Динамическая иерархичность уровней сценария когнитивной гармонии повествовательного текста

Цель данной статьи – описание содержания сценария когнитивной гармонии, выступающей в качестве механизма интерпретации повествовательного текста. Термин когнитивная гармония обусловлен фактором гармонии, присущей всей системе языка a priori. Системный подход к исследованию языка, предпринятый в работах В.Г. Адмони, Ю.Д. Апресяна, Н.Д. Арутюновой, О.В. Александровой, М.М. Бахтина, Ф.М. Березина, И.А. Бодуэна де Куртенэ, В.В. Виноградова, Л.С. Выготского, В.А. Звегинцева, Е.С. Кубряковой, А.А. Леонтьева, Ю.М. Лотмана, Н.С. Поспелова, А.А. Потебни, Б.А. Серебренникова, Е.В. Сидорова, Ю.С. Степанова, Ф.Ф. Фортунатова, Л.В. Щербы и др., привел к зарождению лингвосинергетики, в русле которой исследуются процессы самоорганизации / гармонизации в языке (Г.Г. Москальчук, В.И. Аршинов, Я.И. Свирский, И.А. Герман, В.А. Пищальникова, В.Н. Базылев, Н.Л. Мышкина, В.Г. Бор-ботько, Г.С. Сонин и др.).

Используемый в работе подход к исследованию когнитивной гармонии как механизма интерпретации текста выполняется в рамках лингвистического интерпретационизма, который связан с работами В.З. Демьянкова, N. Сhomsky, R.S. Jackendoff, W. Harris и др. Вслед за данными авторами мы придерживаемся идеи «об интерпретируемости как свойстве языковой единицы и положения о том,

что значение и смысл языковых выражений представляют собой результат интерпретирующей деятельности человека, а интерпретация как целенаправленная когнитивная деятельность состоит в установлении и / или поддержании гармонии в мире интерпретатора, что может выражаться в осознании свойств контекста речи и в помещении результатов такого осознания в пространство внутреннего мира интерпретатора, а в частности, в получении целостного объекта (результата интерпретации) и устранении того, что иногда называют “когнитивным диссонансом”» [4, с. 62]. В основу нашего подхода положено понимание интерпретации, разработанное В.З. Демьян-ковым, в соответствии с которым при интерпретации художественного текста в языковом сознании интерпретатора происходит взаимодействие метаязыковых репрезентаций, возникающих при реконструкции интерпретируемого текста, с одной стороны, и имеющихся метаязыковых репрезентаций прошлого опыта интерпретатора – с другой.

Критерием выделения сегментов текста при интерпретации является их смысловой уровень. Благодаря своему функциональному характеру составляющие сюжета оказываются структурными единицами когнитивного сценария событий и, следовательно, сценария когнитивной гармонии. Когнитивная гармония рассматривается как познание состояния взаимодействия и упорядочения репрезентаций событий, разворачивающихся в равновесной причинно-следственной темпоральной / фазовой трихотомии и данных как цельное и безусловное переживание внутреннего Эго наблюдателя, предопределенное дивина-цией. Под дивинацией понимается прогностическая активность, проявляющаяся в отношении событийного и лексико-грамматического прогнозирования [6].

Сценарии когнитивной гармонии «определяют» субъекты и объекты действий, сами действия, сопряженные с достижением целей в определенных обстоятельствах. Отношения между составляющими сценарий когнитивной гармонии «реконструируются» на основе отношений, возникающих между единицами интерпретируемого повествовательного текста и определяются как уровнево-иерархичные.

События повествовательного текста могут быть поняты только при взаимодействии всех уровней сценария когнитивной гармонии. Каждый уровень значим своей ролью в повествовании, своей функциональностью. «Эта значимость – не результат повествовательного мастерства рассказчика. Если развертывающийся текст выделяет какую-либо деталь, значит, эта деталь подлежит выделению: даже когда такая деталь кажется совершенно бессмысленной и не поддается никакой функци-ализации, она в конечном счете становится воплощением идеи абсурдности или бесполезности; одно из двух: либо все в тексте имеет значение, либо его не имеет ничто. В произведении искусства нет лишних элементов, хотя нить, связывающая сюжетную единицу с другими единицами, может оказаться очень длинной, тонкой или непрочной» [5, c. 45].

Различаются два уровня элементов в сценарии когнитивной гармонии: уровень элементов, значимых для развития событий (далее – ЭЗ), и уровень «действующих субъектов». Существует несколько типов ЭЗ в зависимости от степени значимости и типов связей между ними. Можно выделить:

• –    основные (далее – ОЭЗ );

• –    второстепенные (далее – ВЭЗ), которые служат «прокладкой» между ОЭЗ;

• –    признаковые (далее – ПЭЗ).

Данные элементы выступают функционально значимыми, поскольку отвечают за характеристику персонажей, их характеров, мотивов, мыслей, а также обстановки событий и атмосферы действий в возникающих метаязыковых репрезентациях при интерпретации повествовательного текста.

ОЭЗ «репрезентирует» значимый выбор персонажа: например, Нельгин из рассказа А.И. Куприна «Храбрые беглецы» с друзьями совершает побег из сиротского пансионата, а ВЭЗ – последовательность осуществления этого выбора: они насушили сухари, построили небольшой плот, дождались подходящего момента для побега. ПЭЗ – описания внешности героя, его друзей, его учителей и воспитателей, описание комнаты в приюте, условий проживания в пансионате, пейзажей в парке, воссоздание мыслей и чувств Нельгина и т. п.

Каждый ЭЗ – и в этом его сущность – является источником нового элемента в когнитивном сценарии. Значимость ЭЗ проявляется в его способности посредством дивинации вступать в коррелятивные связи с другими элементами когнитивного сценария и со сценарием когнитивной гармонии целого повествовательного текста.

ЭЗ представляет собой единицу плана содержания: высказывание с ЭЗ становится функционально значимой единицей повество- вательного текста благодаря тому, о чем оно сообщает, а не благодаря способу сообщения. Так, приведенный ниже отрывок содержит информацию относительно двух ЭЗ с разной значимостью: с одной стороны, неубранный вид и беспорядок входят в описание перемены, произошедшей с Борисом; с другой – непосредственно значимым является тот факт, что для автора причиной произошедшей перемены может быть нечто мрачное и неотвратимое: это значит, что указанный ЭЗ способствует диви-нации («чувствовалась близость трагической развязки»):

Но еще более поразила и огорчила меня перемена, происшедшая с Борисом.

Когда я вошел к нему, он лежал одетый на неубранной постели, заложив под голову руки, и не поднялся при моем появлении (А.И. Куприн. Черный туман).

ЭЗ в повествовательном тексте передается как при помощи единицы, превосходящей по размерам предложение (такой единицей может служить группа предложений), так и при помощи единицы, меньшей, чем предложение (слово). Например:

А дворянам, даже самым захудалым, князь в случае недоразумений не отказывал в сатисфакции. Однако его остерегались, потому что знали его характер неукротимый и знали, что он в восемнадцати дуэлях на своем веку участвовал (А.И. Куприн. Картина).

Здесь слово восемнадцать само по себе представляет целостную функционально значимую единицу: оно вызывает представление о блестящем офицере, обладающем хорошей физической подготовкой и метким глазом, ведущем светский образ жизни, характерный для молодых дворян того времени. В данном случае в роли повествовательной единицы выступает не лингвистическая единица как таковая (слово), а лишь ее коннотативный смысл (слово восемнадцать обозначает нечто большее, нежели простое понятие «восемнадцать»): дуэли в ту пору между дворянами были обыкновенным делом.

ОЭЗ имеет дистрибутивный характер, поскольку посредством дивинации прогнозирует следующий за ним ОЭЗ. Например, покупка револьвера имеет в качестве ожидаемого ОЭЗ момент, когда из него выстрелят; вхождение в помещение ожидает ОЭЗ, когда из него выйдут, и т. п.

ПЭЗ обладает интегративной природой: он содержит информацию о характере персонажей, об их отличительных чертах, атмосфере события, умонастроении и т. п. ПЭЗ и его коррелят связывают не дистрибутивные, а интегративные отношения: чтобы понять, чему служит тот или иной ПЭЗ, необходимо перейти на более высокий уровень – на уровень «действующих субъектов» сценария когнитивной гармонии, ибо ожидаемая значимость ПЭЗ раскрывается только там. Например, упоминание о восемнадцати дуэлях, в которых участвовал князь Андрей в рассказе А.И. Куприна «Картина», не оказывает никакого влияния на последовательность событий, в которые князь Андрей включился. Оно значимо лишь на уровне общей типологии действующих субъектов: князь Андрей – типичный представитель молодого дворянства своего времени.

ПЭЗ позволяют идентифицировать людей и события во времени и пространстве. Так, ПЭЗ (упоминание) о том, что когда-то жизнерадостного и полного оптимизма Бориса охватила тоска и «усталость от жизни» как бы указывает на ту мрачную и тревожную атмосферу, в которой должны развернуться пока неизвестные нам события:

Я оставил его грустным, раздраженным, вконец измученным белыми ночами, которые вызывали в нем бессонницу и тоску, доходившую до отчаяния. Он проводил меня на Варшавский вокзал (А.И. Куприн. Черный туман).

ОЭЗ в дивинации прогнозирует (поддерживает или закрывает) некую возможность, имеющую значение для дальнейшего развития событий, когда она либо создает, либо разрешает ситуативную неопределенность. Так, если в некоторой сюжетной ситуации раздается телефонный звонок , то одинаково вероятно, что трубку поднимут и что ее не поднимут; в зависимости от этого события станут развиваться по-разному и произойдет «смена горизонта» дивинации.

Вместе с тем между двумя ОЭЗ могут находиться различные ВЭЗ. «Обрастая» этими ВЭЗ, ОЭЗ, тем не менее, не утрачивает своей альтернативной природы: в повествовании пространство, отделяющее фразу зазвонил телефон от фразы он взял трубку, может быть заполнено множеством предметных подробностей и описаний. Например: Он подошел к столу, снял трубку, положил сигарету в пе- пельницу, дотянулся свободной рукой до бумаг и т. п.

Хотя в повествовательных текстах ОЭЗ, которые составляют сюжетную последовательность, образуют единое целое, тем не менее, они могут оказаться отделенными друг от друга в том случае, если между ними вклиниваются ПЭЗ и ВЭЗ, принадлежащие иным последовательностям. Так, маловероятно, чтобы в жизни при встрече двух людей за приглашением садиться немедленно не последовало бы ответное действие.

Зато в повествовательном тексте эти две смежные единицы могут быть разделены длинной цепочкой перебивающих элементов, принадлежащих к совершенно иным последовательностям. Так возникает своеобразное логическое время , имеющее отдаленное отношение к реальному времени, поскольку внешне разбросанные единицы скреплены жесткой логикой, связывающей ОЭЗ в последовательности в сценарии когнитивной гармонии. В сценарии когнитивной гармонии все эти ОЭЗ репрезентируются упорядоченно и последовательно.

Каждый ЭЗ сценария когнитивной гармонии последовательно включается в более укрупненную последовательность. Приведем пример:

Он бегал зачем-то в Публичную библиотеку, таскал к себе на дом толстые справочники, сплошь наполненные цифрами, делал по вечерам таинственные математические выкладки. Кончилось все это тем, что он представил своему начальству такую схему движения пассажирских и товарных поездов, которая совмещала в себе и простоту, и наглядность, и многие другие практические удобства. Его похвалили и отметили. Через полгода он уже получал полтораста рублей в месяц и заведовал почти самостоятельной службой (А.И. Куприн. Черный туман).

Здесь мы имеем дело с ПЭЗ сценария когнитивной гармонии (описание оптимизма и жизнелюбия Бориса); однако ЭЗ «Посещение публичной библиотеки» постепенно включается во все более и более укрупненные ожидаемые сценарии («Ответственное отношение к работе», «Заслуженная похвала», «Успешная карьера», «Успешная жизнь») до тех пор, пока не обретет своего окончательного смысла в статусе ОЭЗ. Именно таким образом любое событие посредством дивинации входит в целостность сценария когнитивной гармонии повествовательного текста. Интерпрета- тор предощущает будущее событие с волнением и удовольствием.

Как было уже отмечено ранее, не все единицы ЭЗ одинаково важны. Часть из них в сценарии когнитивной гармонии (или в одной из его фаз) репрезентируют значимый выбор субъекта; другие же лишь заполняют репрезентативное пространство. Первые – это ОЭЗ, вторые – это ВЭЗ, ибо они имеют вспомогательный характер.

Такие ВЭЗ сохраняют свою функциональную значимость в той мере, в какой они коррелируют с ОЭЗ. Такая функциональная значимость имеет сугубо хронологическую природу: ВЭЗ заполняют пространство между двумя фазами триады сценария когнитивной гармонии. Напротив, функциональная связь между ОЭЗ двумерна: она является и хронологической, и логической одновременно. ВЭЗ отмечают только временную последовательность событий, а ОЭЗ – еще и их логическое следование друг за другом (причинно-следственную связь).

ОЭЗ предстают «моментами риска» в сценарии. ВЭЗ, заполняющие пространство между этими альтернативными точками в сценарии, создают своего рода зоны безопасности, спокойствия, передышки.

ВЭЗ не бывают избыточными: любая деталь, которая на первый взгляд может показаться эксплетивной, на самом деле играет особую роль в становлении переживаний событий – ускоряет, замедляет, отбрасывает назад, резюмирует или предвосхищает развитие событий, а иногда – способствует «смене горизонта» переживания. Знаки ВЭЗ в повествовательном тексте постоянно поддерживают семантическое напряжение метатекста. Они словно все время говорят: здесь есть смысл, сейчас он проявится. Невозможно устранить ни одного ОЭЗ, ни одного ВЭЗ, не нарушив при этом целостности сценария когнитивной гармонии.

Вышеприведенная классификация нуждается в двух дополнительных уточнениях. Во-первых, один и тот же ЭЗ может одновременно принадлежать к двум различным классам: так, посещать Публичную библиотеку – это действие, способное служить ВЭЗ по отношению к ОЭЗ «Достижение целей», но в то же время этот ЭЗ – признак определенных качеств характера персонажа и способно «служить» ПЭЗ (указание на то, что персонаж полон оптимизма, жизненной энергии, целеустремленности и т. п.). Некоторые ЭЗ могут быть смешанны- ми. Во-вторых, ВЭЗ и ПЭЗ обладают одной общей особенностью: они служат развертыванию ОЭЗ. ОЭЗ, логически связанные между собой, образуют своего рода каркас, а остальные элементы лишь заполняют его путем конкретизации ОЭЗ.

ВЭЗ связаны с ОЭЗ отношением простой импликации: наличие ВЭЗ с неизбежностью предполагает существование ОЭЗ, от которого этот ВЭЗ зависит, но не наоборот. ОЭЗ связаны между собой отношением параллельной солидарности: наличие ОЭЗ предполагает наличие другого ОЭЗ того же типа – и наоборот.

Выделяя ЭЗ, мы оказываемся перед необходимостью дать им названия. Акты такого называния имеют сугубо лингвистический характер, поскольку касаются самого кода повествовательного текста на ментальном уровне (названия сценариев / сцен / подсценариев).

Интерпретатор «охватывает» всякую логическую последовательность ЭЗ как номинальное целое: читать – значит не только интерпретировать метатекст, но и называть, реконструируя его [1]. Самодостаточная логика, структурирующая те или иные последовательности ЭЗ сценария когнитивной гармонии, неразрывно связана с их наименованием.

Подведенная под определенное название, последовательность ЭЗ как таковая образует новую единицу, способную функционировать в качестве простого действия другой, более крупной последовательности, с одной стороны. В то же время действия, принадлежащие разным последовательностям ЭЗ, способны как бы вклиниваться друг в друга: развитие одной последовательности ЭЗ может быть еще не закончено, как уже начинает осуществляться начальное действие другой последовательности ЭЗ.

В рамках повествовательного текста процесс взаимного наложения последовательностей ЭЗ способен прекратиться в результате полного разрыва между ними лишь в том случае, если изоляция некоторых входящих в этот текст повествовательной прозы блоков компенсируется на уровне «действующих субъектов» [3]. Например, роман может состоять из нескольких независимых друг от друга эпизодов в силу того, что между ними связь нарушается: между эпизодами могут отсутствовать какие бы то ни было событийные отношения. Однако на уровне действующих субъектов отношения между ними существуют, т. к. персонажи в обоих случаях остаются теми же. Интерпретатор способен молниеносно отсле- живать смысловые взаимодействия единиц на всех уровнях сценария когнитивной гармонии.

С помощью последовательного укрупнения единиц интерпретатор от уровня ЭЗ переходит к уровню «действующих субъектов» («актантов» [3; 7]). Действующему субъекту свойственно выполнение определенной структурной роли в повествовании, определяемой как «актант» [7, с. 45]. Соответственно, любой действующий субъект выступает в качестве действующего актанта. Структура актантного воплощения определяется через его ситуацию или круг его действий: есть ли у него поддержка (помощники), находится ли он в поисках чего-то и т. п.

Связь событий с личной сферой действующих субъектов (актантов) дает возможность дифференцировать (значимые) события, к которым отсылает асимметричный знак, относящиеся по шкале приобретения – потери 1) к материальной сфере; 2) области физического или социального взаимодействия; 3) нравственной или психологической области, иными словами, в соответствии с функцией бе-нефактивности (под семантической функцией бенефактивности понимается оценка по отношению к действующему субъекту, выступающему лицом – обладателем определенного объекта обладания как приносящего ему пользу или вред). Обратимся к примеру:

Благодаря русским солдатам она вскоре увидит свою мать, родной городок, берег моря.

Маргарета была полна благодарности к русским. Впервые за три года батраческой жизни в Германии она почувствовала себя под защитой могучей и дружественной силы. Эта сила воплотилась в маленьком стройном сероглазом капитане.

В присутствии капитана она чувствовала себя в безопасности перед старухой баронессой фон Бор-кау, ее управителем и разными «амтами», «ратами», «лейтерами», «фюрерами» – всем этим сложным и страшным хороводом, который разлетелся теперь, подобно нечистой силе при свете дня (Э.Г. Казакевич. Весна на Одере).

Значимое событие, инициируемое асимметричным словосочетанием благодаря русским солдатам, относится к области физического и социального взаимодействия. Последствия не только происходят в области физических взаимодействий (вследствие того, что люди получили физическую свободу, они уезжают домой), но и относятся к психологической области (актант Маргарета ощущает (получает) чувство защищенности и безопасно- сти). Советская армия выступает в качестве бенефактора (дарующего), Маргарета – бенефициара (получателя).

Итак, отношения между уровнями сценария когнитивной гармонии характеризуются динамичной иерархичностью: уровень действующих субъектов выступает в качестве уровня высшего порядка, поскольку уровень ЭЗ, который составляет повествовательную основу, оттуда систематически «черпает свой смысл». В результате взаимодействия уровней в укрупненной последовательности происходит «вхождение» в целостность повествовательного текста.

Таким образом, в ходе становления когнитивной гармонии повествовательного текста происходит адаптация языкового сознания интерпретатора, нацеленного на приведение реальности текста повествовательной прозы к единым правилам игры. «Языковое сознание присваивает повествовательный текст» [2, с. 250], создавая сценарную модель когнитивной гармонии.

Моделирование по сценарию когнитивной гармонии – это преобразование, происходящее при адаптации интерпретатора к метаязыковым репрезентациям повествовательного текста и репрезентациям, имеющимся у него в памяти (как опыт), посредством контроля (реконструирования) информации. Становление когнитивной гармонии повествовательного текста происходит посредством развертывания и взаимодействия уровней сценария когнитивной гармонии, находящихся в состоянии динамичной иерархичности.

Конечным результатом интерпретации повествовательного текста является достижение когнитивной гармонии. Подобное возникает, как только взаимодействие уровней сценария когнитивной гармонии от событийных последовательностей переходит к укрупненной последовательности («укрупненному сценарию»), создающей целостность повествовательного текста.