Договоры кредита и купли-продажи из Элама первой половины II тыс. до н. э.: сходства и различия с аналогичными видами документов из Месопотамии

Правовые документы из Элама, изданные в 1930-е гг. французским ученым В. Шейлем, уже привлекали в 1940-1950-х гг. внимание как отечественных, так и зарубежных ученых [1, р. 23-89; 2, р. 13-112; 3, р. 17-124] (номера использованных в статье табличек с договорами купли-продажи и кредита-займа: 22-83, 120-124, 178-240, 270-275, 342-365).

Известные представители французской и немецкой научных школ Э. Кюк и П. Кошакер [4, р. 43-73; 5, р. 149-183; 6, s. 38-81] провели предварительный юридический анализ документов, а отечественные ученые И.М. Дьяконов и Ю.Б. Юсифов подробно рассмотрели большую часть источников в рамках изучения административной и социально-экономической истории Элама в первой половине II тыс. до н.э. [7, с. 7-23; 8, с. 191-222; 9, с. 201-261].

Однако до настоящего времени не было проведено комплексного правового исследования таких текстов, которое позволило бы определить их значение в формировании древнейших периодов эламского права.

Эламское царство со столицей в городе Сузы появилось во второй половине III тыс. до н.э. как объединение группы небольших («номовых») государств, представлявших собой слияние отдельных городских общин, которые были центром подобного государственного образования, с распложёнными вблизи последних сельскими общинами-âlum (на юго-западе современного Ирана). В последней трети XXI в. до н.э. Элам был присоединен к знаменитому государству III династии Ура, которое стало наследником объединенного шумеро-аккадского царства Саргона Великого. Однако, после падения царства Ура около 2015 г. до н.э., Элам не только получил независимость, объединившись с племенами амореев, но и на некоторое время оккупировал город Ур (столицу уничтоженного царства III династии Ура). При этом шумеро-аккадское культурное влияние было настолько сильным, что аккадский язык стал на долгое время основным языком эламского делопроизводства.

В начале II тыс. до н.э. Элам, вероятно, находился в формальном подчинении царства соседней с Уром Ларсы, а около 1764 г. вошел на некоторое время в состав державы известного старовавилонского правителя Хаммурапи, что ещё больше углубило процесс объединения культурных достижений эламитов и жителей юга Месопотамии.

Появление на иранском нагорье индоарийских племен в конце XVI – нач. XV в. до н.э. положило конец единству Элама, а во второй половине XIV в. до н.э. он становится частью государства касситская Вавилония, которое, в свою очередь, сменило на юге и в центе Месопотамии Старовавилонское царство, созданное аморейскими племенами.

Большинство из исследованных правовых источников, общее число которых приближается к 840, рассматривают различные виды обязательственных правоотношений. Они происходят, прежде всего, из Суз и написаны на старовавилонском диалекте аккадской клинописи.

В статье мы попытаемся восполнить имеющийся пробел и выявить сходства и различия между эламскими документами первой половины II тыс. до н.э. и хронологически близкими ашшур-скими, вавилонскими и другими более ранними аналогичными текстами, рассмотрев подробнее наиболее значимые с правовой точки зрения виды правоотношений – договоры кредита и купли-продажи.

Большинство из указанных табличек можно условно разделить на две большие группы: правоустанавливающие документы, связанные с вступлением в «братство» и выходом из его состава (их около 650) и другие договоры (которых около 180).

Наиболее важной с правовой точки зрения и информативной для нас является вторая меньшая из указанных групп. Несмотря на ограниченное количество текстов в нее входящих, именно эта группа позволяет детально исследовать особенности эламского права.

В отличие от хронологически близких договоров кредита-займа из Вавилонии или тех, которые заключали ашшурские купцы для проведения коммерческих операций в Малой Азии, в Эламе такие сделки ещё не имели четкой структуры. Из существенных условий в обязательном порядке в таких документах указаны только объект займа и имена кредитора и должника. Другие условия, такие как место предоставления ссуды и уплаты по ней, а также величина процента (при денежном займе) могут содержаться в тексте договора, а могут и отсутствовать. При этом время возвращения подобных выплат обычно определялось шумерским термином palû, т.е. временем или периодом исполнения административных обязанностей одним из представителей совета старейшин, что сближает эламские правовые документы и ашшурские, где подобные функции исполняли правовые коллегии-ĥamuštum.

Среди предписываемых условий чаще всего указано оформление залога или условие, гарантирующее возврат долга, а также фиксируются имена свидетелей. Вместо известных нам по вавилонским и ашшурским табличкам оттискам печатей, как самих контрагентов, так и их свидетелей в Эламе применялся оттиск пальца должника.

В этой связи необходимо отметить, что печати в Эламе указанного периода принадлежали только наиболее богатым и уважаемым общинникам.

В большинстве из исследуемых табличек такого типа отмечено предоставление натуральных или денежных кредитов под залог недвижимости. Значительно реже в качестве залога использовался скот, но ни в одной табличке залогом не мог стать лично свободный член семьи, что также сближает эламское право с ашшурским, где такие объекты залога встречаются в документах в единичных случаях.

Однако, в одном из таких документов, № 37, имеется интересная правовая формула: «adi šeam utārru ziziktu ana izibti ezbêt» – до того как (т.е. пока) зерно не вернет, край одежды в нетронутом положении будет оставлен. Таким образом, может оформляться как залог в виде одежды, так и удержание за такую одежду самого кредитора до срока полной выплаты по кредиту. Однако речь в любом случае, по нашему мнению, не идет об использовании труда должника в период, зафиксированный в сделке, или о его пребывании непосредственно в доме кредитора. В табличке, по-видимому, оговорено, что должник не должен покидать пределов общины, что, вероятно, связано со спецификой деятельности последнего.

Подобное распространение залогового кредитования в целом не было характерно ни для документов ашшурских купцов из Малой Азии, ни для частноправовых правоустанавливающих источников из Вавилонии [10, s. 56-88]. При этом не стоит забывать, что фактически кредитор получал в залог не конкретный участок, а право на пользование и владение в дальнейшем одним из участков. Прежде чем подробно проанализировать указанные документы, рассмотрим специфику различных видов кредитования.

В редких случаях, как в табличках 24 и 185, при оформлении денежных кредитов использовался беспроцентный тип кредита-ĥabuttatum, известного нам по малоазийским текстам (в вавилонских текстах он встречается редко). Однако такие кредиты, процент по которым начислялся только с момента просрочки, оформлялись в рамках функционирования местной эламской торговой организации-kârum, аналогичной ашшурской в Малой Азии (К примеру, документы с 17 по 67 из собрания табличек из центра системы международных торговых колоний в Малой Азии (Кани-ша), изданных Г. Айсером и Ю. Леви) [11, s. 18-67]. Также необходимо отметить, что не все креди- ты, выдаваемые членам торговой организации, были беспроцентными, но все возвращались в торговой конторе организации.

По такой же схеме в Эламе, вероятно, выдавались кредиты жрецам и их ближайшим родственникам со стороны храма, в котором они исправляют культ, что отражено в документе 22.

Если же храм предоставлял кредит лицу, не имеющему отношения к его хозяйству, то он выдавался или, как к примеру, в табличке 146 под залог скота, или как в документе 180, – недвижимости, принадлежащей заемщикам.

В нескольких документах, к примеру, в 47, 39 и 27, мы обнаружили другой вид беспроцентных займов – «qaqadma» (только голову). Но в двух из них есть указание на то, что такие кредиты выдаются как для родственников или компаньонов.

Все процентные займы могли по желанию кредитора выплачиваться как деньгами, так и натурально. Встречается даже известная нам по вавилонским и ашшурским документам оплата в виде предоставление услуги, к примеру, по взращиванию сада или обработке поля.

Сам термин, который чаще всего встречается в эламских документах – «şiptu», характерен для сделок, проводимых в рамках торговых сообществ ашшурских купцов в Малой Азии [11, s. 1867]. В вавилонских же табличках наряду с ним для обозначения процентного кредита часто употреблялся термин – ĥubullu, который в Эламе обозначает проценты только при натуральном займе.

Что же касается процентной ставки по различным видам кредитов, то в отличие от Старовавилонского царства, она не была строго зафиксирована нормативно, постоянно колебалась и могла составлять от 0,6 до 40% – по денежным ссудам и от 10 до 50% – по натуральным. Конечно, такая процентная ставка была ниже той, что использовали для подобных сделок ашшурские купцы в Малой Азии, доходившей до 120%. Однако, не стоит забывать, что в этом случае мы имеем дело с торговым кредитом, который при правильном его использовании, мог дать прибыль до 400% за одну крупную коммерческую операцию. Проценты выплачивались обычно после сбора урожая.

Вернувшись к подробному рассмотрению наиболее часто встречающихся сделок с предоставлением залога в виде недвижимости мы можем отметить, что в таких документах по большей части не зафиксирован сам термин залог, известный нам по ашшурским и вавилонским документам (термин šapartu), но вместо него присутствует правовая формула «adi kaspam (šeam) utaru ina E. DU. A-šu u irsišu sikkatu maşĥāt» (до того, как серебро (ячмень) и проценты он не вернет, на его доме и хозяйстве его колышек будет забит). Юсифов, проводя экономический анализ подобных договоров, относит их к т.н. текстам по ипотеке, т.е. таким, где кредитор не мог пользоваться залогом до момента невыплаты долга [8, c. 196-198]. Но в этой связи необходимо указать, что нигде в текстах не фиксируется, что право собственности или владения на такую недвижимость до момента просрочки имел исключительно должник.

Немецкий специалист К. Вильке, рассматривая более раннюю шумерскую правовую традицию, распространённую на юге и в центре Месопотамии до середины III тыс. до н.э., отмечает, что в договорах купли-продажи из крупных вавилонских экономических центров Киш и Лагаш также часто использовалась подобная правовая формула [12, p. 82-99].

Таким образом, подобная правовая практика, с одной стороны, демонстрирует близость эламской правовой системы к ашшурской, но, с другой стороны, документы из Элама более архаичны и близки к древнейшей шумерской правовой культуре, поскольку, во-первых, не дают возможность заемщику, расплатившись с долгом позднее установленного срока, если он вписан в табличку, забрать свою землю и дом обратно, а во-вторых, не предоставляют в качестве залога кредитору конкретный участок, ограничиваясь лишь правом на тот из них, который достался по жребию должнику в данном сельскохозяйственном сезоне.

Самым интересными из таких текстов являются, по нашему мнению, документы 181, 28 и 344.

В первом из них мы можем прочесть, что сделка была заключена с учетом т.н. «kibsum ša mârī Šusim» – правового обычая сыновей т.е. жителей Суз. Однако далее сообщается, что в храме бога Нанхунте (аналога общемесопотамского бога Шамаша) были свои правовые обычаи и виды защиты активов жрецов (kidinam kibīššam ul umaĥĥarušu), но они не будут приняты в расчет.

Таким образом мы можем предположить, что в городской общине и её суде имелись если не зафиксированные нормы обычного и прецедентного права, то, как минимум, документы, ограничивающие по каким-либо критериям заключение сделок кредитования с предоставлением залога в виде недвижимости. Аналогичная практика имела место и в храмовой общине и её суде.

Вероятно, подобные ограничения фиксировались в правовых актах, близких по своему содержанию к указам о «справедливости»-mîšârum, которые издавались старовавилонскими царями.

При этом необходимо учитывать, что в отличие от Старовавилонского царства подобные документы содержали ограничения только по операциям с недвижимостью.

В двух других табличках зафиксировано, что при оформлении займа активы заемщиков «şulla (или kidinam) u kibīšša ul išu» (защиты, поддержки и правового обычая не имеет(ют)), т.е. недвижимость, которая становится по договору залогом не защищена никакими правовыми нормами или актами.

Обращаясь к договорам купли-продажи недвижимости, следует отметить, что во всех таких договорах также присутствует юридическая формула, знакомая нам по предыдущим документам – «eqlu ibbaqarma ina eqlišu sikkatu maşĥat» (если поле он, т.е. продавец потребует обратно, на поле его колышек забит), т.е. уже забит. Таким образом, договор кредита с залогом в виде недвижимости являлся в эламском праве своеобразным видом сделки предшествующей вступлению в правоотношения купли-продажи. В первом случае оформлено временное и частичное отчуждение, а во втором – более полное и постоянное. Правовая неоднозначность и сложность подобных сделок, как уже отмечалось выше, состояла в том, что покупатель приобретал, таким образом, не конкретный участок, а право на земельный надел определенной площади в отдельно взятой семейной общине, который он получал по жребию в каждый из сезонов.

Кроме того, в большинстве подобных документов в предписываемых условиях договора отмечена и другая правовая формула – «на вечные времена и очередные годы для детей, для вчиняющих иск; это – не выкуп и не залог, цена полная, как отец сыну покупает, он купил на вечные времена».

В остальном структура договора купли-продажи аналогична сделкам предоставления кредита. Из существенных условий в обязательном порядке указаны только объект продажи, имена продавца и покупателя, а также сумма сделки. К предписываемым условиям кроме упомянутых правовых формул можно также отнести описание в редких случаях района, в котором находится объект сделки. Инициативным условием чаще всего было требование пояснения того факта, как продавец получил право на него, как в табличке 200. В завершение договора также фиксируются имена свидетелей и оттиски пальцев продавца и покупателя.

Как и в старовавилонских частноправовых документах в некоторых из эламских текстов детально прописываются характеристики объекта сделки – или это участок земли с домом (E.DU.A), или большое хозяйство (E.DU.A GAL). Известный по вавилонским документам термин «isqatum» обозначал, по-видимому, часть дома с небольшим приусадебным участком, представлявшим собой долю от общей земли и дома. Скупая доли своих братьев и сестер, один из них, как в документе 14 некий Илабрат-аби, может снова получить в собственность все хозяйство целиком. С юридической точки зрения эта табличка важна ещё тем, что демонстрирует применение норм права, зафиксированных в хронологически близком правовом акте из соседней Эшнунны (т.н. законах царя Дадуши, датируемых концом XIX – нач. XVIII вв. до н.э.; № 38 законов, где приоритетным правом покупки собственности «неразделенных» братьев обладает другой брат) [13, p. 54-83].

Однако не стоит забывать, что поскольку как уже указывалось, при покупке не продавался конкретный участок земли, а право на владение и пользование таким участком в рамках собственности семейной общины. Мы не сможем, поэтому, найти в документах ни места расположения надела, ни указаний соседских приграничных территорий. Таким образом, продавался не

Если обратиться к вопросу стоимости таких объектов, то необходимо отметить, что в эламских текстах в отличие от вавилонских очень редко встречаются пояснения, связанные с назначением цены за участок или дом. Только в одном из документов (58) отмечено, что поле, измеренное писцом, находится рядом с каналом (atappum), поэтому стоимость его значительно выше, чем у других.

Однако среди эламских договоров купли-продажи существовали и такие, которые в подобной правовой форме неизвестны нам по старовавилонским и ашшурским документам – коллективные сделки купли-продажи, зафиксированные в табличках 205, 209, 213 и 228, где собственников недвижимости два, в текстах 66 и 208, где их трое, а также в 53-м, где их четыре. При этом интересно отметить, что такие собственники могли и не быть родственниками, но, вероятно, состояли в дальнем родстве.

При этом, как сообщает К. Вильке, подобные типы сделок встречаются в документах из Киша середины III тыс. до н.э. в рамках упомянутой шумерской традиции [12, p. 100-107].

Как и в случае вступления в правоотношения купли-продажи, где продавцом является формально одно лицо, в подобных договорах наиболее важной частью сделки является переход права владения и пользования земельным наделом, который мог и не иметь конкретных границ. Таким образом можно отметить, что в отличие от права собственности в целом, правомочия владения и пользования могли оформляться не на конкретную недвижимость, а на актив с определённой площадью и характеристиками, предоставляя т.о. формальному покупателю, прежде всего, право на владение и пользование наделом, а не сам надел, который становился собственностью участника сделки только при полном отчуждении, возможном исключительно после окончательного распада внутриобщинных связей. Подобные документы были очень важны для стабильного социально-экономического положения большесемейной общины, которая и была фактическим собственником всей рассматриваемой земли.

В заключение отметим, что данные исследованных документов позволяют нам утверждать, что при рассмотрении дела, которое разбиралось двумя-тремя судьями из представителей городского совета Суз, присутствовал как представитель администрации правителя (tepir), так и группа рядовых членов общины – т.н. многие сыны Суз. Все присутствующие указывались в судебных документах в качестве свидетелей. Такая судебная система близка к той, которая функционировала в Ашшуре и международных торговых колониях в Малой Азии, с центром в Канише. Таким образом, рассмотрев эламские правовые документы, мы можем сделать следующие выводы.

В Эламе в XVIII-XVII вв. до н.э. мы обнаруживаем очень интересный вариант правовой культуры, близкий по типу к соседним вавилонской и ашшурской культурам, но более архаичный. Такая правовая культура начала свое формирование с конца III тыс. до н.э. при активном влиянии шумерской культуры и не претерпела до середины II тыс. значительных изменений. Для исследуемого периода она была, таким образом, уже довольно отсталой. Такая «стабильность» не могла не привести к существенному застою в развитии права, из-за которого дальнейшее развитие эламской правовой культуры продолжится только с начала I тыс. до н.э.

Правовая же модель, в рамках которой строится судебная система, и оформляются правоотношения, близка к ашшурской. Однако в данном случае будет не совсем корректно говорить о прямом заимствовании. Скорее имеет место опосредованное влияние ашшурской правовой культуры, связанное, в том числе и с некоторыми общими чертами в социально-экономическом развитии государств и постоянными торговыми связями между Эламом, Ашшуром, Мари, а также соседней Эшнунной.

При этом соседство с могущественным Старовавилонским царством привело к активному развитию правовой практики фиксации и оформления различных видов частноправовых сделок, что не было характерно для более ранних периодов. Документы, созданные при использовании такой практики, как мы могли видеть, не приобрели ещё законченной структуры, так характерной для вавилонских договоров. Однако, позитивное влияние вавилонской писцовой традиции, выразившейся, прежде всего, в том, что такие таблички составлялись на аккадском языке, уже принесло свои плоды. Появление новых видов сделок, таких как отчуждение недвижимости, которое постепенно вытеснит кредитование с залогом, позволит в дальнейшем уже на базе местного языка совершенствовать обязательственные правоотношения, стимулируя прогрессивные начала в эламской правовой культуре.