Бурятия в России: трансформации в хозяйстве бурят в период XVII - XIX вв

В данной статье сделана попытка исследования трансформаций в хозяйстве бурят, детерминированных присоединением к Русскому государству, впоследствии Российской империи. Для создания объективной картины целого ряда инноваций в первую очередь рассмотрено хозяйство бурят в до-русский период накануне начала данного исторического процесса. Этот период, как известно, считается в науке “темным” из-за отсутствия конкретных сведений. Тем не менее комплекс различных источников позволяет воссоздать ситуацию в общих чертах, достаточных для сравнительного анализа двух этапов развития хозяйства народа – до присоединения и после. Этот вопрос рассматривался крупными учеными Ф.А. Кудрявцевым, А.П. Окладниковым, Е.М. Залкиндом. Основные их концепции и материалы нашли отражение в настоящей работе.

Известно, что к XVII в. буряты имели сложившийся тип хозяйства, сформировавшийся на предшествующих исторических этапах. Традиционное хозяйство бурят относится к хозяйственнокультурному типу (ХКТ) скотоводов-кочевников сухих степей Евразии, распространенному в данном ареале в течение трех тысячелетий [1]. При этом территория расселения бурят на протяжении всего периода становления и развития скотоводческого хозяйства кочевников Центральной Азии оставалась периферийной зоной степного ареала, что сыграло немаловажную роль в формировании их культуры.

Хозяйство кочевников-скотоводов в пограничной зоне между тайгой и степью носило комплексный характер и представляло собой сложившуюся триаду: скотоводство, охота, мотыжное земледелие. На этнической территории бурят исторически распространены, с одной стороны, культура степных племен, а с другой – культуры так называемых “лесных” племен. Взаимодействие в пограничной зоне леса и степи двух различных ХКТ кочевников-скотоводов и охотников тайги с последующим постепенным вовлечением охотников в ареал кочевников-скотоводов определило своеобразие хозяйственно-культурного комплекса бурят.

По данным средневековых письменных источников, доминирующей хозяйственной деятельностью степных монголоязычных племен в XI в. являлось кочевое скотоводство, а в периферийной зоне центрально-азиатского кочевого мира обитали звероловческие (“лесные”) племена.

По сведениям средневековых письменных источников можно выделить различные стадии перехода от одной производственной деятельности к другой: существовали чисто охотничьи племена; племена, где довольно трудно провести грань между лесными охотниками и степными скотоводами; племена, которые то вели скотоводческое хозяйство, то занимались охотой и рыболовством [2].

Ярким подтверждением этого процесса являются материалы по хозяйству бурят XVII в. Русские казаки застали у бурят различные степени перехода к скотоводству и ступени развития охоты [3]. М.Н. Хангалов приводит четкое разграничение особенностей хозяйства бурят в этот период в зависимости от природно-климатических условий и среды обитания: степняки были «полными скотоводами», но занимались также охотой и рыболовством; жившие на окраинах тайги по прежнему занимались охотой и рыболовством, но уже имели немного скота; проживающие в таежных местах занимались главным образом охотой и рыболовством [4].

Скорее всего абсолютно прав Е.М. Залкинд, когда он пишет о XVII в., что «самое разделение бурят на западных и восточных складывается, по видимому, позднее» [5]. Имеющиеся в арсенале исследователя архивные материалы позволяют ему утверждать, что буряты – это скотоводы, но в то же время источниковые материалы не дают ему возможности определить степень обеспеченности скотом по разным районам [6].

Особенности становления и развития хозяйства пограничной зоны леса и степи дают возможность выделить две хозяйственные подзоны: центральную и периферийную, существование которых было обусловлено природно-климатическими условиями и исторически сложившимися межэтническими контактами. С точки зрения проблемы «центр-периферия» изучаемый регион рассмотрим на двух таксономических уровнях. При таком подходе Забайкалье будет одновременно и периферийной зоной центрально-азиатского культурного ареала, и центральной зоной для этнической территории сложения бурятского народа, в которой по преимуществу распространялось кочевое скотоводческое хозяйство. Предбайкалье же будет «дважды» периферийной зоной – ближайшей периферией для За- байкалья на территории расселения бурят и удаленной периферией для центрально-азиатского ареала.

С древнейших времен центральная и периферийная зоны находятся в постоянном взаимодействии, где более развитая (Забайкалье – кочевое скотоводство) доминировала и оказывала влияние на периферийную (Предбайкалье – охотничье хозяйство), постепенно вовлекая ее в сферу своего распространения.

По всей видимости, в Забайкалье в XVII в. существовало кочевое скотоводство центральноазиатского типа, классический тип кочевого скотоводства. Косвенные данные позволяют с полной уверенностью говорить о том, что видовой состав скота был типичным для кочевого хозяйства: лошади, овцы, козы, крупный рогатый скот, верблюды, то есть классические пять видов скота (табан хошун мал). Что же касается удельного веса каждого вида скота, то для ранних этапов истории сложно привести какие-либо точные данные. Можно говорить лишь о том, что в кочевом хозяйстве стадо в основном состояло из овец, лошадей и крупного рогатого скота [7].

В хозяйстве предбайкальских бурят XVII в., видимо, основным был полукочевой тип скотоводства, наряду с ним значительное место в этот период занимало и кочевое скотоводство, достаточно близкое к центральноазиатскому. Неправильно было бы полагать, что два типа скотоводства в хозяйстве предбайкальских бурят в XVII в. существовали независимо друг от друга. Речь может идти об общей ориентации их хозяйства на полукочевое скотоводство, а не о стабильной форме существования данного типа. В зависимости от внешних обстоятельств полукочевой тип хозяйства мог переходить в кочевой и наоборот [8].

Архивные документы свидетельствуют о большой амплитуде кочевания отдельных родов. Маршруты кочевок иногда достигали нескольких сотен километров, распространяясь и на западное, и на восточное побережье оз. Байкал. Это положение хорошо подтверждается челобитными бурят и «отписками» русских казаков XVII в.: «Они де к Еравнинскому острогу ездят кочевать для конских кормов по Уде, по Хилку, по Темлюю, по Оне и по Кудуну, по Курбе рекам…» [9]. В трудные годы отдельные роды забайкальских бурят перекочевывали даже в верховья Лены, на остров Ольхон и в другие районы Предбайкалья. Часть предбайкальских бурят часто оказывалась в поисках лучших пастбищ на территории Забайкалья [10]. Из челобитья Табангутского Окин-зайсана 1699 г. явствует, что «для ясачного… промыслу и за скудностью скотских кормов, кочуют они брацкие люди от Байкала моря со скотом вверх по Селенге выше Удинска на Иволгинские и на Оронгойские степи по вся годы с ведома из Селенгинска от приказных людей» [11]. Иркутские казаки авторитетно заявляли, что «нерчинские брацкие люди кочуют мимо Удинска от Байкала моря вверх по обе стороны Селенги реки на Чарамскую и на Иволгинскую и на Оронгойскую степи по вся годы» [12].

Видимо, прав Е.М. Залкинд, который вопреки установившемуся тогда мнению считал, что Байкал не являлся препятствием для перекочевок [13]. С.А. Токаревым было отмечено, что кочевья некоторых родов распространялись и на западное, и на восточное прибрежье Байкала [14].

Хозяйство бурят XVII в., как и в предшествующие периоды, носило комплексный характер, в котором, как уже было сказано, доминирующую роль играло кочевое и полукочевое скотоводство. Развитость других его отраслей зависела от этой доминанты. Внутренняя сбалансированность всех видов хозяйственной деятельности, основанная на максимальном использовании природных ресурсов, свидетельствовала, что к этому периоду формирование хозяйственной традиции достигает своего логического завершения для данного уровня развития производительных сил [15].

У бурят было развито сенокошение как отрасль хозяйства, непосредственно связанная со скотоводством. Особое развитие оно получило в Предбайкалье, зоне распространения полукочевого типа скотоводства. Об исконности данного вида занятия в первую очередь говорит терминология – она вся бурятская. А.П. Окладников, сравнивая бурятские производственные термины с якутскими, выявил тюркский пласт и пришел к выводу, что сенокошение у бурят, так же как у якутов, восходит к курум-чинской культуре [16]. С течением времени сенокошение как отрасль скотоводческого хозяйства сильно развивается.

Распространение сенокошения у бурят в XVII в. документально доказано Е.М. Залкиндом [17]. Большинство челобитных того времени относится к спорным вопросам, связанным с сенокосными угодьями. В них же содержатся сведения о большом количестве скашиваемого бурятами сена.

Е.М. Залкинд подчеркивал, что сенокошение было развито не только в Предбайкалье, но и Забайкалье. По мнению Л.Р. Павлинской и С.Г. Жамбаловой, в Забайкалье сенокошение не получило такого широкого распространения, что было обусловлено прежде всего типом скотоводства – кочевым

• [18]. В связи с этим может быть спорно предположение Е.М. Залкинда, который считает, что хозяйство Западной Бурятии развивалось быстрее, поэтому сенокошение было более распространено. В то же время нельзя не согласиться со следующим выводом исследователя: «Вместе с тем не следует переоценивать бурятского сенокошения. Заготовка кормов была несоразмерна с потребностью, и судьба стада еще добрых полтора столетия зависела от прихотей погоды» [19].

Бурятам еще до прихода русских также было известно земледелие. Основной посевной культурой являлось просо, в небольших количествах сеяли гречиху [20]. Существование земледелия у предбай-кальских бурят в XVII в., как убедительно доказал А.П. Окладников, связано с хозяйственной традицией курумчинской культуры [21]. Хотелось бы только отметить, что по сравнению с земледелием курыкан в XVII в. в этой отрасли хозяйства наблюдается заметный упадок. Оказываются утраченными навыки плужного способа обработки земли, исчезает большинство видов посевных культур, освоенных в период средневековья (пшеница, рожь, ячмень) [22].

К тому же, как показывают косвенные данные, занятие не было постоянным. В силу того, что скотоводство имело доминирующее значение в хозяйстве бурят, в кризисных ситуациях все силы общества направлялись на сохранение основной отрасли, что, естественно, приводило к временному угасанию земледелия: при засухах и других неблагоприятных климатических условиях, а также при эпизоотиях буряты, спасая скот, бросали посевы и откочевывали на дальние расстояния [23]. Такие довольно срочные и значительные перемещения бурят во второй половине XVII в. привели к тому, что земледелие в этот период фактически прекратило существование [24]. Возможно, это также было связано с перемещениями и волнениями бурят, связанными с процессом присоединения к России – привычный уклад был нарушен.

Охота, несмотря на подсобный характер, сохраняла большое значение. Как образно написал Е.М. Залкинд, «важным подсобным занятием бурят была охота, которая, однако, отступала на задний план по мере развития скотоводства» [25]. В связи с освоением коня под верховую езду охота из таежной зоны частично переносится в открытые степные пространства. Переход этой отрасли хозяйства на новую ступень развития обеспечил ей органическую связь с основным направлением хозяйственной деятельности – скотоводством. Охота на диких животных являлась важнейшим источником питания населения на протяжении всего периода развития скотоводства Центральной Азии и тем самым обеспечивала более полное сохранение домашнего скота.

Присоединение Бурятии к России привело не просто к совместному дисперсному расселению русских и бурят на одной территории. Здесь встретились две расы, две отдаленные друг от друга языковые семьи, две диаметрально противоположные культуры (оседлые земледельцы и кочевники-скотоводы), две религии и, наконец, два стадиальных уровня развития общества.

Очевидная диалектическая сложность проблемы, ее многогранность и некоторая противоречивость проявляются сплошь и рядом. Так, например, с одной стороны, архивные документы из Национального архива РБ свидетельствуют о пропасти, разделявшей два этноса в первые периоды совместного дисперсного проживания вплоть до последней трети XIX в. Поэтому вряд ли можно согласиться с утверждением Л.Р. Павлинской о том, что «возникало естественное взаимное притяжение коренного бурятского и пришлого русского населения» [26]. К тому же существует вполне объективное мнение, о том, что «при контакте с большими, крупными народами для малых народов характерна не внешняя, а внутренняя ориентация, замкнутость на самих себя» [27].

Различные ХКТ, которые были, как уже говорилось, в корне диаметрально противоположны, порождали оппозиции типа скотоводы-земледельцы/оседлые-кочевники. Хозяйство кочевников строилось на круглогодичном выпасе скота с расчетом постепенного освоения всех пастбищ, а земледельцы были заинтересованы в сохранении полей в течение всего года, так как и зимой они были засеяны озимыми. Это несоответствие интересов порождало массу споров о потраве пашен [28].

С другой стороны, права и Л.Р. Павлинская, когда отмечает, что при всех различиях двух взаимодействующих культур – бурятской и русской – сами эти различия стали факторами, способствующими ускоренному эндогенному развитию и процессу интеграции бурят в полиэтничную систему Российского государства. По ее мнению, земледелие и скотоводство оказались взаимодополняющими, взаимостимулирующими типами хозяйства, позволяющими максимально использовать экологические ресурсы региона. Также ценно ее предположение о том, что позитивному контакту двух разностадиальных обществ способствовал экзогенный фактор – характер самой культуры скотоводческого общества с высокой степенью его мобильности как в прямом, так и в переносном смыслах [29].

Эти заключения исследователя относятся к XIX в. Что же касается более ранних периодов, то Л.Р. Павлинская замечает, что в XVII в. существовало противоречие между земледельцами и скотоводами, которое разрешалось в то время то путем военного противостояния, то посредством мирных контактов [30]. По всей видимости, эта проблема в той или иной степени сохранялась и в дальнейшем, но уже не была столь острой. Этому способствовали адаптивные функции культуры, выработавшей хозяйственные инновации для успешного существования этноса в новых условиях.

Государственная политика и территориальное соседство бурятских улусов и русских деревень способствовали трансформации традиционной культуры бурят. Присоединение Бурятии к России дало новый толчок дальнейшему развитию экономики бурят: разрушается натуральный хозяйственный уклад, углубляются товарно-денежные отношения, формируются более прогрессивные формы ведения хозяйства, земледелие поднимается на качественно новый уровень. Распространение и становление пашенного товарного земледелия в скотоводческом хозяйстве представляло собой длительный процесс, завершившийся только к середине XIX в. В разных районах расселения бурят степень интенсивности данного процесса была различной. Такая особенность определялась природными условиями и исторической спецификой развития отдельных регионов. У бурят второй половины XIX и начала ХХ в. скотоводство и земледелие носили товарный характер в основных, центральных районах их этнической территории. Для товарного скотоводства больше подходили обширные степные пространства Забайкалья, а для товарного земледелия – плодородные почвы Предбайкалья. Как видно, этническая территория бурят относительно благоприятна как для скотоводства, так и для земледелия.

Распространение земледелия в хозяйстве бурят во второй половине XVIII-XIX вв. не могло не отразиться на состоянии основной отрасли – скотоводстве. В Предбайкалье полностью исчезает кочевое скотоводство и стабилизируется полукочевой тип; в Забайкалье наряду с кочевым скотоводством возникает и развивается полукочевое. Изменяется характер кочевания: для большинства районов Бурятии оно становится сезонным. Причем распространенное в Предбайкалье в XVIII – начале XIX в. четырехсезонное кочевание сменяется к концу XIX – началу ХХ в. в основном двухразовым (зимним и летним). Расширяются стойловое содержание скота и его подкормка в зимний период. Единственным районом, где до начала ХХ в. сохраняется кочевой тип хозяйствования, являлось Агинское ведомство, что было обусловлено его специфическими природными условиями [31].

Л.Р. Павлинская и С.Г. Жамбалова вполне резонно считают, что изменения в скотоводстве бурят зависели от степени проникновения земледелия в общую структуру хозяйства данного этноса [32]. Впоследствии мной выявлено, что на самом деле трансформация скотоводства не всегда вызывается распространением земледелия в собственном хозяйстве бурят: этносу вовсе не обязательно осваивать новые формы хозяйства, как и случилось это с маргинальными этническими группами бурят (ольхон-ские, окинские и др.) [33].

Экзогенная хозяйственная инновация, возникнув в определенной экологической нише, влияет на все составные устоявшейся традиционной системы и влечет к их изменениям. Однако эти перемены не кардинальны, они носят скорее характер приспособления, адаптации к новым обстоятельствам. На эту проблему обращал внимание М.Н. Хангалов, объясняя, что буряты были вынуждены оставить по недостатку земли «осенники» (намаржан ) и «весенники» (хабаржан) и перейти на кочевание из зимников в летники. Из-за уменьшения пастбищ скот уже не мог по-прежнему ходить по разным местам. Сокращение земель происходило по следующей причине: «Бурятские земли постепенно стеснялись со всех сторон русскими поселенцами, которые строили все новые деревни и заимки. Бурятский скот не мог по-прежнему привольно и свободно пастись, так как русские поселенцы препятствовали этому, ведь скот, пасясь на разных местах, травил хлеб и покосы» [34].

Соответственно происходит постепенное сокращение расстояний между зимними усадьбами и летниками. Так, например, в конце XIX в. у многих родовых групп аларских бурят летники находились на расстоянии от 2-3 до 5-7 км от зимников [35]. Такая же картина наблюдалась повсеместно. Существует наблюдение, что богатые буряты в конце XIX в. не кочевали: их привязывал к постоянному месту дом, многочисленная домашняя утварь, большие запасы хлеба; они уже были привычны к известного рода комфорту, которого нельзя было иметь в летниках. Для них удобнее было жить на два дома – часть хозяйства, скота и рабочих отправляли на заимки, а сами с другой частью оставались на зимниках [36].

Активизация товарно-денежных отношений способствовала углублению контактов бурятского этноса с русской и городской культурами, а также предоставляла финансовые возможности для реали- зации воспринимаемых инноваций в быту и культуре. Безусловно, трансформации в хозяйстве бурят, постепенно накапливавшиеся с самого начала присоединения Бурятии к России с первой половины XVII в., коснулись бурят как Предбайкалья, так и Забайкалья. В целом они имели положительный характер, прежде всего в плане улучшения качества жизни. В то же время они способствовали размыванию традиционных черт хозяйства, которое несмотря ни на что до начала коллективизации в 30е гг. XX в. продолжало сохранять свои основные параметры.