Философско-лингвистическое прочтение образа дракона (на основе материалов гадательных надписей цзягувэнь)

Наиболее древние образцы китайской письменности — гадательные надписи цзягувэнь 甲骨文 — относят к эпохе Шан-Инь (XVII— XI вв. до н. э.). Надписи наносились резаком на черепашьи панцири и кости животных и были близки к изображениям реального объекта: человека или рода, животных и птиц, растений и деревьев, природных явлений, хозяйственной утвари, орудий.

Интересна история обнаружения гадательных надписей. Находку приписывают Ван Ижуну, ученому-филологу, директору Академии сынов государства. Сообщается, что в 1899 г. Ван Ижун страдал от тяжелой формы малярии и принимал лекарства — кости дракона лун гу 龙骨 . Костями дракона называли костные останки стегодонтов, мастодонтов, слонов, быков, вынесенных на поверхность земли или выкопанных крестьянами в различных частях Северного Китая. Эти кости растирались в порошок, обрабатывались и использовались в медицинских целях для лечения различных заболеваний. Именно на таких драконовых костях Ван Ижун заметил знаки, напоминающие древнекитайские надписи на бронзе. Ван Ижун предположил, что эти надписи относятся к династии Шан-Инь ^∗ . После смерти Ван Ижуна в 1900 г. собранием и

∗ Эта версия «случайного» происхождения цзягувэнь в дальнейшем часто подвергалась критике, а в 1980-х гг. появилась новая версия обнаружения цзягувэнь. В частно- изучением цзягувэнь занялся его друг Лю Э. В 1903 г. он выпустил первый сборник копий с гадательных надписей «Те-юнь — хранитель черепах» (Те Юнь цан гуй 铁云藏龟). Лю Э успешно расшифровал свыше 40 знаков (из них 34 правильно) [1, с. 90], а также датировал инскрипции династией Шан. В 1904 г. была издана книга филолога Сунь Ижана «Образцы письмен на черепаховых щитах» (ци вэнь цзюй ли ЖЖ^^), в которой была предпринята попытка интерпретации и анализа гадательных надписей.

Дальнейшую работу по систематизации и изучению цзягувэнь продолжил Ло Чжэньюй, собравший около 30 тысяч гадательных надписей и опубликовавший 4 книги в течение 1913–1916 гг. Именно он предположил, что место захоронения цзягувэнь находится в г. Аньян провинции Хэнань.

Археологические работы с целью отыскать древнекитайские письмена начались в 1928 г. неподалеку от г. Аньян. В ходе археологических работ 1928– 1937 гг. было обнаружено около 96 % общего числа гадательных надписей, при этом важным событием стало обнаружение в 1936 г. в дер. Сяотунь захоронения большого количества гадательных костей, своего рода «архива», получившего название YH127. Еще два «архива» были найдены в 1976-1977 гг. и 1977-1979 гг. (соответственно 5 335 и 296 надписей на костях и черепашьих панцирях, относящихся к началу эпохи Чжоу). Захоронения цзягувэнь были обнаружены также в 1973 г. к югу от деревне Сяотунь и в 1991 г. [2].

В 1979–1982 гг. было издано 13 томов «Собрания надписей на гадательных костях и черепашьих панцирях» ( Цзягувэнь хэцзи ^#^^Ж ) под редакцией Го Можо и Ху Хоусюаня. Всего было опубликовано 41 956 фотографий гадательных костей и литографических оттисков гадательных надписей. Другим важным источником для изучения цзягувэнь стало «Дополнение к собранию надписей на гадательных костях и черепашьих панцирях» ( Цзягувэнь хэцзи бубянь ^#Ж^Ж ^^ ), в котором опубликовано 13 450 костей. В этих двух указанных работах были опубликованы гадательные кости, обнаруженные до 60-х гг. XX в. Еще 4 600 гадательных костей, обнаруженных в 1973 г. в деревне Сяотунь, были систематизированы и опубликованы в книге «Гадательные кости и черепашьи панцири, обнаруженные в южной части дер. Сяотунь» ( Сяотунь наньди цзягу Ж^ЖЖ^# ) [3, с. 11-12].

Всего с момента обнаружения гадательных костей их количество достигло свыше 155 тысяч; общее количество графических изображений на них составило 4 600, расшифрованных чуть более 1 500 [2].

При этом нужно отметить, что даже по поводу ряда уже расшифрованных знаков до сих встречаются разночтения. Знак в зависимости от интерпретаций исследователя переводиться либо как цю И (схватить в плен; узник), либо как сы Ж (умереть, убить; смерть), либо как сюн И (бедствие, злодейство; жестокий, злой), либо как юнь ^ (накапливать, собирать, прятать); как сти, приводились доводы, что надписи цзягувэнь стали известны в 1898 г., и первым, кто их обнаружил, был не Ван Ижун, а Ван Сян и Мэн Диншэн.

видно, трактовки сильно различаются. Таких знаков с разными интерпретациями их значения более сотни [3, с. 13]. Проблематика изучения цзягувэнь заключается также в том, что порой разные графические изображения оказываются однозначными.

Для примера, в «Издании надписей на черепашьих панцирях и костях» （1965） （Цзягувэнь бянь 甲骨文编） многочисленные изображения С-образных форм

, а также изображение оказываются объеди-

и S-образных форм

ненными в значении «дракон» лун （ 龙 ） [4, с. 458–459]. Различные начертания лун указаны и в «Пересмотренном издании гадательных надписей на костях и черепашьих панцирях» （1974） （ Цзяочжэн цзягувэнь 校正甲骨文 编 ） и в «Собрании надписей на гадательных костях и черепашьих панцирях» （ Цзягувэнь хэцзи 甲骨文合集 ） и в более поздних изданиях, таких как: «Сборник древних письмен» Гао Мина （1980） （ Гу вэньцзы лэйбянь 古文字 类编 ）, «Индекс форм древних письмен китайского языка» （1981） под редакцией Сюй Чжуншу （ Ханьюй гу вэньцзы цзысин бяо 汉语古文字字形表 ）, «Словарь гадательных надписей цзягувэнь » также под редакцией Сюй Чжуншу, изданного в 1988– 1989 гг. （ Цзягувэнь цзыдянь 甲骨文字典 ）, и в «Новой редакции словаря гадательных надписей цзягувэнь » （1993） под редакцией Лю Синлуна （ Синбянь цзягувэнь цзыдянь 新 编甲骨文字典 ）.

Вариативные написания лун, закрепленные в ряде публикаций, а также археологические открытия древних артефактов с изображениями дракона вызывали многочисленные и порой ожесточенные споры о генезисе образа дракона. Действительно, в разное время многие китайские ученые выдвигали разные гипотезы происхождения образа дракона, искали его прообразы в животном и растительном мире, в защиту своей гипотезы каждый ученый приводил те доказательства, которые подтверждали правильность его теории, и умалчивал остальные. Те, кто прообразом дракона считал крокодила или кабана, указывал цзягувэнь с изображениями рогатого существа с извивающимся С-образным телом, покрытым чешуей, и с лапами; те, кто прообразом дракона считал змею, указывали цзягувэнь с изображениями безногого рогатого существа с извивающимся телом; те, кто прообразом дракона считал природные явления, указывал цзягувэнь с изображениями существа с открытой пастью и извивающимся S-образным хвостом.

Так, говоря об истоках образа дракона, исследователь надписей на костях и черепашьих панцирях Е Юйсэнь предположил, что дракон — это древняя рептилия с изогнутым телом, передвигающаяся как по земле, так и по небу, с гребнем на голове, а изображается с открытой пастью и изогнутым телом

[цит. по: 5, с. 22]. Ло Чжэньюй утверждал, что дракон — это некое живот ное: в начертании дракона на черепашьих костях отчетливо видна голова —

, изогнутое тело — ^ и рога — [цит. по: 5, с. 22]. Чжу Фанпу считал, что дракон — это огромная змея Башэ. В « Шань хай цзин » о Баше говорится следующее: «Башэ съедает слона, через три года выплевывает его кости».

Анализируя знак лун он предполагал, что изображает большую змею

Башэ, при этом ^ изображает открытую пасть, L — изогнутое тело, а изо- бражение на голове * символизирует мощь и силу змеи и указывает на ее почитание древними племенами [цит. по: 5, с. 22].

Другой распространенной версией в начале XX в. стала гипотеза, по которой дракон являлся тотемом некоего первобытного племени. В 1934 г. археолог Вэй Цзюйсянь предположил, что дракон может быть тотемом крокодила [6, с. 230]. Историк и антрополог Ван Даю считал, что прототипами дракона являются, в частности, китайский аллигатор и гребнистый крокодил [цит. по: 7, с. 233]. В 1986-1989 гг. исследователь Хэ Синь рассматривал теорию, по которой дракон — это один из разновидностей гребнистого крокодила, огромного по размеру и получившего название цзяо [8, с. 32-35]. Хэ Синь привел много аргументов в поддержку этой теории, опираясь как на археологические открытия, так и на письменные источники. Он также предполагал, что дракон мог быть объединенным названием для всех рептилий: крокодилов, питонов, саламандр, ящеров.

Тем не менее ряд китайских исследователей не был согласен с тем, что дракон — это живое существо. Так, например, Жао Цзунцзэ полагал, что дракон — это созвездие, и именно специфический вид созвездия дракона обусловил изображение дракона на черепашьих панцирях [цит. по: 5, с. 22]. Чжу Тяньшунь полагал, что образ божественного дракона произошел от молнии [цит. по: 9, с. 57]. Это объясняет летающего дракона, его взаимосвязь с водой, кроме того, раскаты грома в китайском языке передаются созвучным иероглифом S лун (раскаты грома — лунлун дэ лэйшэн SS^#^). Ван Лицюань отстаивал точку зрения, по которой дракон в древности был названием торнадо [5, с. 6–11]. Подробно проанализировав цзягувэнь, он пришел к выводу, что знак лун состоит из трех составляющих: указывает на облака; — это туловище лун, указывает на форму торнадо; — это как бы большой «рот» торнадо, засасывающий все вокруг, указывает на мощь и силу «дракона». Ван Лицюань полагал, что дракон не мог быть животным и по той причине, что в большинстве гадательных надписей лун ассоциировался с дождем и разрушениями.

Ху Чанцзянь полагал, что дракон — это сочетание природных явлений, характерных для весеннего времени: раскаты грома, сверкающая молния, извивающиеся после дождя черви, прорастающие травы, разноцветная радуга и

• т. д. Особенно наглядной была радуга , которая вполне могла стать впоследствии наглядным изображением дракона [цит. по: 9, с. 61–62].

Как видно, теории о происхождении образа дракона разнятся как и само написание лун в древних надписях цзягувэнь . Вполне вероятно, дракон лун для древнего человека являлся единицей мышления — своего рода логической конструкцией, и в своем образе обобщал всех живых существ, и даже шире, выражал единый природный цикл и все естественные процессы. Поэтому в начертаниях цзягувэнь сам образ лун варьируется, в нем просматриваются черты практически всех классов и отрядов живых существ — рыб, пресмыкающихся, птиц, диких и домашних животных, а также всевозможных природных явлений.

Китайский исследователь Ван Лицюань пишет: «Как правило, на начальном периоде словообразования видна попытка отобразить реальность, запечатлеть ее в рисунках (или пиктограммах), показать различие разных предметов и явлений. В дальнейшем начинают учитывать не столько реалистичность изображения, сколько удобство написания, принимая во внимание эстетический критерий написания иероглифа. Из-за этого, кстати, часто возникали «ошибки» при письме, которые закреплялись впоследствии и иногда полностью меняли внешний вид иероглифа» [5, с. 25].

Нужно отметить, что ошибки могли возникать не только при письме, но, что более существенно, и при интерпретации дошедших до нас из глубины веков знаков. Именно поэтому в последнее десятилетие возникла необходимость систематизации прежних исследований. В академической сфере наблюдаются тенденция к классификации разных гипотез о происхождении образа дракона, стремление представить дракона максимально широко, видны попытки показать поступательную эволюцию образа дракона — и соответственно поступательное развитие китайского общества — и объяснить причины устойчивости древнего символа. Профессор философского факультета Пекинского университета Ван Дун утверждает, например, что дракон — это постоянно обновляющийся символ, вбирающий в себя культурную память малых народов, цивилизационный код и символ нациостроительства Китая [10, с. 162].

Интересно отметить, что в «Новом издании гадательных надписей цзягу-вэнь» (Синь цзягувэнь бянь ^^#^^) под редакцией Лю Чжао написание лун теряет свою многообразность, сохраняется неизменным лишь его S-образная форма; все С-образные начертания представлены теперь как иерог-пзл лиф ло      (состоящий из t, П, Л, Ж, по значению, вероятно, совпадаю щим с современным иероглифом ло (Ж / ^, улитка)) [11, с. 270, 663]. Связано это не только с необходимостью классификации различных надписей и расшифровки новых иероглифов, но еще и с желанием положить конец многочисленным спорам в академических кругах по поводу изначальной вариативности написания лун (дракон).

Такое переосмысление значения изображений лун на гадательных надписях, в частности более ранних С-образных начертаний дракона, указывает также на изменение роли и значения символа «дракона» в условиях новой исторической реальности. Китай проводит «открытую» политику и является активным участником глобализационных процессов. Ему необходимо выработать и активировать новую «дружелюбную» символику, не утрачивая при этом своей самобытности, что показали споры об образе дракона, разгоревшиеся в 2006 г. [подробнее см. 12]. Связаны споры были с выбором талисмана Олимпийских игр — 2008; дракон в качестве такого был отвергнут, поскольку мог спровоцировать негативные ассоциации у иностранцев. Секретарь парткома, профессор Шанхайского института иностранных языков У Юфу отметил: «Китай пытается войти в мировое сообщество, поэтому очень важно учитывать, какое впечатление производит национальный образ за рубежом. В новых условиях он должен демонстрировать мир и гармонию. При этом популяризация дракона может быть неправильно расценена на Западе... Древнее необходимо поставить на службу современности, но необходимо и отбрасывать старое, взращивая новое» [13].

Символ дракона, конечно, не оказался отброшен, он продолжает свою трансформацию и сейчас, по-прежнему отражая разные настроения в обществе. Дальнейшее изучение трансформации символа дракона будет не только способствовать лучшему пониманию процессов, происходящих на территории Китая и заложивших основу становления и развития китайской письменности и культуры, но и поможет прояснить ситуацию экономического и социально-культурного развития современного Китая.