Борьба с хулиганством в предвоенный период и в годы Великой Отечественной войны: историко-правовой аспект (на примере Южного Урала)

Как известно, в любом обществе находятся люди, нарушающие нормы и правила, регулирующие взаимоотношения между его членами. Наряду с особенностями социальноэкономических условий жизни и личных человеческих качеств, причины нарушений кроются также в содержании и форме господствующих в обществе ограничительных поведенческих правил.

При советском тоталитарном строе функционировала система принудительного единомыслия и осуществлялся диктат государственного контроля над образом жизни и образом мысли людей. Действовали официальные догмы и каноны, несоответствие которым рассматривалось как девиантность (отклонение) и влекло применение соответствующих санкций.

Специфика периода Великой Отечественной войны выразилась в сдвиге многих форм отклоняющегося от норм поведения в область криминальной сферы. То, что в мирное время подлежало неформальному контролю, в первую очередь общественному осуждению, а также административному взысканию, становилось уголовно наказуемым: нарушения трудовой дисциплины, распространение ложных слухов и др.

Круг лиц, подпадающих под санкции государства, значительно расширился, при этом нарушителями объявлялись не только отдельные лица, но и целые группы людей, объединяемые по какому-либо признаку. В частности особое и практически неизбежное подозрение вызывали те, кто был в плену или временно проживал на оккупированной территории.

Нельзя не отметить и то, что при ограниченных потребительских ресурсах и скудных средствах к существованию естественное стремление людей к достатку, а также к нако плениям и материальной выгоде воспринималось и объявлялось как недопустимое для советского типа личности, а способы достижения этих целей - предосудительными, даже если человек не преступал закона. Так, стремление к более высокой зарплате называлось рвачеством, погоней за «длинным рублем» и т.п.

Господство официальных идеологических и социальных стереотипов привело к тому, что единственно допустимой формой поведения становился конформизм, особенно в условиях массовых репрессий. В свою очередь жизнь по указке и под тотальным контролем государства приводила к деперсонализации личности, повышенной тревожности и беспокойству, зачастую - психологической агрессивности и нетерпимости к другим1.

Применительно к чрезвычайным условиям войны существенным являлось то обстоятельство, что большое число населения во время эвакуации сменило свой социальный статус на более низкий, вынуждено было сконцентрировать свои интересы на стремлении к выживанию и удовлетворении первичных материальных потребностей. Это не могло не привести к усилению деформирования норм межличностного общения и выражалось в цинизме, хамстве, хулиганстве, воровстве и т.д.

Следует отметить, что разгул антиобщественного поведения приобрел размах еще в 20-е гг., в частности среди рабочей молодежи, на правосознание которой наложил отпечаток принцип «революционной вседозволенности», господствовавший в годы гражданской войны и экстраполировавшийся на последующий исторический период. Свою негативную роль играла и окружающая среда, характеризующаяся неблагоустроенными условиями жизни, неорганизованным досугом и пьянством.

Особенностью правоохранительной политики тех лет являлся так называемый клас- совый подход к личности нарушителя, отсюда - ее ориентированность, главным образом, на общественное порицание в отношении хулиганствующих элементов из рабочей среды. Более того социальная активность, а, по сути, социальная агрессия «трудящихся» негласно поощрялась государством, например, во время проведения антирелигиозных кампаний и других «классовых» мероприятий.

Уголовный кодекс РСФСР, принятый в 1922 г., определял хулиганство как «озорное, бесцельное, сопряженное с явным неуважением к отдельным гражданам или обществу в целом действие». При этом оскорбление как словом, так и действием или письменно, не входило в данное понятие и квалифицировалось по другой уголовной статье2.

Хулиганские проявления в 20-30-е гг. воспринимались в обществе неоднозначно. Если власти с определенной тревогой констатировали распространение среди населения агрессивности, хамства, языка и культуры криминальной среды, то на уровне бытового сознания хулиганские выходки не связывались с уголовно наказуемыми преступлениями, отношение к ним было либеральным. Под влиянием обыденных представлений работники суда закрывали дела о хулиганстве в качестве малосущественных и незначительных. Этому содействовали не только расплывчатость юридических дефиниций, но и кампанейский характер борьбы с правонарушениями3.

В 1935 г., накануне принятия новой Конституции и провозглашения построения социализма в СССР, законом было установлено максимальное наказание за хулиганство в виде лишения свободы сроком до пяти лет4.

Во второй половине 30-х гг. произошло изменение в определении понятия хулиганства. Оно трактовалось как действия, нарушающие социалистический правопорядок, в которых проявлялось явное неуважение к обществу. Изданный 10 августа 1940 г. Указ Президиума Верховного Совета СССР особенно подчеркнул этот характерный для хулиганства момент, говоря о хулиганских действиях на предприятиях, в учреждениях и общественных местах. Этим же указом вводилась обязательная уголовная ответственность за хулиганство в общественных местах (без отягчающих обстоятельств) в виде тюремного заключения сроком на один год5.

Новый указ впервые позволил проследить динамику хулиганства. Так, по Челябинской области в первом полугодии 1939 г. было Серия «Право», выпуск 11

осуждено в соответствии со ст. 74 УК РСФСР 332 человека, во втором полугодии - 953 человека, в первой и второй половине 1940 г. - соответственно 673 и 3234, в 1941 г. - соответственно 3451 и 6593 человека6.

Как видно из ■ приводимой статистики, налицо была отрицательная динамика: в 1941 г. по сравнению с 1939 г. число осужденных за хулиганство увеличилось почти в восемь раз. Органами милиции Челябинской области во втором полугодии 1941 г. был зарегистрирован 1351 случай хулиганства, в том числе 76 случаев в дерзкой форме7.

Неблагополучным в рассматриваемом аспекте оставался и 1942 г., когда органами милиции области было зарегистрировано 804 случая хулиганства, большинство из них с поножовщиной, при этом 554 преступления данного вида (или 68,8 % от общего количества) было раскрыто. Наиболее криминальными по хулиганству являлись города Челябинск, Златоуст, Магнитогорск, Кыштым, Копейск и Троицк. В сельских районах хулиганские проявления фиксировались очень редко8.

По официальной отчетности Челябинского ОУМ, органы милиции в 1943 г. усилили внимание к обеспечению охраны общественного порядка, число хулиганских проявлений по сравнению с 1942 г. сократилось в области до 77 случаев, т.е. в 10,4 раза9.

Следует отметить, что приведенные цифры не могут не вызывать определенного сомнения, поскольку не согласуются с данными судебной статистики. Количество рассматриваемых судебными органами дел по хулиганству шло нарастающими темпами, увеличившись со 180 дел в 1942 г. до 601 дела в 1943 г., т.е. более чем в три раза (без учета дел, рассмотренных судами Курганской области, выделившейся из состава Челябинской области в феврале 1943 г.)10.

Думается, главной Причиной резкого уменьшения случаев хулиганства, раскрытых органами милиции Челябинской области и нашедших отражение в отчете ОУМ за 1943 г., стало не улучшение, а ослабление работы в этом направлении. В крайне напряженном для страны и ее тыловых регионов 1943 г„ характеризовавшимся значительным ростом преступности, приоритетной для милиции являлась борьба с трудовым дезертирством и хищениями государственной собственности, а также наиболее опасными видами преступлений: бандитизмом, разбоями и т.д.

Кроме того следует учитывать тенденцию властей к политизации нарушений общественного порядка, в частности хулиганства, по которому часть дел квалифицировалась и рассматривалась судами по иным статьям. В записке прокурора Челябинской области Шляева, направленной в январе 1944 г. в обком партии, подчеркивалось, что расправа с хулиганами и грабителями имеет принципиальное политическое значение11.

В 1944 г. милицейская статистика зафиксировала следующие показатели совершения хулиганских действий в Челябинской области: за первое полугодие - 64 случая, при этом все они были раскрыты, и за второе полугодие - 137 случаев, из которых раскрыто было 135. Таким образом, общее число хулиганских проявлений составило 201, из которых 199 случаев (или 99 %) органы милиции раскрыли12. .

Следует отметить, что в течение войны произошло изменение социального состава хулиганствующих элементов. Если в 19421943 гг. распространение хулиганства наблюдалось среди молодежи рабочих общежитий, то в 1944 г. оно совершалось в значительной степени инвалидами войны, бывшими фронтовиками. Их противоправные действия, совершаемые, как правило, в пьяном виде, заключались в оскорблениях граждан, завязывании драк и нанесении побоев, нарушениях порядка в очередях и др.

Наряду с хулиганством инвалиды Отечественной войны были причастны и к более опасным преступлениям. В 1943 г. по стране ими было совершено до 5 % разбоев и 3 % грабежей13.

Во втором полугодии 1944 г. в Челябинской области ими было совершено два убийства, пять разбоев и грабежей, 30 квалифицированных и 35 простых краж, 11 краж скота и 14 мошенничеств. В общем количестве уголовных преступлений по обозначенным категориям удельный вес инвалидов войны составил 2,46 %14.

Психологическое объяснение хулиганству инвалидов следует искать в окружающей их социальной обстановке. Оказавшись после ранений в тылу и зачастую не имея жизненного опыта, кроме военного, они ощущали себя одинокими в непривычной для них тыловой обстановке. Подорвавшие на фронте свое здоровье, потерявшие родных и близких, инвалиды оказались в условиях, где не только испытывали серьезные материальные лишения, но одновременно сталкивались с человеческим равнодушием и непониманием, а потому, не умея и не пытаясь находить компромиссы в частых бытовых конфликтах, предпочитали решать их по своему, «по-фронтовому».

Такое поведение можно расценивать не только как стихийную форму социального протеста в условиях существующего противоречия между официальной идеологией и реальной действительностью, но и как попытку выместить накопившуюся обиду, привлечь внимание к своим проблемам, как своеобразную психологическую защиту в непривычных обстоятельствах. Известен случай, когда молодой инвалид войны, долго стоящий в очереди, потерял терпение и начал срывать с женщин платки с криками: «Жиды, убью!»15.

В годы войны хулиганство превратилось в одну из главных проблем охраны общественного порядка. Власти били тревогу, считая основной причиной этого ослабление работы правоохранительных органов.

Подтверждением может являться совместный приказ Прокурора СССР и Наркома юстиции СССР от 25 января 1944 г. «Об усилении борьбы с бандитизмом, разбоем, грабежами, хулиганством и кражами», в котором констатировалось ослабление деятельности в данном направлении органов прокуратуры и суда. Наряду с прямым указанием органам прокуратуры на необходимость усиления надзора и ужесточения карательных санкций по отношению к преступникам судебным органам вменялось в обязанность рассматривать уголовные дела, в том числе по хулиганству, в пятидневный срок. Кроме того отдельные и наиболее показательные дела предлагалось рассматривать с обязательным участием прокурора в открытых судебных процессах, с тем чтобы каждый приговор был широко известен населению. В качестве одной из кардинальных мер улучшения ситуации предлагалось прокурорам республик, краев и областей совместно с начальниками управлений НКЮ и милиции внести в местные советские и партийные органы предложения, направленные к обеспечению общественного порядка в городах, рабочих поселках и ликвидации случаев бандитизма, грабежей, хулиганства и краж16.

Исходя из складывающейся криминогенной обстановки, а также установок и приказов свыше, партийное руководство на местах требовало в борьбе с хулиганством принятия действенных мер. Так, в сентябре 1943 г. на заседании бюро Челябинского обкома

В КП (б) был поставлен вопрос о наведении общественного порядка в Челябинске. В состав специальной представительной комиссии по разработке необходимых мероприятий вошли секретарь горкома партии Панкрушев, начальник УНКВД по Челябинской области Павлов, заместитель председателя горисполкома Самоховец, начальник областного Управления милиции Розов и начальник военного гарнизона Кирнос17.

Через две недели бюро обкома ВКП (б) заслушало комиссию. Ее выводы наводили партийное руководство на серьезные размышления, связанные с необходимостью принятия срочных комплексных мер по охране общественного порядка в областном центре.

Было установлено, что нарушения повседневно происходят практически во всех общественных местах: в трамваях и троллейбусах, на базарах и рынках, где распространены азартные игры, наблюдается большое количество гадалок, пьяных, беспризорных и безнадзорных детей и т.д. В городе совершались грабежи, убийства и раздевания, отмечалось большое количество квартирных и особенно карманных краж. В значительной степени этому способствовало отсутствие уличного освещения, недостаточное количество наружных милицейских постов, конных и пеших патрулей, групп самоохраны и сторожей. Из-за того, что подъезды домов, чердаки и ворота в домовладениях не запирались и не освещались, в них находили себе пристанище преступники и хулиганы.

Для обеспечения надлежащей охраны общественного порядка и безопасности городского населения было решено в числе прочих мероприятий мобилизовать 150 человек с предприятий и учреждений, покрыв ими существующий некомплект рядового состава милиции, улучшить регулирование уличного движения, сформировать специальный отряд сторожей по охране порядка, подчинив его в служебно-оперативном отношении городскому управлению милиции18.

Бюро обкома партии обязало начальника ОУМ Розова усилить охрану общественного порядка в городе. С этой целью предлагалось:

• -    увеличить количество наружных милицейских постов, конных и пеших патрулей, постов по регулированию уличного движения;

• -    ликвидировать на базарах азартные игры; организовать специальные милицейские группы по обслуживанию базаров и рынков;

• -    принять решительные меры к искоренению хулиганства на трамвайных остановках, базарах и в других общественных местах, привлекая хулиганов к уголовной ответственности; обеспечить маршрутное сопровождение трамваев работниками милиции;

• -    запретить несовершеннолетним чистку обуви и уличную торговлю, принять решительные меры к их родителям и опекунам, допускающим безнадзорность детей;

• -    усилить борьбу с нарушителями правил уличного движения;

• -    развернуть широкую разъяснительную работу среди населения¹⁹. Соответствующие указания были даны и другим ведомствам. В частности начальника военного гарнизона бюро обязало увеличить количество патрулей на городских улицах и базарах, вменив им в обязанность пресекать нарушения общественного порядка военнослужащими и инвалидами Отечественной войны, в часы наиболее интенсивного движения пассажиров выделять ежедневно в помощь милиции 90 человек бойцов для наведения порядка на остановках городского транспорта. Областному прокурору было поручено дела на злостных нарушителей общественного порядка заканчивать за 24 часа, народным судам - рассматривать эти v              20

дела в трехдневныи срок и др.

В апреле 1944 г. бюро Челябинского обкома партии специально рассмотрело вопрос о мероприятиях по укреплению общественной безопасности в городах области. От УНКВД бюро потребовало в ближайшие сроки закончить расследование находящихся в органах милиции уголовных дел по хулиганству и другим преступлениям, не допуская в этом вопросе волокиты21.

В марте 1944 г. на заседании бюро Челябинского горкома ВКП (б) обсуждались меры борьбы с уголовной преступностью в городе, в том числе с хулиганством, количество проявлений которого, как отмечалось, заметно выросло. Среди намеченных мероприятий по обеспечению общественной безопасности было предложено горкому ВЛКСМ выделить в помощь милиции 400 комсомольцев для несения дежурства в театрах, кино, скверах и парках, обращено внимание на необходимость срочного трудоустройства инвалидов войны, не занимающихся общественно-полезным трудом, а также укомплектования бригад содействия милиции и проведения показательных процессов над преступниками, в том числе хулиганами²².

Такие процессы были проведены и получили освещение в печати. Например, в Тракторозаводском районе г. Челябинска состоялся открытый судебный процесс над хулиганами, нанесшими ножевые ранения пяти рабочим Кировского завода, в г. Копейске открыто судили хулиганов, совершивших зверское убийство начальника горного участка, на Челябинском кузнечно-прессовом заводе был проведен открытый процесс над группой хулиганов, которые систематически избивали рабочих в общежитиях23.

На завершающем этапе войны хулиганские проявления в южноуральском тылу характеризовались тенденцией к увеличению. Так, в Курганской области во втором квартале 1945 г. в судебных отчетах значилось 258 дел о хулиганстве, в третьем квартале - 287 дел, В Челябинской области за это же время количество судебных дел возросло с 358 до 51524.

' Отрицательная тенденция по хулиганству наблюдалась в масштабе всей страны. Если в 1944 г. раскрытых случаев было зафиксировано 27911, то в 1945 г. - уже 46768. Рекордным же для 40-х гг. стал 1946 г., когда было раскрыто свыше 65 тысяч хулиганских проявлений25.

Важно отметить, что приводимые сведения даются лишь по ч. 2 ст. 74 УК, предусматривавшей наказание за хулиганство в виде лишения свободы до пяти лет, т.е. с отягчающими обстоятельствами26. Если же взять статистику по ч. 1 ст. 74 УК, где фигурируют «простые» хулиганские действия на предприятиях, в учреждениях и общественных местах (без отягчающих обстоятельств), караемые тюремным заключением сроком на один год, то речь может пойти уже на сотни тысяч осужденных лиц.

Таким образом, в течение всех военных лет ситуация в сфере борьбы с хулиганством оставалась сложной и требующей значительных усилий со стороны правоохранительных органов. Официальное объяснение росту данного вида преступности сводилось к обвинению милиции как в ослаблении дисциплины в собственных рядах, так и проводимой работы по искоренению хулиганских проявлений. При этом глубинные, сущностные причины, порождающие хулиганство и преступность в целом, если и попадали в поле зрения партийных органов, то по объективным причинам устранены быть не могли.

Главный упор делался на ужесточение санкций, усиление идеологического и психо- логического воздействия (показательные суды), однако коренного улучшения криминогенной ситуации к концу войны добиться не удалось. Объяснение этому видится в том, что, с одной стороны, антиобщественное поведение стало проявлением и следствием адаптации многих людей к существующим крайне тяжелым условиям труда и быта, с другой - экстремальная обстановка войны усилила деформацию культурного пространства, искаженного в предвоенные десятилетия коренными социальными сдвигами. Эти искажения выразились в утрате традиционных нравственных ориентиров и были заменены абстрактными и неосуществимыми общественными идеалами.

Война не могла не углубить исторически объективного противоречия между официальной идеологией и реальной действительностью, порождающей преступность в массовом масштабе. Отсюда следует, что какими бы ни были меры борьбы с преступностью в тоталитарном обществе, где принуждение и применение санкций в условиях материальных лишений миллионов людей превращаются в главный способ государственного управления, не исключая, разумеется, чрезвычайное по тяготам военное время, в нем всегда будут сохраняться агрессивность межличностного общения и социальные конфликты. По мере же нарастания и обострения внутренних противоречий такое общество неизбежно обрекает себя на неразрешимые проблемы и деструктивный путь развития в наиболее показательном, криминальном проявлении.

• ¹    Лончинская Л.Я. Нарушения общественного порядка в тылу как проявление отклоняющегося поведения И Урал в 1941-1945 годах: экономика и культура военного времени (К 60-летию Победы СССР в Великой Отечественной войне): материалы регионального научного семинара. - Челябинск, 2005. - С. 111.

• ²    Лунев В.В. Преступность XX века. Мировые, региональные и российские тенденции. - М., 1997. - С. 213.

• ³    Лончинская Л.Я. Указ. соч. - С. 115.

• ⁴    Уголовный кодекс РСФСР: комментарий. - М., 1941. — С. 103.

• ⁵    Там же. - С. 104.

• ⁶    Лончинская Л.Ю. Указ. соч. - С. 115; Уголовный кодекс РСФСР: комментарий. - М., 1941. - С. 103.

• ⁷    Объединенный государственный архив Челябинской области (ОГАЧО). Ф. 288. Оп. 6.

• ⁸    Там же. Оп. 7. Д. 226. Л. 13.

• ⁹    Там же.

• ¹⁰    Лончинская Л.Ю. Указ. соч. - С. 116.

’ * ОГАЧО Ф. 288. Оп. 8. Д. 228. Л. 6.

• ¹²    Там же. Д. 227. Л. 36.

• ¹³    Государственный архив Российской Федерации. Ф.9415. Оп.З. Д. 12а. Л. 28.

• ¹⁴    ОГАЧО Ф. 288. Он. 8. Д. 227. Л. 36-37. Подсчитано автором.

• ¹⁵    Лончинская Л.Ю. Указ.соч. - С. 117.

• ¹⁶    ОГАЧО Ф. Р. 916. Оп. 22. Д. 20. Л. 5-6.

• ¹⁷    Там же. Оп. 7.Д.61. Л. 158.

• ¹⁸    Там же. Д. 65. Л. 9-10.

• ¹⁹    Там же. Л. 10.

• ²⁰    Там же.

• ²¹    ОГАЧО Ф. 288. Оп. 8. Д. 36. Л. 28-29.

• ²²    Там же. Ф. 92. Оп. 5. Д. 18. Л. 192-194.

• ²³    Там же. Ф. 288. Оп. 8. Д. 228. Л. 8-9.

• ²⁴    Лончинская Л.Ю. Указ. соч. - С. 119.

• ²⁵    Ковалева Е.М. Организационно-правовые основы деятельности Советской милиции по борьбе с преступностью в послевоенный период восстановления народного хозяйства и либерализации политического режима, социально-экономических реформ (1945-1960 гг.): дис. ... канд. юрид. наук. - М., 2002. - С. 149.

• ²⁶    К отягчающим обстоятельствам относились действия, заключающиеся в буйстве или бесчинстве, или совершенные повторно, или упорно не прекращавшиеся, несмотря на предупреждение органов, охраняющих общественный порядок, или же по своему содержанию отличавшиеся исключительным цинизмом и дерзостью. См.: Уголовный кодекс РСФСР: комментарий. - М., 1941. -С. 103.