Имплицитная составляющая восприятия художественного текста (на примере прототипического сценария "обман")

Современный этап развития лингвистики, для которого характерно повышенное внимание к достижениям когнитивной науки (причем не только когнитивной лингвистики, но и когнитивной психологии), - это этап, когда, в отношениях «психика. - язык - речь - текст» ни один из компонентов цепочки не может быть проигнорирован. В психологии (когнитивной психологии, в частности) «имплицитное» используется как практически полный синоним «автоматического» (с некоторыми оговорками). Эти идеи высказаны, в частности, в работе Я. Де Хоувера. и А. Морс [8]. «Автоматичность» они определяют как неконтролируемость, неинтен-циональность, высокую скорость обработки данных. Соответственно, черты, которые присваиваются «неавтоматичности», -это сознательность, контролируемость, интенциональность, наличие усилия, замедленность. Де Хоувер отмечает, что большинство процессов, происходящих в сознании, обладают чертами как автоматическими, так и неавтоматическими. Например, обработка, значения слова, автоматична, поскольку не зависит от интенций и времени, однако проявляет и черты неавто матичности, будучи зависимой от внимания, направленного на. слово [8: 182 - 183].

Имплицитность в художественном тексте - один из важнейших аспектов взаимодействия сознания читателя с текстом, составляющая единого процесса, восприятия, в котором осознаваемые и неосознаваемые процессы тесно связаны, разграничить их чрезвычайно сложно. Восприятие художественного текста. - это многоаспектный и многоэтапный процесс (эксплицитное и имплицитное в нем взаимодействуют), рассуждая о котором мы говорим не просто о понимании, но о категоризации. Под категоризацией понимается переход на. новый уровень осмысления текста: «Процесс категоризации не виден реципиенту, но результат таков, что, отчитываясь (перед другими или перед собой) о понятом, мы говорим и думаем о том, что возникает из результатов смыслов и средств - о метасмыслах (вплоть до художественных идей) и метасредствах, также и о метасвязках. Схемы действия при понимании текста. - это упорядоченные в каждый данный момент понимания наборы всех этих метаединиц, выросших из процесса, где частные единицы (элементы) соединялись в метаединицы и «подминали» под себя последующие элементы» [1: 43].

Для психолога, имплицитность - это неосознаваемое, которое в качестве латентного фактора, косвенным образом влияет на. восприятие, поведение (когнитивные психология и лингвистика, сосредоточили свои усилия на. той области, которая связана. с усвоением и систематизацией социально-поведенческого опыта, в языке). Для лингвиста, занимающегося вопросами имплицитного в тексте, - это та. часть имеющегося и получаемого в момент чтения знания, которое участвует в процессе категоризации, при этом переходя из статуса, полностью неосознаваемого в статус частично или полностью сознаваемого. Таким образом, мы можем сказать, что в художественном тексте мы имеем дело с категоризуемым имплицитным разной степени осознаваемости и автоматизма.

Категоризуемым имплицитным при восприятии художественного текста, являются как минимум 1) прагматические пресуппозиции, организованные в сознании читателя во фреймовые структуры или имеющие разрозненный характер (знание

СОВРЕМЕННАЯ ТЕОРИЯ ЯЗЫКА ситуативных, психологически и культурно обусловленных моделей общения; они в достаточно высокой степени автоматизированы в сознании), 2) фоновые знания (литературного, исторического, географического характера, и т.д.), 3) альтернативные проекции единиц текста, (об альтернативных проекциях единиц текста, до поры до времени остающихся в статусе «непродуктивных репрезентаций», неосознаваемых или частично осознаваемых, реализуемых в те моменты, когда, возникает потребность в восполнении основной проекции, много и исчерпывающе пишет Н.В. Рафикова. [7]), 4) читательские гипотетические схемы-планы (гипотезы о содержании текста, подвергаемые пересмотру и переосмыслению в процессе чтения).

Правы те, кто говорит об имплицит-ности как о естественном свойстве текста, являющемся следствием многомерности его структуры, дающей возможность разных прочтений. Осмелимся утверждать, однако, что многомерность может значительно возрастать в связи с использованием в литературе некоторых методов воздействия, к которым мы относим методы косвенного представления точки зрения (авторской, персонажей), создание неоднозначных, ам-бигутивных образов, а. также метод сюжетно-композиционного выведения из автоматизма. фреймовых моделей. Последний заслуживает, на. наш взгляд, особого внимания, т. к. он никогда, не описывался в литературе, посвященной имплицитным аспектам восприятия литературного текста.

Наличие фреймовых моделей (при описании ситуации, содержащей последовательности стереотипных событий, чаще используется понятие «сценарий» [2]), как правило, не осознается читателем, хотя помогает ему при восприятии. Прототипический сценарий (схемное знание, на. которое ссылается текст, а точнее, отсылка. к которому содержится в текстовой ситуации) при выведении из автоматизма, путем тех или иных трансформаций (трансформация не обязательно сознательно планируется автором; автор, как и читатель, может не осознавать, какова, психологическая подоплека, применяемого им приема) может стать источником читательских гипотез о содержании текста.

В данной статье мы обратились к прототипическому сценарию «обман» и (опираясь на. исследования С.Н. Плотниковой [6], Е.И. Морозовой [4]) рассмотрели его как прототипическую ситуацию следующего рода: субъект обмана, (тот, кто обманывает) совершает акт лжи, направленный на. объект обмана, (того, кто обманывает) для того, чтобы добиться некоторой выгодной для себя цели. Компонентами сценария «обман» служат также: причины обмана, последствия обмана, специальные вербальные и невербальные средства, оформления акта. лжи.

Сценарий «обман» многократно и с большой выдумкой обыгрывается российским мастером психологической прозы Людмилой Петрушевской. В рассказе «Случай Богородицы» последствия обмана предшествуют ситуации обмана . Ситуация обмана. такова: героиня рассказа, обманывает своего сына, живущего в детском саду-интернате, дав ему задание собрать для нее цветы, и тем самым, отвлекая его внимание, уходит из садика, не прощаясь с ним и не видя его слез: «Но что ей было делать! Она. была, еще тогда, совсем молодая. Если бы это сейчас с ней было, она. бы встала, с ног на. голову, разбилась бы в лепешку, но не обманывала, бы его с цветами и не гнала, бы его от себя, когда, он ночью приходил к ней, чего-то испугавшись у себя. Но он, как ни странно, случая с цветами совсем не помнил. Этот случай у него как-то сразу выветрился из памяти, как будто его не было. Он никогда, не вспоминал этот случай, а она. никогда, не рассказывала, ему его, хотя была, от природы общительна, и с простой душой. Но этот случай она. никогда. не напоминала, она. только сама, все время помнила, и казнила, себя» [5: 21].

Начинается же рассказ с описания отношений между уже выросшим сыном-подростком и его матерью, которые, несомненно, любят друг друга, однако найти общий язык им чрезвычайно трудно: «иногда, без всякой причины ему становилось ужасно грустно. Но он быстро подавлял в себе эту тоску. А мать теперь не знала, как к нему подступиться, и боялась себя ранить и растравить тоску по нему, спокойно каждый раз отстранявшемуся» (Там же: 16).

Большая часть рассказа. - это описание робких попыток матери и сына, проявить внимание друг к другу, причины же невозможности перешагнуть барьер (сыном они вообще не осознаются, как и любая психологическая травма) раскрываются в последнем параграфе рассказа. Из-за. того, что «проясняющая» ситуация (ситуация лжи) дается в конце рассказа, (т. е. прототипический сценарий имеет транс- формированную структуру), читатель строит различные гипотезы относительно причин напряженности в отношениях; «проясняющая» ситуация (собственно описание ситуации лжи) ведет к их пересмотру. Уже сложившиеся до проясняющей ситуации гипотезы, сосуществуя с проясняющей гипотезой, создают эффект множественности смыслов.

Термин «имплицитность» часто используется как синоним термина, «подтекст». А.М. Камчатнов справедливо полагает, что во многих случаях подтекст используется как метафора, для имплицитного содержания и внутреннего смысла. [3: 42]. Действительно, далеко не всегда, оговаривается разница, между этими двумя близкими по смыслу понятиями. Между тем большинство исследователей признает интенциональность подтекста, (тогда, как имплицитность имеет отношение не столько к авторским интенциям, сколько к общим механизмам восприятия текста). Подтекст имеет обыденное значение (помимо терминологического) и используется в применении к бытовому диалогу, к речи, означая тайный, не всем доступный смысл, тогда, как имплицитность имеет сугубо терминологическое значение, связанное со знаковой и психической стороной речи. Если подтекст - это в большей степени результат истолкования (некоторое суждение, являющееся результатом рефлексии), то имплицитность -это компонент состояния системы (в нашем случае системы взаимодействия сознания читателя с текстом), который участвует в процессе рефлексии, но собственно результатом не является.

Полагаем, что недостаточное терминологическое разграничение двух понятий во многом задержало исследование собственно имплицитности - явления, заслуживающего самого пристального внимания со стороны когнитивной лингвистики.