Идентификационный потенциал праздничной культуры

Идентичность – термин, относительно недавно вошедший в отечественный социально-гуманитарный дискурс, хотя научный интерес к самому феномену имеет долгую историю. Начало его исследованию, согласно некоторым мнениям, было положено в рамках философского зна- ния, и уже в древнейших философских учениях были осмыслены основные параметры идентичности как важной универсалии бытия и сознания, точнее – модальности когнитивно-психологической структуры человека, проявляющейся на двух уровнях: 1) индивидуально-психологическом и

• 2)    социально-культурном [8].

«Открытие» социально-культурной природы идентичности составило фундаментальное основание последующих междисциплинарных исследований, в проблемном пространстве которых был синтезирован концепт социальной идентичности, включающий в своё содержание отождествление, эмоционально окрашенное осознание и переживание человеком своей принадлежности социуму, обусловленное психологической потребностью человека в социальной адаптации [9]. Природа этой потребности получила осмысление в психологических, в частности, психоаналитических теориях и объяснена стремлением к упорядочению представлений человека о своём месте в мире; подсознательным стремлением человека к преодолению разрыва первоначального синкрезиса, к обретению тождества с окружающим миром, которое достигается путём «партисипаци-онного переживания» единства с социальной группой.

Социальная идентичность может проявляться как в индивидуальной, так и в коллективной форме, воплощая, по выражению С. Хантингтона, «индивидуальный или групповой смысл себя [17]». Коллективная форма социальной идентичности формируется на уровне саморефлексии социума, фиксирует коллективные представления, переживания сопричастности определённой социальной группе и манифестируется посредством набора маркирующих признаков, с помощью которых общество в целом или его отдельные группы демонстрируют свои специфику и единство. Это язык, мифы, религия, идеология, обычаи, ритуалы и многое другое.

Активный интерес к исследованиям идентичности проявился в 60-е годы ХХ века в связи с повышением внимания к этнона-циональным процессам и явлениям, что привело к появлению многочисленных зарубежных и отечественных концепций «этничности», «идентитета», этнической или национальной идентичности.

В отечественной культурологии в последнее десятилетие утвердилось понятие «этнокультурная идентичность» и получила развитие её концепция, которая формируется на основе отождествления индивида с той или иной этнической и/или национальной культурой.

Осмысление содержания данного феномена и уточнение его структуры позволили исследователям определить этнокультурную идентичность как сложный социальнопсихологический феномен, содержание которого определяется синтезом следующих компонентов:

• •    чувственно-инстинктивного (комплекс чувств и эмоциональных переживаний по поводу принадлежности к «своей» этнокультурной общности);

• •    рационального (совокупность рефлексивных процессов, образующих этниче-ское/национальное самосознание);

• •    ментального (латентный, глубинный пласт этнокультурной идентичности, образуемый специфическими для данной культуры видением и восприятием мира).

В своей совокупности самосознание, чувства и ментальность формируют поведенческий аспект идентичности, который включает в себя различные исторически- и культурообусловленные формы репрезентации и манифестации принадлежности к данной этнокультурной общности (на индивидуальном уровне) и её единства и целостности (на коллективном уровне), самыми архаическими и устойчивыми из которых являются миф и ритуал [12].

Возможно, именно последнее обстоятельство позволяет рассматривать в качестве одного из актуальных факторов формирования и способа репрезентации этнокультурной идентичности праздник и праздничную культуру, по мнению М. М.

Бахтина – важнейшую первичную форму человеческой культуры, основу которых составляет ритуальный комплекс и «парти-сипационное» переживание1 [1].

В силу данного обстоятельства важнейшей функцией праздника и праздничной культуры в целом оказывается идентификационная функция – как возможность осознать и пережить свою принадлежность к той или иной этнокультурной целостности посредством манифестации общих с ней ценностей, символов, моделей поведения и т.д. В ритуальных праздничных действиях возникает эмоциональная связь, обеспечивающая их участникам чувство укоренённости и принадлежности, столь необходимое человеку переживание «и я этой силы частица».

Интерес к феномену праздничной культуры, как отмечают исследователи, повышается в периоды социальной нестабильности, переходности, кризисности, сопровождающиеся семантической динамикой культуры, трансформациями её ценностносимволических оснований, форм социального взаимодействия, кризисом идентичности, требующими обращения к тем культурным формам, которые обладают способностью к стабилизации этих процессов и снижению уровня социальной напряжённости [6].

Это мнение разделяет Г. Карпова, которая отмечает особую функциональную нагрузку праздничной культуры именно в переходные периоды жизни человека и общества, когда механизмы воспроизводства социальных структур ослабевают или трансформируются [5].

В связи с этим особого внимания заслуживает такой феномен, как кризис нацио- нальной идентичности, проявившийся на фоне глобализации.

Причины кризиса нуждаются в специальном изучении, но одна из них очевидна – это заметное ограничение влияния национальных государств в современном мире. Нации-государства всё реже борются за статус главных действующих лиц глобальных событий и всё чаще делегируют эти функции экономическим союзам, военнополитическим блокам, транснациональным корпорациям и т.д. Соответственно, в структуре социального самоопределения современного человека связь с национальным сообществом и культурой оказывается как никогда слабой [16].

Кризис национальной идентичности – общемировой тренд современности, но в России он обрёл специфические черты и особую остроту в силу целого ряда причин, одной из которых было не просто ослабление авторитета национального государства, а крах такой супердержавы, как Советский Союз [12].

Разрушение «советской» идентичности и формирование новых форм самоопределения новой постсоветской России происходили на фоне таких сложных социальнополитических, экономических и культурных событий, как «парад суверенитетов», дифференциация общества по имущественному признаку и формирование на рыхлом этнокультурном фоне «культуры бедных» и «культуры богатых», мировоззренческий конфликт поколений. Все эти процессы усиливали кризис идентичности и размывали основания социальной солидарности россиян.

Поиски новых оснований идентичности оформились в постсоветской России в две доминирующие тенденции, близкие по своей сути мировым процессам: с одной стороны, в сторону расширения границ и формирования нового наднационального (цивилизационного) уровня в её струк- туре; а с другой – в сторону актуализации традиционных локальных форм культуры и локальных же оснований идентичности. В целом ничего нового для России – всего лишь новый виток традиционного для отечественной культуры и самосознания противоречия между «западничеством» и «славянофильством», или, в современной лексике, глобализма и антиглобализма: противоречие между желанием утвердиться как органичной части западноевропейской цивилизации, с одной стороны, и стремлением сохранить самобытность российского пути и отечественной культуры – с другой.

Праздничная культура постсоветской России в значительной мере стала отражением данных процессов, в очередной раз подтвердив в качестве одной из базовых характеристику, на которую указал К. Жигульский, отметив: «Праздник – зеркало своей эпохи». По праздникам, которые создаёт или отбирает народ, как полагает польский исследователь, можно судить о политической, исторической и духовной жизни общества, «определить идеи, интересы и стремления самых различных её социальных слоёв [3, с. 14]».

Анализ динамики праздничной культуры может способствовать пониманию и прогнозированию трансформаций, которые происходят в идентичности россиян, поскольку праздник как специфическая форма ритуального действия хотя и «воспроизводит укоренившиеся в культуре смыслы», всё же подвергается модификациям «в контексте социальных изменений [5]».

Анализируя идентификационный потенциал праздничной культуры, необходимо учитывать ещё одну важную её особенность – внутреннюю антиномичность, на это указывал авторитетный отечественный исследователь А. И. Мазаев [7]. С одной стороны, праздничная культура модели- рует мир идеала и гармонии, а с другой – является средством реализации дискурса власти. Более того, «соседство с властью» имеет свои глубинные причины. Ведь авторитет религиозной и светской власти часто «оказывается размещённым примерно в тех же местах, что и праздник – на сакральном участке [7, с. 31–71]».

Как показывает история, каждая новая власть формирует собственную праздничную культуру, пытаясь вытеснить праздники предыдущей системы из социального поля. Новые праздники создавались для того, чтобы наполнить их новыми условностями и ценностями. Важное назначение праздника состояло в утверждении нового социального порядка и в решении идеологических задач новой власти.

Как известно, праздники в дореволюционной России носили преимущественно религиозный характер и служили средством формирования и воспроизводства системы ценностей, основанной на божественном авторитете и православной иден-тичности1. Как известно, самоидентифи-каты «русский» и «православный» на протяжении столетий использовались как смысловые эквиваленты. Монархическая власть имперской России опиралась на православие, но были и собственно «государственные» праздники. К их числу относились Новый год и так называемые Царские дни (восшествие на престол и коронация).

До 31 января 1918 года Россия, как известно, жила по юлианскому календарю, отставая на 14 дней от западного мира, который уже 400 лет жил по григорианскому. Поэтому в числе первоочередных задач новой советской власти была и задача установить более удобные отношения с западным миром. Уже 24 января 1918 года был принят декрет «О введении в Российской республике западноевропейского календаря», благодаря которому жизнь государства не просто переносилась на четырнадцать дней вперёд, но и освобождалась от всех православных праздничных дат. Начался активный процесс внедрения праздников, необходимых новой власти. С помощью новой праздничной культуры происходило конструирование новой советской идентичности. Советский массовый праздник занял привилегированное место в арсенале пропагандистских средств новой власти. Как замечает Мальте Рольф, советский праздник стал одновременно служить средством интеграции и средством перековки сознания людей, внедрения в жизнь советских символов, ритуалов и риторики, так необходимых для того, чтобы сформировать новые ценностные установки общества [15, с. 112]. Одной из важнейших функций советских празднеств являлась ритуализация поведения масс в новом политико-идеологическом контексте, с помощью праздников осуществлялось конструирование новой идентичности, адекватной новому социальному порядку.

Посредством установления праздничного календаря и институционализации официальных праздников государство формировало коллективные представления о значимых для единства и целостности государства событиях.

В календаре праздников появляются даты, которые связаны с выдающимися достижениями советской науки. Например,

День космонавтики – один из самых значимых в России с точки зрения идентификационного потенциала. Подобные праздники стимулировали социальный оптимизм, устремлённость к будущим успехам, что придавало советской идентичности позитивную окраску, поскольку её основанием становились победы и достижения советского народа: победа идеалов социалистической революции, прорыв советского человека в космос, победа в Великой Отечественной войне. В 1965 году под давлением общественности возрождается празднование Дня Победы как общенародного государственного праздника: на Красной площади стали проводиться военные парады, в городах-героях были возведены монументальные мемориальные комплексы, в местах массовых захоронений и братских могил построены памятники и стелы. Тема войны наполняется новым ценностно-смысловым содержанием, постепенно обретая статус важнейшего образа национальной идентичности, по сути ставшего основной позитивной опорной точкой национального достоинства и самоуважения уже в постсоветский период российской истории. Статус и слава победителей – важное основание для высокой национальной самооценки и национальной консолидации [2]. Трудно не заметить, что 9 мая в России наше население делится только на «ветеранов войны» и «детей войны», а все остальные основания социальной дифференциации утрачивают своё значение и актуальность.

Постсоветский период был ознаменован качественными переменами в структуре и ценностно-смысловом наполнении праздничной культуры. Уже сейчас на страницах «Календаря событий» представлено более трёхсот праздников, отмечаемых в России. Государственными праздниками на сегодняшний день являются: Праздник весны и труда, День Победы, День России, День народного единства и неизменно популярные Новый год, День защитника Отечества и Международный женский день [18].

Современная российская праздничная культура является своего рода индикатором состояния российской идентичности. Оценивая современное состояние российской праздничной культуры, мы должны констатировать такие явления, как разрушение системы праздников и праздничных традиций, стимулирующее разрыв в процессах преемственности и ослабление культурного диалога поколений; разрушение единства социально-культурного пространства России; неопределённость статуса религиозной праздничной культуры; эклектичность новых праздников, неопределённость отношения россиян к советской праздничной культуре и её роли в социально-культурной динамике [13].

На повседневном уровне люди могут не придерживаться официальной праздничной культуры и наделить статусом «настоящих праздников» совершенно другие события. Этот процесс находит своё отражение и в современной России. Так, безусловный интерес для исследователей представляет феномен привнесённых извне праздников, лишённых каких бы то ни было культурных оснований на российской культурной почве: например, Хэллоуин, День святого Валентина, День святого Патрика. Широкое распространение и устойчивое бытование этих праздников в современной культуре россиян требуют пристального внимания со стороны культурологов, поскольку дают основания для самых разных объяснений и социокультурных прогнозов.

С одной стороны (и это было бы самым простым объяснением), речь идёт, возможно, о реализации такой важной черты праздничной культуры, как «карнава-лизация», со свойственными ей временным отказом от существующих социаль- ных норм и «переворачиванием» социальных иерархий [1]. Не только в известной концепции М. М. Бахтина, но и в большинстве авторитетных исследований праздничной культуры отмечается, что праздник – это выход за границы существующего социокультурного порядка, ситуация санкционирования культурой ею же самой установленных норм и ценностей; это «нырок в хаос, в саму стихию жизни», когда «общество высвобождается из навязанных норм, смеётся над своими богами, началами и законами – короче, упраздняет само себя [14, с. 25]».

С другой стороны, данные праздники могут свидетельствовать о своеобразной «сублимации» поисков идентичности в условиях кризиса традиционных для российского общества ценностей и размывания образов идентичности, в частности кризиса традиционной семьи (можно заметить, что День всех влюблённых – День святого Валентина, гораздо более популярен, чем День любви, семьи и верности, который очень медленно и с сомнительным успехом внедряется в современную российскую культуру); о забвении традиций народной культуры и отсутствии единых гражданских ценностей и идеалов и т.д.

Таким образом, мы можем сделать вывод о том, что праздничная культура любого государства и народа является не только фактором формирования и средством конструирования, но и формой репрезентации этнокультурной идентичности. Изменения в структуре и ценностно-смысловом наполнении элементов праздничной культуры могут быть выразительными свидетельствами динамики или кризисных состояний этнокультурной идентичности, а потому должны быть постоянным объектом комплексных научных исследований в целях эффективного социального прогнозирования в сфере этнокультурных явлений и процессов.