Диалектика категорий «абстрактное» и «конкретное» в философии Э.В. Ильенкова как педагогический ресурс

Обращение к философским категориям абстрактного и конкретного вызвано тем обстоятельством, что зачастую они некорректно интерпретируются не только студентами, но и педагоги, отчего образование не может выбраться из тупиков позитивизма, а попросту говоря, обыденного сознания. Философия не должна уплывать из фундамента педагогической мысли, поскольку именно она вырабатывает методологию, а не психология, со своим настойчивым сепаратизмом проникшая в педагогику. Видный философ советского периода Эвальд Васильевич Ильенков, последователь Г. Гегеля и К. Маркса, на основе детального критического анализа истории философии излагает чёткое, аргументированное знание обозначенной проблемы. Владение научным знанием об отношении абстрактного и конкретного обладает колоссальным потенциалом преобразования сознания, чем и должно заниматься образование как социальный институт, представляющий собой производное экономики.

Мыслительная деятельность человека осуществляется в форме и с помощью абстракций (отвлечения от несущественных для данной ситуации признаков предмета) - эта истина общеизвестна. Абстракция - это универсальный элемент мышления. Это положение породило стереотип, что в «абстрактности» и видят высшую форму познания: поскольку абстрагирование - продукт работы высших отделов головного мозга, в отличие от ощущений или восприятий, где задействованы лишь соответствующие анализаторы - низшие структуры головного мозга.

Однако существует менее общеизвестный тезис, что диалектический материализм видит главное достоинство истинного познания в конкретности. "Истина всегда конкретна, – ленинская фраза, известная каждому с вузовской скамьи. Получается парадокс: если мышление абстрактно, то оно не выражает истины.

Диалектическое объяснение этого парадокса выявляет отношение между, казалось бы, не согласующимися понятиями. Рассмотрение одной категории в изоляции от другой значит стать на путь, который приведет к недиалектическому пониманию и того и другого, это путь старой недиалектической логики, для которой мышление «абстрактно», а «содержание» всегда «конкретно».

Обыденное сознание, т.е. здравый смысл, по сложившейся и дожившей до наших дней традиции, обычно связывает «конкретность» с непосредственно-чувственным способом осознания вещей, с чувственной полнотой и наглядностью представлений о них. Эта беда никогда не оставляла и школу, что выражается в искажённом понимании принципа наглядности. Эвальд Васильевич Ильенков особенно критически относился к исследователям, когда такое понимание конкретного переносится в философию.

Эвальд Васильевич Ильенков, анализируя культурно-исторические истоки, употребляя термин «конкретное» как синоним чувствен- ной наглядности изображения предмета, указывает на его теснейшую связь с архаичными (а ныне ставшими реакционными) системами философских взглядов на вещи и на процесс их познания. Всплеск научных исследований Нового времени, совершавшийся в острой борьбе со схоластическими традициями средневековой науки, генерировал решительный и широкий поворот к классической, то есть систематически продуманной во всех следствиях форму познания [1].

Термин «конкретное» (от лат. con-соединение) в его первоначальном значении означает составленное, сращенное, смешанное. Войдя в обиход философского языка, он употреблялся неоднозначно. Христианская философия, презиравшая тленную телесную сущность, под конкретным подразумевала «смертное», т.е. обреченные на рассыпание единичные вещи, имеющие ничтожную ценность по сравнению с чистой душой как выразительницей умозрения. Вспомним, что инквизиция сжигала тело грешника, чтобы спасти его душу. В этом благообразном и возвышенном умозрении и находятся корни «абстрактного». Но молодая наука, в пылу естественнонаучных открытий не слишком заботившаяся поначалу о выработке новой терминологии, по инерции средневековой схоластики, придала и терминам «абстрактное» и «конкретное» прямо противоположный по своему теоретическому содержанию смысл. «Конкретным» она, как и схоластика, называла по-прежнему те же единичные вещи и явления. То есть смысл термина остался один и тот же, но содержание понятия оказалось прямо противоположным.

В теории познания Нового времени произошёл раскол философов на сенсуалистов (яркий представитель - Ф. Бэкон) и рационалистов (Р. Декарт). Вырвавшись из тысячелетнего христианского плена умозрительных рассуждений, человек увидел, услышал многообразный мир единичных увлекательных вещей и явлений. И этот вновь открывшийся чувственный мир стал теперь в глазах человека достойной уважения и изучения реальностью, а прежний, схоластический, стал казаться бедным, мрачным, схематическим, сухим и тощим, т.е. «абстрактным» [1].

Но когда наступила пора научных обобщений накопленного опыта, оказалось, что отказ от рационализма был поспешным и неосмотрительным. Для систематизации науки всё более востребованным становилось духовное знание, уже усвоенное человеком, что принято называть теорией, т.е. абстракцией. Когда эйфория от открытий прошла, оказалось, что продвижение науки вперёд затруднительно без понимания взаимоотношения между миром вещей и миром идей. Поэтому неизбежно философы и учёные вновь столкнулись с проблемой отношения абстрактного и конкретного.

Человек посредством своим органов чувств воспринимает вещи именно такими, каковы они «на самом деле». Но уже сама реальная практика науки, не говоря уже о гносеологических возражениях, свидетельствовала о другом. Для подтверждения данного тезиса целесообразно обратиться к образу слона, приведённого Г. Гегелем в небольшом труде «Кто мыслит абстрактно?» [2]. Получалось, что чувственность показывает вещи не совсем такими, какими они есть сами по себе. Чувственность заняла промежуточное знание -между миром вещей и миром научного знания. Чувственно-данный образ вещи, т.е. чувственно-конкретный в привычном понимании ее образ, теперь приобретает субъективный характер. Однако соблюдение принципа верификации науки как подтверждения объективности знания требовало очистить объект познания от привнесенных в него органами чувств субъективных красок.

И вновь, по диалектическим законам, абстрактное знание, заключенное в скучных теоремах, опять начинает играть ведущую роль в познании по отношению к конкретному, якобы, искажаемому истинную картину. Чтобы разобраться в этом тернистом диалектическом пути взаимопереходов абстрактного и конкретного, вернёмся к исходным их позициям.

Отправным тезисом эмпиризма выступает мысль, что объективно, независимо от человека и его мышления, существуют конкретные вещи, а «абстрактное» - это то, что существует только в мышлении. Но впоследствии эмпиризм выступил своим же оппонентом: вне человека существуют только абстрактные частицы, подчиняющиеся общим закономерностям, а «конкретное» - это предикат субъекта.

Таков исторический путь развития науки: от конкретного как неистинного, как субъективного к абстрактному, объективному.

Однако диалектика рассматривает не этапы смены одной сущности другой, а их неразрывное единство – одна противоположность реализует себя через существование другой. Противоположности лишаются своего смысла без их одновременного существования. Гегель остроумно заметил в «Науке Логики», что не надо думать по схеме «то день – то ночь», а надо о них размышлять одновременно: день – это уже ночь и наоборот [3]. Если я воспринимаю предмет органами чувств непосредственно (день), то противоположность – (ночь) удерживаю в мышлении. Только таким образом я пойму, что такое день, приду к настоящему конкретному – во всеохватной

Философ, педагог, наш современник Г.В. Лобастов, ученик и последователь Э.В. Ильенкова, в непримиримой борьбе с позитивизмом отстаивает теоретическую абстракцию как эффективный способ познания. Природа абстракции заключается в противоречии, выявленном великим Г. Гегелем. Не схватив этого противоречия, невозможно понять вещь, выяснить её сущность [4].

Итак, обсуждение частной проблемы показывает, что не исторический материал служит иллюстрацией к тем или иным положениям учебного курса, а преподаватель служит логике этого исторического материала, умея свободно в него входить, а потому и вводить туда студента. И на этой основе студент вырабатывает свою собственную меру человеческого отношения к миру.

его сущности.