Христианские хрононимы в былинах: вечерня и заутреня

Жизнь православного человека имеет свой временной ритм: ее вехи – это праздники, дни почитания святых, посты; отдельные дни недели также наделены своим значением. В течение суток хронологически организуют жизненный распорядок приуроченные к определенному времени богослужения (вечерня, повечерие, по-лунощница, утреня, часы)1, а также Божественная литургия (народное название – обедня), но последняя, согласно христианской догматике, имеет надвременной характер.

Русский былинный эпос включает в себя многоплановый христианский компонент (комплексно его анализировали Ю. А. Новиков [4], А. Н. Розов [7]). Присутствуют в нем и отдельные хронологические христианские вехи, из перечисленных выше только три – утреня (в основном в форме заутреня), вечерня и обедня. Рассмотрим подробнее особенности упоминаний вечерни и заутрени в былинах на примере севернорусских текстов, опубликованных в серии «Былины» академического Свода русского фольклора2 (учитывая готовящийся в настоящее время к изданию том «Западное Поморье»), а также пока не вошедших в Свод записей из классических былинных собраний П. Н. Рыбникова3, А. Ф. Гильфердинга4, А. М. Астаховой5, Ю. М. Соколова – В. И. Чиче

рова6, из сборника былин «малых очагов» севернорусской эпической традиции7.

Предварительно отметим, что в большинстве современных храмов Русской православной церкви закрепился порядок совершения двух ежедневных богослужений – утреннего (не равно «утреня») и вечернего (не равно «вечерня»), однако так было не всегда. Помимо Божественной литургии, в русских храмах в XI–XIV веках совершался суточный круг богослужений, который

«состоял из утренних молитв (“чина курооглаше-ния”), заутрени (т. е. утрени), 1-го часа; 3, 6, 9-го часов, чина изобразительных, молитв перед обедом; вечерни; малого мефимона; великого мефимона; чина полунощного пения. Первые три службы и следующие пять служб объединены в два последования» [1: 487].

В XVIII–XIX веках общественное богослужение

«обычно совершалось трижды в день как в приходских церквах, так и в монастырях: в 3–5 часов утра – утреня, в 8–10 – часы и Божественная литургия, в 15– 16 часов – вечерня» [1: 509].

Современная же ситуация двух богослужений, причем с чтением утрени в вечернюю службу ежедневно и чтением вечерни по утрам в период Великого поста, возникает в Петер- бурге и Москве в XIX веке, когда ускорившийся ритм жизни начинает препятствовать совершению богослужений трижды в день. Многие деятели Церкви были противниками этой новой системы (свт. Филарет Московский, св. Иоанн Кронштадтский), и, «тем не менее, к началу XX века утреня совершалась утром почти только в одних монастырях» [1: 510], [6].

***

Литургический день открывает вечерня – служба, традиционно совершавшаяся вечером, примерно во время заката солнца. В проанализированном былинном материале она встретилась всего в 9 текстах , записанных в Кенозе-рье (5 текстов), Пудожье (2 текста), Прионежье (1 текст), на Зимнем берегу Белого моря (1 текст). Это варианты сюжетов «Дюк Степанович и Чу-рило Пленкович» (6 текстов), «Михайло По-тык» (2 текста), «Добрыня и Маринка» (1 текст). В большинстве этих былин вечерня фигурирует с определением христовская (Рыбн. 181 = Гильф. 225 (Кенозеро)⁸; Гильф. 230 (Кенозеро); Сок.-Чич. 207 (Кенозеро); Сок.-Чич. 210 (Кенозеро); Гильф. 115 (Кижи)).

В тексте былинщика А. П. Сорокина в одной сюжетной ситуации соединяются три понятия: Дюк Степанович и Чурила Пленкович договариваются щапить три года, каждый день менять платья и коней, «чтоб ездить на каждый день к заутрени , к обедни и вечерни » (Пуд. 338, ст. 650). Понимание связи этих трех понятий можно увидеть и в другом пудожском тексте – в «Михайле Потыке» сказителя Н. В. Ки-гачева:

«И к вечерни в колокол ударили, И тут Поток Михайло Иванович К вечерни идти собирается,

А с другой стороны Авдотья Лиховидьевна,

И тут они с ней повенчалисе

Рано заблаговестили к заутрени

А и он, Потык Михайло Иванович

Он пошел объявить попам-церковникам, Что померла его жена Авдотьюшка.

И приказали попы везти в церковь Божию:

“А после обедни ее хоронить будем”»

(Пуд. 314, ст. 82–86, ст. 98–103 – от Н. В. Кигачева).

Сходно упоминание вечерни в тексте «Поты-ка» А. М. Крюковой (ЗБ 71, ст. 81–91). Но в нем сказительница дополнительно акцентировала внимание на том, что Авдотья Лиходеевна – «неправильная», иномирная невеста, соответственно, и венчание с ней происходит в «неправильное» время, вечером («Еретиця была; говорит: “Обвинцеюсе после вецерни”»). Несомненно, этот смысловой оттенок присутствует и в обозначенном выше пудожском «Михайле Потыке» Н. В . Кигачева.

В варианте кижского былинщика Семена Корнилова типическое место «переезд из одного пункта в другой между церковными службами» из сюжета о Дюке Степановиче включает в себя вечерню:

«Я выехал из Индеи из богатыя

После поздниих вечерен ,

А хочу поспеть в Киев на обедню»

(Гильф. 115, ст. 130–132 – от С. И. Корнилова).

Только в Кенозерье можно обнаружить некоторое закрепление вечерни в былинной традиции (причем с определением «христовская»): как и в тексте С. Корнилова, в варианте И. П. Сивцева Дюк выезжает из дома после вечерни (но прибывает в Киев к заутрени с обедней) – «во ту ли субботу великоденную, / И ушли ко вечерни ко христовския », то есть накануне Пасхи (Рыбн. 181, 54–55; от него же – Гильф. 225). Сходно в записи от его внука И. В. Сивцева (Сок.-Чич. 207) и работника отца старшего Сивцева П. А. Воинова (Гильф. 230) (в форме – вечеренка ). И. А. Сивцев (Волхонов) включил упоминание вечерни в свой вариант «Добрыни и Маринки»:

«Зазвонили к вечерне христовыи ,

Да походит Добрыня из высо́ ка терема́,

Да выходит Маринка из-за за́ висы,

Да берет она два ножика два вострыи,

Да режит сли́ дики Добрынюшки,

Да крепко приговор да пригова́риваёт» (Сок.-Чич. 210, ст. 37–42 – от И. А. Сивцева (Волхонова)).

В этом фрагменте, как и в вышеприведенных примерах из текстов «Михайлы Потыка», очевидна характеристика вечерни как подходящего времени для дел, связанных с «иным» миром (например, для колдовства).

Явно примыкает к рассмотренным текстам сводная былина об Илье Муромце, записанная на Космозере (Прионежье). В ней использовано выражение «служба вечерняя», которое, кажется, можно рассматривать как замену вечерне:

«И хотел поспеть в Киев-град к обедне поздней, Но приехал к службе вечерней ,

Отстоял он службу вечернюю

И поехал в палаты княженецкие»

(Аст. 157, ст. 311–312, 318–319 – от П. Г. Горшкова).

Типическое место «переезд из одного пункта в другой между церковными службами», как мы еще убедимся далее, очень характерно для былин об Илье Муромце.

В связи с вечерней можно вспомнить и наблюдение, сделанное Р. С. Липец, о некотором сходстве с былинным типическим местом единичного выражения из древнерусской литературы - цитаты из «Поучения Владимира Мономаха» (XI-XII века): «А и-Щернигова до Кыева нестижьды ездих ко отцю, днем еси переездил до вечерни» [3: 269, прим. 1].

В разы более частотно в былинах упоминание утрени / заутрени - она обнаруживается в 108 записях . Правда, заутреня зафиксирована не во всех крупных былинных очагах (не упоминается в былинах Западного Поморья). Ее можно обнаружить в былинах о Добрыне Никитиче (в 3 записях от 3 исполнителей), особенно часто - в текстах об Илье Муромце (в 44 записях от 39 исполнителей), а также в старинах «Алеша Попович и Тугарин» (в 1 тексте), «Михайло По-тык» (в 3 записях от 3 исполнителей), «Дунай-сват» (в 2 от 2), «Дюк Степанович и Чурило Плен-кович» (в 30 от 30), «Чурило и Катерина» (в 12 от 12), «Иван Гостиный сын» (в 9 от 9), «Садко» (в 1), «Лука, змея и Настасья» (в 3 от 3).

Прослеживаются более или менее устойчивые прилагательные для характеристики былинной заутрени: чаще всего она ранняя (в 26 текстах) - только в 1 тексте поздняя , довольно часто, как и вечерня, она христо(в)ская (в 22) и христовая (в 2), воскресенская (в 20) / воскресная (в 4) / воскресенная (в 1), иногда честная (в 5), редко - благовещенская (в 4), великодён-ная (в 2), успенская (в 1), святая (в 1), без прилагательного - в 36 текстах. Иногда могут использоваться одновременно несколько (2 или 3) прилагательных.

Заутрени бывают вседневные и праздничные - и получается, что весомая доля былинных заутрень являются праздничными (и в том числе воскресными). Это 53 текста с характеристикой заутрени как христо(в)ской и/или воскрес(е)н(ск) ой, благовещенской, великодённой, успенской. К ним примыкают вариант «Чурилы и Катерины», где действие имеет место в Петров день (Печ., 158), а также текст об исцелении Ильи Муромца, которое «случилось в пасху, ударили в первый раз к заутрени» (Аст. 157 (Прионежье)). Еще П. Н. Рыбников заметил, что обозначение пасхальной заутрени варьируется по регионам: «Заутреня в первый день Пасхи у заонежан называется христосскою, а у пудожан - вос-кресенскою»9. Характерно, что однокоренные воскресенской воскресная и воскресенная обнаружены только на Пудоге. Имеющийся материал дает возможность сделать и другие наблюдения над региональной спецификой обозначения: зим- небережные былинщики чаще всего именовали заутреню ранней (в 10 текстах; другие варианты - в 2 текстах (честная) или в 1 (воскресенская, благовещенская, без прилагательного)); кенозеры называли ее или христовской / христосской / христовой (5 текстов), или благовещенской (2 текста), или ранней (1 текст); кулояне - или воскресенской (5 текстов), или ранней (2 текста), или честной (1 текст); в печорских былинах встречаем заутрени воскресенские (5), христов(ск)ую (2), успенскую (1) или без определений (3).

На Печоре обнаруживается в одном тексте очень характерная замена заутрени утренней службой (Печ. Прил. 7.1) (вспомним подобное в связи с вечерней). Характерная потому, что показывает, что в былинах отразилась традиция служения заутрени утром, а не вечером, как это стало происходить в столицах в XIX веке, а затем и повсеместно. Встречаем и другие несомненные обозначения именно утреннего времени посредством упоминания заутрени (Гильф. 316 (Моша), Кул. 16 = Кул. 17, ЗБ 88, ЗБ 90, Печ. 278, Печ. 279, Печ. 280):

«Он ставал-де по утру да всё по ранному, Чёсну ранному утру да воскрисеньскою. Зазвонили тут заутреню воскрисеньскою , Только видели: срежалса добрый молодеч, А не видели поезки богатырское»

(«Илья Муромец и Соловей-разбойник», Кул. 16, ст. 2-6 - от Т. И. Широкого («Трохи»));

«Поутру-то было, братцы, раным-рано,

Как на утренной было да ранной зорюшке,

На восходе-то была (так! - С. Х. ) красна солнышка, На зачине-то была (так! - С. Х. ) светла деничка -А пошел-то Данило да во божью церкву, Да будил он свое да цядо милое, Молодого Луку сына Данилова.

Ото сну-то Лука да пробужаитца, Ключевою водой да умываитца, Полотенышком он да утираитца, Хорошешинько он да снаряжаитца, Надевает на себя да платьё цветное, Он ведь цветное платье, сам церковное.

Он пошел-то, Лука, да во божью церковь, У церковныих врат стоит послушиват -А попы-ти поют да вползаутрени »

(«Лука, змея и Настасья», Печ. 279, ст. 8-23 -от М. К. Шишоловой).

В этих примерах очень заманчиво видеть отражение исконной традиции служения заутрени утром, однако возможно и иное - не догматическое церковное, а упрощенное понимание термина «утреня / заутреня» как любой церковной службы, совершаемой утром.

В отличие от вечерни, которая, как мы показали, в былинном эпосе может обретать коннотацию «неправильного времени для правиль- ных дел» (венчание, осуществленное в это время, не приводит к счастью) и «правильного времени для неправильных дел» (приворот, осуществленный в это время, оказывается удачен), заутреня всегда (во всех 108 текстах) имеет положительную или нейтральную семантическую окраску: ее посещает богатырь перед выездом (Пуд. 167), иногда по совету матери (Пуд. 47), сама мать может идти на нее (Гильф. 43 (Толвуй)), на ней находится князь Владимир (ЗБ 85, ЗБ 88, Рыбн. 181 = Гильф. 225 (Кенозеро), Сок.-Чич. 207 (Кенозеро), Печ. 139, Кул. 62), благочестивый муж из сюжета «Чурило и Катерина» (ЗБ 90, ЗБ 92, ЗБ 93, ЗБ 94, ЗБ 95, ЗБ 97, Печ. 158, Мез. 144, Кул. 67, Пуд. 376, Гильф. 309 (Моша), Гильф. 110 (Сенная Губа)). Крайне редко и слабо, но обнаруживается идея святости времени заутрени: именно во время пасхальной заутрени может получить исцеление Илья Муромец (Аст. 157 (Прионежье)); пойдя в церковь к заутрене, этот же богатырь кладет завет ехать в Киев и не кровавить по дороге оружия (Пуд. 167, Пуд. 195, Гильф. 112 (Кижи)); заутреня, как уже упоминалось, единично получает эпитет «святая» (Рыбн. 107 (Повенец)).

Семантика былинных заутрени и вечерни не противоречит отношению к утру и вечеру в народной культуре, сформулированному, например, С. М. Толстой:

«Перед восходом солнца <…> совершаются наиболее значимые магические действия продуцирующего и защитного характера, а время после захода солнца отмечено самыми сильными запретами, которые мотивированы опасностью вредоносных действий нечистой силы» [8: 216].

Значительную часть текстов, упоминающих заутреню, составляют былины с типическим местом ехать от заутрени к обедне (= «от утренней службы к обедне» в Печ. Прил. 7.1) – 57 текстов из 108. Фактически в нем через координаты времени и пространства показывается скорость; Т. Г. Иванова характеризует его как «топос передвижения <…> выраженный во временных параметрах» [2: 110]. Самую большую распространенность это типическое место имеет в былине «Илья Муромец и Соловей-разбойник», которая, как показывает Свод русского фольклора, почти во всех былинных очагах, наряду с «Добрыней и Алешей», является самой популярной эпической песней. Оно было обнаружено в 31 записи сюжета «Илья Муромец и Соловей-разбойник» из разных былинных регионов Русского Севера: Пуд. 286, Мез. 107, Печ. Прил. 7.1, Рыбн. 4 (Кижи) = Гильф. 74 (Кижи), Рыбн. 62 (Кижи), Гильф. 104 (Сенная Губа), Гильф. 112 (Кижи), Сок.-Чич. 107 (Кижи), Сок.-Чич. 130 (Кижи), Рыбн. 191 (р. Оне- га), Мез. 68, Мез. 72, Пин. 10, ЗБ 34, ЗБ 36, Аст. 141 (Прионежье) = Сок.-Чич. 104 (Кижи), Аст. Прил. 1.2 (Прионежье) = Сок.-Чич. 130 (Кижи), Аст. 122 (Прионежье), Аст. 131 (Прионежье) = Сок.-Чич. 96 (Кижи), Пуд. 192, Пуд. 193, Пуд. 195, Пуд. 198, Пуд. 174, Пуд. 180, Пуд. 205, Пуд. 208.

«Он заутренку тую_́ христовскую

А стоял во городе й в Муромле,

Да й хотел попасть к обедни в сто_́ льнёй Киев-град.

Кладова́ л он заповедь великую:

Не съежжаться, не слетаться во чисто́ м поли́ ,

Да не делать бою-драки-кролития»

(Сок.-Чич. 96 (Кижи), ст. 5–10 – от П. И. Рябинина-Андреева).

Это типическое место можно встретить и в редкой былине «Иван Гостиный сын». В ней, по формулировке Н. В. Петрова, оно «играет роль сюжетообразующего мотива, “провоцирующего” эпическую песню на дальнейшее развитие действия» [5: 329]. На нашем материале это 8 текстов : Сок.-Чич. 270 (Кенозеро), Печ. 190, Печ. 191, Печ. 192, Печ. 193, Рыбн. 97 (Кижи), Гильф. 133 (Кижи), Гильф. 135 (Кижи):

«Бился он съездить все один након,

А съездил на славу ровно три раза

Меж той обедней , между утреней

Три девяноста равномерных верст»

(Печ. 192, ст. 68–71 – от Г. А. Карманова).

В былинных регионах обонежско-каргополь-ской традиции это типическое место обнаруживается в 15 текстах сюжета «Дюк Степанович и Чурило Пленкович»: Сок.-Чич. 216 (Кенозеро), Аст. 142 (Прионежье), Аст. 149 (Прионежье), Аст. 175 (Прионежье), Пуд. 339, Пуд. 342, Пуд. 343, Пуд. 344, Пуд. 357, Пуд. 360, Пуд. 366, Пуд. 340, Рыбн. 30 (Пудожская Гора) = Гильф. 152, Гильф. 159 (Космозеро).

«Я из той Индеи из богатыя,

Мо́ лодой боярин Дюк Степанович.

Отстоял дома раннюю заутреню ,

А сюда приехал ведь к обедни-де »

(Гильф., 159, ст. 133–136 – от И. А. Касьянова).

Единично при помощи этого типического места характеризуются и некоторые другие герои: Настасья-поленица из сюжета «Дунай-сват» (Аст. 164 (Прионежье), Сок.-Чич. 119 (Прионежье)) и Алеша Попович (Пуд. 302).

Обнаруживается минимальная вариативность: герой (Илья Муромец или Дюк Степанович) может ехать от вечерни к заутрене в старине И. П. Сивцева (Рыбн. 181 = Гильф. 225 (Кено-зеро)); собирается приехать в Киев к заутрени, но не успевает и к обедне (Пуд. 208 – в речи героя; Пуд. 191) или собирается к заутрени, а успевает только к обедне (книжный в основе Печ. 62

(зависит от Пуд. 191)). «Типическое место» может получить дополнительную разработку: герой выезжает в Киев, когда в Карачарове отзвонили к заутрени, – оказывается в Чернигове, когда народ выходит от заутрени, – приезжает в Киев, когда все идут от обедни (Рыбн. 191 (р. Онега)).

Период между заутреней и обедней осмысляется и в одной из записей печорской былины «Лука, змея и Настасья». Выходя из дома, отец наказывает прислуге:

«Я пойду-де как нонь да в черков божию,

Я ко утрене нынь да воскресеньскоей –

Разбудите вы моего чада милого,

А того-де Луку сына Даниловича, –

Он придёт пусь к обедни да воскресеньской » (Печ. 278, ст. 10–14 – от Д. К. Дуркина).

Интересно, что временной промежуток между этими двумя церковными службами отразился и в других областях народной культуры: в обрядовом поведении (на Благовещенье «между заутреней и обедней хозяйки сгоняли помелом кур с насеста, чтобы они начали нестись к Пасхе»¹⁰), в устойчивом выражении (меж обедней и заутреней – Новг. Об очень коротком промежутке времени¹¹). Любопытно и то, что Г. Р. Державин в стихотворении «К другу» (1803), упоминая богатырскую поэму Н. А. Львова «Добрыня», использует это же выражение:

«С кем, вторя, он Добрыню пел, Меж завтреней и меж обедней»12.

Иногда в былинных текстах упоминается только заутреня, а обедня опускается, хотя логика повествования вполне позволяла бы использовать и все типическое место «от заутрени к обедне»: Пуд. 167, 200, 202, ЗБ 33, Кул. 16=17, Кул. 18, Кул. 20, Рыбн. 107 (Повенец). Встречается и одновременное упоминание заутрени и обедни: например, «Сослужи-ко христовскую обеденку, ну и простой христовскую заутренку» (Пуд. 47, ст. 53–54).

ВЫВОДЫ

• 1.    В своей основной семантике былинные вечерня и заутреня следуют не за поздним церковным каноном (чтение утрени в вечернюю службу ежедневно и чтение вечерни по утрам в период Великого поста), а за изначальным соответствием времени суток, отразившимся в наименовании церковной службы.

• 2.    Эти два родственных понятия оказываются представленными в былинах очень контрастно: заутреня встречается часто и почти во всех крупных эпических очагах Русского Севера – вечерня крайне редко; заутреня во всех случаях имеет положительную или нейтральную семантику – вечерня проявляет семантику «правильного времени для неправильных событий», «неправильного времени для правильных событий».

• 3.    Анализ семантики этих двух понятий в былинах акцентирует внимание на вопросе о том, какие реалии христианской веры были созвучны поэтике былин и могли войти в их художественный мир. В соответствии с традиционными народными представлениями, более ценностным временем суток было утро, а не вечер, то есть время утрени, а не время вечерни. Видимо, именно поэтому в былинный эпос намного более активно входит не церковная служба, происходящая в опасное время, когда становится возможной связь с «иным миром», а служба, идущая во время, наделенное максимальной продуцирующей силой (не случайно, видимо, и то, что в редких случаях время заутрени наделяется семантикой особой святости).

• 4.    Вероятно, вечерня вошла в былины на позднем этапе их бытования, потому и не сформировалась полнокровная традиция ее упоминания, однако при этом она прикрепилась к древним, относящимся еще к мифологическому, а не государственному, смысловому слою в былинах мотивам приворота, женитьбы на «иномирной» невесте.

• 5.    И вечерня, и утреня наиболее частотно в былинах входят в типическое место переезда из одного пункта в другой между двумя церковными службами. Возможно, именно этот топос, в котором изначально были только положительные в своей семантике заутреня и обедня, и «притянул» (посредством аналогии) вечерню в формульное поле былин.

Дальнейшее изучение хрононимов в былинах планируется по двум векторам: 1) обращение к рассмотрению иных понятий, прежде всего обедни, а далее – обозначений праздников и дней недели; 2) включение в исследовательское поле былин Центральной России, Урала, Сибири и Дальнего Востока, казачьих регионов.