Интертекстуальные и интердискурсивные особенности художественного фразеологического дискурса в русском и китайском языках: на материале романа Николая Островского "Как закалялась сталь"

Взаимосвязь языка и культуры является одной из наиболее актуальных проблем в пе-реводоведении. В настоящее время углубление глобализации в культуре и языке требует более тесной коммуникации между разными культурами. Межъязыковая и межкультурная коммуникация способствует интеграции мировой классики. Фразеологические единицы в качестве одного из важнейших «переносчиков» национальной культуры обладают особым значением с момента их зарождения. В художественных произведениях содержится значительный объем данного этнокультурного сокровища. Из-за различий в культурном контексте и противоречивых текстовых ресурсов субъективная интерпретация фразеологизмов переводчиками часто приводит к искажению художественной картины мира и заблуждению читателей.

Фразеологический дискурс – один из наиболее востребованных явлений в коммуникации, поскольку фразеологические выражения, будучи устойчивыми экспрессивно-образными сочетаниями слов, удобны для повседневного общения и употребляются людьми постоянно. В то же время правильный перевод неко- торых из них требует от переводчика определенных фоновых знаний. По мнению В.И. Карасика, «дискурс – это личностно, культурно и ситуативно детерминированная коммуникативная практика» [5, с. 146]. Благодаря предложенному В.И. Карасиком подходу к дискурсу мы можем рассмотреть некоторые ключевые лингвокультурологические характеристики фразеологического дискурса, в том числе интертекстуальность и интердискурсивность.

Для фразеологического дискурса характерны некоторые особенности: «во-первых, этот дискурс относится к личностно-ориентированным, функционально предназначенным для общения на разных уровнях коммуникации (бытовая, профессиональная и пр.). Во-вторых, фразеологический дискурс формируется под влиянием национально-культурной специфики коммуникативной обстановки в той или иной социальной общности людей. В-третьих, окружающая обстановка также определяет наличие фразеологического дискурса в общении между людьми» [4, с. 116].

На наш взгляд, фразеологический дискурс – это речетекстовая практика использования фразеологизмов в коммуникации для получения дополнительной ассоциативно-образной информации, расширяющей наше пред-ставление/видение окружающего мира. Семантика фразеологических выражений так или иначе связана с контекстом и позволяет упорядочить фразеологическую терминологию, в том числе включив в свой состав «фразеологический дискурс». Так, отмечается, что «коммуникативный подход к исследованию фразеологизмов позволил обосновать необходимость рассмотрения фразеологического дискурса как важного объекта лингвистического анализа» [Там же].

В то же время фразеологический дискурс является частью глобального художественного мегадискурса, основными характеристиками которого выступают и такие типы текстуальности, как интертекстуальность и ин-тердискурсивность. Интертекстуальность, на наш взгляд, отражает определенные типы отношений между произведениями, созданными в разные исторические периоды времени: при этом текст-предшественник может быть представлен в новом тексте в виде цитат, ссылок, плагиата и пр. Естественно, что фразеологизмы, являющиеся устойчивыми образными единицами, можно отнести к группе маркеров фразеологической дискурсивности художе-

ственного текста. В то же время для художественного текста характерно и наличие интердискурсивных элементов, поскольку дискурс благодаря культурно-языковым контактам аккумулирует глобальные системы ценностей, представленные в семантике фразеологизмов.

По-видимому, при переводе дискурсивно обусловленных фразеологических единиц необходимо учитывать два главных параметра их трансляторных возможностей: интертекстуальность и интердискурсивность .

Теория интертекстуальности основана на концепции М.М. Бахтина, который выдвинул идею о том, что творческий «диалог» текстов – это в первую очередь «великий интертекст», представленный в художественной мировой культуре [3, с. 361–412]. По-видимому, «претекстом <…> текстов является не конкретное произведение, а общая модель-код, полученная в результате последовательного цитирования и переосмысления <…> Кроме того, новый текст расширяет границы существующей модели-кода и сам становится основой для последующих текстов» [1, с. 22]. В этой связи можно предположить, что и переводной текст, представленный переводчиком, является по существу новым текстом.

Отметим также, что любой художественный текст вступает в диалог с другими прецедентными текстами, выступающими в роли интертекстов. Как подчеркивает М.М. Бах- тин, «очень часто говорящий (или пишущий) в пределах своего высказывания ставит вопросы, сам на них отвечает, возражает себе самому и сам же свои возражения опровергает и т. п.» [3, с. 264].

Николай Островский использовал свой опыт чтения шедевров предшественников при написании романа «Как закалялась сталь». Ли Мин в одной из своих работ отметил соотношение интертекстуальности и перевода: « 互文性同翻译实践紧密相连。了解文本之 间具有互文性既可让译者在翻译之前采取相 应措施，以便为翻译作好充分准备；也可让 译者在翻译过程中更有效地处理好源语文本 同其他文本之间互指互涉的关系 » [12, с. 8]. («Интертекстуальность тесно связана с переводческой практикой. Понимание интертекстуальной связи между текстами не только позволяет переводчику принять соответствующие меры, чтобы быть полностью подготовленным к переводу; оно также позволяет переводчику более эффективно работать с исходным текстом и другими текстами в процессе перевода» (перевод наш. – С.С. )) .

В табл. 1 представлен пример с интертекстуальными вкраплениями из романа Николая Островского «Как закалялась сталь».

В романе автор трижды обращается к образу Джузеппе Гарибальди, являвшегося явным кумиром Павла Корчагина. В художест-

Таблица 1

Оригинальный текст и варианты перевода отрывков из романа Николая Островского «Как закалялась сталь»

Пример Оригинал на русском Переводы на китайский Н. Островский Хуан Шунань Мэй И Павел, облазив с масленкой весь двигатель, вытер паклей руки и, вытащив из ящика шестьдесят второй выпуск «Джузеппе Гарибальди», углубился в чтение захватывающего романа о бесконечных приключениях легендарного вождя неаполитанских «краснорубашечников» Гарибальди. «Посмотрела она на герцога своими прекрасными синими глазами…». «А у этой тоже синие глаза, – вспомнил Павел. – Она особенная какая-то, на тех, богатеньких, не похожа, – думал он, – и бегает как черт» [8, с. 35] 保尔爬上爬下给发动机的各个机 件上好了油，用棉纱头把手擦干 净，从箱子里拿出第六十二册《 朱泽培·加里波第》[这是一部 记述意大利资产阶级革命家加里 波第(１８０７—１８８２)的 传记小说。——译者]，埋头 读起来。这本小说写的是那不勒 斯“红衫军”的传奇领袖加里波 第，他的无数冒险故事使保尔入 了迷。 “她用那对秀丽的蓝眼睛瞟了公 爵一眼……” “刚好她也有一对蓝眼睛。”保尔 想起了她。“她有点特殊，跟别 的有钱人家的女孩子不一样，” 他想。“而且跑起来跟魔鬼一样 快。” [11, с. 65] 保尔已经把发动机各处都注好了 油，用棉纱团把手揩干净，从抽 屉里把第六十二卷《朱泽培·加 里波第》[这是一本记述意大利 资产阶级革命运动领袖朱泽培· 加里波第(１８０７—１８８２ )一生事迹的传记小说。]拿出 来。那不勒斯“红衫军”的传奇 式的领袖加里波第的冒险故事马 上使他入迷了。 “她用她那秀美的蓝眼睛瞟了公 爵一眼......” “是的，她也有一对蓝眼睛，” 保尔回忆着。“她是特殊的，她 跟别的富家女孩子不一样，”保 尔想。“而且她还跑得像魔鬼一 样快！”[13, с. 50] венном произведении Николая Островского образ Джузеппе Гарибальди выступает элементом метатекстуальности, при которой можно соотнести авторский текст с текстом-донором (шестьдесят второй выпуск «Джузеппе Гарибальди»). Имя Джузеппе Гарибальди значимо для автора романа и его главного героя, поскольку служит для индивидуализации и идентификации человека с определенными личностными качествами и характеристиками: смелость, идеализм, безрассудность, бесшабашность, страстность и пр. – типизированное, а также во многом идеализируемое представление о должном поведении человека в эпоху социальных потрясений.

Вот почему Павка, испытывающий определенное чувство симпатии к Тоне, так ярко представляет ее образ в своем воображении. Согласимся с А.А. Потебней, который отмечал, что наше представление «возможно только в слове, а потому слово, независимо от своего сочетания с другими, взятое отдельно в живой речи, есть выражение суждения, двучленная величина, состоящая из образа и представления» [9, с. 126]. Несомненно, что для Корчагина образ Тони во многом созвучен с образом Джузеппе Гарибальди. Она также полна энергии, революционной страстности. Так, фразеологизм бегает как черт подчеркивает эти ее качества. Павел Корчагин явно восхищается ее непосредственным, полным энтузиазма поведением.

Определенно, образ черта активно используется в русской фразеологической картине мира. Достаточно вспомнить такие фразеологические выражения, как черт попутал (искреннее либо ложное раскаяние), у черта на куличках / на рогах (досада), черт знает что (разочарование, досада), не так страшен черт, как его малюют (пословица, означающая неоправданное преувеличение и пессимизм), бегает как черт (восхищение либо досада) и др. Большинство фразеологизмов с лексемой черт используются как эмотивы, которые передают определенное эмоциональное состояние человека. Помимо этого образ черта часто присутствует в русских народных сказках, в которых он представлен как смутьян и забияка, однако его непосредственное, живое поведение, как правило, не осуждается окружающими, а наоборот, часто вызывает улыбку.

Так, при переводе этого фразеологизма (бегает как черт) на китайский язык переводчики использовали следующие выражения 跑起来跟魔鬼 (черт) 一样快 и 她还跑得 像魔鬼 (черт) 一样 . Оба переводчика оставили лексему черт в своих переводных вариантах. Однако в китайском языке лексема 魔鬼 (черт) имеет очевидное отрицательное значение и используется, как правило, для создания злых и отрицательных образов. На наш взгляд, оба варианта перевода не полностью соответствуют авторскому замыслу, поскольку в переводных вариантах отсутствует эмотивное значение восхищения. Мы предлагаем перевести данный фразеологизм как 跑起来两脚生 风 («бегает так быстро, что под ногами ветер свистит»), чтобы сохранить идиоматичность и положительное восприятие главной героини у китайскоговорящей аудитории. Хотя согласимся, что русский фразеологизм более эмоционально экспрессивен, поскольку вызывает неподдельное чувство восхищения, чем предложенный нами китайский, который формирует только положительный образ главной героини, при этом подчеркивая ее импульсивность.

В отличие от интертекстуальности, интер-дискурсивность в большинстве случаев, по мнению В.Е. Чернявской, трактуется как «категория открытости текста» [10, с. 188], при этом новый авторский текст сам становится «прецедентным текстом». Толкованию термина прецедентный текст служит мнение

Таблица 2

Оригинальный текст и варианты перевода отрывков из романа

Н. Островского «Как закалялась сталь»

Пример
Оригинал на русском	Переводы на китайский
Н. Островский	Хуан Шунань	Мэй И
Человек управляет привычкой, а не наоборот [8, с. 166]	人应该支配习惯，而决不能让习 惯支配人。 [11, с. 372]	人应该支配习惯，而绝不是习惯 支配人。 [13, с. 274]

Ю.Н. Караулова, «прецедентность определяется как известность, хрестоматийность, востребованность текста, как отдельной языковой личностью, так и языковыми группами» [6, с. 237]. По-видимому, прецедентный текст: а) обладает сверхиндивидуальными характеристиками и известен носителям национального языка и культуры; б) существует на когнитивном и эмоциональном уровнях; в) его языковые единицы неоднократно используются носителями национального языкового и культурного сообщества.

И.Г. Жирова отмечает, что «фразеологические единицы, ассоциируемые с фактами культуры определенного социума и сохранившие “культурную память”, как правило, сами становятся источником интертекстуальности в том числе и в художественной литературе» [4, с. 118]. Роман Николая Островского «Как закалялась сталь» – одно из самых популярных в Китае «красных классических произведений» – пропитан духовными верованиями, достойными глубокого уважения взглядами на жизнь, ценностями и мировоззрением, близкими по духу китайскому народу. Многие высказывания из этого романа стали знаменитыми крылатыми фразами и афоризмами, а их китайские аналоги популярны и часто цитируются в школьных учебниках, газетах и журналах, в повседневной жизни. Рассмотрим следующий пример.

Рассмотрим варианты перевода известной крылатой фразы человек управляет привычкой, а не наоборот. А.В. Кунин относит такие словосочетания, как управлять привычкой, к свободным двухвершинным фразеологическим единицам. Оба переводчика перевели человек управляет привычкой абсолютно одинаково, перевод второй части высказывания (а не наоборот) отличается. В варианте Хуан Шунаня выражение а не наоборот переведено как 而决不能让习惯支配人 («никогда не позволяй привычке управлять тобой»). В варианте Мэй И данное выражение переведено как 而绝不是习惯支配人 («абсолютно/совершен-но не привычка управляет человеком»). Очевидно, что оба варианта не являются полными фразеологическими эквивалентами оригинала. Вариант Хуан Шунаня, на наш взгляд, расширяет не только семантику, но и прагматику этой части фразы, акцентируя особое внимание на лексеме никогда, передающей значение запрета, приказа. При этом переводной вариант всей крылатой фразы приобретает дополнительный смысл «нравоучения / настоятельной необходимости»: человек управ- ляет привычкой, никогда не позволяй привычке управлять тобой. Этот вариант перевода часто используется в Китае как мотивационный лозунг во многих офисах, кабинетах, школах и пр. В переводном варианте Мэй И также наблюдается семантическое расширение русской части а не наоборот. Однако этот перевод второй части крылатой фразы а совершенно не привычка управляет человеком представляет собой смысловой повтор первой ее части человек управляет привычкой.

Таким образом, мы признаем, что исходный текст не может быть воспроизведен полностью на языке принимаемой культуры, поскольку словарный состав и структурная композиция, например, таких языков, как русский и китайский, не совпадают. Проведенный нами анализ вариантов перевода романа Николая Островского «Как закалялась сталь» показал, что переводчики при переводе фразеологизмов часто ориентировались на китайскую читательскую аудиторию и не всегда полностью абстрагировались от своего субъективного прочтения текста, а также от китайской культурной традиции. При этом именно интертекстуальность и интердискурсив-ность фразеологического дискурса как важные составляющие коммуникативного подхода к анализу содержания фразеологизмов оказывают влияние на адекватность передачи заложенной в них информации.