Епископ Филофей Пермский: опыт итине-рария (до 1485 года)

называют «очень активным и образованным владыкой» [ Котылев , 2013, с. 25], архиереем, при котором книжная культура в епархиальном центре Перми ‒ Усть-Выми ‒ получила наибольшее развитие [ Власов , 1996, с. 11; Лимеров , 2022, с. 90]. Полагаем, что такие оценки справедливы.

О деятельности епископа Филофея известно больше, чем о деяниях любого другого пермского иерарха XV в., и все же сохранившиеся свидетельства разрозненны, иногда противоречивы и не дают возможности составить полное представление о его почти тридцатилетнем пребывании во главе епархии. Некоторые аспекты биографии Филофея изучены крайне слабо или вовсе не исследованы. В том числе предметом отдельного изучения до сих пор не становился его итинерарий.

В новейшей литературе под итинерарием как направлением исследования может подразумеваться «критический анализ мест и дат пребывания, анализ маршрутов поездок, официальных и торжественных выездов, перемещений монархов и их жен внутри страны, в которых венценосных особ сопровождал двор, свита, бояре и слуги, боярыни и придворные дамы» [ Корзинин , Бородовский , 2023, с. 194]. Как отмечает К. Ю. Ерусалимский, изучение маршрутов представителей власти обогатило науку и позволило «пересмотреть картину “оседлого управления”» [ Ерусалимский , 2023]. Разумеется, объект исследования не замыкается только на монархах и их ближайшем окружении. Может быть изучен итинерарий любой личности, если есть данные о ее перемещении. Например, свидетельства о передвижении Сигизмунда Герберштей-на позволили составить его итинерарий ( Герберштейн , 2008, т. 2, с. 509–510).

Исследование итинерария исторических фигур, помимо нового взгляда на их биографию, открывает дополнительные возможности для углубленного изучения нескольких проблем, в ряде случаев слабо «вскрываемых» другими подходами. Это и мобильность в ту или иную эпоху, и возможности транспортных связей между регионами, и логистика во всех ее проявлениях. Знание о сроках доставки вестей в ряде случаев может объяснить логику принятия решений (наблюдение С. З. Чернова в частной переписке).

Полагаем, итинерарий Филофея Пермского является весьма удачным предметом исследования. Владыка Филофей – епископ самой удаленной епархии Русской православной церкви во второй половине XV в., неоднократно совершавший поездки между Москвой и Усть-Вымью по длинному комбинированному маршруту (дороги и реки). Пристальное внимание к его перемещениям в равной степени будет способствовать расширению представлений и о деятельности самогó знаменитого иерарха, и об указанных выше проблемах в эпоху завершения централизации русских земель.

В статье будет рассмотрена первая половина архиерейской деятельности Филофея (до 1485 г.), наиболее интересная с точки зрения итинерария.

Филофей был пострижеником, а затем игуменом Ферапонтова Белозерского монастыря, также недавно было высказано предположение, что в течение короткого времени Филофей являлся и игуменом Кирилло-Белозерского монастыря [ Bashnin , 2022, р. 329–331]. Однако сведения о его перемещениях в период до поставления на Пермскую кафедру отсутствуют. Хронология локализаций Филофея в этот период также не поддается анализу: мы знаем о некоторых его действиях как игумена, но не имеем указаний ни на их время, ни на их место.

Первой строго отмеченной во времени локализацией Филофея, причем с точностью до дня, является его архиерейская хиротония, которая состоялась в Москве 8 ноября 1471 г. и была возглавлена митрополитом Филиппом (ПСРЛ, 2001, т. 6, вып. 2, стб. 208; ПСРЛ, 1910, т. 20, с. 296; ПСРЛ, 1921, т. 24, с. 192; ПСРЛ, 1949, т. 25, с. 292; ПСРЛ, 1962, т. 27, с. 277, 351). В одной из редакций Устюжской летописи (Архангелогородский летописец) днем рукоположения Филофея указано 2 ноября 1471 г. (ПСРЛ, 1982, т. 37, с. 93). Эта дата либо ошибочна, либо отражает один из этапов продолжавшейся в течение нескольких дней процедуры поставления архиерея на Руси в XV в., в соответствии с чином рукоположения епископов 1423 г. [Тарасов, 2013, с. 75–80]. За какое время до своего рукоположения Филофей прибыл в Москву, каковы были маршрут и продолжительность этой поездки, неизвестно. Строго говоря, мы не можем быть уверены ни в том, что он выехал непосредственно из Ферапонтова монастыря, ни даже в том, что в это время он все еще являлся ферапонтовским настоятелем. Летописные упоминания его как «бывшего» игумена в свидетельстве об архиерейской хиротонии в равной степени могут означать, что он был избран архиереем прямо из игуменов, либо указывать на занимаемую игуменскую должность когда-то в прошлом.

Вопрос о времени первой поездки Филофея в Пермскую епархию в статусе ее епископа и вообще о первом выезде за пределы Москвы после поставления остается открытым. Известно, что 8 декабря 1471 г. он в числе других архиереев принял участие в рукоположении на Рязанскую кафедру архимандрита Чудова монастыря Феодосия, а 15 декабря 1471 г. – в рукоположении на кафедру Великого Новгорода и Пскова ставленника новгородского веча Феофила (ПСРЛ, 1949, т. 25, с. 292–293; ПСРЛ, 1959, т. 26, с. 243). Обе хиротонии состоялись в Москве. Маловероятно, что перед ними Филофей покидал Москву, тем более он не мог доехать до своей епархии и вернуться обратно. Высказывалось предположение, что Филофей являлся советником митрополита Филиппа и мог выполнять некие его поручения, ненадолго отлучаясь из Москвы в 1472 г., уже после декабрьских хиротоний [ Рогачев , 2001, с. 51], но никаких указаний на это в источниках нет. Следует учитывать, что после перевода на Крутицы под Москвой Са-райской кафедры ее архиереи (со второй половины XV в. они обычно именовались «Сарскими и Подонскими») являлись неформальными викариями митрополитов всея Руси, а следовательно, именно их необходимо рассматривать как ближайших митрополичьих помощников и порученцев [ Печников , 2015, с. 68].

Некоторыми исследователями поставление Филофея связывается с попыткой усиления великокняжеской власти на Севере в 1470-е гг. и конкретно с походом в Пермь Великую московской рати под руководством князя Ф. Д. Пёстрого в первой половине 1472 г. [ Чагин , 2000, с. 282; Bashnin, 2022, р. 332]. Согласно Московскому летописному своду конца XV в., рать подступила к Перми Великой («на усть-Черные реки») в четверг Фоминой недели, который в 1472 г. пришелся на 9 апреля. Известие о том, что «воевода князь Федор Пестрой землю Пермскую взял», было доставлено в Москву 26 июля (ПСРЛ, 1949, т. 25, с. 96) или уже 26 июня (ПСРЛ, 2001, т. 6, вып. 2, стб. 209; ПСРЛ, 1982, т. 37, с. 93) [ Алексеев , 2009, с. 143–144].

Предположение, что с ратью князя Ф. Д. Пёстрого находился епископ Филофей, делавшееся в историографии, допустимо. Как минимум пермский архиерей мог двигаться вместе с войском до епархиального центра – владычного городка Усть-Вымь в Перми Малой. Впрочем, это предположение никак нельзя подкрепить: ни в одном источнике о местах пребывания Филофея между 15 декабря 1471 г. и 13 сентября 1472 г. сведений нет. В отсутствие источников нельзя подкрепить и противоположное мнение, высказанное П. А. Корчагиным, который допустил, что у Филофея не было дел в Москве уже в начале января. Исследователь не уточняет, когда Филофей мог покинуть Москву, однако, по логике историка, это должно было произойти до начала военного похода князя Ф. Д. Пёстрого, а он, согласно расчетам П. А. Корчагина, начался не ранее второй недели февраля 1472 г. Позднее «князь Ф. Пёстрый все-таки встретился с пермский епископом», и было это, как можно понять исследователя, в Усть-Выми, где воевода должен был взять проводников [ Корчагин , 2017, с. 10].

Подчеркнем, отсутствие источников не дает прочных оснований считать, что Филофей уехал из Москвы после 15 декабря 1471 г. и в период похода князя Ф. Д. Пёстрого находился в Перми. Однако косвенные данные позволяют сделать вывод о том, что в Москве его все-таки не было по крайней мере в конце апреля – начале июля 1472 г. Отразившиеся в источниках деяния архиереев в Москве в течение первой половины 1472 г. связаны с первым этапом строительства нового Успенского собора. С момента начала участия архиереев в строительных мероприятиях, зафиксированного источниками с конца апреля, и до середины июня единственным известным епископом-сподвижником митрополита Филиппа являлся Сарский владыка Прохор [ср.: Назаров, 2020, с. 507]. Затем к ним присоединились некоторые другие архиереи, но и тогда среди них не было Филофея (ПСРЛ, 1949, т. 25, с. 295). Таким образом, отъезд Филофея в Пермь в первой половине 1472 г. представляется довольно вероятным. Возможно, прав М. Б. Рогачев, который в ранней работе предположил (затем он изменил мнение), что отсутствие Филофея в Москве, «когда был заложен Успенский собор и состоялось перенесение мощей св. Петра», а затем его быстрое возвращение в Москву были вызваны посредническим уча- стием владыки в урегулировании отношений с побежденным великопермским князем Михаилом [Рогачев, 1996, с. 216]. По крайней мере «печалование» Филофея за вогульских и кодских князей в 1480-е гг. после похода против них московского войска позволяет предполагать, что в схожих обстоятельствах в предыдущем десятилетии он мог действовать так же.

Следующее сохранившееся свидетельство о месте нахождения владыки Филофея одновременно имеет и точную хронологическую привязку. 13 и 16 сентября 1472 г. епископ присутствовал в Москве на траурных мероприятиях, связанных с погребением удельного князя Дмитровского Юрия Васильевича (ПСРЛ, 1949, т. 25, с. 298). Возможно, именно в это время Филофей заказал в Москве Пахомию Сербу службу Стефану Пермскому – запись с указанием автора, места заказа, имени заказчика и года события (6981 г., т.е. между 1.09.1472 и 31.08.1473 г. по сентябрьскому стилю, но, если в источнике используется мартовский стиль, событие следует датировать между 1.03.1473 и 28.02.1474 г.) читается в одном из списков службы; однако в другом списке это событие отнесено к 6980 г. и без указания места заказа [Духанина , 2017, с. 94].

Следующая хронологически точная локализация Филофея относится уже к 8 марта 1474 г. и снова связана с Москвой. В тот день Филофей вместе с митрополитом Геронтием и другим духовенством ручался в Москве перед Иваном III за опального воеводу Даниила Холм-ского (Акты социально-экономической…, 1964, с. 34–35). Но с большой вероятностью мы можем утверждать, что по крайней мере в апреле – июле 1473 г. он находился в Перми. Филофей не принимал участия не только в интронизации нового митрополита Геронтия 29 июня 1473 г., но и не был ни на погребении его предшественника митрополита Филиппа 7 апреля, ни на Московском соборе 23 апреля, который принял решение об избрании Геронтия новым главой Русской православной церкви (ПСРЛ, 1949, т. 25, с. 301). Нет данных и о его участии в церемонии введения Геронтия на митрополичий престол 4 июня 1473 г., а также – в архиерейской хиротонии епископа Коломенского Никиты (Семешкова) 25 июля 1473 г., первого епископского рукоположения, осуществленного Геронтием в качестве митрополита.

О том, что в эти месяцы Филофей находился в Перми, свидетельствует следующее обстоятельство. На погребении митрополита Филиппа, умершего 5 апреля, т.е. за два дня до похорон, был только один архиерей – Прохор Сарский, кафедра которого располагалась на Крутицах, в 3,5 км от Московского Кремля ниже по течению р. Москвы. Отсутствие других архиереев явно было вызвано тем, что они не успевали приехать за короткое время, прошедшее между смертью Филиппа и его похоронами. Но уже 23 апреля на собор в Москве съехались все архиереи митрополии или их представители, кроме Пермского владыки: «…прииде архиепископъ Ростовъскый Васианъ, Суздальскы епископъ Евфимеи, Рязанскы епископъ Феодосеи, Коло-менскы епископъ Геронтие, Сарьскы епископъ Прохоръ, а Новгородскы архиепископъ Фео-филъ и Тферскы епископъ Генадеи прислали послов своих, а подписашася со прочими епископы за один…» (Там же).

Из послания архиепископа Новгородского Геннадия (Гонзова) митрополиту Зосиме, написанного в октябре 1490 г., известно, что в то время гонцы могли преодолевать расстояние между Москвой и Новгородом (более 500 км) за три дня: «…се гонци ежеденъ гоняютъ о мелкыхъ дѣлѣхъ съ Москвы до Новагорода, въ три дни» (Русская историческая…, 1880, № 115, стб. 765). Столь быстрое перемещение, вероятно, было возможно только в подходящих погодных условиях и при достаточно продолжительном световом дне, но в любом случае требовало сменных лошадей. Свидетельство архиепископа Геннадия хорошо соотносится со свидетельством австрийского дипломата Сигизмунда Герберштейна, слуга которого преодолел расстояние между Новгородом и Москвой за 72 часа на «почтовых лошадях» ( Герберштейн , 2008, т. 1, с. 269). Сам Герберштейн, пользуясь русской ямской службой, ехал из Новгорода в Москву весной 1517 г. в течение двенадцати дней, видимо, с 7 по 18 апреля, причем на Пасху, 12 апреля, он отдыхал в Волочке, пропустив один ходовой день (Там же, с. 621, 623, 625; т. 2, c. 509– 510). Невеста Ивана III, Софья Палеолог, проделала этот путь в 1472 г. за 14 дней ‒ с 30 октября по 12 ноября (ПСРЛ, 1949, т. 25, с. 298–299). Зимой 1536 г. архиепископ Новгородский Макарий добрался из Москвы в Новгород примерно за 11 дней [ Усачев , 2017, с. 107, прим. 26].

Принимая во внимание эти данные, можно предположить, что если гонец из Москвы был отправлен в Новгород утром 6 апреля 1473 г. (митрополит Филипп умер вечером 5 апреля – «нощи же тоя первому часу исходящу»), то при благоприятных условиях дороги уже к исходу 8 апреля там могли получить известие о кончине предстоятеля и созыве собора в Москве для выбора кандидата на вдовствующую митрополичью кафедру. Даже если гонец прибыл позднее, у новгородского архиепископа все равно было время снарядить посланника на собор 23 апреля, а самому посланнику – доехать. Учитывая, что Новгородская кафедра была самой удаленной от Москвы после Пермской, несомненно, и другие архиереи, кроме Пермского, обладали запасом времени на дорогу.

Так, мобильность архиепископа Ростовского можно представить на примере перемещения Ивана III из Ростова в Москву (около 200 км) в сентябре 1472 г. на похороны князя Юрия Васильевича. Князь умер в Москве 12 сентября «въ суботу въ 10 часъ дне», т.е. во второй половине светового дня, ближе к вечеру. Митрополит отправил Ивану III извещение о его смерти в Ростов (возможно, гонец выехал еще до наступления темноты в субботу), и великий князь прибыл в Москву «въ четвертый же день в среду». Вероятно, Иван III приехал не очень поздно, поскольку похороны князя Юрия состоялись в тот же день, 16 сентября (ПСРЛ, 1949, т. 25, с. 298). Н. С. Борисов считает, что великий князь преодолел расстояние от Ростова до Москвы в течение полутора суток и называет эту поездку «сумасшедшей скачкой» [ Борисов , 2000, с. 331]. В частной переписке с нами занимавшийся исследованием Переяславской дороги XV в. С. З. Чернов высказал предположение, что быстрота, с которой совершались обе поездки, – гонца и великого князя ‒ явно свидетельствует о перемещении на сменных лошадях и косвенно указывает на существование ямов по дороге из Москвы в Ростов в 1472 г. Как бы то ни было, данный пример обнаруживает, что и архиепископ Ростовский при необходимости мог в считанные дни приехать по вызову из Москвы. Остальные епархиальные центры, помимо Усть-Выми, находились на проторенных путях от Москвы на расстоянии, приблизительно сопоставимом с Ростовом (Суздаль, Тверь, Рязань), или еще ближе (Коломна), не говоря уже о подмосковных Крутицах.

Поскольку Филофей (или его посланник) не приехал на собор 23 апреля 1473 г., надо полагать, что он находился далеко – в своей епархии в Перми. Путь туда пролегал сначала по дороге из Москвы в Вологду (примерно 430 км по современным автомобильным трассам, направление которых с известным допущением близко к средневековым дорогам), затем по р. Вологде и р. Сухоне на Устюг (ок. 520 км), далее по р. Северной Двине до впадения в нее р. Вычегды (ок. 71 км) и, наконец, вверх по р. Вычегде до впадения в нее р. Выми (ок. 298 км), где и располагался владычный городок Усть-Вымь. По подсчетам Н. В. Башнина, в 1666 и 1676 гг. санный обоз Вологодского архиерея по зимнему пути преодолел расстояние между Москвой и Вологдой за 10 суток [ Башнин , 2018, с. 303]. По подсчетам С. М. Каштанова, Антоний Дженкинсон, доехавший в декабре 1557 г. от Вологды до Москвы за 6 дней на санях и использовавший русскую ямскую службу, двигался со средней скоростью передвижения между 68,61 и 75,6 км в день [ Каштанов , 1997, с. 109–119]. В августе 1557 г. английские купцы с товаром проделали путь от Вологды до Москвы за 14 дней [ Усачев , 2017, с. 107, прим. 26].

Если ямская служба между Ростовом и Москвой действительно существовала в начале 1470-х гг., то почти половину пути до Вологды можно было преодолеть быстро. Однако неизвестно, можно ли было так же быстро проехать вторую половину пути, после Ростова. И в любом случае далее следовала самая протяженная часть маршрута – речная. Наверняка зимой, когда реки покрывались льдом, скорость перемещения увеличивалась. Но, когда реки были свободны от льда, передвижение по ним не могло быть стремительным, особенно против течения. Епископу Филофею потребовалось 23 дня в 1493 г., чтобы добраться от Вологды до Усть-Выми. Согласно Вологодско-Пермской летописи (ВПЛ), он выехал 22 июня, а приехал 14 июля (ПСРЛ, 1959, т. 26, с. 288). Простейший счет показывает, что он преодолевал в среднем около 38,6 км в день. При этом по Вологде, Сухоне и Северной Двине, т.е. большую часть пути, владыка двигался по течению и только по Вычегде – против. Для сравнения приведем сведения о хронологии паломничества Вологодского архиепископа Маркелла из Вологды в Усть-Вымь и обратно в 1650 г. с целью «пермским чюдотворцем помолитись». Путешествие Маркелл совершал на судне- дощанике, отправившись из Вологды 22 мая и вернувшись туда 27 июля. Сколько времени владыка провел в Усть-Выми, неизвестно [Евгений (Болховитинов), 1865, с. 862–863].

Приведенные данные не полны, чтобы составить точное представление о времени передвижения между Москвой и Усть-Вымью в конце XV в. Но можно осторожно предполагать, что оно занимало не менее месяца, несколько сокращаясь или увеличиваясь в зависимости от времени года, конкретных погодных условий, а также характера путешествия (гонец должен был передвигаться быстрее, чем архиерейский поезд). В апреле 1473 г. отправленный из Москвы в Усть-Вымь с извещением о смерти митрополита Филиппа гонец вполне мог попасть на ледоход и распутицу и задержаться в пути. Известно, что в 1494 г. пермские реки «прошли» 23 апреля (ПСРЛ, 1959, т. 26, с. 289). Для примера также приведем статистику по ряду лет за XIX – начало ХХ в. о вскрытии р. Вологды: 1813 г. – 7 апреля, 1824 г. – 15 апреля, 1837 г. – 19 апреля, 1883 г. – 1 апреля, 1902 г. – 3 мая [Летопись города Вологды…, 1963, с. 26, 28, 29, 37, 41]. Сведения о ледоходе на пермской реке Колве в конце XIX в.: с 9 по 12 апреля в 1889 г., 23 апреля в 1890 г. (завершение ледохода), 28 апреля в 1891 г. (начало ледохода), 24 апреля в 1891 г. (завершение ледохода), с 19 по 21 апреля в 1893 г. (Из летописи уездного города…, 1928, с. 10–15).

Итак, отсутствие епископа Филофея на соборе 23 апреля 1473 г. может быть объяснено его пребыванием именно в Перми. Получив (в мае?) извещение о смерти митрополита Филиппа и необходимости выборов нового первосвятителя, он отправил повольную грамоту (ПСРЛ, 1921, т. 24, с. 194). Филофей вряд ли успел бы прибыть ко дню введения на митрополичий престол Геронтия 4 июня, но теоретически имел время, чтобы приехать к его интронизации 29 июня, однако в Москве он так и не появился, о чем свидетельствует его отсутствие на поставлении епископа Коломенского Никиты 25 июля. Напрашиваются два объяснения: либо реалии перемещения между Пермью и Москвой были более суровы и требовали больше времени, чем представляется в наших выкладках (возможно, так было непосредственно в 1473 г.), либо необходимость диктовала присутствие Филофея в епархии в то время.

В пользу гипотезы о пребывании Филофея за пределами Москвы в 1473 г. также свидетельствует ставленая и одновременно отпускная грамота, которую владыка выдал священнои-ноку Якиму «в лѣто 6981, месяца февраля 28, индикта 5», на память преподобного Василия Исповедника (РНБ. Сол., № 1085/1194. Л. 588 об.–589; Русская историческая…, 1880, № 105, стб. 738; встречающееся в ряде работ указание на 21 февраля ошибочно). Поставление Якима состоялось «на Вологдѣ в монастыре в опщем Оуспения Святѣи Богородици на Пѣсочънѣ» (ср. [ Белякова , 2022, с. 105] и (Описание рукописей…, 1898, с. 128)). В XV в. известны два вологодских монастыря, которые можно связать с обителью, упомянутой в грамоте. Оба располагались на западном берегу оз. Кубенское: Успенский Песоцкий (Антониева Введенская пустынь) на северо-западной оконечности озера и Успенский Песочный – на юго-западной [«Строения ради монастырю», 2024, 778]. Поскольку вологодским подворьем пермских архиереев еще в начале XV в., вероятно, являлся Вознесенский монастырь «в слободке» [ Bashnin , 2022, с. 355], а каноническое право запрещает епископам рукополагать клириков за пределами их епархий, следует считать, что либо Успенский монастырь «на Пѣсочънѣ» также подчинялся пермским епископам в XV в., либо Филофей по каким-то причинам имел разрешение от правящего архиерея (Ростовского?) на священнодействия в монастыре чужой епархии.

Уже исследователи XIX в. разделились во мнениях, относится ли поставление Якима к 1473 г. [ Шестаков , 1868, с. 66] или к 1474 г. [ Лыткин , 1889, с. 29]. Однако определить календарный стиль грамоты невозможно, так как индикт в ней указан ошибочно: если бы для 6981 г. использовалось сентябрьское новолетие, то индикт был бы равен 6, а при использовании мартовского – 7. Нам представляется, что поставление Якима все-таки состоялось в 1473 г. Напомним, 8 марта 1474 г. Филофей был в Москве, где ручался за опального воеводу Даниила Холм-ского. Если бы он рукоположил Якима 28 февраля 1474 г., ему бы потребовалось не более 7 суток, чтобы доехать от Вологды до Москвы. Сложно допустить, что архиерей мчался в Москву как гонец или А. Дженкинсон в XVI в., скорее, его скорость можно соотносить с архиерейским поездом Вологодского владыки 1666 и 1676 гг., который добрался до Москвы за 10

суток. Видимо, после 28 февраля 1473 г. Филофей направился из Вологды в Пермь, где и оставался как минимум до июля того же года.

Время и обстоятельства появления Филофея в Москве перед 8 марта 1474 г. неизвестны. Равно как и неизвестно, как долго он пробыл здесь. Если весной ‒ летом 1473 г. владыка действительно находился в Перми, то в Москву он прибыл или в начале осени, или по зимнему пути 1473/1474 г. Свидетельство ВПЛ о необычайно холодной зиме 1493/1494 г., когда реки Вымь и Вычегда замерзли уже 6 октября и «с тѣхъ мѣстъ и пути стали» (ПСРЛ, 1959, т. 26, с. 289), позволяет думать, что надежный санный путь из Перми в XV в. обычно устанавливался позднее этого числа. (Для примера приведем свидетельства о замерзании пермских рек в 1849 г.: р. Сухона в Тотьме покрылась льдом с 20 по 21 ноября, р. Вычегда в Сольвычегодске – 18 ноября, в Усть-Сысольске – 15 ноября, р. Сысола – 15 ноября.) Соответственно, и зимние перемещения пермских архиереев на дальние расстояния (в направлении Москвы) следует относить ближе к началу календарной зимы или, во всяком случае, не ранее последней трети осени.

Это предположение следует сопоставить со следующей известной локализацией Филофея, которая относится к декабрю 1477 г. Его имя упоминается в повольной грамоте епископа Тверского Вассиана, данной им архиерейскому собору в связи с рукоположением в Москве 6 декабря 1477 г. (Русский феодальный…, 1987, № 38, с. 689). Подпись «смиреный епископ Филофей Перьмскый» читается после краткого фрагмента чина поставления епископа, который, вероятно, относится именно к рукоположению владыки Вассиана (РГБ. Егоров., № 215. Л. 565 об.; Русский феодальный…, 1987, № 37, с. 688). Как и в случае с предыдущей локализацией, неизвестно, когда и откуда Филофей прибыл в Москву. Возможно, он находился здесь длительное время. Но если допустить, что владыка приехал из Перми и непосредственно на хиротонию Вассиана, то он должен был двигаться именно зимним путем, основная часть которого, несомненно, пришлась на ноябрь 1477 г.

Следующая известная локализация Филофея может быть крайне интересной, но вызывает сомнения в достоверности. Согласно обеим редакциям Устюжской летописи, владыка вместе с архиепископом Ростовским Вассианом в 1480 г. совершил путешествие в Великие Луки для примирения удельных князей Бориса Васильевича Волоцкого и Андрея Васильевича Угличского с их старшим братом, великим князем Иваном III (ПСРЛ, 1982, т. 37, с. 49, 95). Ни в одном другом источнике об участии Филофея в этой миссии не сообщается. Помимо Устюжской летописи первой четверти XVI в., свидетельства о попытках переговоров посланников Ивана III c братьями, которые оставили свои владения и отправились в сторону литовской границы, отражены в трех более ранних летописных традициях конца XV в.²: ростовской владычной – Типографская летопись, великокняжеской – Московский летописный свод и митрополичьей – известия за сентябрь 1479 – март 1480 гг. в составе ВПЛ [ Назаров , 2017, с. 252–256]. По другой атрибуции, сведения о попытке переговоров в ВПЛ восходят к Летописцу ростовского священника Никиты, который велся при дворе великой княгини Марии Ярославны [ Клосс , 2019, с. 13– 142]. Попробуем сопоставить эти свидетельства.

Наиболее подробно описывает «розмирье» в московском княжеском доме 1480 г. Типографская летопись. Она отмечает три попытки переговоров между посланниками Ивана III и его братьями в первые месяцы 1480 г., до начала «Угорщины»: в Ржеве, Молвятицах и Великих Луках (ПСРЛ, 1921, т. 24, с. 198–200). Представителем Ивана III на первых переговорах в Ржеве был Андрей Михайлович Плещеев, миссия которого закончилась провалом: братья не захотели смириться и отправились дальше. Во время второй попытки эмиссар Ивана III архиепископ Ростовский Вассиан догнал Бориса и Андрея Васильевичей в Молвятицах, но и он не сумел повлиять на них – братья продолжили движение к Великим Лукам, при этом отправив к Ивану III собственных посланников – Оболенских. Когда братья уже находились в Великих Луках, владыка Вассиан в сопровождении великокняжеских бояр Василия Федоровича Образца и Василия Борисовича Тучки совершил еще одну поездку к ним, предприняв третью по счету попытку переговоров, также безрезультатно. В отличие от первых двух эта поездка имеет точное хронологическое указание: послы отправились 27 апреля, а прибыли в Луки в «суботоу пятьдесятную, бѣ бо весна и путь истоменъ вельми»; Пятидесятница праздновалась в тот год

• 21 мая. Примирение последовало позднее, во время Стояния на Угре, когда великий князь «приемъ моление» о его братьях митрополита Геронтия, великой княгини Марии (Марфы) Ярославны, архиепископа Вассиана и игумена Троицкого Паисия.

Согласно Московскому летописному своду, попытка переговоров была одна – в Ржеве. В число переговорщиков со стороны Ивана III вошли архиепископ Вассиан, В. Ф. Образец, В. Б. Тучка и дьяк Василий Мамырев, которые не смогли убедить братьев одуматься и вернулись «назадъ к великому князю ни с чѣмъ». Закончившиеся неудачно переговоры не датированы, известие о них читается между сообщениями о возвращении Ивана III из Новгорода в Москву 13 февраля и убийстве царевича Бердулата 20 марта (ПСРЛ, 1949, т. 25, с. 326).

ВПЛ также свидетельствует об одной поездке посланников Ивана III. Этими посланниками указываются владыка Ростовский Вассиан, боярин В. Ф. Образец и не названный по имени великокняжеский дьяк, а также некий дьяк их матери, великой княгини Марии (Марфы). Переговоры закончились неудачно. Они не датированы, но отмечается, что состоялись после того, когда братья «сташа в Великих Луках» и отправили оттуда своих посланников к Ивану III, а также к их матери и митрополиту Геронтию. Кроме того, эта летопись содержит явно фантастическое свидетельство об обещании Ивана III дать братьям «княж Юрьеву отчину» (ПСРЛ, 1959, т. 26, с. 262–263).

Наконец, Устюжская летопись также свидетельствует только об одной миссии переговорщиков Ивана III. Миссия не датирована, но, исходя из контекста и последовательности изложений событий, эта поездка состоялась уже в период Угорщины и одновременно с отправкой к мятежным сыновьям послов великой княгиней Марией (Марфой). Местом поездки указываются Великие Луки, эмиссарами великого князя – владыки Вассиан и Филофей. При этом владыки, наряду с великой княгиней, представлены как миротворцы-победители, которым удалось «смирить» непокорных братьев Ивана III.

Подробные свидетельства Типографской летописи в части описания попыток примирения Ивана III с братьями в целом признаются исследователями как весьма достоверные [ Клосс , Назаров , 1984, с. 293], их можно принять за образцовые. Московский летописный свод явно объединяет обстоятельства и имена участников нескольких миссий: переговоры в Ржеве (первая миссия), В. Ф. Образец и В. Б. Тучка (третья миссия), хронология февраля ‒ марта (первая и вторая миссии). ВПЛ, возможно, объединяет переговоры, состоявшиеся после того, когда Борис и Андрей Васильевичи «сташа в Великих Луках», и в которых принимал участие В. Ф. Образец (третья миссия), и примирение братьев во время Угорщины (митрополит Геронтий и великая княгиня-мать получают просьбу «печаловаться» великому князю). Устюжская летопись «спрессовывает» и путает события, при этом единственная упоминает Филофея. Обратим внимание, что ни одна из летописей не добавляет новых данных к свидетельствам Типографской летописи о второй миссии, т.е. первой поездке архиепископа Вассиана, и не опровергает их.

Очевидно также, что ни одна из летописей, включая Типографскую, не отражает полного состава переговорщиков со стороны Ивана III на этапах переговоров. Об этом можно судить не только по разночтениям в самих летописях, но и на основании обнаруженного К. В. Барановым списка великокняжеской указной грамоты от 19 февраля 1480 г. с предписанием неизвестному по другим источникам «розмирия» ростовскому боярину Илье Борисовичу присоединиться к архиепископу Вассиану для участия в переговорах. Указная грамота относится ко времени организации второй попытки переговоров и, соответственно, первой поездки владыки Вассиана [ Баранов , 1993, с. 119-128]. Нам представляется, что если свидетельство Устюжской летописи о Филофее достоверно, то он, скорее всего, мог входить в число послов именно второй миссии (первая поездка Вассиана Ростовского). Эта миссия менее всего обеспечена летописными источниками, и мы достоверно знаем ее участника, сведения о котором отсутствуют в летописях. Соответственно, число эмиссаров второй миссии могло быть больше, нежели известные по Типографской летописи владыка Вассиан и по указной грамоте боярин Илья Борисович.

Возможное участие Филофея в переговорах с братьями Ивана III в Молвятицах в конце зимы – начале весны 1480 г., в свою очередь, предполагает расчет его перемещений до и после переговоров. В августе 1379 г. он должен был еще находиться в Перми, поскольку отсутствовал как на освящении нового Успенского собора в Москве 12 августа 1379 г., так и на перенесении в собор мощей Иоанна Лествичника и останков русских митрополитов в 20-х числах того же месяца. Помимо отсутствия упоминаний Филофея в источниках об этих событиях, показательно и свидетельство Московского летописного свода, согласно которому на освящение Успенского собора великий князь и митрополит задумывали вызвать «епископы земли нашиа, кото-рии близ нас». К ним летописью отнесены архиереи Ростова, Суздаля, Рязани, Коломны и епископ Сарский (ПСРЛ, 1949, т. 25, с. 324). Владыка Твери, кафедра которого находилась от Москвы по прямой даже немногим ближе, чем кафедры Ростова, Суздаля и Рязани, не упомянут, но епископы Тверские, как и Новгородские, все еще старались отстраняться от общерусских церковных мероприятий и по возможности избегали принимать в них участие [ср.: Зимин, 1991, с. 83–84]. Этому отдавали отчет в Москве и, видимо, просто не собирались вызвать на освящение собора, которое с канонической точки зрения не требовало их обязательного участия или повольной грамоты. Филофей же в случае нахождения в своей епархии, конечно, никак не мог относиться к архиереям, «котории близ нас».

Следовательно, в Москве Филофей мог оказаться между сентябрем 1479 г. и серединой февраля 1480 г.; направить его на быстро организованные переговоры можно было только в том случае, если в феврале 1480 г. он находился в Москве. (Иван III узнал о демарше братьев на Масляной неделе, т.е. между 7–13 февраля, и в связи с этим уже на Прощеное воскресенье, 13 февраля, «в борзе» прибыл из Новгорода в Москву [ Шокарев , 2022, с. 237–238].) В посланном в Ростов предписании боярину Илье Борисовичу присоединиться к архиепископу Вассиану Филофей не упомянут, значит, он мог двигаться из Москвы независимо от ростовской группы переговорщиков. После миссии по примирению братьев вернувшийся в Москву Филофей должен был ее покинуть. Во всякому случае, мы не видим его ни среди епископов, находившихся в Москве в период Угорщины, ни имеем достоверных свидетельств о его нахождении в каком-либо ином месте в течение пяти следующих лет. Очередная точная локализация Филофея относится только к концу августа – началу сентября 1485 г. При этом некоторые подробности его деятельности до этого времени, вероятно, сопровождавшейся перемещениями, все же известны.

Весной – осенью 1483 г. московская рать под руководством воеводы И. И. Салтыка-Травина и князя Федора Курбского предприняла масштабный поход за Урал на владения вогульских и кодских князей (ПСРЛ, 1982, т. 37, с. 49, 95). По всей видимости, епископ Филофей контактировал тогда с И. И. Салтыком-Травиным, на что указывает завещание воеводы, касающееся части его имущества: «У владыки у Пермьского положено шуба соболья, да сорок соболей, да восмь соболеи, да бобр, да два горностали, да две потпали» (Акты социально-экономической…, 1952, № 501, с. 379). Поход закончился победой московского войска, и через какое-то время Москву посетили посланники проигравших сторон. Филофей «печаловался» перед Иваном III за вогульского князя Юшмана и получил для него «опасную» грамоту на поездку в Москву, которую Юшману повез владычный дьяк Филофея по имени Леваш. Также благодаря совместному заступничеству Филофея и В. Г. Ховрина из московского плена были освобождены кодский князь Молдан «с товарищы» (ПСРЛ, 1959, т. 26, с. 276; ПСРЛ, 1977, т. 33, с. 124).

По мнению Ю. Г. Алексеева, данные события произошли уже летом 1483 г., но исследователь не аргументирует свою точку зрения [ Алексеев , 2009, с. 275–276]. Видимо, он следует за текстом ВПЛ и Холмогорской летописей, в которых сведения о посольствах и «печаловании» Филофея помещены без дат, но с указанием «тогож лета» в той же годовой статье, что и рассказ о походе московского войска. В Холмогорской летописи год статьи не проставлен; согласно ВПЛ, это был 6991 г. (он закончился 31 августа 1483 г. по счету от Р. Х.). Но надо учитывать, что в ВПЛ статья 6992 г. отсутствует, при этом внутри статьи 6991 г. помещен ряд точно датированных событий осени 1483 – весны 1484 гг.: рождение Дмитрия Внука 10 октября 1483 г., рождение великой княжны Елены Ивановны 8 апреля 1484 г., закладка Благовещенского собора в Москве 6 мая 1484 г. Именно после них следует рассказ о посольствах и «печаловании» Филофея. Очевидно, все эти события относятся уже к 6992 г., причем посольства, если учитывать последовательность перечисления событий в летописи, прибыли в Москву после 6 мая (и до

31 августа 1484 г.?). Завершает статью 6992 г. недатированное сообщение о закладке митрополитом Геронтием церкви Ризоположения.

Заступничество Пермского владыки перед Иваном III за вогульских и кодских князей как будто бы предполагает его присутствие в Москве. Но источники не содержат указаний, что Филофей приезжал в Москву «печаловаться» о побежденных. Теоретически допустимо, что он мог направить соответствующие грамоты на имя великого князя из Перми, а доставлены они могли быть вместе с посольствами, поскольку путь их участников в Москву проходил через Усть-Вымь. Однако все же мы склоняемся к тому, что Филофей действительно приезжал в Москву в 1484 г. и вернулся в Пермь не ранее начала 1485 г. Делаем это предположение на основании того факта, что 31 декабря 1484 г. или 4 января 1485 г. под Усть-Вымью князь Молдан «з дѣтми» и другие представители кодской элиты «имали миръ» с вымскими князьями Петром и Федором, вычегодским сотником Алексеем «да со владычним слугою с Левашом», но не с Филофеем [ Бахрушин , 1935, с. 86] (ПСРЛ, 1959, т. 26, с. 277). А. Л. Грязнов справедливо указал, что Леваш должен был действовать от имени епископа Пермского, представляя всех его людей, а сам владыка в Усть-Выми отсутствовал [ Грязнов , 2022, с. 48–49]. При этом А. Л. Грязнов считает, что Филофей находился тогда в Москве или на пути к ней, сопровождая вогульского князя Юшмана. Но ВПЛ ясно свидетельствует, что Юшман, его тесть Калба и Ломотко пришли к Филофею в Усть-Вымь «по опасу великого князя» только 18 августа 1485 г. и лишь 1 сентября 1485 г. отправились с владыкой в Москву. Итогом этой поездки стало признание Юшманом верховной власти Ивана III с обязательством выплаты великому князю «дани», в свою очередь, Иван III «жаловал владыку, почтив велми» (ПСРЛ, 1959, с. 26, с. 277; ПСРЛ, 1977, т. 33, с. 124). Таким образом, отсутствие епископа Филофея в Усть-Выми на рубеже 1484–1485 гг. не может связываться с его поездкой с Юшманом, которая началась на восемь месяцев позже, но может быть объяснено тем, что он к тому моменту еще не вернулся в епархию после визита в Москву в 1484 г.

Исследование итинерария епископа Филофея позволяет уточнить биографию владыки. Упоминания или отсутствие упоминаний о нем, особенно в контексте соборных архиерейских деяний, рассмотренные через призму итинерария, также раскрывают интересные детали функционирования русского архиерейского корпуса, свидетельствуют о высокой мобильности и ее ограничениях на Руси в конце XV в. Можно сделать вывод о том, что перемещения Филофея между Москвой и Пермью были достаточно частыми, и окончательно отказаться от предположения, что после 1472 г. он почти десять лет провел в Усть-Выми, занимаясь исключительно делами епархии [ср.: Рогачев , 1996, с. 216].