его развития составляет одну из важнейших сюжетных линий романа. Внутренний мир героини тесно связан с «большим» и «малым» миром и, в свою очередь, определяет восприятие Мэри окружающего ее пространства.

Литературоведы в контексте колониальных исследований романа обращают внимание на резко отрицательный образ Индии в произведении. Так, Д. Петкович характеризует образ Индии в романе как «демонизированный и экзотический» [Petcovič 2006: 90]. Действительно, если в «Маленькой принцессе» Индия предстает как яркий, экзотический мир, с которым у главной героини связаны в основном приятные воспоминания о счастливом детстве, то в «Таинственном саде» Индия – это мир невыносимо жаркого климата, болезней, полного отсутствия порядка и разного рода отклонений во взаимоотношениях между людьми (слугами и хозяевами, детьми и родителями, супругами и т. д. и пр.). Мир Индии действительно губителен для Мэри Леннокс во многих отношениях. Отвергнутая родителями девочка растет на руках у слуг, которые портят ее своим подобострастием, основанным на «традиции» кастового общества и превосходства англичан над местным населением. Внутренний мир девочки никому не интересен, ее, по сути, никто не воспитывает. Мэри не умеет выстраивать отношения с окружающими, она не знает границ, не знает саму себя, что делает ее насча-стной, одинокой и все более «Contrary», как героиню детской песенки [Burnett 1995: II].

В Мэри Леннокс есть определенно и положительное начало. С Сарой Кру, например, ее объединяет любовь к книгам, сказкам, волшебным историям. Именно о такой сказке она вспоминает, когда впервые слышит грустную историю своего дяди и испытывает к нему что-то вроде сочувствия. Другое любимое занятие Мэри – игра в «садики», которые девочка «строит» из того, что попадется под руку [Burnett 1995: 156], что также можно интерпретировать как стремление ребенка упорядочить мир вокруг, сделать его красивее, гармоничнее, лучше.

Думается, можно поспорить с теми, кто считает, что исключительно Индия (или даже шире – Британская Империя, если вспомнить о схожей проблеме кузена Мэри Колина) «виновата» в неадекватном воспитании, которое получает героиня (например, И. А. Шишкова также высказывает сомнения в том, стоит ли считать Мэри «жертвой империализма» [Шишкова 2019: 85]). Так или иначе, одиночество девочки становится абсолютным в разгар эпидемии холеры: родители девочки умирают, выжившие слуги разбегаются, мир бунгало разрушается. Мэри вынуждена отправиться в новый «малый мир» – поместье дяди Мисселтуэйт Мэнор в Йоркшире.

Как мы уже упоминали ранее, образ этого мрачного дома позволяет сопоставить «Таинственный сад» романами сестер Бронте: «Джейн Эйр» и «Грозовой перевал». Мэри, как и Джейн Эйр, постепенно постигает тайны своего нового дома и его окрестностей и однажды узнает, что знает далеко не всех обитателей дома. Однако в целом Мисселтуэйт Мэнор гораздо ближе к Грозовому Перевалу, например, по месту расположения (Йоркшир – о чем пишет, например, С. Джеймс [James 2000]). Исследователи проводят многочисленные параллели между героями «Таинственного сада» и персонажами «Грозового перевала»: Дикон – «правильный» Хитклиф [Carpenter 1987: 189], Арчибальд Крейвен – Хитклиф, Колин – Линтон [James 2000], Мэри – «обе Кэтрин», Колин – Линтон и Гэртон [Tyler 2002] и т. д. и т. п.

Мисселтуэйт Мэнор, конечно, гораздо ближке к «образцовой» викторианской усадьбе, в отличие от Грозового Перевала. Однако жизнь Мэри в доме дяди во многом также отклоняется от принятых норм. Так, например, девочку одевают не в традиционные траурные одежды, а в «полутраурные» серый и белый [Burnett 1995: 31]. Для Мэри не нанимают ни няни, ни гувернантки. Но даже минимальные элементы общепринятого воспитания благотворно сказываются на Мэри. Она, тем не менее, оказывается окружена традиционными, простыми и очень эффективными «приметами» викторианского воспитания. Девочка учится играть одна, наблюдать, заводить друзей. А смена цвета одежды символизирует начало перерождения героини. На здоровье, самочувстие и поведение девочки благотворно влияют долгие прогулки на свежем воздухе, простая, питательная пища. Свежий ветер «будит» любопытство, зрение, слух, разум [там же], успокаивает нервы, больше не хочется быть злой и раздражительной. Подаренная прыгалка («самая полезная игрушка» [там же: 70]) укрепляет здоровье. Вслед за этим меняется характер девочки: она заводит себе друзей (птичка малиновка, горничная Марта и ее брат Дикон, старый садовник Бен).

Кульминация нравственного и психологического становления Мэри происходит, когда малиновка «помогает» ей отыскать ключ в заброшенный сад ее покойной тети, а потом «показывает», какую дверь этот ключ открывает. Работа в настоящем садике, да еще так сказочно и таинственно «обретенном», - это не просто осуществление детской мечты, но еще и новые цели, задачи и навыки: поиск ресурсов и их распределение (Где достать новые растения и инструменты? Как правильно потратить краманные деньги Мэри?), развитие чувства прекрасного и вера в свои силы. Таким образом, мир Мэри, на первый взгляд, сужается: большой (английская девочка в Индии) уступает место малому (Мисселту-эйт Мэнор), а таинственный садик становится воплощением внутреннего мира (место гармонии и счастья, которое героиня обустраивает вместе с друзьями). Однако такое сужение пространтсва имеет положительное значение, будучи синонимом идентификации девочки, без которого невозможно становление ее личности. Вначале романа Мэри -«ничья» девочка [там же: 17], сад (тоже поначалу «ничей» [там же: 97]), и друзья помогают ей обрести свое место в мире.

Однако перерождения Мэри оказывается недостаточно. «Домашний Ангел» и Ева-устроительница должны уметь не только сохранять внутреннюю гармонию, но и дарить ее окружающим. Такой задачей для Мэри становится перерождение (точнее, возрождение к жизни) ее кузена Колина. Пространство Колина, напротив, расширяется. Когда Мэри с удивлением обнаруживает мальчика в одной из комнат дома, они сразу же становятся друзьями, но девочка дает кузену прозвище «Раджа». Ее поражает, как в Колине вдруг воскресает Индия, особенно не самое лучшее из того, что она там видела и оттуда вынесла. Слуги, так просто перевоспитавшие ее саму (кто спокойным равнодушием, а кто - дружеским участием), моментально отучившие ее от истерик и капризов, совершенно беспомощны перед «припадками» Колина. Тут, думается, дело тоже не в классовых и расовых принципах Британской Империи. Колин живет в атмосфере вседозволенности (в своем ограниченном пространстве) не потому, что он «сын белого джентльмена», а потому, что он считается неизлечимо больным, практически приговоренным к скорой смерти с самого рождения. Собственный отец его постоянно покидает, не в силах быть рядом с сыном в постоянном ожидании кошмара новой потери, с этим чувством мальчик остается один на один и в отчаянии ежедневно терзает как самого себя, так и окружающих.

Примечательно, что Мэри «перевоспитывает» Колина, «возрождая» свое старое «я»: капризную, упрямую, “Quite Contrary”; ругая и стыдя кузена она помогает ему увидеть самого себя как в зеркале. У Мэри Колин учится мужеству, самообладанию («Раньше он как будто жил на необитаемом острове, он бы королем этого острова, устанавливал там свои порядки, ему не с кем было себя сравнивать» [там же: 217]). Малый мир мальчика стремительно расширяется: Колин знакомится с Диконом – «заклинателем зверей» [там же: 187]) и его подопечными («Я тоже мальчик-зверь», – скажет потом Колин о себе [там же: 144]), вместе с Мэри осваивает местный диалект. Со слугами он по-прежнему общается «как Принц Консорт» [там же: 197], но круг этого общения существенно расширяется, и Колин понемногу начинает учитывать интересы других людей, не только свои собственные, а «королевские» манеры помогают наводить вокруг порядок, которого не хватает поместью в отсутствие отца. Как и в случае с Мэри, кульминация освобождения мальчика – знакомство с садом. Тесный контакт с природой становится для Колина символом жизни: здоровой, интересной, долгой. Именно попав в сад, он восклицает: «Я поправлюсь! Я буду жить вечно!» [там же: 199].

С появлением в саду Колина заверщается еще один очень важный процесс формирования пространства. Чрезвычайно важно, что для эпохи создания романа пространство сада – это не только символическое воспроизведение Райского сада, воспетой еще романтиками возможности приблизиться к природе, но и сочетание природы и культуры (см. об этом [DiGiulio 2014: 25]). Мэри, Дикон и Бен преобразовывают природу, приводя сад в порядок, делая его более гармоничным, упорядоченным, ухоженым (т.е., более «культурным»). С появлением Колина сад переходит на новый уровень культуры ритуала, культуры эмоционального и интеллектуального обогащения.

Почувствовав интерес к миру, Колин мечтает стать ученым и в саду друзьям читает небольшие «лекции», осмысляя свои впечатления и содержание многочисленных прочитанных книг. Узнав от Мэри и, опять же, прочитав в книгах о медитации, популярной на Востоке, Колин придумывает для себя медитационный ритуал, выполнять который ему помогают друзья. Дети называют его Волшебством (см., например, [там же: 73]), которое «является сочетанием самовнушения и естественного позитивного влияния природы» [Фельдман 2014: 158]. Наконец, когда дети однажды «играют» в Индию (к этому времени Мэри уже поняла, что рассказы о ее жизни в «большом мире» делают ее интересной окружающим, к тому же они – источник увлекательных игр), Колин впервые произносит слово «храм» [там же: 225], и все подхватывают эту идею, превращая сад в место поклонения природе – Волшебству. Ни Колин, ни Мэри раньше не были в церкви, эта аналогия приходит в голову Дикону и Бену, которые поют для детей церковный гимн. Знакомый и привычный, в саду он звучит особенно торжественно [там же: 254]. Так, Колин и Мэри приобщаются к религии, к ее ритуальной составляющей, с радостью и полным пониманием происходящего.

Пространство таинственного сада постепенно приобретает черты идеального места, идеального мира (см. об этом, например [Шишкова 2019: 88]). Некоторые исследователи обращают внимание на то, что с появлением в саду Колина отношения внутри круга посвященных в тайну сада приобретают традиционную для британского общества структуру: Колин оказывается в центре (как мальчик и джентльмен), а Мэри (девочка), Дикон и Бен (представители низших классов) отходят на задний план [Petcovič 2006: 94]. Другие сетуют на то, что если в саду границы классов размываются, то они восстанавликаются потом, вне сада [DiGiulio 2014: 29]. Несомненно, не только роман «Таинственный сад», но все творчество Ф. Х. Бернетт в целом отличается определенной консервативностью (ее отмечают многие исследователи творчества писательницы, см. например [Шишкова 2019: 85]). Не будем забывать, что произведения Ф. Х. Бернетт ориентированы, прежде всего, на детскую аудиторию и выполняют, кроме всего прочего, дидактическую функцию. Они знакомят своих читателей-современников с окружающим миром, правилами, по которым он живет, и учат детей, как в этом мире стать счастливыми и прожить жизнь достойно. Действительно, можно говорить о том, что некоторые черты «портрета» Британской Империи были с тех пор переосмыслены и не могут восприниматься как положительные, будучи, в лучшем случае неоднозначными (и в этом, в том числе, заключается ценность произведений Ф. Х. Бернетт: теперь они получили новый дидактический потенциал, возможно, даже не осознанный их создателем изначально). Однако, на наш взгляд, очень важно анализировать произведения писательницы не только с точки зрения современного мира, но и в их изначальном, нравственном и философском аспекте.

Например, что касается образа Колина, вспомним еще раз, что если Мэри в саду своей тети становится личностью, то Колин находит там жизнь и здоровье (без которых становление личности просто бессымс-ленно). Сад не только дарит ему будущее, но и примиряет его с прошлым. Чрезвычайно важен момент, когда слова Колина «Это мой сад» произносятся почти сразу же после фразы «Это мамин сад» [Burnett 1995: 213]. Понятие «мамино» и «мое» в сознании мальчика сливаются, он почти физически ощущает присутствие умершей матери. Восклицание «Это мама!», вынесенное в заголовок XXVI главы [там же: 251], можно в равной мере отнести как к появлению в саду миссис Соуэрби, мамы Дикона и Марты (символа материнской любви и заботы), так и к единению покойной Лилиас Крэйвен с сыном (После этого Колин по-другому начинает относиться к портрету матери. Он больше не напоминает мальчику о скорой смерти, а, наоборот, дарит желание жить).

В финале романа пространство сада расширяется. На протяжении всего романа мы наблюдаем, как не только сад, но все поместье оживает по мере становления Мэри и возрождения Колина к жизни: постоянно возникают все новые второстепенные персонажи, например, дворецкий, сиделки и пр. Наконец, отец Колина Арчибальд Крэйвен, подобно Джейн Эйр, слышит голос любимого человека: жены, которая призывает его вернуться в Англию и Мисселтуэйт Мэнор, к сыну. Примечательно, что это также проиходит на лоне природы, в Швейцарии. Вернувшемуся отцу Колин открывает тайну своего полного выздоровления и выходит с ним из сада вместе с Мэри и их друзьями. Так, гармония внутреннего мира каждого персонажа становится гармонией всего поместья, дома.

Наконец, необходимо вспомнить о месте романа «Таинственный сад» в жизни его создательницы. Если действительно образ Колина и весь роман в целом были своего рода терапией, помогавшей справляться со смертью сына, то идущий по дорожке рядом со своим отцом Колин - это живой Лайонел, ставший бессмертным на страницах произведения, написанного его матерью, а всеобщая гармония финала «Таинственного сада» - это идеальный мир, который Ф. Х. Бернетт дарит своему ребенку, а вместе с ним - и своим живым читателям.

Таким образом, в романе «Таинственный сад» среди миров 3-х уровней, в которых живут дети, особое внимание уделяется миру малому и миру внутреннему, а также их диалектике. Ребенок не способен увидеть большой мир (у Мэри это Индия, а у Колина - мир прочитанных книг), если он не осознает своего «я». С другой стороны, малый мир (природа) имеет огромный воспитательный потенциал, способный помочь ребенку выбраться из кризиса. Но, приведя в порядок свой внутренний мир, ребенок обнаруживает способность управлять своим малым миром, совершенствовать его. Тандем малого мира (сада - мира природы и культуры) и внутреннего мира героев вместе порождают гармонию, которая оказывается способна преображать пространство и дальше и вести героев по жизни к счастью.