Демографические изменения и тенденции экстремистской преступности: зарубежный и отечественный опыт научных исследований
Автор: Ульянов М.В.
Журнал: Вестник Академии права и управления @vestnik-apu
Рубрика: Теория и практика юридической науки
Статья в выпуске: 4 (45), 2016 года.
Бесплатный доступ
В статье анализируются закономерности экстремистской преступности и ее зависимости от демографических изменений. На основе зарубежного и отечественного опыта сделан вывод о том, что количественные харак- теристики экстремистской преступности не зависят от миграционного сальдо. Причиной этого являются существенные упущения государственного контроля в сфере миграции населения и отсутствие единообразного подхода правоохранительных органов к оценке экстремистских деяний, их учета и регистрации
Коэффициент преступности, экстремизм, статистика, противодействие экстремизму, миграция, миграционные процессы, демография
Короткий адрес: https://sciup.org/14120153
IDR: 14120153 | УДК: 343.97;
Текст научной статьи Демографические изменения и тенденции экстремистской преступности: зарубежный и отечественный опыт научных исследований
В условиях глобализации преступность иммигрантов и экстремистская преступность становятся факторами, в значительной степени определяющими криминогенную обстановку. Тенденция к росту преступлений на почве расовой и этнической ненависти наблюдается во многих Европейских государствах (Дании, Финляндии, Франции, Германии, Польше и др.) [4].
Несмотря на накопленный опыт в сфере регулирования миграционных процессов, международ-ноесообщество всовременныхусловияхстолкнулось с проблемами незаконной миграции, не достижения ассимиляции мигрантов в принимающем сообществе и обострения конфликтов на национальной (этнической) почве. В немалой степени этому способствовал «мультикультурный подход» в миграционной политике Европы, который на деле привел к обратному результату – этнокультурной дифференциации.
Столкновение интересов разных этнических и религиозных общностей детерминировало экстремистские проявления. Например, одним из последних резонансных «преступлений ненависти» в Великобритании явилось убийство выходца из Польши в августе 2016 г. шестью несовершеннолетними британцами. Поводом к нападению на иностранца, работавшего на местной фабрике, явилось то, что он разговаривал на родном языке [13].
Роль демографических процессов в детерминации «преступлений ненависти» [1] исследовались в зарубежной литературе. Рядом западных ученых поддерживается позиция, согласно которой увеличение преступлений на расовой почве является следствием притока представителей этнических меньшинств.
Известный исследователь Грин (Donald P. Green) пришел к выводу о том, что динамика «преступлений ненависти» мало зависит от экономических условий, в то время как демографические изменения имеют превалирующее значение [9]. По результатам изучения состояния «расово мотивированной преступности» в г. Нью-Йорке им установлено, что при наличии существенного притока представителей меньшинств (minority) количество «преступлений ненависти», направленных против них, возрастает в районах с преобладанием «белого» населения, в тех же районах города, в которых представители этнических меньшинств уже проживали долгое время в значительном количестве, уровень этого вида преступности ниже [10].
Аналогичное исследование проводилось на основании анализа статистических показателей «преступлений ненависти» (в отношении как «черного», так и «белого» населения) и этнического состава американского города Чикаго. Было установлено, что преступления в отношении «черного» населения имеют большее распространение в районах города с численным большинством и однородностью «белого» населения. Характерно, что в отношении «белого» населения «преступления ненависти» получают большее распространение при наличии приблизительно равных пропорций «белого» и «черного» населения [12].
При изучении «преступлений ненависти» в районах г. Лондона английский криминолог Игански (Paul Iganski) пришел к cхожему выводу о том, что районы традиционного проживания «белого» населения, в которых происходят демографические изменения под влиянием представителей этнических меньшинств, имеют больший уровень «преступлений ненависти» по сравнению с районами с такими же демографическими изменениями, но где количество «белого» населения меньше [11].
Американец Стейси (Stacey M.) пришел к несколько иным выводам. При изучении последствий испаноязычной (hispanic) миграции в США в период 2000 – 2004 гг. на общегосударственном уровне и уровне отдельных штатов им установлена положительная статистическая зависимость между коэффициентами миграции и коэффициентами «преступлений ненависти»,совершенных в отношении мигрантов. Ученым оспаривается заключение Грина о нелинейной зависимости коэффициентов миграции и «преступлений ненависти» [14].
Приведем результаты еще одного исследования. На основе статистических показателей в четырнадцати государствах Европейского союза было установлено, что уровень распространения «преступлений ненависти» положительно коррелирует с размером иммигрантской общины. Количественные характеристики миграции, по мнению автора исследования, выступают в качестве основного фактора, объясняющего распространение данного вида пре- ступности, в то же время ему не удалось установить зависимость от социально-экономических и демографических факторов [15].
Результаты приведенных исследований можно обобщить в следущих тезисах:
- 
        миграция населения выступает в качестве основной детерминанты экстремистской преступности; 
- 
        динамика экстремистской преступности зависит от интенсивности миграционного притока и соотношений коренного и прибывшего населения; 
характеристики (структура, динамика) экстремистской преступности могут не совпадать на общегосударственном, региональном уровнях и уровнях первичных территориальных образований.
Наработки западных криминологов представляют интерес и могут быть сопоставимы с результатами исследований закономерностей экстремистской преступности в нашей стране.
Надо сказать, что социально-демографические процессы анализировались и в отечественной криминологии применительно к иной общественной формации. Воздействие миграционных и демографических процессов на преступность с 1970-х гг. исследовались виднейшим криминологом М.М. Бабаевым. Методы его исследований, а также общие выводы о влиянии миграции населения на преступность в целом, представляют большую ценность и в нынешних условиях. В прикладных исследованиях им анализировались показатели характерной для того времени планомерной миграции, куда включались организованный набор рабочих и трудоустройство молодежи в других регионах страны.
Ученый, в частности, отмечал повышенную криминогенность преступников-мигрантов. По его мнению, «по некоторым основным социально-демографическим и уголовно-правовым признакам личности, но и по условиям социальной микросреды преступники-мигранты отличаются качественным образом от преступников-постоянных жителей. Первый – более «криминогенный» контингент» [3].
В современный период среди криминологов, исследовавших феномен преступности иностранных граждан, следует отметить С.Н. Кобеца. К числу основных факторов, воздействующих на рост преступности иностранных граждан и лиц без гражданства, помимо влияния особенностей личности преступника, ученый относит целый ряд фактором, связанных с недостаточно эффективной деятельностью органов внутренних дел. Миграционная политика в Российской Федерации, по его мнению, должна строиться с учетом характерных особенностей социально-демографического развития каждого конкретного региона [5].
Незначительный удельный вес экстремистских преступлений в структуре всех регистрируемых преступлений в России и количественные показатели экстремистской преступности, к сожалению, не позволяют нам делать какие-либо выводы об их корреляции с количественными показателями иностранной миграции.
Надо сказать, что статистические данные об экстремистских преступлениях не отражают объективной картины распространения экстремизма в стране. В качестве основной причины можно назвать общий подход к уголовно-правовой оценке этих общественно опасных деяний. На практике де-факто совершенные по мотивам вражды и ненависти преступления часто квалифицируются как совершенные на почве личных неприязненных отношений,либо по хулиганским мотивам.
Исходя из этого, преступления экстремистской направленности обладают не только скрытой, но и скрываемой латентностью, когда мотивы деяний смешиваются с хулиганскими либо иными побуждениями, что существенно изменяет юридическую оценку содеянного. При этом правоохранительные органы могут принижать общественную опасность деяний, совершаемых в тех или иных социальных конфликтах, нередко имеющих массовый и развивающийся характер.
Так, до беспорядков в г. Кондопоге в сентябре 2006 г., в Республике Карелия преступления экстремистской направленности вообще не регистрировались. Лишь с 2006 г. здесь стали выявляться преступления исследуемого вида. Такая же ситуация наблюдалась и в Ханты-Мансийском автономном округе. При невысокой регистрации преступленийанализируемой категории, по результатам исследований социологов, в 2014 г. межэтническая напряженность в регионе оценивалась как очень высокая [6], что также подтверждает тезис о наличии скрываемой латентности.
Как видим, анализ количественных показателей экстремистской преступности лишь отчасти характеризует закономерности ее развития.
Одновременно с этим обоснованной критике подвергается и официальная статистика по мигра- ции в Российской Федерации. В открытых источниках практически отсутствуют объективные данные о миграционных процессах в субъектах Российской Федерации и первичных территориальных образованиях, включая миграцию иностранных граждан. Не менее важным представляется отсутствие полных сведений о количестве лиц, принятых в гражданство Российской Федерации, и их прежнем гражданстве.
Анализ и обобщение имеющихся статистических данных (при отсутствии достоверной информации в разрезе первичных территориальных единиц) дает представление лишь об общих тенденциях миграции в Российской Федерации.
Вместе с тем наличие устойчивой генетической связи между экстремистской преступностью и миграцией никто опровергнуть не смог.
Самым привлекательным в миграционном отношении регионом страны остается Центральный федеральный округ. В 2015 г. миграционный прирост в округе составил 221 756 человек. Абсолютные показатели прироста населения снижались лишь в период 2008 – 2010 гг. в условиях экономического кризиса (см. табл. 1).
В соответствии с данными Росстата в период 2008 – 2015 гг. в число регионов с наибольшими значениями коэффициентов миграционных приростов входили г. Москва, г. Санкт-Петербург, Республика Адыгея, Краснодарский край, Московская, Ленинградская, Белгородская, Новосибирская, Калужская, Томская и Калининградская области (таблица 2).
В большинстве регионов с наибольшими коэффициентами миграционных приростов в тот же период наблюдались высокие показатели абсолютных значений зарегистрированных преступлений экстремистской направленности. Так, Москва и Московская область значительно опережали другие субъекты Центрального федерального округа по количеству зарегистрированных преступлений этого вида. Если в период 2008 –2015 г. в Москве в среднем ежегодно регистрировалось 77,4 преступлений, а в Московской
Таблица 1.
Миграционный прирост (убыль) населения по федеральным округам в 2008-2015 гг.
| 2008 | 2009 | 2010 | 2011 | 2012 | 2013 | 2014 | 2015 | |
| Всего по России | 242 106 | 247 449 | 158 078 | 319 761 | 294 930 | 295 859 | 270 036 | 245 384 | 
| ЦФО | 174 403 | 159 763 | 161 087 | 214 449 | 239 771 | 231 061 | 216 900 | 221 756 | 
| СЗФО | 27 715 | 27 721 | 21 618 | 67 880 | 78 981 | 99 459 | 56 294 | 21 772 | 
| ЮФО | 33 627 | 28 449 | 21 725 | 59 119 | 37 547 | 62 436 | 47 205 | 48 361 | 
| СКФО1 | -11 868 | -7 565 | -14 300 | -31 769 | -39 348 | -38 135 | -20 162 | -24 811 | 
| ПФО | 16 221 | 26 658 | -8 203 | -12 385 | -18 025 | -14 559 | -5 855 | -24 591 | 
| УФО | 15 883 | 15 946 | 8 569 | 38 027 | 23 446 | 3 817 | 8 552 | 3 467 | 
| СФО | 5 324 | 14 396 | -4 974 | 2 206 | -7 561 | -15 178 | -8 146 | -10 586 | 
| ДФО | -19 199 | -17 919 | -27 444 | -17 766 | -19 881 | -33 042 | -24 752 | -24 164 | 
Таблица 2
Коэффициенты миграционных приростов (убыли) в субъектах Российской Федерации в 2008 – 2015 гг. на 1 тыс. населения в убывающей последовательности [7] (сведения за 2010 г. отсутствуют)
В Северо-Западного федеральном округе на фоне других субъектов выделяется г. Санкт-Петербурге (14,9), В Южном федеральном округе – Краснодарский край (17,5), в Сибирском федеральном округе –Новосибирская область (14,9). Указанные субъекты характеризуются высоким положительном сальдо как внутренней, так и международной миграции.
В число субъектов с высокой миграционной убылью (см. таблицу 2) вошли Республики Тыва, Коми, Саха (Якутия), Калмыкия, Чукотский автономный округ, Камчатский край, Сахалинская, Архангельская, Мурманская и Магаданская области. Ряд этих субъектов (Республики Коми и Саха (Якутия), Мурманская и Архангельская области) отличается невысоким количеством зарегистрированных преступлений экстремистской направленности.
Таким образом, центры миграционного притока Российской Федерации, а именно Московский регион, г. Санкт-Петербург, Краснодарский край и Новосибирская область характеризуются высокими абсолютными показателями зарегистрированных преступлений экстремистской направленности. При этом колебания роста (снижения) уровня исследуемой категории преступлений коррелируют с сальдо миграции. В регионах, не вошедших в группу, указанную в таблице 2, устойчивой корреляционной связи установить не удалось.
В целом с уверенностью можно говорить о функциональной зависимости экстремистской преступности от миграционных процессов. В то же время на динамику и структуру экстремистской преступности в конкретных условиях места и времени оказывают влияние другие «случайные величины», которые могут кардинальным образом менять данные характеристики. К «случайным величинам», на наш взгляд, относятся, прежде всего, существенные упущения государственного контроля в сфере миграции населения в зависимости от конкретного региона страны и отсутствие единообразного подхода правоохранительных органов к оценке экстремистских деяний, их выявления, учета и регистрации.
Таблица 3
Количество зарегистрированных преступлений экстремистской направленности в 2008 – 2015 гг. в Центральном ФО
| 2008 | 2009 | 2010 | 2011 | 2012 | 2013 | 2014 | 2015 | Среднее | |
| ЦФО | 152 | 169 | 255 | 196 | 169 | 200 | 241 | 327 | |
| Белгородская обл. | 0 | 3 | 1 | 1 | 0 | 1 | 4 | 4 | 1,8 | 
| Брянская обл. | 3 | 4 | 6 | 4 | 2 | 2 | 1 | 12 | 4,3 | 
| Владимирская обл. | 12 | 17 | 19 | 8 | 11 | 18 | 24 | 16 | 15,6 | 
| Воронежская обл. | 7 | 8 | 7 | 5 | 5 | 8 | 5 | 7 | 6,5 | 
| Ивановская обл. | 3 | 1 | 1 | 2 | 1 | 5 | 6 | 11 | 3,8 | 
| Калужская обл. | 5 | 8 | 9 | 10 | 6 | 7 | 6 | 8 | 7,4 | 
| Костромская обл. | 1 | 7 | 2 | 7 | 5 | 4 | 3 | 6 | 4,4 | 
| Курская обл. | 4 | 1 | 10 | 12 | 12 | 24 | 30 | 20 | 14,1 | 
| Липецкая обл. | 2 | 0 | 1 | 1 | 2 | 2 | 3 | 4 | 1,9 | 
| Московская обл. | 6 | 27 | 49 | 39 | 44 | 45 | 36 | 60 | 38,3 | 
| Москва | 93 | 69 | 105 | 76 | 51 | 51 | 62 | 112 | 77,4 | 
| Орловская обл. | 6 | 4 | 15 | 9 | 11 | 6 | 15 | 16 | 10,3 | 
| Рязанская обл. | 0 | 8 | 3 | 3 | 0 | 3 | 8 | 7 | 4,0 | 
| Смоленская обл. | 0 | 2 | 3 | 4 | 2 | 4 | 5 | 9 | 3,6 | 
| Тамбовская обл. | 4 | 2 | 4 | 6 | 3 | 5 | 4 | 3 | 3,9 | 
| Тверская обл. | 3 | 6 | 9 | 3 | 3 | 5 | 15 | 19 | 7,9 | 
| Тульская обл. | 1 | 2 | 7 | 3 | 8 | 9 | 10 | 4 | 5,5 | 
| Ярославская обл. | 2 | 0 | 4 | 3 | 3 | 1 | 4 | 9 | 3,3 | 
Если говорить о демографических процессах в целом, то следует сказать, что основные характеристики коренного населения каждой конкретной территориальной единицы воздействуют на состояние экстремистской преступности в той же мере, что и миграционные процессы.
Проследить это можно, главным образом, на примере Москвы и Московской области, которые, как было сказано выше, выделяются на фоне остальных субъектов Российской Федерации.
В то время как по данным переписей населения в Российской Федерации в период 2002 – 2010 гг. для большинства субъектов было характерно сокращение самых многочисленных этносов – русских, татар, украинцев и белорусов, в Московском регионе коренное население значительно увеличилось. В структуре населения региона стабильно высоким является удельный вес русских – более 85 % (таблица 4).
На этот регион приходится самая большая доля внешних и внутренних мигрантов в стране. В 2010 г. количество поставленных на миграционный учет иностранных граждан и лиц без гражданства в Москве составило 1 850 183 человек, в 2011 г. – 1 749 814, в 2012 г. – 1 763 357, в 2013 г. – 2 299 346, в 2014 г. их количество увеличилось до 2 948 310 человек и в 2015 г. – до 3 415 265 человек.
Как видно, для Москвы и Московской области характерны не только рост иностранной миграции, но и стабильная демографическая структура общества, отражающая сохранение высокой доли коренного населения.
В то же время Московский регион традиционно является одним из центров концентрации криминальных угроз, создаваемых населению преступностью мигрантов-иностранцев [8]. Ситуация осложняется тем, что в ряде районов Москвы и населенных пунктов Московской области отсутствует инфраструктура, которая может способствовать интеграции мигрантов в принимающем сообществе.
На этом фоне здесь велико абсолютное количество регистрируемых преступлений экстремистской направленности. На территории субъектов в разное время активно действовали организации экстремистского толка, в отношении ряда из которых судом принято решение о ликвидации или запрете деятельности по основаниям, предусмотренным Федеральным законом «О противодействии экстремистской деятельности». Ими последовательно осуществлялось вовлечение в экстремистскую деятельность подростков и молодежи, что привело к радикализации наиболее активной части населения.
Именно в регионе произошли такие резонансные события, как нападение радикально настроенной молодежи на рынках в московских районах Ясенево и Царицыно в 2001 г., массовые беспорядки на Манежной площади в 2010 г. и Бирюлево в 2012 г., бес-
Таблица 4
По результатам исследования вопросов изменения национального (этнического) состава населения и динамики преступлений экстремистской направленности нам хотелось бы отметить следующие: основными криминогенными тенденциями миграции населения, предопределяющими динамику экстремистской преступности, являются: во-первых, постоянный рост миграционных потоков из-за пределов Российской Федерации, во-вторых, характер миграционных процессов внутри страны по направлению с Востока в Центр, особенно в Московский регион, г. Санкт-Петербург и Ленинградскую область, и на Юг, преимущественно в Краснодарский и Ставропольский края;
высокие показатели количества зарегистрированных преступлений экстремистской направленности и концентрации экстремистской преступности [2] отмечены в центрах миграционного притока Российской Федерации (Московский регион, г. Санкт-Петербург, Краснодарский край и Новосибирская область);
в отличие от результатов криминологических исследований, проводившихся в Великобритании и США, государственные органы которых установили жесткий контроль за миграционными процессами, в большинстве субъектов Российской Федерации количественные характеристики экстремистской преступности не показали зависимости от миграционного сальдо. Вероятнее всего это обусловлено существенными упущениями государственного контроля в сфере миграции населения в нашей стране и отсутствием единообразного подхода правоохранительных органов к оценке экстремистских деяний, их учета и регистрации, не позволяющие установить устойчивые закономерности в системе детерминации экстремистской преступности;
предполагается, что в регионе, в котором высок миграционный прирост, а коренное население остается структурно однородным и сохраняется на относительно стабильном уровне, с большей вероятностью могут проявлять себя организованные формы экстремистской деятельности, а следовательно, с неизбежностью возрастать уровень экстремистской преступности.
Список литературы Демографические изменения и тенденции экстремистской преступности: зарубежный и отечественный опыт научных исследований
- Подробнее о преступлениях ненависти - Агапов П.В., Борисов С.В., Меркурьев В.В., Примова Э.Н., Сухомлинова М.П., Щерба С.П. Международное сотрудничество зарубежных стран, в том числе государств - участников СНГ в борьбе с насильственными проявлениями экстремизма. Акад. Ген. прокуратуры Рос. Федерации (Научнометодический центр КСГП). М., 2013. 91 с.
- Андреев Б.В., Меркурьев В.В., Ульянов М.В. Об измерении степени дифференциации преступности экстремистской и террористической направленности // Вестник Академии права и управления. 2016. № 3 (44). С. 41-48.
- Бабаев М.М. Теоретические основы криминологического исследования социально-демографических процессов в СССР: дис. … док. юрид. наук: 12.00.07. М., 1975. 396 с.
- Клейменов И.М. Сравнительная криминология: криминализация, преступность, уголовная политика в условиях глобализации: дис. … док. юрид. наук: 12.00.08. Омск, 2015. 486 с.
- Кобец П.Н. Предупреждение преступности иностранных граждан и лиц без гражданства в России: дис. … док. юрид. наук: 12.00.08. М., 2004. 450 с.
 
	 
		