Два ранних литературных опыта Иосифа Фуделя (предисловие к публикации)

Имя протоиерея Иосифа Ивановича Фуделя1 (1864/1865–1918) — одно из самых чтимых в истории православной Москвы конца XIX — первой четверти XX вв. Священник, буквально «пастырь добрый» Бутырской пересыльной тюрьмы, все силы отдающий своему служению, «душу свою полагающий за овцы», а с 1907 г. — настоятель небольшой приходской церкви на Арбате, он был известен как церковный публицист, сотрудник редакции журнала «Русское обозрение» (1892–1898), проповедник, устроитель одного из лучших приходских попе-чительств, участник подготовки Поместного собора 1917–1918 гг. Если бы ни его кончина от «испанки», он, несомненно, принадлежал бы к сонму священномучеников, как многие его сверстники и близкие знакомые. Велика роль о. Иосифа и в истории русской культуры: на рубеже 1880–1890 гг. младший друг и во многом ученик мыслителя и писателя Константина Николаевича Леонтьева (1831– 1891), он впоследствии написал несколько работ о нем2 и, главное, стал издателем первого собрания сочинений своего наставни-ка3, по условиям военного времени оставше-

Иосиф Фудель — студент Московского университета, 1886 г.

гося, к сожалению, незавершенным.

Кстати, и самим священством своим Фудель был обязан именно помощи Леонтьева. До его вмешательства и рекомендаций (в том числе и архиепископу Литовскому и Виленскому, который и согласится принять молодого человека в свою епархию4) выпускник юридического факультета Московского университета столкнулся с резким отказом своего епархиального архиерея, не принявшего во внимание даже то, что на принятие священства юношу благословил Оптинский старец Амвросий5.

К знакомству с Леонтьевым Фудель подошел с «багажом», характерным для той эпохи: пережитый в последних классах Рязанской гимназии «омут нигилистического отрицания»6, первоначальный выбор естественного факультета (запоздалая дань «шестидесятничеству»), духовный переворот, одним из толчков к которому была Пушкинская речь Достоевского, правда, прочтенная лишь в 1884 г.7, увлечение славянофильством («зачитывался» «Русью» Аксакова8). Пожалуй, единственная необычная черта: ранняя женитьба. Влияние жены, Е. С. Фудель (урожд. Емельяновой), сыграло большую роль в «возвращении» его в православие (до этого он был православным лишь «по метрике»; отец, наполовину немец, был неверующим, мать-полька являлась ревностной католичкой).

Склонность к литературному творчеству развилась у Фуделя очень рано. Незадолго до кончины он вспоминал: «Писать я начал с 6-го класса Гимназии. А учитель русской литературы Н. А. Вербицкий, сам печатавший свои охотничьи рассказы, своими неумеренными похвалами только разжег во мне эту страсть»9. После неудачной попытки напечататься в газете Аксакова, о чем речь пойдет ниже, Фуделя ждало активное сотрудничество в издании, объявившем себя преемником «Руси» (прекращенной после смерти Аксакова), — в газете С. Ф. Шарапова «Русское дело», начавшей выходить в 1886 г. Шарапову были нужны молодые помощники, и «православный немец» (воспользуемся выражением Леонтьева) оказался для него настоящим подарком. «…Я писал в “Русском Деле” решительно все: политическую хронику, славянское обозрение и даже статьи по внутренней политики. Но главной темой моих статей была молодежь, настроение современного студенчества»10. Венцом первого периода работы Фуделя в «Русском деле» стала небольшая книжка «Письма о современной молодежи и направлениях общественной мысли», которую он выпустил в конце 1887 г. (на титуле выставлен уже 1888 г.) под криптонимом N. N. «Кроме литературной скромности тут была и основательная боязнь и товарищей, и профессуры: я был на 4-м курсе и рисковал очень многим. В книжке слишком многое было не по вкусу тогдашней молодежи и ее руко-водителей»11. Вопреки его опасениям эта работа, горячее исповедание «православного народничества», имела большой успех в студенческой среде.

Из переписки с Леонтьевым известно, что в юношеские годы у Фуделя появилось и несколько «лирических отрывков» («лирических мотивов»), вроде эссе или стихотворений в прозе. В Оптину пустынь он послал на прочтение два таких «отрывка», носившие названия «Элегия» и «Флейта» и написанные в 1885 г.12 В доступных нам архивных фондах обнаружить их не удалось. Возможно, после того как Леонтьев раскритиковал эти опусы («Они не хороши, и так писать впредь не надо. <…> это не настоящий личный лиризм; это именно то, что зовется риторикой»13), о. Иосиф их уничтожил. В эссе «Флейта» Леонтьев подметил влияние кн. В. Ф. Одоевского (Фудель это опроверг, хотя и признал, что и этот писатель «промелькнул» мимо него «тоже не бесследно»14), Некрасова или Достоевско-го15. Увлечение Достоевским было действительно сильным и, кстати, позднее передалось сыну о. Иосифа, духовному писателю С. И. Фуделю.

Как уже было сказано, попытка литературного дебюта Фуделя была связана с аксаковской «Русью». Об этом о. Иосиф вспоминал так:

«…Мне страстно захотелось узнать чье-либо авторитетное мнение о моих литературных опытах. <…> И я решился обратиться к суду этого писателя (Аксакова. — О. Ф. )».

В темный сентябрьский вечер 1885 года, крадучись, точно вор, боясь, чтобы кто-нибудь не поймал с поличным, я подошел к парадной двери квартиры И. С. Аксакова и опустил в щель ящика для писем пакет.

В нем были: два публицистических опыта и письмо мое, умоляющее Ивана Сергеевича — сказать мне правду. Не долго пришлось мне волноваться. Дня через три я получил ответ»16.

Это ответное письмо (автограф его найти пока не удалось) о. Иосиф привел в своих воспоминаниях целиком. Аксаков признавал его «литературное дарование», но предупреждал, что оно может оказаться

Священник Иосиф Фудель, 1889 г.

и «пустоцветом» , и не советовал «слишком рано <…> пускаться в публицистику»: «Иначе Ваша мысль всегда будет малокровна и худосочна, мало напитана. Вы же имеете влечение, кажется, не к одному художественному творчеству, но и прямо к публицистике: последняя же требует знаний и знаний, и упражненного мышления». Аксаков назначил юноше встречу в конторе редакции и пообещал ему свою консультацию: «…покажу Вам в Ваших опытах то, что мне кажется хорошим и слабым»¹⁷.

Окрылившая начинающего автора встреча, однако, состоялась не в конторе, а в квартире издателя. «Дал советы, ободрил, сказал, что с течением времени введет меня в один литературный кружок, имея в виду, вероятно, свои собственные вечера <…>. На этом мы и расстались. Но больше я Ивана Сергеевича не видел. Он меня не звал, а 26 января 86 года он скончался»18.

В период подготовки книги «Преемство от отцов» я была уверена, что поиск этих текстов — дело безнадежное, ведь они попали в редакционную «корзину», и радовалась хотя бы тому, что в РНБ сохранился автограф другой ранней и тоже неизданной работы Фуделя — статьи о «славянской идее» в форме письма к издателю «Руси».

Этот текст, созданный не ранее 11 ноября 1885 г., я включила в книгу19. И вот только через 10 лет после ее выхода выяснилось, что, по счастью, нашелся в свое время человек, который сберег многие отброшенные Аксаковым, рукописи. Сотрудники РНБ Д. А. Бадалян и Л. Н. Сухоруков обнаружили в собрании А. А. Титова переплетенные тетради, приобретенные им в Москве в 1887 г., в которые вошли рукописи, отвергнутые Аксаковым, не принятые к публикации в «Руси». В одном из этих сборников внимание Л. Н. Сухорукова привлекли автографы Фуделя, и информацией об этой находке он любезно поделился со мной, за что, пользуясь случаем, от души его благодарю.

Перед нами два текста (Фудель, как видно из приведенной выше цитаты, назвал их «публицистическими опытами») — ровно столько, как и было указано в его воспоминаниях. Это фантастический рассказ, близкий по жанру к антиутопии, а стилистически, хоть и написан москвичом, отсылающий, конечно, к «петербургскому тексту» Достоевского, и обличительная публицистическая статья, посвященная одному из ответвлений той темы, что будет занимать молодого автора в ближайшие годы — положение современной учащейся (и часто недоучившейся) молодежи. В первом произведении в ярких образах визуализируется понятие «социальной лестницы» (у Фуделя — «общественная лестница»), которое, по-видимому, тогда еще не стало ходовым или вообще не входило еще в употребление, и показан подлинно «зверский» лик современной цивилизации. Проблема «социальной лестницы» объединяет оба текста, только рассматривается под разным углом. При чтении этих «публицистических опытов» возникает ощущение, что Фудель въяве увидел наш «дикий капитализм» 90-х и последующих годов с «дарвиновской» борьбой за существование и появлением «на обочине жизни» множества «культурных отбросков» (замечательный термин, предложенный автором) — удобного «горючего материала» для социальных катаклизмов.

По дате письма Аксакова к Фуделю (8 сентября) и по воспоминаниям последнего ясно, что в почтовый ящик издателя «Руси» эти рукописи попали около 5 сентября 1885 г., но написаны они были, очевидно, значительно раньше этого. Рассказ о страшной лестнице мог появиться в черновом виде еще в 1882 гг., об этом говорит авторское примечание «Мне только 17 лет»20 (18 лет Фуделю исполнилось 24 декабря 1882 г.). Статья же об «отбросках», судя по упоминанию университетской реформы как недавнего события, написана в 1884 г., не позднее первой половины 1885 г. Таким образом на сегодняшний момент это наиболее ранние из известных произведений будущего московского пастыря. Фигура о. Иосифа, долгие годы как бы «притененная» образом и сочинениями его сына, в настоящее время привлекает к себе все большее внима-ние21, и поэтому введение в научный оборот новых материалов о нем и тем более неопубликованных его текстов составляет актуальную исследовательскую задачу.

Новообретенные тексты печатаются по автографам: ОР РНБ. Ф. 775. Собрание А. А. Титова. Оп. 1. Ед. хр. 3170. Л. 49–49 об., 53–53 об.; 50–52 об. Это беловые автографы, во втором присутствует лишь незначительная авторская правка, показанная в подстрочных примечаниях.