Хронотоп и карнавал в романе Пера Лагерквиста "Варавва"

Введение. Роман Лауреата Нобелевской премии 1951 г. шведского писателя Пера Лагеркви-ста «Варавва» (1950) очень близок к жанру апокрифа, хотя и создан во второй половине ХХ в. События библейской истории становятся точкой отсчета для воображения писателя, рисующего характер и судьбу евангельского персонажа, од- ного из участников сакральных событий, связанных с распятием и воскресением Христа.

История вопроса. Творчество Лагерквиста всегда привлекало внимание литературоведов и критиков как из Северной Европы (К. Хенмарк [10], Г. Мальмстрем [12]), так и из других стран (Р.Д. Спектор [14], В. Клаэс [9], К.B. Мурадян [6],

Д.В. Кобленкова [3], Х. Ризенфельд [13], К.Р. Андрейчук [1]). Критики стремились предложить собственные объяснения необычным символическим и одновременно взятым из общеизвестной мифологии образам романов, видя в Лагерк-висте последовательно символиста, романтика, модерниста, экзистенциалиста, христианского религиозного мыслителя, реалиста, борца с тоталитарным государством, создателя собственного философски-религиозного контекста. Исследовательские приемы исторической поэтики М.М.Бахтина и традиция плутовской, то есть трикстерской литературы не была применена к исследованию романов писателя.

Методы исследования . Для анализа этого мифологического романа мы воспользуемся литературоведческим инструментарием, созданным М.М. Бахтиным в работах «Формы времени и хронотопа в романе» (1975) в части исследования пространственно-временной структуры романа, и «Творчество Франсуа Рабле и народно– смеховая культура средневековья и Ренессанса» (1990) в разделе, касающемся архетипа главного действующего лица романа Вараввы.

Результаты исследования . Хронотоп романа Лагерквиста сакрализован и имеет амбивалентную природу: с одной стороны, перед читателем развернут агиографический подход к Варавве -«темному двойнику» Христа. В тексте воссоздано «житие» Вараввы в полном объеме от зачатия безымянной рабыней, изнасилованной предводителем разбойников Елиаху, до финального распятия в Риме времен Нероновых гонений на христиан после спровоцированного императором поджога Рима. С другой стороны, центральное событие - распятие на Голгофе и смерть Христа - всплывает как лейтмотив в каждом явлении романа, поскольку автор избирает способ изложения событий в форме внутреннего монолога самого Вараввы. В основе композиции текста принцип повторяемости концептуального замысла, «развертывание по спирали» [7, с. 17]. Христианство, подобно многим предшествовавшим ему мифологиям Востока и Средиземноморья, имеет дуальный характер, и оттого мотив двойничества органично присущ воплощению верховного божества, сына небесного бога, управителя громами [5, т.1, с. 174-176].

Действительно, Лагерквист обращается к архетипу демонически-комического дублера культурного героя, наделенного чертами плута и озорника [5, т.2, с. 28]. «Они вот болтают, будто он умер за них, вместо них. Что ж! Возможно. Но вместо Вараввы-то он умер уж точно, этого-то никто отрицать не будет! - размышляет про себя отпущенный разбойник. - И выходит, Варавва ближе ему, чем они, чем все вообще, он совсем иначе с ним связан, и они еще не подпускают к себе Варавву! Он избран, можно сказать, – избран, чтоб не страдать, чтоб избавиться от мучений. Он и есть настоящий избранник, его отпустили вместо самого Сына Божия – тот сам так пожелал, так повелел. Просто они ничего не знают!» [4, с. 228].

Разбойник Варавва [8] - один из тех преступников, приговоренных к страшной казни через распятие на Голгофе, но освобожденный толпой, когда Пилат предложил ей выбрать, кого из узников отпустить в честь праздника. Чернь дарует свободу и жизнь Варавве, хотя он разбойник, грабитель и «убийца». Так говорит о нем ап. Петр, в книге Деяний апостолов (3:14). Вот как этот эпизод передан в Евангелие от Луки 23:13256 «Пилат же, созвав первосвященников и начальников и народ, сказал им: вы привели ко мне человека сего, как развращающего народ; и вот, я при вас исследовал и не нашел человека сего виновным ни в чем том, в чем вы обвиняете Его;[…] и ничего не найдено в Нем достойного смерти... А ему и нужно было для праздника отпустить им одного [узника]. Но весь народ стал кричать: смерть Ему! а отпусти нам Варавву. Варавва был посажен в темницу за произведенное в городе возмущение и убийство. Пилат снова возвысил голос, желая отпустить Иисуса. Но они кричали: распни, распни Его! […] и превозмог крик их и первосвященников. И Пилат решил быть по прошению их, и отпустил им посаженного за возмущение и убийство в темницу, которого они просили; а Иисуса предал в их волю». И далее греческий проповедник продолжает от себя: «Но кем же был Варавва? Я расскажу вам. Это я и вы. В лице Вараввы предстали мы все, «что все согрешили и лишены славы Божией» (Послание к Римлянам 3:23), говорит Слово Божие. Все мы были осуждены. Все мы могли отправиться на крест. Но приходит Иисус Христос, невиновный ягненок, ягненок Божий и Он занимает место Вараввы. Варавва теперь свободен. Вы и я были освобождены и теперь свободны! Вот как это описывает Слово в Послании к Ефесянам 2:1-10» [2].

Жизнеописание, домысленное Лагерквистом, внешне имеет линейную композицию, но на самом деле смерть Христа на кресте, как и в Новом

Завете – важнейшее в романе событие, к которому герой и автор возвращается на протяжении всей жизни. Варавва, не умерший в Страстную Пятницу, ритуально умирает в течение жизни несколько раз. Этот мотив назойливо повторяется в тексте: например, любовница Вараввы Толстуха рассуждает «… не диво, если Варавва кажется чудным: он так долго томился в застенке, почти что умер, ведь, раз кого приговорили к смерти, тот уже умер, и, если его потом отпустили и помиловали, он все равно умер, потому что был мертвым. И только воскрес, а это, мол, вовсе не тоже самое, что просто жить-поживать, как другие». [2, с. 209]. Не случайно отпущенный разбойник, ощущая свою связь со смертью, ищет встречи с Лазарем и пытает его о царстве мертвых. Его не волнует чудо воскрешения, а только вопрос: что там, за гранью бытия? Ему неприятен Лазарь с пустыми глазами, твердящий: «…царство мертвых – ничто. Но для того, кто там побывал, и все остальное – ничто» [4, с. 231].

Если Христос сеял жизнь и веру, то деяния Вараввы порождают только смерть без всякой веры в последующее воскрешение. Он безмолвно наблюдал казнь соблазненной им девушки – Заячьей губы – и в отместку зарезал книжника [2, с. 241]. Только после ее смерти он оказывает ей последние почести, похоронив вместе с ее умершим младенцем. Среди разбойников он -самый умный и храбрый, и успех сопутствует его затеям [4, с. 245], но его затеи сеют только смерть. Брошенный во тьму меднорудной шахты, из которой редко кто поднимался на поверхность, он заживо погребен и помещен в самый ад, поскольку «был заперт в самом себе, в своем царстве мертвых. И как из него вырваться? Один-единственный раз был он соединен с другим человеком. Да и то железной цепью. Только железной цепью, и больше ничем, никогда. [4, с. 275]. » . Он присутствует на распятии своего «брата по цепи» Саака [4, с. 268] только потому, что отрекся от веры и позволил наемнику перечеркнуть на своей бирке знак «Хи-Ро», любовно выведенный мучеником-армянином.

Смерть как будто играет с Вараввой, посылая ему испытания: в поисках веры заблудиться в римских катакомбах, попасть в тюрьму в Риме, потому что хотел помочь христианам, а сыграл на руку их врагам. Сбывается проклятие матери, умиравшей в родах с мыслью, что «он зачат и рожден в ненависти ко всему творению на земле и на небе и к Творцу неба и земли!» [4, с. 271].

Варавва, несомненно, темный двойник, близнец Христа. Он трикстер – универсальный архетипический образ «парадоксально соединяющий черты культурного героя и эгоистичного шута» [8, с. 11]. В нем есть все трикстерские черты: похоть и обжорство, человеко- и отцеубийство, изгнанничество и предательство, грех во всем, к чему прикасался: «… молиться он не стал, он был злодей, молитвы злодеев вообще не доходят, а Вараввин грех вдобавок не был искупле» [4, с. 208]. Трикстер, карнавальный тип, со всеми присущими карнавалу комическими и гротескными особенностями.

В конце концов Варавва умер на кресте, но не обрел веры. Ничто из виденных чудес – сияние вокруг Христа [4, с. 205], страшная мгла на Голгофе в момент смерти Спасителя, присутствие у отверзтой могилы воскресшего, беседа с Лазарем и две встречи с Петром, мученические смерти Заячьей Губы и Саака – не разрушило его сомнений. « – Мессия? Ну, нет...– бормотал он про себя. – Да какой же он мессия, – сказал один из мужчин, – ведь ка бы так, разве б его распяли? Да тогда б эти недоноски сами полегли на месте. Видно, ей невдомек, что значит–мессия! –Ну ясно! Он бы сошел с креста и всех их перебил! – Что б мессию – да распяли! Слыханное ли дело? Варавва все сидел, зажав бороду в кулаке и уставясь взглядом в земляной пол. – Нет, он не мессия...Чудной, странный» [4, с. 211].

При всей точности исторических декораций, воссозданных писателем в романе, образ главного героя Вараввы выпадает из исторического контекста и непосредственно отражает нравственные искания человека ХХ в., потерявшегося в лабиринтах идеологий и верований и неспособный уверовать в даже лично виденное чудо:

«–А ты? Тоже веришь в этого любящего Бога? Варавва ничего не ответил. –Ну? Веришь ты или нет? Варавва покачал головой. – Нет? Так зачем же тогда ты носишь на бирке его имя? И опять промолчал Варавва. – Твой он бог или нет? Не это ли означает надпись? – У меня нет Бога, – наконец ответил Варавва […]. – К чему же тогда «Иисус Христос» у тебя на бирке? – Потому что мне хочется верить, – отвечал Варавва, не поднимая глаз». [4, с. 265-266].

Выводы . Созданный Лагерквистом образ выпадает из исторического контекста романа. В античном мире даже среди самых образованных философов нет атеистов. Прославленный Лукиан, противопоставляющий верованиям своего времени кинизм и эпикуреизм, не был атеистом. Варавва не атеист – он агностик, ищущий веру и не находящий ее. Это позиция человека ХХ в., еще и достаточно образованного. Разбойник Варавва, в силу своего образовательного уровня

(даже если допустить, что он сын рабби, то есть учителя) и в силу рода занятий, мог молиться языческим богам, демонам и даже властителям преисподней, но агностиком быть не мог. Ла-герквист в своей мифопоэтической притче решает проблемы человека ХХ в. и отвечает на свои собственные экзистенциальные вопросы. Поэтому в Голливуде была осуществлена экранизация романа под одноименным названием.

• 1.    Андрейчук, К. Р. Философско-религиозная проблематика «Пенталогии Распятия» Пера Лагерквиста: авто-реф. дис. … канд. филол. наук. - М., 2017.

• 2.     Kиoyлaxoглoy, Анастасиос. Варавва: кем он был? – URL: http://www.bibletruths.ru/jbajulyaug2004b_ru.htm (дата обращения: 03.03.2020).

• 3.    Кобленкова, Д. В. Шведский нереалистический роман второй половины ХХ - начала ХХI века: монография. - М.: Издательский центр РГГУ, 2016. - 447 с.

• 4.    Лагерквист, П. Избранное: сборник. Пер. с швед. – М.: Прогресс, 1981. - 531 с.

• 5.    Мелетинский, Е. М. Культурный герой // Мифы народов мира. – М.: Советская Энциклопедия, 1982. –Т. 2. – С. 25 – 28.

• 6.    Мурадян, К. Е. Основные тенденции развития шведского реалистического романа 60х гг.: автореф. дис. … канд. филол. наук. - М., 1978.

• 7.    Неустроев, В. Художнок-мыслитель // Лагерквист П. Избранное: Сборник. Пер. с швед. – М.: Прогресс, 1981. – С. 6–19.

• 8.    Православная энциклопедия. – URL: http://www.pravenc.ru/text/154067.html (дата обращения: 03.03.2020).

• 9.    Claes, V. Pär Lagerkvists "Barabbas" som roman. Växjö: Lagerkvist-samfundets skriftserie, 1993. - 12 s.

• 10.    Henmark, K. Främlingen Lagerkvist. - Stck.: Rabén & Sjögren, 1966. - 169 s.

• 11.    Lipovetsky, M. The Trickster’s Transformations in Soviet and Post-Soviet Culture. – Boston: Academic Studies Press, 2011. - 288 р.

• 12.    Malmström, G. Menneskehjertets verden: hovedmotiv i Pär Lagerkvists diktning. - Oslo: Gyldendal, 1970. - 277 s.

• 13.    Riesenfeld H. Barabbas och Nya Testamenten // Synpunkter på Pär Lagerkvist / Red. av Gunnar Tidestrom. Stck.: Aldus/Bonnier, 1966. - S. 209-224. S. 209.

• 14.    Spector, R. D. Lagerkvist and Existentialism // Scandinavian Studies, 1960, - №32. - P. 202-211.

CHRONOTOPE AND CARNIVALIN THE NOVEL OF PER LAGERKVIST "BARABBA"

Elena N. Kornilova, Doctor of Philology, Full professor E-mail: ekornilova@mail.ru