"Дело о куманинском наследстве" в жизни и творчестве Ф. М. Достоевского

С отрочества и до самой своей кончины Ф. М. Достоевский пользовался помощью богатой тетки со стороны матери Александры Федоровны Куманиной (1796–1871): «Покойница тетка имела огромное значение в нашей жизни, с детства…»¹. Она была крестной матерью всех детей своей младшей сестры Марии Федоровны. Александра Федоровна вместе с мужем Александром Алексеевичем взяли на себя заботу о племянниках после смерти родителей. За будущего писателя они внесли плату при поступлении в Инженерное училище, продолжая поддерживать его материально долгие годы.

Многие факты подтверждают свидетельство дочери писателя Л. Ф. Достоевской: А. Ф. Куманина «покровительствовала своим племянникам и племянницам и особое предпочтение отдавала моему отцу, который был ее любимцем. Она одна из всей семьи оценила его и всегда была готова помочь ему» [Достоевская Л. Ф.: 21].

Как видно из писем, Достоевский часто обращался к обеспеченным московским родственникам, которые помогали ему и в 1840-е гг., еще до ареста, и во время ссылки, отправляя деньги в Семипалатинск. В феврале 1857 г.

Федор Михайлович получил от них к свадьбе с М. Д. Исаевой 600 рублей. Материальная поддержка со стороны А. А. Куманина на протяжении более 20 лет была весьма существенной — видимо, поэтому, узнав о его смерти в 1863 г., Достоевский написал брату Михаилу Михайловичу:

«Дай Бог небесного царствия дяде. <…> Насчет наследства нам не надеюсь» (28 2 , 45).

Тем не менее свою долю — 3 000 рублей пятипроцентными билетами — он все же получил. Поскольку эти деньги быстро закончились, весь 1864 г. вместе с братом Достоевский строил планы получить займ на возобновление издания журнала «Эпоха» у А. Ф. Куманиной. Она выделила племяннику 10 000 рублей в счет будущей части его наследства.

Однако после ее смерти в 1871 г. завещание в части недвижимого имущества и имения было оспорено Достоевскими по той причине, что они являлись единоутробными родственниками покойной в отличие от Владимира Дмитриевича и Сергея Дмитриевича Шеров, сыновей ее единокровной сестры Ольги Федоровны, родившейся во втором браке Федора Тимофеевича Нечаева с Ольгой Яковлевной Антиповой и бывшей замужем за Дмитрием Александровичем Шером. Двоюродные по крови братья Федора Михайловича тоже претендовали на наследство А. Ф. Куманиной (см. об этом: [Ильин: 548–559]). Начался долгий судебный процесс, отнявший у писателя много времени, сил и нервов. Оказалась права В. М. Карепина, признаваясь в письме к А. М. Достоевскому (28 мая 1873 г.): «…это наследство такое несчастное, что все перессорятся из-за него» [Литературное наследство: 432].

В затянувшемся «деле» приняли участие все сонаследники. Сестры и братья подозревали Федора Михайловича в корыстных интересах, полагая, что свою часть он давно и сполна получил. Действительно, расписку о получении денег в счет наследства Достоевский дал своей тетке еще в мае 1864 г. [Литературное наследство: 433].

Оправдываясь и опровергая «бесчисленные слухи и толки», возникшие среди родственников, Федор Михайлович писал 16 (28) декабря 1869 г. брату А. М. Достоевскому как душеприказчику А. Ф. Куманиной о том, что полученные от нее в 1864 г. 10 000 рублей целиком ушли на уплату долгов М. М. Достоевского, поддержку его семейства и журнала «Эпоха», а после того, как «журнал лопнул», было выплачено долгов «еще до одиннадцати тысяч из своих денег» — «кончилось тем, что я и теперь еще 4 000 должен по векселям за журнал и за долги брата…» (29₁, 97).

Среди них был, например, долг М. М. Достоевского перед семейством А. П. Иванова (см. об этом: [Борисова, 2009: 46–51]). В апреле 1864 г., не надеясь получить деньги от А. Ф. Куманиной, Михаил Михайлович для поддержания журнала «Эпоха» взял у мужа сестры Веры взаймы сорок акций Ярославской железной дороги на 6 000 рублей серебром, которые приносили годового доходу по восемь рублей каждая. А. П. Иванов дал акции в долг «из радушия и родственного участия» (см. письмо Ф. М. Достоевского к старшему брату от 23 апреля 1864 г. — 282, 93), хотя они предназначались для приданого его дочерям — Маше и Соне. Как писал Достоевский старшему брату, «процентами они платят за уроки на фортепьяно и одеваются <…>. Эти-то деньги он и хочет по совету с Верочкой предложить тебе» (282, 93). Сам Федор Михайлович выступил посредником и поручителем за Михаила Михайловича, как это видно из его писем А. М. Достоевскому (23 апреля 1864 г.), С. А. Ивановой (8 (20) марта 1869 г. и 14 (26) декабря 1869 г.), Ивановым (1 (13) февраля 1868 г.)2.

Акции Михаил Михайлович получил и заложил за 5 000 рублей3. За ними он ездил в Москву уже после отъезда Федора Михайловича в Петербург (291, 402). Вернуть их Иванову Михаил Михайлович не успел, так как скоропостижно скончался 10 июля 1864 г. Через год Александр Павлович обратился к вдове Эмилии Федоровне Достоевской с просьбой вернуть акции, взывая к ее «чести, совести, долгу»4. Но та ответила отказом, отослав А. П. Иванова к Федору Михайловичу. По ее словам, именно он заложил акции. У нее же самой «решительно» «ничего нет»: ни денег, ни акций5. С ее стороны это был обман и клевета на Федора Михайловича, которого многие годы тяготил долг покойного Михаила Михайловича перед Ивановыми, взятый им на себя.

В своей братской жертве писатель оказался обманут. 25 марта 1866 г. Эмилия Федоровна выдала своему сыну Федору Михайловичу Достоевско-му-младшему доверенность на выкуп у купца 1-й гильдии Б. М. Райха оставшихся в наследство от М. М. Достоевского и заложенных им акций Ярославской железной дороги⁶ (см. Приложение ). Б. М. Райх, в свою очередь, выдал 7 апреля 1866 г. Э. Ф. Достоевской расписку в том, что он «по заложенным сорока акциям Московской Ярославской железной дороги три тысячи рублей серебром с процентами сполна получил» от нее и поданное им в Санкт-Петербургскую управу дело ко взысканию прекращается (см. Приложение ).

И. А. Битюгова, комментируя этот факт, отметила: «Денежная помощь для выкупа акций, вероятно, была оказана Д<остоевск>им» [Летопись: 62], — что вполне возможно. Векселей к взысканию предъявлялось писателю в ту пору много: «…у меня бессчетное число дел с кредиторами» (282, 148); «с меня так и рвут!» (282, 157), — признавался он в отчаянии Д. И. Достоевской и А. Е. Врангелю.

Судя по всему, писатель не знал о том, что Эмилия Федоровна уже выкупила акции А. П. Иванова, которые она должна была вернуть его семейству. Ее лживость очевидна: весной 1866 г. акции были в ее руках, она получала с них проценты и, тем не менее, продолжала требовать денежную помощь от Федора Михайловича, задыхавшегося от «наследства», оставленного братом, и не ведавшего о том, что произошло с акциями.

Это ясно из его письма осиротевшим В. М., С. А. и М. А. Ивановым, посланного 1 (13) февраля 1868 г.: «…после смерти Миши летом, в Люблине, кажется, Александр Павлович, узнав от меня же о получении моем от тетки 10 000 руб. и о том, что я принимаюсь продолжать журнал, напомнил мне о моем отчасти — поручительстве, данном ему на слово в уплате ему за брата, и просил иметь непременно в виду, при первом успехе журнала, эту уплату. Я обещал твердо, имея полнейшее намерение исполнить» (282, 255).

В Люблине Достоевский был летом 1866 г. Получается, что ни А. П. Иванов, ни сам писатель не знали тогда об уже выкупленных Эмилией Федоровной акциях, и зимой 1868 г. Федор Михайлович все еще считал их своим долгом. Тяготясь и терзаясь им, он пишет Ивановым:

«Сейчас я ничего не имею, но в этот общий час, когда нас связывает общая великая печаль, объявляю тебе, Верочка, и вам, Сонечка и Машенька, и всем: что ничего святее и крепче не будет для меня теперь отдачи вам этого долга брата Миши за акции ! Когда это будет, когда я в состоянии буду — не знаю <…>. Но все-таки когда-нибудь от меня возвращения этих денег ожидать вам можно . Это я обязанностью счел заявить » (28₂, 256).

Сам писатель в это время находился в жесточайшем материальном и душевном состоянии. Уехав за границу, он не мог не думать о долгах, за которые его продолжала ругать вдова брата: «…у Эм<илии> Федоровны меня бранят на чем свет стоит» (письмо к А. Н. Майкову от 2 (14) марта 1868 г. — 28₂, 272). В отчаянии писатель признавался: «Вместо того, чтоб бросить <им> (семейству Эмилии Федоровны. — В. Б .) эти 10 000, да потом до двенадцати (если не более) тысяч уплатить кредиторам, да еще и теперь быть должным, — лучше бы я Вам отдал теперь 5 тысяч, которые покойный Александр Павлович отдал брату за три месяца до его смерти » (письмо к С. А. Ивановой от 8 (20) марта 1869 г. — 29₁, 29).

Именно об этом долге Федор Михайлович упоминает чаще всего. В письме Ивановым от 1 (13) февраля 1868 г., посланном сразу после получения им известия о кончине Александра Павловича, он подчеркивает: «Теперь еще одно для меня главное дело » (курсив мой. — В. Б .), — и повторяет свое обязательство уплатить долг покойного брата (28₂, 255).

Конечно, это обстоятельство не способствовало сохранению сердечных отношений Федора Михайловича с Ивановыми. Разрушилась даже его идеальная дружба-любовь к племяннице Соне; судя по всему, родственные чувства Достоевских не выдержали испытания «куманинским делом».

Замученный безденежьем, долгами, Федор Михайлович с жаром ухватился за возможность поправить свои дела благодаря пересмотру завещания богатой тетушки. 7 августа 1869 г. А. Н. Майков написал Достоевскому письмо с сообщением о смерти А. Ф. Куманиной и о том, что «осталось завещание, отдающее 40,000 в пользу какого-то монастыря»7. Слух о смерти, как обнаружилось впоследствии, оказался ложным, но Федор Михайлович успел отправить письма В. И. Веселовскому (14 (26) августа)8, адвокату и опекуну А. Ф. Куманиной, и С. А. Ивановой (29 августа (10 сентября))9, обратившись к ним с рядом важных для себя вопросов и соображений по делу о наследстве. Любимая племянница ответила первой, но ее мнение о возможности оспорить завещание А. Ф. Куманиной было резко отрицательным: «…цель не оправдывает средства» (291, 90). Раздражением и подозрительностью отреагировал на это и брат Андрей Михайлович. Всполошилась вся московская родня, поскольку Сонечка рассказала родным о запросе писателя, хотя он настоятельно просил ее сохранить тайну до полного выяснения всех обстоятельств: «…дело секретное, и потому умоляю, чтоб оно не вышло из Вашего дома никуда и ни к кому…» (письмо Ф. М. Достоевского к С. А. Ивановой от 29 августа (10 сентября) 1869 г. — 291, 59).

Так Федор Михайлович оказался в атмосфере недоверия, даже вражды с братьями и сестрами. Младшая сестра А. М. Голеновская-Шевякова трижды затевала судебный процесс против него, не веря в искренние намерения брата защитить интересы сестер. Совсем испортились отношения с Ивановыми. 10 декабря 1875 г. писатель с обидой сообщает брату Андрею, что «верочкины дети» Виктор и Алексей, учась в Петербурге уже несколько лет, ни разу у него не были (292, 66). О полном разрыве с любимой племянницей из-за куманинского наследства свидетельствует обращение Достоевского из Эмса к Е. П. Ивановой (5 (17) июня 1875 г.), которую он попросил передать письмо Соне:

«Софья Александровна, вместе с другими, слухам поддалась и меня обвинила. Бог с нею <…>. Узнав о ее мнении, я был очень печален…» (29 2 , 37).

В ответ (20 июня 1875 г.) Е. П. Иванова написала: «Относительно письма Вашего к Соне, скажу только, что я никогда не желала бы получить подобное от человека, которого я привыкла любить и которому верила», добавив, «в Вас она никогда не сомневалась до нынешнего года»10.

Осенью 1877 г., видимо, пытаясь возродить родственные отношения, Достоевский отправляет письмо В. М. Ивановой с обещанием выслать ей деньги. В ответном письме сестра благодарит Федора Михайловича и Анну Григорьевну:

«Спасибо, спасибо Вам, мои милые, что хотите помочь мне. Вы сами и не ведаете, сколько Вы мне делаете добра, мне и моим детям. Насчет же наследства, видит Бог, что я и забыла о нем. Для меня оно казалось всегда самым несбыточным делом, и потому, может быть, я переношу потерю его гораздо легче многих…»11.

Казалось бы, сердечные и родственные связи восстановились, однако в 1880 г. писателя поздравило с днем рождения только семейство А. М. Достоевского.

Итоговым в семейных разбирательствах стал роковой визит сестры Веры 26 января 1881 г., который закончился бурной ссорой из-за куманинского наследства: Федор Михайлович не захотел отказаться от своей доли в рязанском имении, мечтая оставить детям «лес» и «землю» как главные ценности. Анна Григорьевна записала его последние слова:

«Любил лес, пусть все продают, а я не продам, из принципа не продам, чтоб не безлесить Россию. Пусть мне выделят лесом, и я его стану растить и к совершеннолетию детей он будет большим»12.

Сакральным было отношение Достоевского и к земле:

«Земля всё <…> у всех должна быть земля, и дети должны родиться на земле» (23, 95).

После разговора с сестрой у Достоевского хлынула кровь из горла — через два дня писателя не стало. Вдова Анна Григорьевна сохранила его слова после причащения:

«[Я причастился, исповедался, а все-таки не могу равнодушно подумать о сестрах]. Какие они несправедливые»13.

После кончины Федора Михайловича его часть наследства Анна Григорьевна передала В. М. Ивановой. Это отмечено в письме В. М. Ивановой к Н. М. Достоевскому: «…Анна Григорьевна отдала мне свою часть по на-следству…»14. Так закончилось для Достоевского «куманинское дело», оставившее существенный след в судьбе писателя. Несмотря на имеющиеся историко-биографические изыскания по этой теме (см.: [Сараскина], [Тихомиров: 219–220], [Якубович], [Dostoevsky in Context], [Frank]), в полной мере оно еще не рассмотрено, в нем есть «темные места», нуждающиеся в прояснении. Чтобы восстановить всю хронику судебного процесса, предстоит разобраться в справедливости притязаний всех наследников с нравственной и юридической точек зрения, соотнести денежные расчеты писателя, связанные с изданием журналов «Время» и «Эпоха» (НИОР РГБ. Ф. 93.I.3.23 и др.), с приходно-расходными журналами за 1861–1865 гг. (НИОР РГБ. Ф. 93.I.3.21, Ф. 93.I.3.22), изучить материалы архива Достоевского не только в НИОР РГБ, но и в РГАЛИ15, РО ИРЛИ (переписка Куманиных, А. М. Достоевского — ф. 56), письма, имеющие отношение к «куманинско-му делу»16, и другие документы.

И самое главное: «куманинское дело», сыгравшее важную роль в судьбе Достоевского, заслуживает дальнейшего рассмотрения с точки зрения его отражения в произведениях писателя, в которых мотив «рокового наследства» имеет большое сюжетное и идейное значение.

Это в особенности касается его послекаторжного творчества (прежде всего «Записок из Подполья», «Игрока», «Униженных и оскорбленных», всего романного «пятикнижия»), в котором перипетии «дела о куманинском наследстве» преломились в структуре образов персонажей и фабуле.