Интерпретация понятия «пренебесный жертвенник» в учении св. Николая Кавасилы о евхаристии в свете его полемики с западным взглядом на отношение установительных слов и эпиклезы

Как отмечает Рене Борнер, «Изъяснение Божественной литургии» св. Николая Кавасилы — «это первый документ, где молитва эпиклезы эксплицитно рассматривается как предмет нерешенного противостояния между латинянами и греками»1. Действительно, Кавасила стал первым византийским богословом, выступившим против нового учения, распространявшегося в начале XIV в. в среде католиков, и согласно которому освящение даров совершается исключительно силой установительных слов, а молитва эпиклезы является бессмысленной и ненужной2.

В своей полемике с этим новым учением св. Николай сосредотачивает внимание на богословском анализе молитвы «Supplices Te rogamus», являющейся частью канона мессы. В этой молитве Церковь просит Бога вознести рукой Ангела предложенные дары (хлеб и вино) на Пренебесный Жертвенник (sublime altare)3. Для Кавасилы ключевым понятием в этой молитве является понятие «Пренебесный Жертвенник» (Ὑπερουράνιος Θυσιαστήριον).

Учение св. Николая о соотношении установительных слов и эпиклезы всегда было в центре внимания западных богословов, изучавших творчество Кавасилы4. Однако, при всей многочисленности исследований, посвященных данной тематике, ни европейские, ни отечественные учёные не обращали должным образом внимание на ту интерпретацию, которую дал Кавасила понятию «Пренебесный Жертвенник»5. Цель статьи — восполнить это упущение и показать, каким образом через интерпретацию понятия «Пренебес-ный Жертвенник» Кавасила доказывает современным ему западным христианам наличие смыслового тождества между восточной эпиклезой и молитвой «Supplices Te rogamus».

Учение об освящении евхаристических даров в западной христианской традиции до начала XIII в.: краткий экскурс

Если мы обратимся к патристической и средневековой латинской традициям, то увидим, что освящающая сила приписывалась латинскими писателями не установительным словам, но молитве, в которой содержалось обращение к Богу или Св. Духу6.

Свт. Амвросий Медиоланский (IV в.) в трактате «О священнодействиях» приводит текст медиоланской анафоры: «И просим, и молим (Et petimus et praecamur), да приимешь сие приношение в пренебесный Твой жертвенник руками ангелов Твоих (in sublimi altari tuo per manus angelorum tuorum), как изволил принять дары отрока Твоего праведного Авеля, и жертву патриарха нашего Авраама, и что принес Тебе первосвященник Мелхиседек»7. Здесь просьба о принятии даров фактически рассматривается как молитва эпикле-зы. Отметим, что молитва «Et petimus et praecamur»8 — одно из самых первых свидетельств, в котором прошение о вознесении Ангелом даров на Пренебес-ный Жертвенник имплицитно связывается с моментом их освящения9.

Учение, согласно которому дары, приносимые Церковью, освящаются Св. Духом, было повсеместным, и фактически в неизменном виде сохранилось до конца патристического периода. В начале VII в. Исидор Севильский (†636) в трактате «О церковных служениях» (De ecclesiasticis officiis) пишет, что освящение даров происходит во время «шестой молитвы», под которой он понимает «чинопоследование мессы и молитв, чрез которые освящаются жертвы, предложенные Богу»10. В другом месте мы видим, что под шестой молитвой он понимает целый ряд молитв, начиная от «Sanctus» и до «Отче наш»: «Затем [следует] шестая молитва [Евхаристии], в результате которой происходит образование таинства как приношения, которое предлагается Богу, освящается чрез Духа Святого, обретает форму (conformetur) Тела и Крови Христовой. Последней из них является молитва, молиться которой наставлял учеников Своих наш Господь: “Отче наш, сущий на небесах…”»11.

Из приведённого отрывка можно сделать два важных вывода: 1) автор не указывает на точный момент освящения даров, но он рассматривает всю анафору как единую молитву об освящении даров, 2) дары освящает Св. Дух по молитвам Церкви12. Это учение, выраженное Исидором Севильским, последним латинским отцом патристического периода, глубоко укоренено в латинской литургической традиции и не является изолированным, частным мнением13.

Очень ясно и определенно об освящении даров действием Св. Духа в IX в. пишет корбийский аббат Пасхазий Радберт (†865): «Мы верим, что Христос есть и Жертвенник, и Приношение, и Жертва, и Приносящий Жертву, и Первосвященник» (Christus altare creditur esse hostia et sacrificium, pontifex et sacerdos)14. В трактате «Liber de corpore et sanguine Domini» он следующим образом комментирует слова «Jube haec perferri» из молитвы «Supplices Te rogamus»: «Кто, кроме Духа Святого, мог совершить воплощение Слова во чреве Девы? Точно так же в этой тайне [в Евхаристии] мы должны верить, что той же силой Святого Духа, посредством слов Христа, невидимое действие совершает Плоть и Кровь Спасителя. Посему священник сказал: скажи, чтобы эти приношения были вознесены руками Твоего Ангела на Твоей Пренебес-ный Жертвенник пред божественным Твоим величием»15. Флорус Лионский (†860) также связывает освящение даров с моментом возложения их на Прене-бесный Жертвенник: «Fit ergo et in ista oratione et oblatione sacra consecrationis aliquid incomprehensibile et ineffabile, et multo his omnibus mirabilius, ut per angelica ministeria et supplicationes tanquam de sublimi altari divinae maiestatis conspectibus offerantur in illa immolationis hora, cum astantibus sibi ministris coelestibus Christus, ut proposita consecret, adesse credendus est»16.

Описанную позиции по вопросу освящения даров унаследовали от латинские отцов патристического периода и латинские авторы начала Высокого Средневековья. Например, Гезо Тортонский (X в.) связывает освящение даров с возложением их на Пренебесный Жертвенник, под которым он понимает Самого Христа17. Петр Ломбардский (†1160) пишет о молитве «Supplices Te rogamus», что она «называется мессой18 потому, что небесный посланник приходит освятить животворящее Тело, согласно речению священника: «Всемогущий Боже, да будет это [т. е. хлеб и вино] принесено руками святого ангела

Твоего на горний жертвенник Твой…»19 Гонорий Августодунский, средневековый схоласт XII в., называет Христа Пренебесным Жертвенником (Sublime altare in conspectu Dei, est Christus in dextera Dei). При этом Гонорий даёт понять, что именно возложение даров на этот Жертвенник подразумевает их освяще-ние20. Та же мысль прослеживается у папы Иннокентия III (нач. XII века), впрочем, он Пренебесным Жертвенником называет Саму Троицу, а не Христа: «Nam altare superius est Dei Trinitas»21. Алгер Льежский (†1131) в трактате «О жертвоприношении мессы» связывает момент возложения даров на Пренебесный Жертвенник и их «соединение» с Телом и Кровью Христа22.

Эта интерпретация, согласно которой акт возложения даров на Пренебес-ный Жертвенник связывается с их освящением, была настолько общей, что её можно найти в комментариях к Св. Писанию Иоанна Тевтонского «Glossa ordinaria ad Decretum Gratiani»23, написанном около 1216/1217 г.24 В этом комментарии действительно можно прочитать парафразу указанной интерпретации «Supplices Te rogamus» у Петра Ломбардского с поразительной точностью: «Да будет» ( Jube), то есть: сделай (fac). “Принесено” (Perferri), то есть: пресуществлено (transsubstantiari). Или: “принесено” (perferri), то есть принято (efferri), то есть: превращено (converti)»25. Подобные примеры из наследия латинских писателей как патристического периода, так и начала Высокого Средневековья, в которых молитва «Supplices Te rogamus» осмысляется и понимается именно как эпиклеза, можно было бы умножать, но мы ограничимся лишь приведёнными26.

Как свидетельствуют соборные документы, на Лионском Соборе 1274 г. не поднималась проблема соотношения установительных слов и эпиклезы. Однако до этого времени упоминания о данной проблеме можно встретить. Так, Жан Даррузе́с замечает, что в начале XIII в. греческий полемист Константин

Стилбес (Κωνσταντίνος Στιλβής) упрекал латинян в том, что они «совершенно отвергают» (τέλεον ἀθετοῦσι) чины литургии свтт. Василия Великого и Иоанна Златоуста, но без дальнейших уточнений27.

Таким образом, учение об освящении даров во время произнесения молитвы «Supplices Te rogamus» существовало и в Западной Церкви вплоть до начала XIII в. (до Петра Ломбардского включительно). Впоследствии в католическом богословии установительным словам стала приписываться освящающая сила28. Св. Николай Кавасила стал первым византийским автором, открыто выступившим в XIV в. против зарождавшегося латинского учения об освящении даров силой установительных слов. Как замечает святой, «Латинская Церковь в целом (ἀπλῶς) не пренебрегает молитвою о дарах после слов Господа, но поступают так только немногие и позднейшие (ἐνίων ὀλίγων καὶ νεωτέρων), которые и в других отношениях повредили ей, стремясь только к тому, чтобы говорить и слышать что-либо новое»29. Как мы увидим, Кавасила показывает, что западные христиане критиковали греков за добавление в евхаристический канон после установительных слов молитву на освящение даров.

Позиция западных христиан и св. Николая Кавасилы в вопросе о роли установительных слов при освящении евхаристических даров

Полемика о значении установительных слов излагается Кавасилой в 29-й и 30-й главах «Изъяснения Божественной литургии». Любопытно, что сначала Кавасила в 29-й главе («О том, в чем латиняне относительно этого укоряют нас, и ответ на их укоры») критикует и опровергает католический взгляд на данную проблему, а затем в 30-й главе («О том, что и в Латинской Церкви таинство Евхаристии совершается таким же образом») доказывает, что и в каноне мессы Католической Церкви также есть эпиклеза, что католики молятся Богу об освящении даров сами того вполне не осознавая.

В начале 29-й главы Кавасила отмечает, что относительно молитвы эпи-клезы «некоторые Латиняне (Λατῖνοι) порицают (ἐπιλαμβάνονται) нас»30, ссылаясь (ἀναφέρειν) на практику Латинской Церкви (ἡ τῶν Λατίνων Ἐκκλησία)31. По-видимому, речь идёт о латинский христианах, живших в Византийской империи. Именно эта глава является первым письменным свидетельством, где описано новое учение Западной Церкви об освящении предложенных даров именно посредством произнесения священником установительных слов.

Несмотря на то, что Латиняне (Λατῖνοι) подчеркивали важность роли Христа в Евхаристии как единственного Священника и единственной Жертвы, они, в то же время, отрицали важность эпиклезы: наличие формулы Таинства

(установительных слов) делает молитву излишней32. Согласно их представлениям, кто молится об освящении после установительных слов, тот страдает маловерием и занимается «суетным и излишним делом»33. Ссылаясь на толкование свт. Иоанна Златоуста34 на стих «Плодитесь и размножайтесь» (Быт 1:28), они утверждали, что как эти слова были произнесены однажды, однако действуют всегда, так и установительные слова, произнесённые Христом лишь однажды на Тайной Вечери, имеют вечную освящающую силу.

Более того, молящиеся об освящении даров, во-первых, признают слово Господа «бессильным» (ἀσθένειαν); во-вторых, показывают, что больше надеются на себя, а не на слово Господа; в-третьих, ставят действительность совершения этого важнейшего для спасения таинства в зависимость от «неопределённой вещи, а именно, от человеческой молитвы», которая может быть принята или не принята Богом35.

Как и западные христиане, Кавасила сравнивает установительные слова, сказанные Христом на Тайной вечери, со словами, сказанными Творцом при создании мира (Быт 1:28), но обращает против них их же аргументы. Он согласен с тем, что поскольку слова на Тайной Вечери и при создании мира произнёс Бог, то слова эти действительно непреложны и прибывают вовек. Но как слова «плодитесь и размножайтесь» (Быт 1:28) нуждаются в исполнении со стороны человека (путем вступления в брак), так и слова Христа «Сие есть Тело Мое […] и сия есть Кровь Моя» (Мф 26:26) должны быть реализованы Церковью в молитве эпиклезы. Так Кавасила подходит к выводу о том, что освящение даров зависит не от установительных слов, но от молитвы эпиклезы, в которой священник просит, чтобы Сам Св. Дух совершил освящение.

Установительные слова, обладающие творческой силой и действующие всегда, есть основание для освящения даров, однако само освящение совершает Св. Дух по молитве священника: «Само слово Господне совершает (ἐνεργοῦντα) Таинство, но именно через священника, через его ходатайство и молитву (οὕτω διὰ ἱερέως, δι᾿ ἐντεύξεως αὐτοῦ καὶ εὐχῆς)»36. Поэтому, чтобы слово Господне было «действенно», «требуется многое, в противном случае оно будет бездейственно (οὐ ποιήσει)»37.

Опровергая мнение западных христиан, Кавасила вводит также и сотерио-логический аргумент. Христос совершил дело искупления и даровал через это возможность всем желающим получить отпущение грехов. И хотя спасение всего рода человеческого уже совершилось, однако без покаяния, веры, молитвы и прочих добродетелей человек не сможет реализовать в себе дары искупления. Также и в деле освящения предлагаемых даров важна не только освящающая сила Св. Духа, но и молитва Церкви об этом освящении38.

Кавасила подчеркивает, что в совершении таинства Евхаристии христиане полагаются не на молитву священника, но на «силу Божию» (Θεοῦ δυνάμει); верят в освящение даров не по причине того, что священник молится Богу и умоляет Его, но потому, что «внимает Бог», который «обещал даровать по молитве»39. От отмечает, что все «полагающиеся на молитву полагаются не на себя, а на Бога, обетовавшего даровать по молитве»40. Поэтому гарантом совершения таинства Евхаристии становятся для Кавасилы не установитель-ные слова и даже не молитва эпиклезы, но Сам Бог, который обещал услышать молитву и подать просимое.

По той причине, что учение Кавасилы о значении установительных слов хорошо изучено41, нет необходимости останавливаться на нём подробно. Отметим лишь, что установительные слова для Кавасилы есть главное условие и основание для совершения Таинства, т. е. для преложения даров: «Произнеся сами установительные слова, священник тогда припадает и молится, и просит Отца применить (ἐφαρμόσαι) те божественные изречения единородного Его Сына… и к предлежащим дарам и, явив Всесвятого и всемогущего Его Духа, преложить (μεταβληθῆναι) хлеб в само честное и святое Его [Христа] Тело, а вино — в саму пречистую и святую Его Кровь»42. И как отмечает свящ. Михаил Желтов, в богословской мысли Кавасилы эпиклеза и установительные слова дополняют друг друга и друг в друге обретают свою актуализацию43.

Христос как «Пренебесный Жертвенник»

Наиболее интересный и богословски значимый аргумент против западного учения об освящении даров в момент произнесения установительных слов мы находим в 30-й главе «Изъяснение Божественной литургии». В ней Кава-сила переходит от опровержения позиции западных христиан к доказательству того, что и в римской мессе присутствует молитва об освящении даров, которая является своеобразным эквивалентом восточной эпиклезы44. Этой молитвой Кавасила называет следующую: «Повели вознестися сим Дарам рукою ангела в Пренебесный Твой Жертвенник» (Κέλευσον ἀνενεχθῆναι τὰ δῶρα ταῦτα ἐν χειρὶ ἀγγέλου εἰς τὸ ὑπερουράνιόν σου θυσιαστήριον)45. Здесь, очевидно, Кавасила в свободной форме излагает молитву «Supplices Te rogamus» («Смиренно Тебя просим»), которая в римской каноне мессы (Canon missae) следует после «Qui pridie» («Который прежде чем» — institutio, произнесение установительных слов)46.

Приведем полный текст молитвы «Supplices Te rogamus» из римского канона мессы (IV в.): «Supplices Te rogamus, omnipotens Deus: iube haec perferri per manus sancti Angeli tui in sublime altare tuum, in conspectu divinae maiestatis tuae: ut, quotquot ex hac altaris participatione sacrosanctum Filii tui Corpus, et Sanguinem sumpserimus, omni benedictione caelesti et gratia repleamur. Per eundem Christum Dominum nostrum»47. В русском переводе: «Смиренно молим Тебя, Боже Всемогущий: да вознесёт Ангел Твой эту Жертву на Пренебесный Жертвенник Твой пред божественным Твоим величием, чтобы мы, причастившись от этого престола пресвятого Тела и Крови Сына Твоего, исполнилось всякого небесного благословения и благодати. Молим Тебя через Христа, Господа нашего»48.

Как замечает Кристиан Каппес, канон римской мессы не был доступен Кавасиле, т. к. если это было бы так, то он процитировал бы молитву более пространно и в своих полемических главах (29–30) несомненно более активно прибегал бы к знанию римского канона, чего в «Изъяснении Божественной литургии» нет. Но Кавасила, как пишет исследователь, дословно цитирует на древнегреческом языке четвертую книгу «Сентенций» Петра Ломбардского (†1160): «Omnipotens Deus, iube haec perferri per manus sancti angeli tui in sublime altare tuum, etc»49. Как полагает К. Каппес, именно эта единственная и притом неполная цитата из римского канона мессы была доступна Кавасиле.

Этот факт, а также очевидные текстуальные параллели Алфавитной синтагмы (Σύνταγμα κατὰ στοιχεῖον) Матфея Властаря и сочинений Варлаама Калабрийского с «Сентенциями» позволили исследователю сделать вывод о том, что около 1341 г. в библиотеке г. Фессалоники, где жили Варлаам, Властарь, Ка-васила и Симеон Солунский, имелся греческий перевод латинских «Сентенций» Петра Ломбардского50. По мнению автора, первым обладателем греческого перевода стал антилатинский богослов монах Иов (monk Job; floruit 1270)51.

Важно отметить, что Пётр Ломбрадский в своей четвёртой книге «Сентенций» нигде не объясняет смысл понятия «Пренебесный Жертвенник». Поэтому знакомство Кавасилы с «Сентенциями» не могло никак повлиять на его интерпретацию этого понятия. Единственное, что мог извлечь Кавасила из «Сентенций» в контексте дискуссии с западным учением, это учение Петра Ломбардского об освящении даров во время молитвы «Supplices Te rogamus».

На первый взгляд может показаться, что в «Supplices Te rogamus» нет явно выраженного моления об освящении даров. Основное прошение молитвы состоит в том, чтобы все причащающиеся от жертвенника стали причастны благодати Христа. Таким образом, главное внимание уделяется теме достойного причащения. Эпиклетический аспект молитвы кажется очень поверхностным, либо вообще не заметен. На каком основании Кавасила считает эту молитву эквивалентом эпиклезы? Согласно мысли Кавасилы, молитва «Supplices Te rogamus» может быть истолкована только в двух смыслах: буквальном или метафорическом.

В первом смысле (буквальном) молитва будет выражать просьбу о взятии даров с земли на небо. Но это бессмысленно по двум причинам. Во-первых, если дары уже освящены, то взятие их на небо представляется абсурдным, ибо цель Литургии — освящение верующих через причащение, что не было бы возможно, если бы Св. Дары по их освящении поднимались на небо. Во-вторых, если дары ещё не были освящены, и Церковь просит Бога взять их на небо, то в чём тогда смысл Литургии и зачем дары должны быть подняты на Пренебесный Жертвенник? В этой мысли Кавасила также справедливо усматривает абсурд52.

Во втором смысле (метафорическом) эта молитва предполагает качественное преобразование уже освященных Даров (Тела и Крови Христовых) в нечто лучшее и более совершенное. Но это было бы бессмысленно, если признать, что Дары уже освящены через произнесение установительных слов (а именно так и считали «некоторые» латиняне), ведь ничто не может быть совершеннее Тела и Крови Христа53.

Этими рассуждениями (reductio ad absurdum) Кавасила доказывает, что единственно логически правильное понимание молитвы «Supplices Te rogamus» состоит в том, что в ней западные христиане просят Бога об освящении предложенных даров. Следовательно, до этой молитвы «хлеб и вино [латиняне] не признают ещё получившими освящение»54. Как же Кавасила интерпретирует слова молитвы «Supplices Te rogamus»?

Из приведённых рассуждений Кавасилы становится очевидным, что ключевой проблемой в понимании смысла «Supplices Te rogamus» является проблема понимания понятия «Пренебесный Жертвенник», т. к. именно это понятие является смыслообразующим в этой молитве. Поэтому, чтобы доказать, что «Supplices Te rogamus» является ничем иным как эпикле-зой, Кавасила всё своё внимание сосредотачивает на понятии «Пренебес-ный Жертвенник». В приведённом Кавасилой отрывке молитвы «Supplices Te rogamus» латинскому «sublime altare» соответствует древнегреческий «ὑπερουράνιος θυσιαστήριον».

Как показали результаты исследований византийской святоотеческой литературы в поисковой программе «Thesaurus Linguae Graecae», Кавасила стал первым византийским автором, давшим толкование понятию Прене-бесный Жертвенник (ὑπερουράνιος θυσιαστήριον) и молитве «Supplices Te rogamus». До него никто из византийских христианских писателей не пытался раскрыть смысл этого понятия, если не считать единственную цитату из «De ecclesiastica hierarchia» Псевдо- Дионисия Ареопагита, о которой будет сказано чуть ниже. В основном, все они следуют в понимании Пренебесного Жертвенника книге Апокалипсис, где он описывается как «золотой жертвенник, стоящий пред Богом» (Откр 9:13)55.

Показательным здесь является пример прп. Никиты Стифата и свт. Германа Константинопольского. В письме к софисту Григорию прп. Никита, ссылаясь на Псевдо- Дионисия Ареопагита, даёт в «Τοῦ αὐτοῦ ἐπισολαὶ πρός Γρηγόριον σοφιστὴν ἀντιρρητικαί» следующее описание Пренебесного Жертвенника: «[Богу] всегда предстоят со страхом и трепетом ангелы, как и великий божественный Дионисий описывает их стояние в пренебесном и разумном Жертвеннике Бога (εἰς τὸ ὑπερουράνιον καὶ νοερὸν θυσιαστήριον τοῦ Θεοῦ), […] когда они никогда не прекращают совершать Ему литургию»56. Во втором письме к тому же софисту Григорию он пишет, что апостол Павел «предстал престолу Святой и Непостижимой Троицы, куда «Предтечею за нас» взошел Христос, принесший Себя в жертву, где и находится мысленный, божественный и пре-небесный жертвенник Бога (ἔνθα τὸ νοερὸν καὶ θεῖον καὶ ὑπερουράνιον τοῦ Θεοῦ ὑπάρχει θυσιαστήριον)»57. Здесь видно, что слово «θυσιαστήριον» имеет, по-ви-димому, значение святилища, т. е. места, где совершается небесное богослужение, а не престола или жертвенника в собственном смысле слова.

Свт. Герман Константинопольский, подобно прп. Никите, в «Сказании о Церкви и рассмотрение таинств» пишет: «Жертвенник [т. е. престол] соответствует небесному и мысленному Жертвеннику и называется по образу его, а стоящие пред ним во плоти и постоянно служащие Господу земные иереи подобны мысленным служащим [Богу] чинам бесплотных и вышних сил»58. Таким образом, прп. Никита и свт. Герман понимают под «ὑπερουράνιος θυσιαστήριον» некое святилище, некий центр небесного рая, который, по крайней мере эксплицитно, не отождествляется со Христом. Следует ли Кавасила за прп. Никитой и свт. Германом в осмыслении понятия «ὑπερουράνιος θυσιαστήριον»?

Сначала он отмечает, что под Пренебесным Жертвенником не нужно понимать какое-либо конкретное физическое место, «на котором необходимо приносить [Евхаристическую] жертву»59. Далее логику его рассуждений можно представить следующим образом. Поскольку единственным Посредником и источником освящения, по словам Св. Писания, является Христос (1 Тим 2:5), то, следовательно, «всё, что имеет силу посредничества и подаёт нам освящение, есть Сам Христос (πάντα τὰ μεσιτείαν δυνάμενα τὸν ἁγιασμὸν ἡμῖν ἔχοντα μόνος ἐστὶν αὐτὸς ὁ Σωτήρ)»60.

Кавасила, однако, признаёт, что применительно к Евхаристической Жертве «и священник, и жертва, и жертвенник» (ἱερεύς, καὶ ἱερεῖον, καὶ θυσιαστήριον) есть то, что имеет силу посредничества (τὰ μεσιτείαν δυνάμενα) и освящения (ἁγιάζοντα). Но в строгом смысле слова, «и священник, и жертва, и жертвенник суть одно»61 (μόνος ἄν εἴη ἱερεύς, καὶ ἱερεῖον, καὶ θυσιαστήριον)62, ибо «Христос есть и Священник, и Жертва, и Жертвенник» (ὁ αὐτός ἐστι καὶ ἱερεύς καὶ θυσιαστήριον καὶ ἱερεῖον)63. Данный вывод Кавасила доказывает двумя аргументами:

• 1)    Христос есть Священник и Жертва, ибо Он сказал о Себе, что Сам называет Себя Жертвой за людей: «За них Я посвящаю Себя» (Ин 17:19). Следовательно, Христос есть и Жертва, и Священник, совершающий приношение Себя Самого.

• 2)    Христос есть Жертвенник (Θυσιαστήριον), т. к. является источником освящения. Ибо согласно Св. Писанию, жертвенник — источник освящения («Жертвенник освящает дар» Мф 23:19). В подтверждение этого толкования Кавасила также приводит цитату из Псевдо- Дионисия: «Сам Иисус, богоначальное освящение божественных умов, есть наш божественнейший Жертвенник, […] на котором всё освящаемое совершается и освящается»⁶⁴. Поэтому согласно Кавасиле, который в данном случае следует Псевдо- Дионисию Арео-пагиту, Христос символически называется Жертвенником.

Как замечает Никифор Тэнасе (Nichifor Tănase), в богословской мысли Ка-василы освящающая сила Христа отождествляется им с освящающей силой престола, т. е. жертвенника: «Жертвенник символизирует руку Спасителя (τὰ θυσιαστήρια δὲ τὴν τοῦ Σωτῆρος μιμεῖται χεῖρα)»⁶⁵. Поэтому «на онтологи ческом уровне жертвенник имее т точную идентичность (a remarkable identity)

со Христом»66. Это учение о таинственном единстве Христа и престола Кава-сила переносит и на учение о «Пренебесном Жертвеннике».

По мысли Кавасилы, акт возложения даров (хлеба и вина) на «Пренебес-ный Жертвенник» (образно говоря, «на Христа») есть ни что иное как акт освящения даров в Тело и Кровь Христовы: «Ибо если Жертвенник освящает возложенные на него дары, то одно и то же (ταῦτόν ἐστιν) — об освящении ли даров молиться или о возложении их на Жертвенник»67. Когда священник молит Бога рукой ангела вознести дары на Пренебесный Жертвенник, то он просит «освятить» дары и «преложить их в Самое Пренебесное Тело Господне (εἰς αὐτὸ τὸ ὑπερουράνιον σῶμα τοῦ Κυρίου μεταβληθῆναι)»68. Следовательно, в молитве «Supplices Te rogamus» священник просит «совсем не о том, чтобы дать им [т. е. дарам] другое место или с земли перенести на небо, ведь и после молитвы мы тем не менее видим их [освященные Дары] перед собою»69.

Таким образом, Кавасила выводит мысль о том, что выражения «быть освященным (ἱερουργηθῆναι) Христом», «быть преложенным (μεταβληθῆναι) в Жертву» и «быть возложенным (ἀνατεθῆναι) на [Пренебесный] Жертвенник» обозначают одно и тоже, т. е. освящение даров в Тело и Кровь Христо-вы70. Он заключает, что «молитва эта [«Supplices Te rogamus»] … прелагает (μεταβολήν) дары в Тело и Кровь Господа»71. Мысленно обращаясь к западным христианам, св. Николай пишет: «[Если] ваши священники, созерцая Христа, как то, что освящает (ὡς ἱερεῖον) [т. е. созерцая Христа как Пренебесный Жертвенник], и молятся о возложении на Него даров, то молятся о том же самом [т. е. о преложении даров], только в других выражениях и словах»72.

Также и священники восточной традиции после освящения даров уже не молятся об их возложении на Пренебесный Жертвенник, потому что «они уже вознесены туда и приняты»73, но лишь вспоминают о Нём, испрашивая благодати Св. Духа: «Дабы Человеколюбец Бог наш, Принявший

(ὁ προσδεξάμενος) их на Святой, и Пренебесный (ὑπερουράνιον), и Мысленный Свой Жертвенник как аромат благоухания духовного, ниспослал нам Божественную благодать и дар Святого Духа»74. Действительно, в данном прошении, возглашаемом на ектеньи после Евхаристического канона, Бог называется уже «Принявшим» (προσδεξάμενος — причастие в аористе от προσδέχομαι) Дары75.

Кавасила также поясняет, какова роль Ангела, упоминаемого в «Supplices Te rogamus». Ссылаясь на учение об иерархиях Псевдо-Д ионисия Ареопагита76, Кавасила утверждает, что дары, для того чтобы быть вознесёнными на Прене-бесный Жертвенник, «имеют нужду в руке Ангела (ἀγγέλου χειρὸς)», по той причине, что иерархия человеческая (ἱεραρχίας τῆς ἀνθρωπίνης), как вторая (δευτέρας), нуждается в помощи ангельской иерархии, т. е. первой (τῆς πρώτης ἱεραρχίας τῶν ἀγγέλων)77.

Также отметим, что факт знакомства Кавасилы с западной богословской традицией (напр., блж. Августином и Фомой Аквинским78, с «Сентенциями» Петра Ломбардского) позволяют усомниться в его зависимости исключительно от Ареопагита в толковании «Supplices Te rogamus». Однако мы не имеем никаких объективных оснований, чтобы утверждать зависимости Кавасилы от латинской традиции в толковании «Supplices Te rogamus». Более того, в «Сумме против язычников»79 Фомы Аквинского и «Сентенциях» Петра

Ломбардского, которые читал Кавасила, мы не находим каких-либо попыток объяснить понятие «Пренебесный Жертвенник» в контексте богословского смысла молитвы «Supplices Te rogamus»80. Если бы Кавасиле были доступны западные толкования «Supplices Te rogamus», то он, вероятнее всего, использовал бы их, чтобы указать современным ему латинянам на их противоречие со своей же традицией.

Заключение

Таким образом, очень рано, уже в IV в., на христианском Западе прошение об освящении даров на Евхаристии начинает выражаться на языке метафор, приобретая иносказательную форму: Церковь молится о возложении Ангелом даров на Пренебесный Жертвенник. Так появляются молитвы «Et petimus et praecamur» (медиоланская анафора) и «Supplices Te rogamus» (канон римской мессы).

Западные христианские писатели патристического периода и начала Высокого Средневековья понимали слова молитвы «Supplices Te rogamus» о возложении Ангелом даров на Пренебесный Жертвенник как молитву об их освящении. Однако со временем, к концу XIII в., этот очевидный для всех смысл молитвы «Supplices Te rogamus» стал приходить в забвение. Возможно, именно образная, поэтическая форма выражения идеи освящения даров была тому главной причиной.

Кавасила в своей дискуссии с латинянами сосредотачивает всё своё внимание именно на толковании молитвы «Supplices Te rogamus». Так он стал первым византийским богословом, попытавшимся обратить взор современных ему латинских богословов на необходимость понимания молитвы «Supplices Te rogamus» как молитвы об освящении даров. Именно такое понимание в целом и было свойственно многим христианским писателями патристического периода и начала Высокого Средневековья.

Ключевым понятием в молитве «Supplices Te rogamus», на котором заострил особое внимание Кавасила, стало понятие «Пренебесный Жертвенник». Св. Николай, опираясь на единственную цитату из Ареопагита и на слова из Мф 23:19, по-видимому, впервые в истории византийского богословия толкует понятие «Пренебесный Жертвенник» в евхаристическом контексте.

Согласно Кавасиле, в «Supplices Te rogamus» «Пренебесный Жертвенник» —это Сам Христос; «Ангел», как представитель «первой иерархии», —посредник между Богом и земной Церковью, «второй иерархией». Христос, как Источник святости, сообщает её всему, с чему соприкасается. Как следствие, выражения «быть освященным Христом» или «быть возложенным на [Пренебесный] Жертвенник» — одно и то же. Именно поэтому моление Церкви Богу о вознесении рукою Ангела предложенных даров (хлеб и вино) на Пренебесный Жертвенник есть молитва об их освящении.

Несмотря на то, что впоследствии Католическая Церковь приняла учение об освящении даров установительными словами, такие виднейшие католические богословы XX в. как Севериан Салавилль81, Луи Мари Оливье Дюшен82, Дом Каброль83, Морис де ла Тай84 признают, что «Supplices Te rogamus» есть ни что иное как молитва Богу об освящении Даров, а также отмечают значимость аргументов Кавасилы в пользу этого тезиса.