Ценности и смыслы "национального проекта": палимпсест и апокриф

коЗь Я ко ва Ма риЯ ива нов на — док тор фи ло соф ских на ук, кан ди дат эко но ми че ских на ук, про фес сор ка фед ры фи ло со фии и куль ту ро ло гии выс ше го те ат раль но го учи ли ща (ин сти ту та) име ни М. с. Щеп ки на при Го су дар ст вен ном ака де ми че ском Ма лом те ат ре рос сии (вту им. Щеп ки на)

KozyaKova MaRIya Ivanovna — Full Doctor of philosophy, ph.D. (economics), professor of Department of the philosophy and culture, higher theatre school (Institute) named after M. S. Shchepkin under the State academic Maly theatre of Russia

доминировавший вплоть до для недавнего времени стадиальный тип общественного развития, определяемый, казалось бы, незыблемыми социальными, экономическими, культурными закономерностями, теперь всё более уходит в прошлое. Эволюционный вектор, ге не ри ро вав ший про грес сив ные тен ден ции в различных областях человеческой жизни, заменяется стохастической пульсацией, ра зо рван ны ми рит ма ми, ин во лю ци он ны ми, регрессивными процессами. вместе с нарастанием масштабов, радикализмом происходящих трансформаций, ростом солипсизма нарушается устойчивость среды обитания — на место предсказуемого, значимого мира приходит мозаичное многообразие спонтанных вариаций, увеличиваются экономические, по ли ти че ские, со ци аль ные, эко ло ги че ские риски, которые превращаются в «неотъемлемую при над леж ность про грес са» [1, с. 55].

в связи с этим особую актуальность приобретают исследования системных стабилизаторов, в том числе базовых атрибуций, таких как национальная, социальная, конфессиональная принадлежность, а также факторов, опосредующих их модификации. национальные приоритеты, перспективы их развития, национальные проблемы и национальные интересы перемещаются с периферии общественного внимания в центр ожесточённой поли ти че ской, идео ло ги че ской, эко но ми че ской борьбы, проецируются в фокус важнейших про блем со вре мен но сти.

со дер жа тель ный по тен ци ал смыс ло ге не-тически родственных продуктов индустриальной эпохи — наций и национализма — в современных условиях поляризуется, они получают различные, как правило, диаметрально противоположные этические оценки. так, нации, национальное представительство, интересы, национальные проекты и т.п. наделяются положительным смыслом как ин-сти ту ции (дея тель ность), спо соб ст вую щие ста би ли за ции, упо ря до че нию куль тур ных, со ци аль ных, ин сти ту цио наль ных струк тур, ор га ни за ции со ци аль но го взаи мо дей ст вия. национализм же интерпретируется как по- литически маргинальный функционал, априори оценивается негативно, снабжается отрицательными коннотациями: он ассоциируется с фашизмом, шовинизмом и ксенофобией, поскольку был скомпрометирован идеологией и практикой германского национал-социализма, современными проявлениями в виде геноцида и этнических чисток.

национализм, однако, многогранен: он не только постулирует превосходство отдельного народа, нации, этноса. рассмотренный в исторической ретроспективе, он инспирирует рождение современных наций, происходившее в период нового времени. в этом генезисе исходным пунктом являлась борьба за национальное и социальное освобождение — первоначально нации формировались в ходе национально-освободительной борьбы в латинской америке, в сШа; политически же феномен нации конституа-лизировался во время великой французской революции (1789—1794), объединив народ в новую гражданскую общность вместо «подданства французской короны». освобождённая от крайностей радикализма, национальная идея может внести положительную мотивацию в консолидацию общества, усилить внимание к родной культуре, языку. в известной степени она замещает в современных условиях такие доминантные в прошлом идентичности, как конфессиональные, со-слов ные, клас со вые.

ак туа ли за ции про бле ма ти ки «на цио наль-ного проекта» способствует также развитие в различных регионах мира глобализационных тенденций. Эти явления, бесспорно, действуют в одном и том же направлении, подобно гигантскому катку, равняющему культурное пространство, и потому одинаково враждебны к исторически сложившимся формам аутентичности. Мир стремительно меняется, и стабильные в прошлом ориентиры, дававшие возможность транслировать опыт предыдущих поколений, утрачивают некогда им пе ра тив ные ха рак те ри сти ки, под вер га ют-ся рестрикции либо элиминируются, заменяются новыми, нередко в угоду политической конъюнктуре. тенденция к образованию единого культурного пространства оборачивается в условиях информационного общества властью сильнейшего: доминирующие североатлантическая либо европейская модели навязывают остальному миру собственную систему ценностей, стереотипы образа жизни. однако в культуре «пограничная зона», «пограничье» были всегда особо выделенной зоной: о значимости границы писали и М. М. Бах тин, и ю. М. лот ман: «… наи бо лее “го ря чи ми” точ ка ми се мио об ра зо ва тель ных процессов являются границы семиосферы… Граница — механизм перевода текстов чужой семиотики на язык “нашей”, место трансформации “внешнего” во “внутреннее”, это фильтрующая мембрана, которая трансформирует чу жие тек сты…» [4, с. 262].

вторжение в национальное культурное, политическое пространство с целью реализации собственных интересов может протекать явно или скрытно, имплицитно, не вызывая сопротивления окружающей среды. наиболее эффективно в этом плане использование «мягкой силы», концептуализированной дж. найем. к ней обычно относят авторитет страны на международной арене, уровень развития экономики, внешнюю политику, успехи дипломатии, а также социокультурные факторы — идеологию, ценности, качество и уровень жизни. страна может оказывать влия ние при вле ка тель но стью соб ст вен но го образа, своими спортивными, творческими дос ти же ния ми.

сценарий «мягкого» воздействия, однако, ни в ко ей ме ре не от ме ня ет «жё ст ко го» ва ри-анта, который используется сильнейшими игроками. принудительной адаптации подвергаются не только важнейшие системы и структуры общества, но и личностные диспозиции, включая ментальности, социальные практики, образцы поведения людей. всё более теряют своё значение историческая память и опыт, на ру ша ет ся меж ге нер а ци он ная пре ем ст вен-ность — культурная традиция утрачивает важнейшие функции поддержания порядка, мо де ли ро ва ния по ве ден че ских сте рео ти пов.

«традиция, лишённая содержания и подвергшаяся коммерциализации, превращается либо в часть исторического наследия, либо в китч — безделушки сувенирного магазина в аэропор ту» [2, с. 60—61].

Г л о б а л и з а ц и я н е т о л ь к о в ы р а в н и в а е т «куль тур ный ланд шафт». во мно гих слу ча ях она, наоборот, становится причиной возрождения культурной самобытности, поскольку «культурный империализм» вызывает протест, провоцирует поворот к этническим, национальным истокам: «местный национализм оживает в ответ на глобализационные тенденции» [2, с. 30]. неизбежной и неотложной задачей при данных обстоятельствах становится работа по реализации «национальных проектов», поскольку социализация неизменно связана с проблемой поиска идентичности как в национальных, конфессиональных, гендерных, генерационных, иных групповых аспектах, так и в аспекте личностно го са мо оп ре де ле ния.

постепенное изменение условий жизнедеятельности, смена доминантных признаков, определяющих типологические черты членов гражданского общества, происходят как в центре, так и на периферии социальной активности. ослабевает императив многочисленных связей, обязательств, предписаний, сопровождавших человека на протяжении всей его жизни. таксономически акцентированные, обязательные для выполнения в традиционном обществе, они нивелируются и исчезают, знаменуя тем самым обретение человеком большей свободы в проявлении своей воли. происходит определённая эмансипация, освобождение от регламентирующих установок, диктуемых социальной средой. в отличие от коллективистских ориентаций традиционного общества, такая свобода однозначно оценивается в либеральной среде как по ло жи тель ный эф фект.

ан тро по цен три че ское це ле по ла га ние, культивирование индивидуализма, борьба за демократические свободы как за его необходимую предпосылку имеют в западном мире длительную историю, проходят «красной»

нитью через весь период нового времени. европейский «проект модерна» был обогащён протестантской этикой труда, идеями великой французской революции, в которых нашла своё выражение квинтэссенция западных цивилизационных идеалов — лозунги «свобода, равенство, братство». важнейшая ценность буржуазного мира — собственность — лежит в основании таких институтов, как «гражданское общество», «правовое го-су дар ст во», «про све ще ние». соб ст вен ность закладывает фундамент цивилизации модерна, скрепляет комплекс правовых гарантий, формирует свободы буржуазного мира. она же должна, как полагают западные теоретики, способствовать рождению аутентичного субъекта, так как по мере продвижения по этому пути происходит формирование свободной личности — индивида, наделённого как гражданскими правами, так и «абсолютным суверенитетом взглядов и наклонностей че ло ве ка» (ф. фон хай ек).

на практике, однако, всё более рационализирующийся западный мир в массовом порядке генерирует иную индивидуальность: че ло век-мас са, или «ли стья тра вы» (у. уитмен), становится типичным персонажем современности, актором гражданского общест ва. Эра масс (Г. ле бон), вос ста ние масс (х. ор те га-и-Гас сет), век толп (с. Мос ко ви-чи) обрели свою аутентичную основу в массовых стереотипах и стандартах, в однородности конвейерного производства и брендового потребления, в макдональдизации процессов образования, здравоохранения, культуры [6, с. 143—145]. в лоне европейской цивилизации систематически возрождается варварство, связанное с «тиранией большинства» (а. де то к виль). Это дик та ту ра боль шин ст-ва, не желающего терпеть рядом с собой тех, кто к нему не принадлежит, — не коллектив, но масса апеллирует к всевластию государства, требуя повсеместной стандартизации и унификации, прибегая к систематической агрессии по отношению ко всем несогласным.

преодоление и замена традиционных ценностей выступает здесь как необходимое условие успешного развития. самосознание субъекта всё в большей степени нацелено на обустройство материального мира, преобразование окружающей среды, апостасийный поиск земного рая. индивидуалистические установки рефлексирует позитивистская философия Г. спенсера, они концептуализируются фундирующим постулатом: «каждый человек волен делать то, что желает, если не нарушает при этом равную свободу любого другого человека». Этот посыл служит оправданием отхода от традиционалистских ценностей, полагая принципиальную неразличимость добра и зла, добродетели и порока.

анг ло-сак сон ский пу ри та низм, про низанный ветхозаветным мессианизмом, воспринимает весь мир как сферу гегемонии pax americana. и это имеет основания: человек массы относительно легко поддаётся воздействию политтехнологий, политическому и социальному манипулированию. наглядный пример подобных трансформаций предлагают бывшие советские прибалтийские республики, ныне самостоятельные государства литва, латвия и Эстония, а также украина. Эти государства выстраивают «на цио наль ный про ект» на конъ юнк ту ре момента, как палимпсест, стирая и переписывая главы своей истории. политизация исторических реалий, кардинальная переоценка совместного прошлого, в том числе в период борьбы с фашизмом, привели к подъёму националистических движений, к оправданию многих преступлений, совершенных карателями в годы второй мировой войны.

в этом плане особенно характерна ситуация на украине, где практически уже выросло целое поколение, воспитанное не на идеалах доб ро со сед ско го взаи мо по ни ма ния брат ских славянских народов, а на готовности противостоять «имперским притязаниям» Москвы. для этого применяется передёргивание или откровенное извращение исторических фактов, будь то спе ку ля ция с «го ло до мо ром» или оценка основополагающих событий прошлого, таких как создание украинской государственности, борьба с фашизмом. реставриру- ется идеология бандер и шухевичей, объявленных радикалами национальными героями с молчаливого согласия политических элит; подвергаются отрицанию подвиги советского народа в годы великой отечественной войны; создаётся и активно внедряется в сознание соотечественников образ россии как врага. раскол в обществе, война, преступления против мирного населения стали закономерным итогом подобного катастрофического сце на рия.

любой «национальный проект», не нацеленный на узкоконъюнктурные потребности властной верхушки, проект, учитывающий перспективы общественного развития, должен отвечать интересам широких слоёв гражданского населения. он формируется как теория реализации идентификационной синестезии и потому не только учитывает конъюнктуру сегодняшнего дня, но и включает доминантные цивилизационные характеристики. Это те ценности и смыслы, присутствующие в народном сознании, которые закреплены на архетипическом уровне. Бытующие явственно или же по большей части неявно, имплицитно, не признанные и не ле ги ти ми ро ван ные вла ст ны ми струк ту ра ми, они проходят через «огонь и воду» исторических пертурбаций, подобно апокрифам, онтоло ги зи ру ют ся куль тур ной тра ди ци ей.

про бле ма со ци аль но-куль тур ной иден тич-ности остро стоит и для россия, возвращающейся после своего краткого исторического «не бы тия» в круг ве ли ких дер жав, оп ре де ляв-ших пути современного развития. сама возможность реставрации, возможность занять то место, которое по праву принадлежало ей в XvIII, XIX, XX веках, связана с восстановлением целого ряда исторических атрибуций. чрезвычайно важным в связи с этим представляется вопрос об исторической памяти, проясняющей подходы к проблеме современной культурной идентичности, которая раскрывается в контексте анализа трёх взаимосвязанных моментов: памяти, места действия и сети смыслов (п. в. престон). Эти составляющие на протяжении россий- ской истории неоднократно менялись, коренным образом трансформировались, стирались из памяти и формировались заново.

н а ч а в с в о ё и с т о р и ч е с к о е р а з в и т и е н а необъятных просторах великой русской равнины, российская государственность изначально строилась на фундаменте разнообразного этнического «материала», чьё богатство в дальнейшем опосредовалось многообразными культурными влияниями. духовной ос но вой бо лее 150 пле мён, на се ляв ших данную территорию, являлось язычество, почитание и поклонение природным стихиям, о чём свидетельствует многочисленный пантеон языческих богов, древние культовые обряды и ритуалы. связь человека с природой, антропоморфная персонификация отдельных природных феноменов занимали главное место в системе ценностей, являли стратегическую доминанту славянского иден-ти фи ка ци он но го ком плек са.

впервые стирание цивилизационного «текста» происходит под влиянием византии: принятие христианства, а также всего комплекса со пр овождающих его со ци а льных норм можно интерпретировать не только как религиозный, но и как самый ранний социальный, политический, культурный палимпсест на территории российского государства. православное христианство, принятое русью, «вычищает» языческий синкретизм, пишет новый исторический текст, определивший ценности и смыслы дальнейшего развития, собственной исторической судьбы. вместе с верой усваивалось богатейшее культурное наследие античности, а также идеи и прак ти ка го су дар ст вен но го строи тель ст ва, необходимые для цементирования огромных территорий вместе с многочисленными народами, обитавшими на них.

русь, получая крещение из византии, присоединялась к величественному «материку» православного христианства. империя ромеев являла собой символ богатства и мощи, пример не характерного для той эпохи прочного государственного образования с сильной централизованной властью, организо- ванной бюрократической машиной и армией. византия, как писал тойнби, «… опережала западное христианство на семь или восемь столетий, ибо ни одно государство на Западе не могло сравниться с восточной римской империей вплоть до Xv—XvI вв. …» [5, с. 319].

новый палимпсест пишется в период тата-ро-мон голь ско го на ше ст вия, по сле до вав ше го затем двухсотлетнего чужеземного ига, прервавшего динамичное развитие древней руси. Главным «приобретением» осталась традиция властного деспотизма, тот «внутренний восток», который не раз ещё зловеще оживёт в трагической истории россии. освободившись от захватчиков, растущая Московия поглотит в скором времени остатки распавшейся орды, включив в свой состав этнические группы быв ших за вое ва те лей.

в новое время новый ценностной комплекс будет заложен петровскими реформами, «вес тер ни за ци ей», жё ст ко ори ен ти ро вав-шей дворянство и городские слои на европейские нормы. петровская модернизация дала пример глобальной трансформации, она коренным образом преобразовала жизнь правящего класса, затронула экономику и военное дело, административную систему и обра-зо ва ние. по яв ля ет ся но вый «язык куль ту ры» (д. с. лихачев): дворянская среда ассимилирует западную культуру, воспринимая инновации не только в повседневном обиходе, но и в духовно-интеллектуальной сфере — в искусстве, философии, литературе. в последующем возникнет странная ситуация, когда правящий класс настолько отдалится от основной массы народа, станет настолько космополитичным, что на его представителя будут смотреть как на «случайно родившегося в рос сии фран цу за» (в. о. клю чев ский).

абсолютная гегемония французской культуры будет поколеблена у поколения, пер е ж и в ш е г о н а п о л е о н о в с к о е н а ш е с т в и е . «отцы были русскими, которым страстно хотелось стать французами; сыновья были по воспитанию французами, которым страстно хотелось стать русскими» [3, с. 228]. вновь переписывается культурный текст:

отечественная война, вызванный ею патриотический подъём знаменовали собой важную веху в развитии национального самосознания. в последующем эти явления нашли своё выражение в интересе к отечественной истории — к ней обращаются композиторы и поэты, писатели и драматурги, активизируется изучение фольклора, осмысливается фе но мен «на род но сти».

на вызов, предложенный нашей национально й культуре в виде давлени я чужой иноязычной системы, был дан мощный ответ русской самобытностью, составившей «зо-ло той» фонд рус ской куль ту ры. Этот от вет шёл «сни зу», из кру гов свет ской (дво рян ской) интеллигенции, ответом же властей явилась теория «официальной народности», проект, выраженный в идеологеме «самодержавие, православие, народность». в нём самодержавная россия противопоставлялась Западу, заражённому идеями либерализма, а «народность» рассматривалась в качестве оплота политической стабильности, создавая идеологическое прикрытие для усиления «охранительных» функ ций го су дар ст ва.

Эпохальные катаклизмы первой мировой войны, октябрьской революции (1917) преобразовали социальную систему, разрушили «мир насилья» и, казалось бы, навсегда похо-ро ни ли «ста рую» куль ту ру. тя жё лая, тра ги-ческая ситуация сложилась после октябрьской революции: вновь переписывалась книга жизни — старый мир с его традициями, системой ценностей и смыслов разрушался до основания. в историческом эксперименте идейный диктат и абсолютизация революционности сопрягались с культом вождей и практикой террора, необходимым, чтобы «перестроить всю жизнь до дна по выдуманным схе мам» (п. а. фло рен ский). но вый идентификационный код включал в себя лозунги «внутренней классовой борьбы», и воинствующий космополитизм, отрицавший отечественную историю, называвший «классовыми врагами» такие исторические фигуры, как александр невский и дмитрий донской, объявлявший «классово чуждой» великую ли те ра ту ру — а. с. пуш ки на, ф. М. дос то ев-ского, л. н. толстого.

За время своего более чем полувекового господства, однако, коммунистическая теория претерпела известную эволюцию — марксистская идеология парадоксальным образом соединялась с историей российского государства. происходил постепенный отход от воинствующей революционности, в годы великой отечественной войны вернулась память о героических подвигах предков, получили свои права советский патриотизм, любовь к отечеству, а идеи пролетарского интернационализма обрели новую жизнь в освобождении от фашизма европейских народов. реа би ли ти ро ван ная по бе дой ком му ни сти че-ская идеологема была скорректирована естественным стремлением человека жить и трудиться на своей земле. в последующие мирные десятилетия она выполняла важнейшую функцию консолидации и идентификации со вет ско го об ще ст ва.

ре во лю ци он ная пе ре строй ка об ще ст ва в конце столетия снова упразднила систему уже укоренившихся советских ценностей и смыслов — ушла в небытие великая страна, созданная трудом, усилиями и страданиями миллионов людей. в пустое пространство аксиологической ниши устремились со всего света симулятивные идеи, образы и мифологемы, ремейки и парафразы, весьма далёкие от подлинной культурной аутентичности, зато удивительно коммерчески конкурентоспособные. совершенно естественно, что в этом потоке образцов западной массовой культуры доминировали уже готовые клише се ве ро ат лан ти че ско го из да ния.

в реформах нашей страны изначально была задана ориентация на западный опыт, но результаты его применения никак не отвечали ожиданиям. вестернизация в конечном счёте должна была способствовать нивелированию культурных систем, закреплению стандартов западного индустриального мира, унификации социокультурных характеристик. жизненная практика показала опасность подобного подхода, невозможность ме ха ни че ско го при ме не ния ра цио на ли сти че-ских, радикально позитивистских моделей. в результате использования предложенных атлантическими «данайцами» правил игры в стране произошла радикальная ломка всего и вся — трансформация жизненного уклада, уничтожение социальных и государственных институций, разрушение народно-хозяйственного комплекса. как оказалось, рецепты западного толка далеко не универсальны, эффективность их применения в ином социокультурном контексте вызывает большие сомнения, тем более что предлагались они от нюдь не бес ко ры ст но.

россия никогда не принадлежала к западному цивилизационному универсуму: не вдохновлялась картезианским рационализмом, не признавала протестантскую этику мотивации труда и потребления, не принимала собственность как альфу и омегу жизненного мира. не внушали ей особого пиетета и либеральные ценности — а. с. пушкин дал в своё время исчерпывающий ответ: «не дорого ценю я мно гие пра ва…» сво бо да при этом мыс ли лась не столько «от» чего-либо, сколько «для», подлежа суду преимущественно не закона, но нрав ст вен ных ка но нов.

р ос сия — иная ев ро пейская цивили за-ция. не отказ от традиционных ценностей, культурных корней, а их сохранение и поддержку необходимо поставить сегодня на повестку дня, что подчёркивал в своих вы-сту п ле ни ях пре зи дент рос сии в. в. пу тин в речи на заседании совета по культуре и искусству, в выступлении на валдайском форуме, в послании федеральному собранию. уни вер са ли ст ские ори ен та ции, гос под ствую-щие в общественном сознании, этатизм, приверженность привычному для многих поколений россиян образу страны как великого государства формируют так называемую великодержавность сознания. солидарность, вера, ор га ни че ская це ло ст ность об ще рос сий ской идеи — всё это восстанавливает ещё недавно, казалось бы, утраченную идентичность. Гордость за страну, отстаивающую свои позиции на мировой арене, восстанавливаю- щую свои исторические границы, патриотизм, имплицитно присутствующий в российском архетипе, недавно ярко проявили себя в связи с воссоединением крыма с россией.

дважды на протяжении прошедшего столетия был преобразован идентификационный комплекс, государство разрушалось и воссоздавалось заново. однако ценности, определившие лицо русской культуры, оставались неизменными, обеспечивая жизнестойкость и уникальность «русского мира». они являются традицион ными, «родовыми», исторически наследуемыми качествами, сохранявшимися при всех эпохальных катак-лиз мах.

и потому необходимо, чтобы апокрифическая традиция приобрела легитимный статус, была достойно отражена в новом «национальном про ек те».

как представляется, первые шаги в этом направлении уже сделаны — с начала XXI века постепенно возобновляется государственная активность в сфере культурной политики, кон ст рук тив но ос мыс ли ва ют ся ис то ри че ские реалии, предпринимаются шаги по рестав-ра ции куль тур но-ис то ри че ских сим во лов. объединительный пафос характерен для таких знаковых событий, как празднование 70 го дов щи ны по бе ды в ве ли кой оте че ст венной войне. историческая память восстанавливается, ведь есть желание, а главное — есть совместная жизнь, общий язык, ценности и смыслы, события, достойные сопереживания, реф лек тив но объ е ди няю щие россиян.