Игра, мистификация, лицедейство в творческой деятельности В. С. Соловьева

Большинству современников не был ясен смех В.С.Соловьева – его амбивалентная природа пугала или заставляла недоумевать. Это происходило потому, что в орбиту его смеха оказывалось втянутым все, даже собственные «святыни», «поругание» которых окружающим казалось попросту непозволительным. Возможно, подобное отношение к шуточной стороне творчества В.С.Соловьева было задано его собственным отношением к ней как к чему-то незначительному, по сравнению с творчеством «серьезным» (теократическими и мистическими концепциями, с одной стороны, и религиозно-философской лирикой софийного цикла и интимной лирикой, с другой), а также особой формой функционирования шуточных произведений: имея отчетливо выраженный неофициальный характер, в большинстве своем они не были предназначены для печати и функционировали в рамках той сферы, которую Ю.Н.Тынянов много позже обозначил понятием литературного быта.

Шуточные стихи В.С.Соловьева функционировали в альбомной и эпистолярной форме и имели вариативный характер, что зачастую было обусловлено несколькими адресатами, которым предназначались разные варианты одного и того же стихотворения. Его драматургические опыты также возникли в неофициальной «домашней» атмосфере, в узком кругу друзей, в атмосфере тех кружков интеллигентной молодежи, к кото- рым в юности (во второй половине 1870-х гг.) он был близок: это кружок «шекспиристов», молодых актеров-любителей, выпускников Полива-новской гимназии, и кружок поклонников «поэта из Пробирной палатки», продолжателей традиций А.К.Толстого, собиравшихся у вдовы поэта С.А.Толстой в имениях Пустынька и Красный Рог; следует указать и на влияние Ф.Л.Соллогуба – приятеля В.С.Соловьева, поэта прутковской традиции, автора комедии «Соловьев в Фиваиде».

Будучи созданными в неофициальной «кружковой» среде, подобного рода тексты в процессе функционирования приобретали черту, которую З.Г.Минц назвала «фольклоризмом», связав данное явление не столько с ориентацией на фольклор, сколько с условиями бытования самих этих текстов [1, с.454]. В вопросе определения статуса того или иного текста (произведения) «кружковое» искусство типологически сближается с фольклором. Согласно П.Г.Богатыреву и Р.О.Якобсону, в литературе моментом рождения произведения является «закрепление на бумаге», в фольклоре – санкционирование, «принятие коллективом». Именно «цензура коллектива» и определяет статус произведения как фольклорного [2, с.118]. В связи со свойственным «кружковому» искусству специфическим «фолькло-ризмом» проблема авторства отступает в нем на второй план. Произведения функционируют в «своей» среде без подписи (хотя автор, как пра- вило, известен); имеют место разнообразные формы коллективного творчества (сотворчество, дописывание или редактирование текста другим автором); порой авторство становится объектом игры (процветают разного рода мистификации, связанные с авторством, для чего привлекаются вымышленные имена-«маски», псевдонимы).

Сказанное об авторстве в неофициальном «домашнем» или «кружковом» искусстве имеет самое непосредственное отношение к «шуточному» наследию В.С.Соловьева, с именем которого связано три пьесы: «Альсим» (1876–1878), «Белая Лилия» (1878–1880 и начало 1890-х) и «Дворянский бунт» (1891). Вопрос об авторстве решен только в отношении «Белой Лилии», самой значительной и совершенной пьесы Соловьева; с достаточной степенью уверенности определен его вклад в создание пьесы «Альсим», чего нельзя сказать о пьесе «Дворянский бунт», которая, однако, в 1922 г., наряду с другими, была опубликована С.М.Соловьевым как написанная В.С.Соловьевым, между тем как возможными его соавторами являются Э.Л.Радлов и С.Н.Тру-бецкой. Кроме того, следует учитывать склонность В.С.Соловьева к мистификациям, проявившуюся уже в юности, в пору увлечения «домашним», «кружковым» творчеством, и несколько позже.

Обратимся к некоторым известным фактам мистификации. Публикация в 1886 г. в петербургском «Новом времени» девяти «шуточных» стихотворений («Пророк будущего», «Мудрый, осенью…», «Там, под липой, у решетки…», «Видение», «Скептик», «Признание даме», «Таинственный пономарь», «Осенняя прогулка рыцаря Ральфа», «Полигам и пчелы»), написанных в духе «творений» Козьмы Пруткова и английской поэзии нонсенса, была блестяще разыграна В.С.Соловьевым в эпистолярном жанре – в переписке с редактором «Нового времени» В.П.Бурениным, вовлеченным в придуманную историю с приятелем, якобы являющимся автором присланных им в редакцию стихов. Буренин, помимо собственной воли, стал в каком-то смысле «соавтором» Соловьева, так как по его просьбе придумал псевдоним, под которым были напечатаны соловьевские стихи, – Князь Эс-пер Гелиотропов, с последующей поправкой – Князь Гелиотропов, дабы не вызвать «нежелательных» ассоциаций с откровенно слабым поэтом Эспером Ухтомским. Прямо противоположным образом В.С.Соловьев разыграл свое окружение, какое-то время выдавая ходившую в списках комическую балладу, предположительно «Пан Зноско», за собственную, а впоследствии выяснилось, что это произведение А.А.Сто-лыпина. И это далеко не все случаи, когда Соловьев выдавал «свое» за «чужое» или «чужое» за «свое». Игра, мистификация, лицедейство, театрализация быта и поведения были непременными атрибутами «кружкового» искусства. Театрализация «кружкового» быта, принятые в нем лицедейство, шутовство были благоприятной почвой для создания шуточных пьес. По воспоминаниям С.М.Соловьева, в те годы в «домашних» театрах царил «модный жанр нелепых комедий» [3, с.152]. Так, «Альсим» был создан в духе прут-ковской традиции и поставлен «шекспиристами» в доме Соловьевых в 1878 г.; «Белую Лилию» он написал, находясь под впечатлением от творчества создателей Козьмы Пруткова и соллогубов-ской комедии «Соловьев в Фиваиде»; на «Дворянский бунт» также повлияли поэзия нонсенса и народная балаганная комедия.

Во второй половине 1870-х гг. тогда еще молодой философ В.С.Соловьев увлекается мистикой: в 1875–1876 гг. он, по словам С.М.Соловьева, «был охвачен каким-то мистическим вихрем» [3, с.131], который не рассеялся и к 1878 г. – времени знаменитых соловьевских «Чтений о Богочеловечестве». К этому же периоду относятся и первые его опыты «шуточной» поэзии и драмы. Более поздние «нововремен-ские» стихотворения, опубликованные под вымышленным именем князя Гелиотропова, В.С.Соловьев называл «шутовскими» [4, с.40], что не только указывает на их юмористический характер, но и весьма точно определяет роль их создателя («шут», «актер») в блестяще разыгранной им мистификации с авторством. Отмеченные выше черты личности и творческого поведения В.С.Соловьева могут быть мотивированы его представлением о смехе как величине метафизической: он видит в человеке «животное смеющееся», а в смехе – «корень поэзии и метафизики». «Поэзия вовсе не есть воспроизведение действительности, – утверждает В.С.Соловьев, – она есть насмешка над действительностью» [4, с.45]. Как «насмешку над действительностью» он понимает всю поэзию, а не только юмористическую или сатирическую, – творчество вообще. Структура творческой личности В.С.Соловьева обнаруживает балаганное начало – позицию шута, полярную позиции пророка, заключавшуюся в осмеянии не только мира («действительности»), но и самого себя, собственных ценностей.

Его биограф В.Л.Величко писал: «…идея арлекинады и всяких вообще превращений преследовала его, как кошмар» [5, с.57].

«Идея арлекинады» реализовалась в шуточных пьесах «Альсим», «Белая Лилия, или Сон в ночь на Покрова» и «Дворянский бунт». В каждой из них затрагиваются разные аспекты комического: от непритязательного юмора в «Альсиме» до резкой, злой сатиры в «Дворянском бунте». На их фоне «Белая Лилия» выделяется тем, что является формой генерирования и проверки философских идей В.С.Соловьева. Характерное для пьесы сближение разного рода контрастов и противоположностей (сакрального и профанного, мистического и буффонного) создает впечатление смысловой неопределенности текста или множественности, неразрешимых для читателя и принципиальных для автора. Исследователь И.Б.Роднянская связывает это качество соловьевского текста с «особым родом амбивалентной эстетики, оспаривающей самое себя, но избегающей негативизма» [6, с.102]. Пьеса «Белая Лилия, или Сон в ночь на Покрова», возникшая в особой среде неофициального «кружкового» искусства, во многом его «переросла», сохранив, однако, присущие ему черты. Обращает на себя внимание ее метатекстуальный характер, поскольку косвенным образом драматический сюжет описывает ту атмосферу и те отношения, которые царили в близкой В.С.Соловьеву среде, а также важнейшие стороны его творчества и его личности. Она является комическим обрамлением «серьезного» и вместе с тем носителем «серьезного», не опровергая и не отвергая его [7].

Подводя итоги, отметим, что атмосфера театральности, лицедейства благоприятствовала самореализации В.С.Соловьева, позволяла проявиться каким-то существенным сторонам его личности и творчества, в иных обстоятельствах скрытым от глаз окружающих. Сам он в «Посвящении к неизданной комедии» (имеется в виду «Белая Лилия») писал: «Из смеха звонкого и из глухих рыданий / Созвучие вселенной создано» [8, с.103]. Не диссонанс, а именно «созвучие» создано из противоположностей – в этом соловьевский парадокс. Искомым, органичным для В.С.Соловьева было ощущение себя в противоположных ипостасях – «мистагога» и «миста», «жреца» и «жертвы», «пророка» и «шута».

• 1.    Минц, З.Г. Блок и русский символизм: избранные труды: в 3 кн. СПб., Искусство, 2004. Кн. 3: Поэтика русского символизма. С. 454.

• 2.    Богатырев, П.Г. Функционально-структуральное изучение фольклора. (Малоизвестные и неопубликованные работы) / сост., вступ. статья и комментарии С.П.Сорокиной. М., ИМЛИ РАН, 2006. С. 118.

• 3.    Соловьев, С.М. Владимир Соловьёв. Жизнь и творческая эволюция / послесл. П.П.Гайденко; подгот. текста И.Г.Вишневецкого. М., Республика, 1997. 431 с. С. 152.

• 4.    Соловьев, В.С. Письма / под ред. Э.Л.Радлова: в 2 томах. СПб., Тип. т-ва "Общественная Польза". 1908. 289 с. Т. II. С. 40.

• 5.    Книга о Владимире Соловьеве: сб. М., Советский писатель, 1991. 511 с. С. 57.

• 6.    Роднянская, И.Б. «Белая Лилия» как образец мистерии-буфф: к вопросу о жанре и типе юмора пьесы Владимира Соловьева // Вопросы литературы. 2002. №3 (май-июнь). С. 102.

• 7.    Шевченко, Е.С. Эстетика балагана в русской драматургии 1900-х–1930-х годов. Самара, Изд-во СНЦ РАН, 2010, 484 с.

• 8.    Соловьев, В.С. Стихотворения и шуточные пьесы. Л., Изд-во «Советский писатель», 1974, 352 с. С. 103.

GAME, MYSTIFICATION, ACTING IN CREATIVE ACTIVITY OF V.S.SOLOVYOV