Германская, кельтская и славянская литературные традиции в контексте общеиндоевропейской культуры

Данная статья является частью лингвистического исследования германской, кельтской и славянской литературных традиций в контексте общеиндоевропейской культуры. Исследование носит исторический характер и имеет сравнительно-сопоставительную направленность.

Хотя сравнительное языкознание на сегодняшний день используется не так широко и развивается не так интенсивно, большее внимание современными лингвистическими школами уделяется проблемам перевода, нам представляется интересным сопоставление различных культур, особенно на фоне современных тенденций открытости, глобализации и интеграции. Частное, случайное на первый взгляд, перестает быть таковым при проецировании на общелитературное и общекультурное. Индивидуальное и

особенное перестает быть случайным, будучи включенным в общее, здесь оно видится как закономерное и необходимое.

Сегодня мы наблюдаем последствия развития великих культур прошлого. Чтобы сложилось целостное представление об историческом и литературном процессе, чтобы понять настоящее и видеть перспективы развития, необходимо знать прошлое, необходимо смотреть на истоки цивилизаций.

Целью данной статьи является сравнительный анализ литературных памятников трех европейских письменных традиций: германской, кельтской и славянской. Мы рассмотрим самые ранние литературные произведения этих народов – произведения народного эпоса, положившие начало европейским литературам.

Средневековье – важный этап в культурном развитии человечества. Ему свойственны свои этические и эстетические ценности, свое миропонимание, свои выразительные средства искусства и литературы. Средневековая литература формируется под влиянием 1) традиций национального фольклора, 2) античности и 3) христианства. В этот период наблюдается движение от литературы на латинском языке к созданию национальных литературных языков и национальных европейских литератур.

В раннем Средневековье развивается героический эпос. Эпос – особый литературный род, который в древней литературе присутствует в двух жанрах: 1) эпическая песнь – поэма; 2) прозаический эпический жанр – сага. Средневековые памятники народного героического эпоса, дошедшие до нас, запечатлели прошлое народов, «эпическое состояние мира» – охватывали все важные для людей того времени вопросы и выражали саму сущность жизни.

Наиболее архаичную часть средневековой литературы представляет кельтский героический эпос, в частности ирландские саги о Кухулине. «Угон быка из Куалнге» считается лучшим сказанием Уладского цикла. Возникнув полтора тысячелетия назад, эти саги приняли дошедшую до нас литературную форму уже за тысячу лет до нашего времени. Они продолжали переписываться и заучиваться наизусть в течение нескольких столетий с заботой о том, чтобы в них привносилось как можно меньше изменений. С самого начала ирландские саги слагались в прозе. Позднее появились стихотворные вставки, передающие самые напряженные моменты повествования.

Поэма «Беовульф» – произведение древнеанглийского героического эпоса. Единственная дошедшая до наших дней рукопись датируется концом Х в., но сама эпопея относится, по мнению большинства специалистов, к концу VII – первой трети VIII вв. Англосаксы – германские племена, переселившиеся в V веке на Британские острова, – обладали развитой эпической традицией, языческой мифологией, архаическими преданиями, заменявшими им, как считал Тацит, историю.

«Слово о полку Игореве» – самое известное и значительное художественное произведение древнерусской литературы, созданное между

1185–1187 гг., и дошедшее до нас в рукописном сборнике второй половины ХV в. или первой половины ХVI в.

Изучение произведений позволило выявить следующие темы для сравнения, в которых наиболее ярко отражены сходство и разнообразие национальных литературных традиций:

• •    бард / скоп / сказитель в произведении и его роль в общественной жизни народа;

• •    боги и религиозные верования;

• •    оружие и его место в произведении;

• •    художественные приемы описания правителей, героев.

Остановимся на каждой теме подробнее.

Саги и поэмы «происходят из устной традиции». Их заучивали, хранили и рассказывали певцы-песносказители. При этом каждое исполнение становилось в какой-то мере созданием нового произведения из традиционного материала.

На древнейшей ступени родового строя в Ирландии мы находим три группы лиц, имеющих отношение к литературному творчеству: 1) друиды (собственно жрецы), drūith > druids; 2) барды (певцы-поэты), bairddne > barddom; 3) филиды.

Наиболее высокое положение занимали первоначально друиды. Они были и судьями и хранителями мифических и героических преданий. С течением времени эти функции перешли от них к филидам. Друиды остались жрецами и учителями юношества. После христианизации Ирландии значение их быстро падает.

Более скромным было положение бардов – они всегда оставались исключительно поэтами, певцами и музыкантами.

Филиды были и законоведами, и предсказателями, и государственными мужами, знатоками топографии и родословных Ирландии. Они занимали место ученых-историков при королевских и княжеских дворах, поэтов и рассказчиков мифологических и героических повестей [Ирландские саги 1973: 558].

В основу поэмы «Беовульф» легли устные предания и общегерманские мифы. Профессиональными исполнителями эпических песен (которые отчасти являлись и авторами) у англосаксов были скопы (scope > scop).

В «Беовульфе» мир культуры сводится к Хеороту – чертогу, в пиршественном зале которого вождь и его сподвижники слушают песни и сказания скопа – дружинного певца и поэта, прославляющего их боевые деяния, равно как и деяния предков: «Там арфа пела / и голос ясный / песносказителя» [Беовульф 1975: 33].

Сведение мира к дворцу короля объясняется тем, что «Беовульф» сложился в дружинной среде. Основной сюжет поэмы все время прерывается отступлениями. Многие события рассказаны не подряд. Встречаются упоминания людей и сражений, которые слушателям той поры были хорошо известны: «…Тронул струны / сказитель Хродгаров, / дабы потешить / гостей в застолье правдивым словом / песнопредания, / былью о битве / с сынами Финна» [Беовульф 1975: 79].

В поэме описан процесс создания песни в честь победы Беовульфа над Гренделем как одновременное сочинение и исполнение ее. «Песнь новую» скоп вплетает в рассказ о событиях уже известных: «…И приближенный, / любимец конунга, / славословный знаток / многопамятливый, сохранитель преданий / старопрежних лет, / он, по-своему / сопрягал слова, / начал речь – / восхваленье Беовульфа; / сочетая созвучья в искусный лад,/ он вплетал в песнопение / повесть новую, / неизвестную людям / поведывал быль – все, что слышал / о подвигах Сигмунда, / о скитаниях, распрях, / победах Вельсинга» [Беовульф 1975: 70].

В «Слове о полку Игореве» повествование ведется от лица автора и вспоминается Боян – певец старого времени, который пел славу достойным князьям. В изображении автора Боян – вдохновенный певец, его воображение свободно течет «по мысленному древу», он наделен пророческим даром – «даром всеведенья», вдохновение Бояна оживляет струны гуслей. « Боян же… свои вещие персты на живые струны возлагал; они же сами князьям славу рокотали» [Слово о полку Игореве 1967: 37]. Песни Бояна, «соловья старого времени», – поэтический идеал для автора «Слова».

Но автор отказывается вести свой рассказ «по замышлению Боянову» и намерен повествовать «по былям сего времени» – ближе к действительным событиям. Бегло напоминая известные события из жизни князей, он не стремится воссоздать их политическую биографию, а рисует образ, уже опоэтизированный преданием. Вместе с тем автор «Слова» обличает крамолу князей – своих современников и их предков. Это говорит о его независимости.

Таким образом, саги и поэмы, являясь изначально произведениями устного творчества, «по своей природе анонимны» [Диллон, Чедвик 2006: 287]. Саги и поэмы, какими мы их читаем сегодня, формировались на протяжении нескольких веков. Созданные безымянными авторами, они заучивались и неоднократно перерабатывались певцами-сказителями / скопами / бардами и последующими переписчиками. Традиционные мотивы, широко распространенные и известные, дополнялись и компоновались ими по-новому. Переписчиками и хранителями чаще были монахи, добавлявшие, в свою очередь, к языческим представлениям христианские.

Обратимся ко второй теме сравнения данных литературных произведений – боги и религиозные верования.

Для эпоса раннего Средневековья характерно соединение мифологических представлений и образов, порожденных народной фантазией еще языческих времен, с утверждающейся христианской идеологией.

Кельты не имели единой религии и общекельтского пантеона богов. Наиболее полные сведения дошли до нас о мифологии и религии Ирландии. Религиозные и магические верования занимали огромное место в жизни древних ирландцев. Наряду с пантеоном богов («светлые» боги: Луг – бог света, искусств и ремесел; Огме – бог мудрости, красноречия и письменности; Мананнан и Лер – божества моря; Морриган, Бодб – женские боги войны и «темные» боги; фоморы, Стихии и небесные светила) существовала вера во всевозможных духов, населяющих землю, воду и воздух. Вся жизнь представлялась пронизанной действием сверхъестественных сил и колдовством: чудесные превращения героев, заклинания, «злые песни», содержащие угрозу наслать разные беды, болезни и даже смерть в случае невыполнения требования. «Тогда Медб послала друидов, заклинателей и злых певцов к Фердиаду, чтобы они спели ему три цепенящие песни и три злых заклинания и наслали три нарыва на его лицо – нарывы позора, стыда и поношения, от которых должен был он умереть, если не тотчас, то не позже чем через девять дней, если откажется прийти» (на бой с Кухулином) [Ирландские саги 1973: 608].

Ирландское христианство представляло собой смесь новой веры с язычеством. Германские обычаи, как пишет О.А.Смирницкая, были ему близки [Беовульф 1975: 631]. События, о которых повествуется в поэме «Беовульф», относятся к языческой эпохе. Но в том виде, в котором поэма дошла до нас, она представляет сплав язычества и христианства.

Англосаксы VII–VIII вв. были христианами. Однако христианская религия в то время не столько преодолела языческое мировосприятие, сколько оттеснила его из официальной сферы (на второй план общественного сознания). Автор и герои часто поминают Господа Бога, язычество явно осуждается. « Молились идолам, / душегубителям, / и, воздавая им / жертвы обетные, / просили помощи / и подкрепления – / то суеверие, / обряд языческий, / то поклонение / владыке адскому! / Был им неведом / Судья Деяний, / Даритель Славы, / Правитель неба, / не знали Бога, / не чтили Всевышнего» [Беовульф 1975: 37].

Вместе с тем текст пестрит ссылками на Судьбу, которая то выступает в качестве божественного Провидения, то фигурирует как самостоятельная сила. Вера в Судьбу занимала центральное место в дохристианской идеологии германских народов. «Судьба от смерти / того спасает, / кто сам бесстрашен» [Беовульф 1975: 56], – говорит Беовульф. «И да свершится / суд справедливый / Судьбы-владычицы!» [Беовульф 1975: 148].

Мотивы, которые движут поступками персонажей «Беовульфа», определяются отнюдь не христианскими идеалами смирения и покорности воле божьей. Родовая кровная месть, которую церковь осуждала, в поэме прославляется и считается обязательным долгом, а невозможность мести расценивается как величайшее несчастье. «Вот так же и в сердце / владыки ведеров / таилось горе: / убит был Херебальд, / но вождь был невластен / за смерть возмездием / воздать убийце, / ведь и постылого / отец не в силах / сына подвергнуть /позорной казни!» [Беовульф,1975, с.145].

Тролли и драконы для людей того времени были совершенно реальны. «В те поры дракон, змей, исчадье тьмы, там явился, хранитель клада» [Беовульф 1975: 133].

Заканчивается поэма языческим обрядом погребения героя.

То же самое можно справедливо утверждать и по отношению к славянской традиции, т.к. крещение Руси в Х в. еще не успело полностью вытеснить из сознания наших предков языческие представления об устройстве мира. В тексте «Слова» мы находим обращения и к христианским, и к языческим богам и стихиям. Так Боян называется внуком Велеса, ветры – «Стрибожьи внуки», русичи – внуки Даждьбога. Ярославна в своем плаче трижды обращается к Стихиям: ветру (воздух), Днепру (вода) и солнцу (огонь). Здесь же звучат христианские мотивы: «Игорю князю бог путь кажет из земли Половецкой на землю Русскую» [Cлово о полку Игореве 1967: 48]. «Игорь едет по Боричеву ко святой богородице Пирогощей» [Cлово о полку Игореве 1967: 50] (церковь богородицы в Киеве).

В произведениях раннесредневекового эпоса прослеживаются черты типологического сходства. В центре повествования герой-воин – сильный, смелый, мужественный, благородный защитник народа. Основные сюжетные линии: битвы и пиры. Большое внимание уделяется описанию оружия, доспехов, битв и сражений. Это следующая тема для сравнения. Детальность описаний, масса поэтических слов и поражающее обилие синонимов, особенно для понятий, связанных с княжеской властью, мореходством и войной, служит приданию событиям достоверности и историчности. «Он (Фердиад) надел на себя свой наряд сражений, битв и поединков до прихода Кухулина» [Ирландские саги 1973: 623]. Знаменитое рогатое копье Кухулина: «Вот как оно было устроено: оно погружалось в воду и металось двумя пальцами ноги; единое, оно внедрялось в тело тридцатью остриями, и нельзя было вынуть его иначе, как обрезав тело кругом» [Ирландские саги 1973: 626]. «Ярко на шлемах / на островерхих / вепри–хранители / блистали золотом» [Беовульф 1975: 43]. «Стоишь ты всех впереди, мечешь стрелы на поганых, стучишь о шлемы мечами харалужными о полку» [Cлово о полку Игореве 1967: 40] (харалуг – сталь западноевропейской выделки).

Большое значение имеют понятия чести, долга, верности своему князю / конунгу: «И Фердиад пошел с ними, ибо легче… пасть от копья силы, смелости и ловкости боевой, чем от копья позора, стыда и поношения» [Ирландские саги 1973: 608]. «Лучше в битве пасть, чем в полон сдаться» [Cлово о полку Игореве 1967: 38]. «Уж лучше воину уйти из жизни, чем жить с позором!» [Беовульф 1975: 166].

Общими моментами в произведениях выступают мотив награды за бой, мотив «кормления» (когда жители защищаемого города содержат дружину): «Все мужи Ирландии несли пищу Фердиаду, защищавшему их от Кухулина…» [Ирландскме саги 1973: 620]; мотив пира (битва – кровавый пир), обмен речами между героями перед битвой; оплакивание погибшего героя (плач Ярославны на стене Путивля-города, оплакивание Беовульфа женщиной-старицей, оплакивание Кухулином названого брата Фердиада). Эпические певцы создавали свои произведения, подчиняясь «стойкой традиции сюжетов и поэтических форм», – отмечает В.М.Журминский.

Перейдем к рассмотрению художественных приемов описания героев и правителей. Формульность – специфическая черта мышления и мировосприятия средневекового человека. Эпические формулы, являясь порождением традиции устного исполнения, существовали и в письменной литературе. Ритмичность речи подчеркивают одинаковые начала фраз, однотипно построенные предложения, сочетание прозы со стихотворными строками. В описаниях стиль саг богат подробностями, в драматических местах он лапидарен и стремителен. В стихах используются параллелизмы, украшающие эпитеты и другие стилистические приемы.

В средневековой культуре значительное место занимали генеалогии. Целью изложения было возведение родословной к легендарному первому королю или мифическому герою. Очевидным результатом христианского влияния является продление генеалогий до Ноя и Адама. «Фердиад, сын Дамана, сына Даре, храбрейший герой из рода Домнана» [Ирландские саги 1973: 607]. «…Владыке вашему, / потомку Хальфдана» [Беовульф 1975: 45].

Воины часто сравниваются с тотемными животными: вепрь, пес, тур, волк. Герои зашифрованы метафорическими перифразами – кеннингами. «Жестоко пронзает копье героя, носящего имя Пес Кулана!» [Ирландские саги 1973: 608]. Беовульф-«волк пчел» (кеннинг медведя). Луч сражений (меч). «И сказал ему буй-тур Всеволод» [Слово о полку Игореве 1967: 38]. Буй-тур – дикий бык, зубр (в славянской литературе тур-символ мужества и силы). «Четыре тучи с моря идут, хотят прикрыть четыре солнца» [Слово о полку Игореве 1967: 40] (в походе Игоря Святославича принимали участие 4 князя: Игорь; его брат Всеволод; сын Владимир; племянник Святослав Олегович). Эпические формулы переносились из одного эпического произведения в другое.

Изучая памятники средневекового эпоса, мы рассмотрели историческую эпоху создания произведений и ее отражение в произведениях, выявили основания для сравнения германской, кельтской и славянской литературных традиций. Анализ средневековых поэм и саг позволяет говорить о сходстве литературных традиций и неповторимости разных национальных литератур. Древнеанглийские (германские), древнеирландские (кельтские) и древнерусские (славянские) предания положили начало европейским литературам, своей поэтической образностью влияя на них.

Лингвистический анализ дает материал для более детального сравнения, но рамки данной статьи ограничены, поэтому здесь приведены лишь наиболее яркие примеры. В заключение отметим, что филологический анализ текстов интересен как в культурологическом и литературоведческом, так и в языковом плане.