Дерево в традиционной похоронной обрядности хакасов (конец XIX - середина XX века)

,

,

Похоронная обрядность и связанный с ней мировоззренческий комплекс занимают чрезвычайно важное место в традиционной культуре хакасов, поскольку эта сфера является неотъемлемой составляющей жизненного цикла каждого человека. В традиционных представлениях похороны знаменуют собой переход из жизни земной к инобытию. В народе верят, что умерший должен пройти далекий и трудный путь на тот свет. Большое значение в этом процессе отводится дереву и его образу. В хакасской этнографии тема, связанная с ролью дерева в похоронной обрядности, прежде не становилась предметом специального исследования. Целью статьи является определение места и функции дерева и производных от него предметов в похоронной обрядности хакасов.

Результаты исследования. Гроб из дерева

В погребально-поминальной сфере хакасов дерево представлено многопланово и разнообразно. Одним из неотъемлемых элементов традиционного похоронного процесса этого народа является использование гроба – ключевого ритуального изделия из дерева. Как известно, он предназначен для погребения тела умершего человека в земле или ином месте. Этот погребальный предмет, как правило, представляет собой продолговатый деревянный контейнер, изготовленный точно по длине и пропорциям тела покойного. Данный факт послужил причиной того, что в хакасском языке для обозначения гроба помимо общераспространенного слова хомды употребляются еще и такие номинации, как: кiзi тахпайы – букв. ‘деревянный футляр человека’ или кiзi iдiзi – букв. ‘посудина человека’ (РХС, 2011, с. 150). Устоявшееся традиционное суждение о гробе как об обязательном для каждого человека ритуальном изделии, в котором он окажется по окончании своей земной жизни, и его связи с деревом было запечатлено в эпическом творчестве народа:

Хомдаа чатпаҷаӊ даа полза чи.

Сында ӧскер ағастар

Сарғалбаҷаӊ даа ползалар чи (Хубан Арығ, 1995, с. 177).

‘[Если бы в тот] гроб не ложиться, [как бы хорошо] тогда было. [На высоких] хребтах растущие деревья

[Если бы] не желтели, [как бы хорошо] тогда было’ 1

Вместе с тем в традиционном сознании хакасов всегда подспудно присутствует суеверный страх в отношении этого предмета, так как он напрямую связан со смертью. Люди, как правило, боялись даже случайного соприкосновения с ним. Всё это нашло отражение в следующей народной загадке: «В дерево, которое долбил дятел, я не войду, хотя и замерзну (гроб)» [Катанов, 1907, с. 368].

В XVIII–XIX вв. зажиточные хакасы в качестве гробов часто использовали красиво украшенные сундуки русского производства (ирбитские) со скобами, оковками, железными и бронзовыми шарнирными ручками. По мере необходимости их распиливали и удлиняли досками по росту покойного [Каратанов, 1884, с. 629; Скобелев, 2009, с. 240]. В народе образ сундука-гроба нередко встречался в бытовой речи и афористических выражениях, например: щем пирген сундугым хомдым полFай хауан-да - ‘мой сундук, подаренный матерью, когда-нибудь станет моим гробом’ (ХРИЭС, 1999, с. 188). Упоминание о соответствующей погребальной практике имеется также и в хакасских народных песнях – тахпах ’ ах (ХНТ, 1980, с. 34).

По материалам Усмановой, в отдельных хакасских селениях – аал ’ ах (в их числе Усть-Киндирла) – аналогом гроба выступал сплетенный из тальника короб [Усманова, 1980, с. 112–113]. При этом в погребальной практике всё же чаще употреблялся и до сих пор активно используется гроб, сделанный из тёсаных досок. Помимо уже упомянутого термина хомды , в народе его иногда называют еще эллем хоғыр – ‘гроб, сколоченный из досок’ (РХС, 2011, с. 151).

До середины XX столетия среди хакасов широкое распространение имела практика захоронения в выдолбленных из цельного дерева колодах – туйух хомды (ХРИЭС, 1999, с. 188). В связи с этим представляется уместным привести воспоминания стариков-хакасов об этой старинной традиции:

Хоронили в колодах, которые делали только из лиственницы. Колоды назывались хомды. В колоду подстилали подушечку и траву богородскую или березовые листья (это зимой) (Улчугачева Мария Михайловна, 1913 г. р., дер. Кагаево, Орджоникидзевский р-н, Хакасия);

Раньше, говорят, хоронили в колодах (лиственных). Внизу колоды в середине делали дырку, чтобы стекало, когда гнить будет (я так думаю)… В колоду клали богородскую траву, под голову – подушечку, которую набивали или богородской травой или листьями березового веника (Кокова Наталья Сергеевна, 1900 г. р., с. Трошкино) (АМАЭС ТГУ, № 677-4 а, л. 1, 27).

Гробы в виде колод чаще делали из таких видов деревьев, как лиственница, береза, тополь. Выбор дерева определялся прежде всего родовой обусловленностью. В традиционной культуре хакасов каждый сӧӧк (род) имел свой почитаемый вид дерева, который отождествлялся с понятиями «родовая душа», «предок рода», «покровитель рода» и др. [Усманова, 1980, с. 103–113; Бутанаев, 2003, с. 40–41] ². Как показывает представленный материал, именно в гробу, сделанном из родового дерева, и требовалось похоронить сородича. Вместе с тем в обрядовой практике допустимым считалось погребать покойников в колодах из обозначенных растений. Лиственница, береза и тополь считались общенародными сакральными деревьями и потому вне зависимости от родовой принадлежности могли использоваться в соответствующих ритуальных целях. Другим немаловажным фактором было то, что размеры этих деревьев позволяли изготовить из них соответствующие ритуальные предметы.

Погребение в земле

В традиционной культуре многих народов в процессе ингумации гроб, особенно в виде колоды, нередко олицетворяет собой транспортное средство, в том числе и лодку [Анучин, 1890, с. 173; Криничная, 2011, с. 124–126]. Подобные воззрения были свойственны и хакасам. В их религиозно-мифологических представлениях погребение умершего в земле отнюдь не исключало возможности того, что по пути в загробный мир он встретится с водной преградой. В традиционном миропонимании народа суғ (вода / река) является той субстанцией, которая имеет прямую связь с инобытием. Она выступает универсальным символом границы между посюсторонним и потусторонним мирами. Согласно верованиям хакасов, мир мертвых располагается в нижнем течении реки либо в далекой земле, располагающейся на севере или западе и имеющей водную преграду. Потому для шамана либо души умершего человека часто требовались ритуальная лодка или плот для того, чтобы переправиться в загробное царство [Бутанаев, 2006, с. 155–156; Бурнаков, 2008, с. 607–617]. Потому не случайно хакасы нередко придавали гробу-долбленке вид лодки. В народе по этому поводу говорили: хара тиректi киме сомалып ойчалар – ‘выдалбливают черный тополь, придав ему вид лодки’ (ХРИЭС, 1999, с. 117).

Вместе с тем в традиционном сознании народа изоморфизм гроба не ограничивается лишь этим представлением. Он, особенно представленный в виде колоды, является непосредственным воплощением самого дерева. К примеру, при погружении покойника в колоду часто говорили: хатығ ағастың ӧзенi пол парды – ‘стал сердцевиной твердого дерева’ (РХС, 2011, с. 684). Добавим, что хакасы процесс изготовления гроба обозначали выражением «делать покойнику дерево» [Катанов, 1907, с. 353]. Очевидно, что в воззрениях народа гроб в виде колоды ассоциировался не только с родовым деревом. В своей глубинной основе он являлся воплощением мирового древа. Полагали, что по нему умерший напрямую отправлялся в мир мертвых. Н. А. Криничная замечает: «Колода в мифологических представлениях связана с дорогой / судьбой, продольной либо поперечной, этой же колодиной и перегороженной / пресеченной» [2011, с. 125]. Идея пути-дороги на тот свет выявляется в благопожеланиях покойному при погружении гроба в землю [Бутанаев, Бутанаева, 2008, с. 344, 356].

Среди кызыльцев – одной из этнических групп хакасов – бытовала традиция устанавливать в головной части могилы палку, ранее служившую в качестве замера при изготовлении гроба. По всей видимости, изначально для этого использовалась лишь осиновая палка. В дальнейшем это правило перестало строго соблюдаться. Было допустимым заменять ее соответствующими предметами из других видов деревьев. При этом, несмотря на видовое разнообразие указанных растений, от которых происходили эти предметы, все они одинаково назывались «осиной» (АМАЭС ТГУ, № 818-2, л. 31).

Обратим внимание на то, что и среди других групп хакасов была распространена практика установления в головной части могилы специальных деревянных предметов – березовых развилин, палок, колышков и столбиков. При этом они не погружались на полную глубину могилы, а фиксировались в земле лишь таким образом, чтобы не упали. Обозначенные ритуальные предметы возвышались над поверхностью земли примерно на 1–1,5 м и выполняли функцию временного обиталища души умершего. Вместе с тем, вероятно, они являлись еще и олицетворением мирового древа, по которому душа умершего переходила в загробный мир. Таким образом, эти деревянные изделия являлись ритуально-символическим предметом, помогавшим душе покойного найти прямой путь на тот свет.

В мировоззрении хакасов дерево семантически связано с жилищем, так как основным материалом для его изготовления служила именно древесина. В мифологическом сознании рассматриваемые объекты нередко сливаются в едином образе «дерева-дома». Данное явление широко представлено в хакасском фольклоре (Кильчичаков, 1946, с. 96; Сугҷул Мирген, 2018, с. 226) 3. Образ «дерева-дома» получил воплощение и в похоронной обрядности этого народа. У хакасов проявлением глубокой заботы и внимания к умершему являлось сооружение надмогильного деревянного строения, имитирующего жилище человека. В народе оно называлось частыңмай / киртпе или иб и имело вид небольшого домика с двускатной крышей. При этом со стороны, где располагалась голова покойного, обязательно вырезалось небольшое окошко – кiрген кöзiнек – букв. ‘входящее окно’. Полагали, что душа погребенного человека через него могла покидать свое пристанище. Помимо этого, через указанный проём родственники подносили душе поминальную пищу. В верованиях народа эта ритуальная постройка воспринималась в качестве последнего пристанища – земного дома умершего человека, в котором он должен пребывать определенное время после своей кончины (АМАЭС ТГУ, № 680-8 а, л. 17; № 682, л. 65; № 818-2, л. 17).

Обратим внимание на еще один аспект традиционного мировоззрения и обрядовой практики хакасов, в которых обнаруживается теснейшая связь образов дерева и умершего человека. Таковой является практика создания кенотафов – сома (ХРИЭС, 1999, с. 117). В науке под кенотафом принято понимать символическую могилу, не являющегося местом реального погребения покойного. Он, как правило, создается для увековечивания памяти человека, скончавшегося в другом месте. В ситуации, когда смерть настигла человека вне дома и все приготовления для его погребения были уже готовы, но неожиданно за телом приехали родственники, делали ложное захоронение. Для этого срубали березку по росту умершего. К ней подвязывали какую-либо часть одежды умершего и хоронили в могиле со словами: «Займи его место!» [Бутанаев, 2014, с. 118]. В данном случае дерево однозначно выступало в качестве двойника и символического заменителя покойника.

В культуре хакасов предание земле умершего человека не было единственной формой похоронной практики. В культуре рассматриваемого народа также бытовал совершенно иной способ ритуального обращения с телом умершего человека, а именно – воздушное захоронение.

Воздушное погребение

Одним из известных традиционных обрядов, бытовавших у хакасов в XIX в. и даже в более позднее время, было воздушное погребение. Наибольшее распространение оно получило среди таких этнолокальных групп, как бельтыры (хак. пилтiрлер ) и койбалы (хак. хойбаллар ), хотя встречалось и среди каргинцев, хобыйцев и других этнических общностей. Самые ранние сведения об этой обрядовой практике были зафиксированы еще в XVIII в. известным исследователем П. С. Палласом [1788, с. 498]. Ученый обратил внимание на то, что местные жители старались тщательно скрывать не только локацию, но и всю информацию о подобных захоронениях от посторонних. Данная установка была обусловлена не только сакрально-стью соответствующего культового места для верующих, но еще и тем, что Русская православная церковь проявляла крайнюю непримиримость и враждебность по отношению к любым проявлениям язычества сибирских народов, в том числе и среди хакасов. Обратим внимание на то, что П. С. Паллас в своей работе предоставил детальное описание гроба и способ его фиксации к дереву [Там же, с. 498–499]. Исследователь обратил внимание на факт того, что у других групп хакасов, главным образом у койбал и кызыльцев, традиция воздушного погребения постепенно исчезает из обихода. Он констатировал, что соответствующим способом у них продолжают хоронить лишь детей [Там же, с. 526–527].

Несколько десятилетий спустя аналогичные данные о воздушном захоронении хакасов были опубликованы Г. И. Спасским [1818, с. 18]. При этом историк внес некоторое дополнение к сведениям предшественника об этом явлении. Помимо уже описанного П. С. Паласом погребения на дереве, он выделил еще один способ надземного захоронения, а именно – размещение гроба на настиле, располагающемся на вкопанных в землю столбах. Добавим, что исследователь предоставил наиболее развернутое описание рассматриваемого ритуального предмета и сопроводительного инвентаря захороненной женщины [Там же].

В монографии И. С. Пестова «Записки об Енисейской губернии Восточной Сибири» [1833, с. 84] также встречаются сведения о практиковавшихся среди хакасов обрядах погребения на деревьях. Он одним из первых обратил внимание на видовое разнообразие растений (лиственница и кедр), на которых размещались гробы с телами умерших. К сожалению, И. С. Пестов не пояснил факт того, чем был вызван конкретный выбор вида дерева для ука- занных ритуальных действий. Кроме этого, он отметил у хакасов процесс трансформации похорон – переход к ингумации и использование каменных плит при оформлении могил [Пестов, 1833, с. 84–85].

Упоминания о рассматриваемом религиозном феномене встречается и в работе финского этнографа и лингвиста М. А. Кастрена [1999, с. 210]. В исследовании Н. Ф. Катанова приводятся сведения, касающиеся «небесного» погребения женщины с ребенком на специальном помосте. Он находился в лесу и был водружен на четыре столба. Сам гроб представлял собой подобие ящика [Катанов, 1907, с. 342].

В этнографических материалах И. Д. Каратанова, датируемых второй половиной XIX в., обнаруживаются уникальные данные, касающиеся воздушного захоронения шаманов. Заметим, что он дает описание двух видов шаманских погребений: 1) на настиле, установленном на вершине горы; 2) оборачивание тела в войлок и подвязывание веревками непосредственно к стволу дерева. При этом тело покойного крепилось в вертикальном положении, головой вверх [Каратанов, 1884, с. 630–631]. Добавим, что в прошлом соответствующим способом погребали не только шаманов, но и обычных людей. Описание этой практики обнаруживается в хакасском фольклоре. В нем встречаются повествования о том, что древесные погребения путем привязывания тела покойного к стволу дерева практиковались в отношении не только сакральных лиц, но и простых людей [Бутанаев, Бутанаева, 2010, с. 220].

В архивных этнографических материалах С. Е. Малова, относящихся к первой половине XX столетия, также встречается упоминание о захоронении хакасами своих детей на деревьях:

Лет сто тому назад детей хоронили так: завязывали ребенка в кошму, затем в бересту и привязывали к дереву или укладывали в бересте в дупло <…> Бельтиры детей привязывают на деревьях в бересте (СПбФ АРАН, ф. 1079, оп. 1, д. 274, л. 5, 9).

В 1970-е гг. в Хакасии осуществляла свою работу этнографическая экспедиция Томского государственного университета под руководством Э. Л. Львовой и М. С. Усмановой. В результате проведенных научных изысканий был собран обширный уникальный материал по традиционной культуре хакасов. Удалось записать сведения и о «древесных» похоронах (АМАЭС ТГУ, № 681-3, л. 6).

Свидетельства о небесном погребении у хакасов неоднократно фиксировались В. Я. Бута-наевым в ходе его этнографо-лингвистических исследований на территории Саяно-Алтая в 1970–1990-х гг. Следует отметить, что именно он – первый из исследователей, кто записал и ввел в научный оборот хакасские названия ритуального настила – сартах / тасхах . В его фундаментальном этнолингвистическом труде «Хакасско-русский историко-этнографический словарь» (ХРИЭС, 1999, с. 109, 138) приведены устойчивые выражения, имеющие отношение к данной теме, например: ÿрде ÿреен кiзiнi сартахха салҷаңнар – ‘в старину умерших людей хоронили на настилах – сартах ’, ÿреен кiзiнi пилтiрлер сартахха сығарып, хыс салҷаң – ‘бельтыры умершего человека хоронили, подняв на настил – сартах ’; Тöртебе тағда тасхахтап хам кiзiнi чыыптырлар – ‘на горе Тортебе, соорудив настил, похоронили шамана’ (ХРИЭС, 1999, с. 109, 138).

Итак, представленный материал позволяет сделать вывод о том, что в культуре хакасов получили распространение два основных типа воздушного захоронения. Все они так или иначе были связаны с деревом либо с производными от него предметами – столбами, досками и пр. Первый из них представлял собой погребение умерших в гробу, который помещался на крупные ветви / суки дерева и фиксировался к его стволу посредством веревок. Отметим тот факт, что выбор самого ритуального растения был не случаен. Каждый хакасский сööк (род) имел свою родовую «породу» дерева, которое воспринимал в качестве тотемного объекта. Именно на таком дереве и было принято хоронить покойных сородичей. В дальнейшем, в связи с трансформацией похоронной традиции, практика погребений на деревьях до середины XX в. сохранялась лишь в отношении младенцев и малолетних детей. Взрослых стали хоронить исключительно в земле. Воздушное погребение, как полагали, было направлено на быструю реинкарнацию души умершего ребенка. В связи с этим в народе говорили: «Если так похоронить грудного ребёнка, то душа его поднимется к Кудаю (Богу) легко, легко и спустится сюда!» [Катанов, 1907, с. 342].

Вторым типом воздушного погребения было так называемое небесное захоронение в гробу на настиле – сартах / тасхах , расположенном на четырех столбах, вкопанных в землю. Отметим, что в религиозно-мифологических представлениях столб воспринимался в качестве естественной оси, соединяющей земную и небесную сферы. Одновременно с этим он выполнял функцию границы между миром живых и миром мертвых. Добавим, что при воздушных похоронах шаманов и других лиц помимо размещения на помосте практиковалось еще и оборачивание их тел войлоком и привязывание веревками к стволу дерева. Причем это делалось строго в вертикальном положении головой вверх. Из чего можно сделать вывод о том, что в религиозно-мифологическом сознании дерево выполняло функцию универсального медиатора, своего рода загробного пути по которому душа покойника, расставшись с телом, могла свободно и быстро вознестись на небо либо опуститься в подземный мир.

Ритуальная практика воздушных погребений не могла не отразиться в хакасском фольклоре. Так, в материалах Н. Ф. Катанова встречается повествование о том, как герой погребает на лиственнице своих умерших родителей [1907, с. 326–327]. В сказании «Похта Крис» (1975, с. 19–20) героиня Погана Арыг помещает тело погибшего брата на тополь / кедр. В богатырском сказании «Ах Хан» одноименного героя хоронят на верхушке священной березы с золотыми листьями. В других произведениях тела погибших богатырей водружают на вершине лиственницы [Бутанаев, Бутанаева, 2008, с. 54]. Примечательно, что в эпических произведениях хакасов дается описание того, что воздушный способ захоронения активно практикуют и враги-завоеватели. При этом подобные действия они совершают лишь по отношению к наиболее уязвимой части представителей порабощаемого автохтонного населения и, конечно же, делают это без должного уважения к ним и с особой жестокостью (Кӱмӱс…, 1958, с. 286; Албынҷi, 1951, с. 22).

В культуре хакасов выделяется еще один пласт представлений, имеющих отношение к ритуальному комплексу «дерево – могила». Деревья, выросшие на местах подземных захоронений, – это чрезвычайно архаичный и распространенный образ, который широко представлен в устном народном творчестве. Он восходит к сюжетам о том, что из плоти умерших / погибших людей вырастают деревья. Так, например, в одном из вариантов легенды о горе Читы хыс – ‘Семь дев’ приведено повествование об утонувших семи девушках, которые после смерти превратились в семь лиственниц, растущих на одноименной горе. А в сказании о горе Хыспанах на могиле умершей девушки вырастает береза – воплощение ее души [Бутанаев, Бутанаева, 2010, с. 61, 65]. В повествовании о горе Эпчилей герой-шаман завещает похоронить большой палец его правой руки отдельно от тела. На месте захоронения конечности вырастает березовая роща [Там же, с. 74]. Подобный же сюжет встречается и в другом фольклорном произведении – «Пуга Мёке». Из большого пальца руки охотника вырастают березы, предвещающие хорошую жизнь его потомкам [Катанов, 1907, с. 498–499]. В сказании «Многострадальный белый конь» указанный персонаж, спасая от врагов двух детей, временно зарывает их в землю. На месте их погребения вырастают две березы – их символические двойники (Многострадальный белый конь, 2013, с. 117). Приведенные примеры могут свидетельствовать о том, что религиозно-мифологическому сознанию хакасов была присуща глубокая вера в то, что душа умершего может переселяться либо реинкарнироваться в дерево, выросшее на могиле.

Вместе с тем роль дерева в похоронной обрядности хакасов не ограничивается лишь рассмотренными функциями. Оно и производные от него предметы – полено, палка, ветви – часто служили еще и в качестве магических оберегов.

Дерево-апотропей

В похоронной обрядности хакасов на начальных ее этапах красной линией проходит идея полного отчуждения умершего от живых. В верованиях народа покойник, даже временно находясь среди живых людей, представлял для них большую опасность. Полагали, что тело человека в момент его кончины полностью поглощается смертью - невидимой деструктивной потусторонней силой. Вследствие чего были убеждены, что мертвец, находясь в доме, непрерывно источает из себя смертоносные флюиды, распространяемые на всё окружающее его пространство. Потому люди, опасаясь его вредоносного воздействия, стремились дистанцироваться от него, а также нейтрализовать потенциальную угрозу. Для этого применяли различные магические способы защиты. Особая роль в этом процессе отводилась дереву и изделиям из него.

Одним из самых распространенных апотропеев в народе считалась береза. Ветви, палки, полена и прочие предметы, полученные от этого дерева, активно применялись в охранительной магии. Так, в народе широко бытовала ритуальная охранительная практика - хазыц саларFа - букв. ‘класть березу’. Она выражалась в том, что когда в селении кто-либо умирал, то односельчане у дверей своего дома или у порога клали (ставили) березовые полена или палки. Часто ею же подпирали двери жилища. Данный оберег должен был находиться на обозначенном месте в течение сорока дней, пока душа умершего окончательно не покинет земной мир. Кроме того, человек, посещающий дом, в котором находился покойник, в защитных целях обязательно брал с собой березовую веточку либо палку [Абдина, 1994, с. 4; Бутанаев, 2014, с. 125] ⁴ .

Деревянные палки либо ветки колючих растений также использовались в качестве защитного магического инструмента во время похорон. В процессе завершающего троекратного обхода указанными предметами трижды ударяли по могильному холму. Очевидно, данное действие было направлено на окончательное отделение умершего от живых. При этом оно было призвано не только устранить возможный вред живым людям с его стороны, но и не допускать его возвращения домой ⁵.

Следует добавить, что в качестве оберега часто употреблялась и черемуховая палка / ветвь. Ее, как правило, брали с собой на кладбище во время поминок женщины, имеющие грудных детей [Бутанаев, 2014, с. 110]. Защитную функцию часто выполняла также тальниковая палка. Ее пользовались вдовые женщины. Они старались не расставаться с ней на протяжении длительного времени. Держали при себе даже во время сна. Воспринимали ее как надежного спутника-охранителя. В народе этот предмет нередко называли ах арFыс - ‘белый товарищ’ (АМАЭС ТГУ, № 682, л. 45, 55).

Заключение

Итак, представленный материал позволяет сделать вывод о том, что в традиционной похоронной обрядности хакасов дерево и его образ занимали важное место. Рассматриваемое растение выполняло в этой сфере множество функций. В результате оно обладает обширным семиотическим полем. Непосредственное участие дерева как важнейшего элемента погребального ритуала выявляется с самого первого его этапа - изготовления гроба для покойного. Несмотря на всё многообразие его форм (ящик, сундук, короб или колода), он всегда изготавливался из дерева. Образ этого обрядового предмета в зависимости от контекста нес различную семантическую нагрузку, начиная от восприятия его в качестве средства передвижения и заканчивая осмыслением его в качестве мирового древа, по которому пролегает путь в иной мир. Заметим, что символика мирового древа в различных проявлениях и вариациях неоднократно дублируется на всем протяжении похоронного процесса, будь то сам гроб или всевозможные надмогильные палки, рогатины, столбы и пр. В религиозно-мифологическом сознании и сам человек напрямую отождествляется с деревом. Данные воззрения нашли отражение в практике создания кенотафов, где вместо человека захоранивали отрезок березы.

Включенность дерева в погребальную обрядность выражается и в создании надмогильных домиков ( частыңмай , киртпе , иб ), которым отводилась роль загробного жилища умершего, временного обиталища его души. Подобные сооружения, безусловно, связаны с традиционными представлениями о небытии как зеркальном отражении людского бытия, и в их основе лежит идея «дерева-дома».

В традиционной культуре хакасов представлено два основных формата погребений людей: подземный и воздушный. В обоих случаях неотъемлемым ритуальным элементом похорон выступает дерево в самых разных его проявлениях и комбинациях. Место захоронения человека выступает тем пространством, где возможен контакт между сферой потустороннего и посюстороннего, и дерево выступает ключевым структурообразующим элементом в нем. Оно одновременно разделяет и объединяет мир живых и мир мертвых. Дерево, исходя из его биологического цикла, выступает зримым символом жизни и смерти: условно умирая осенью, оно возрождается весной. Это растение, будучи противопоставленным смерти, одновременно выступает и ее неизменным спутником. В традиционном сознании деревья продолжают жизнь покойных, это может происходить путем переселения души человека либо его частицы в дерево, что ярко отразилось в устном народном творчестве. Данные представления, возможно, являются еще и психологическим компенсирующим механизмом, позволяющим облегчить боль от потери близкого и любимого человека. Дерево, на котором был захоронен человек или же выросшее на могиле, позволяло родственникам умершего и его потомкам «повстречаться» с ним «вживую».

Отметим еще одну ключевую роль дерева – как сакрального объекта, наделенного всевозможными магическими свойствами. Согласно мифологической логике, частица какого-либо предмета априори несет в себе весь его потенциал. Это в полной мере применимо и к производным от дерева предметам – палкам, веткам и пр., которые в похоронно-поминальной обрядности выполняли апотропеическую функцию.

Таким образом, в традиционной похоронной обрядности хакасов процесс символизации дерева и его отдельных компонентов был чрезвычайно обширен и многообразен.