Источниковая основа исследований новой экономической политики 1920-х гг. на Дону и Кубани: переосмысление методов анализа

Яхутль Юрий Асланбиевич

Кардинальные изменения в отечественной исторической науке трансформировали концепции истории новой экономической политики 1920-х гг. Во многом новые представления о нэпе, в частности об экономических реформах и их альтернативности, основаны на колоссальном расширении источниковой базы исследований. Но количественный прирост информации не всегда ведет к соразмерному теоретическому осмыслению фактов и процессов прошлого. Создание новых концепций происходит в основном в русле социально-конструктивистской трактовки исторических событий [1]. Одновременно в условиях моды на постмодернизм теряют былую популярность марксистские [2] и позитивистские [3] когнитивные и эпистемологические модели в исторической науке. Постсоветская четверть века отечественной истории оказала противоречивое влияние на развитие источниковедения, в том числе исследований документов о новой экономической политике – нэпе, которые характеризуются методологическим плюрализмом и ростом неопределенности оценок событий прошлого.

Период 1920-х гг. стал объектом злободневной дискуссии о степени эффективности новой экономической политики, возможности ее применения для индустриальной модернизации СССР, принудительном переходе к плановому ведению хозяйства и коллективизации крестьянства. Возросший интерес к опыту новой экономической политики вызван не только экономическими реформами в постсоветской России, но и успешными результатами сходных реформ в Китае, Вьетнаме и других странах. Обращение к опыту многоукладной экономики 1920-х гг. может иметь большое практическое значение для современного экономического развития России.

Особенности нэпа проявились именно в тех областях России, где в предшествующий период истории сложились своеобразные социальные и экономические отношения. Юг России отличался сословными особенностями казачества, иногороднего крестьянства и горских народов, а также формами землепользования, что определило территориальную специфику нэпа.

За последние годы опубликовано большое количество работ историков, которые ставили целью качественно по-новому оценить новую экономическую политику 1920-х гг. и ее значение [4]. Признавая важную роль советского периода историографии в исследовании новой экономической политики, современные историки осознают значительную идеологическую зависимость своих предшественников, и, следовательно, возникают проблемы переосмысления, «нового прочтения» архивных материалов. Обратим внимание на статью Л.Н. Бехтеревой. В данной работе отмечается, что история нэпа во всем ее многообразии стала предметом нарастающего интереса в годы перестройки и постсоветских либеральных реформ. Современный период историографии нэпа характеризуется более объективным его освещением. Идет накопление конкретно-исторического материала, новых знаний. Исследовательское пространство освобождается от старых догм и стереотипов [5, с. 57]. Л.Н. Бехтерева раскрывает, как изменялись исторические взгляды на нэп в зависимости от политической конъюнктуры. Вместе с тем активизация исторических исследований по тематике нэпа еще не нашла развернутого научно-методологического обоснования.

Отказ от монопольного господства марксистской методологии породил в исторических исследованиях другую прискорбную крайность - субъективизм оценок, вызванный увлечением современными теориями в гуманитарных науках (историей повседневности, социальной историей, макроисторией, психоисторией и др.) [6]. Исторические работы, основанные на фрагментарном и произвольнопристрастном использовании источников без учета их происхождения и цели создания, вне исторического контекста, вызвали большое количество искажений в оценках исторической реальности.

Можно выделить систему видов источников, характеризующих экономическую динамику 1920-х гг. в регионе: документы хозяйственных и партийных органов управления Кубани и Дона, статистические сборники и отчеты; периодические издания: сборники статей, политико-публицистические журналы и брошюры; информационные сводки и обзоры ОГПУ; обращения и жалобы граждан в органы власти и печати, частная переписка, воспоминания участников событий. Уникальность этих документов в том, что они написаны современниками, очевидцами и участниками событий и в меньшей степени, чем в 1930-х - начале 1950-х гг., подвержены идеологической цензуре.

В научный оборот введен значительный массив архивных документов. Впервые опубликованы воспоминания участников экономических реформ 1920-х гг., материалы партийных форумов - заседаний Политбюро, Секретариата и пленумов ЦК - ЦКК ВКП(б), экспертные мнения экономистов русского зарубежья.

В настоящее время уже исследован репрезентативный массив исторических источников, в котором отражены события 1920-х гг. в таких ключевых регионах Юга России, как Дон и Кубань. Большая часть исследований основана на архивных источниках, размещенных в государственных архивах Ростовской области, Краснодарского края и Республики Адыгея. Наибольшей значимостью в них обладают документы следующих фондов: в Государственном архиве Ростовской области (ГАРО) - Ф. Р-1019 «Кубано-Черноморский совет народного хозяйства», Ф. Р-1185 «Северо-Кавказская рабоче-крестьянская инспекция»; в Центре документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИ РО): Ф. 1 «Юго-Восточное краевое бюро ЦК РКП(б)», Ф. 5 «Донской окружной комитет РКП(б)», Ф. 7 «Северо-Кавказский краевой комитет ВКП(б)»; в Государственном архиве Краснодарского края (ГАКК) - Ф. Р-102 «Кубано-Черноморский областной отдел управления», Ф. Р-143 «Кубано-Черноморский областной совнархоз», Ф. Р-157 «Кубано-Черно-морское областное экономическое совещание», Ф. Р-226 «Кубанская окружная рабочая крестьянская инспекция», Ф. Р-237 «Кубанский окружной промышленный отдел», Ф. Р-248 «Кубанское окружное мельнично-маслобойное государственное объединение», Ф. Р-890 «Кубанский окружной отдел народного образования», Ф. Р-990 «Кубано-Черноморская областная рабочекрестьянская инспекция»; в Центре документации новейшей истории Краснодарского края (ЦДНИ КК) - Ф. 1 «Кубано-Черноморский обком РКП(б)», Ф. 7 «Кубано-Черноморская областная контрольная комиссия», Ф. 8 «Кубанский окружной комитет ВКП(б)», Ф. 9 «Черноморский окружной комитет ВКП(б)», Ф. 11 «Армавирский отдельский комитет ВКП(б)», Ф. 12 «Армавирский окружной комитет ВКП(б)», Ф. 2816 «Майкопский окружной комитет ВКП(б)»; в Национальном архиве Республики Адыгея (НАРА) - Р-5 «Адыгейская областная плановая комиссия» и Р-8 «Адыгейский областной административный отдел».

Открытость большей части архивных фондов применительно к 1920-х гг. позволяет использовать их для объективной оценки экономических процессов как в области сельского хозяйства, так и в местной промышленности, торговле, социальной сфере. Определенную закрытость сохраняют фонды, относящиеся к протестному движению казачества Юга России в 20-е гг. ХХ столетия. Та часть, которая находится в открытом доступе и рассекречена в 1990-е гг., приоткрывает содержание, движущие силы и идеологические устремления «бело-зеленого» антибольшевистского движения в казачьих регионах Кубани и Дона (1920-1924 гг.). Повстанческое движение на Юге России было одним из самых организованных и продолжительных как на завершающем этапе Гражданской войны, так и в начальный период новой экономической политики, когда казачество выступало единым фронтом на выборах в местные советы, а также в сопротивлении сбору продналога [7]. Эти факты излагаются в документах подробно, с перечислением статистических данных и принятых властью мер по противодействию «антисоветским элементам», с осуждением уступчивости местных представителей партийных, советских и хозяйственных органов земледельцам.

Региональный компонент в истории новой экономической политики во многом предопределил ее исход. Крестьянская Россия со своей патриархальностью и многоукладностью, противостоянием народа и власти вошла в нарастающее противоречие с начавшейся модернизацией общества. Вовлечение в научный оборот большого количества местных документов, подчеркивание исследователями особенностей каждой изучаемой территории породили перекос в пользу регионального своеобразия новой экономической политики [8]. Это негативно сказывается на оценке развития и результатов экономического развития 1920-х гг., тем более что цитируемые источники часто содержат несопоставимую информацию даже на уровне одного региона: они составлялись на местах по различным статистическим программам (источникам).

Период становления новой политической системы Российской Федерации в 1990-х гг. ознаменовался вовлечением достаточно большого объема архивных документов, которые не были доступны по политическим мотивам в предшествующий период. Это касалось в первую очередь партийно-хозяйственных документов. К числу новейших источников, позволяющих обратиться к поиску ответа на старый вопрос о наличии альтернативных вариантов нэпа внутри самого нэповского курса большевиков, можно отнести публикации стенограмм пленумов ЦК ВКП(б) 1927–1929 гг. [9].

Именно в эти годы, по прочно укоренившемуся в историографии мнению, в противоборстве преобладавшей сталинской группировки и ее оппонентов – сторонников так называемого «правого уклона», и был сделан окончательный выбор руководства СССР в пользу отказа от нэпа и перехода к форсированной индустриализации. По аргументированному мнению одного из редакторов издания В.П. Данилова, дискуссии, имевшие место на этих пленумах, «представляют собой один из немногих источников, позволяющих реконструировать позицию различных лидеров партии и ход борьбы в высших эшелонах власти» [10, т. 1, с. 12]. Особенностью этих пленумов, позволяющей рассматривать их документы как целостный комплекс источников, является то, что центральное место на них занял один и тот же вопрос о проведении хлебозаготовительных кампаний.

Ход хлебозаготовительной кампании осени 1927-го – весны 1928 г. сопровождался нарастающим противостоянием государственного аппарата и казачье-крестьянского населения. Эта кампания стала переломным моментом в выборе вектора развития, определив сворачивание новой экономической политики. В документах местных партийных и хозяйственных органов того времени еще не фиксируется признание полного отказа от нэпа. Но заметна растерянность, видны противоречивые оценки проводимых репрессий («чрезвычайных мер»), не соответствовавших основам всей политики 1920-х гг. [11]. Именно размежевание в большевистской партийной номенклатуре по вопросам хлебозаготовительной кампании конца 1920-х гг. окончательно решило судьбу нэпа, приведя к его отмене по мере развертывания сплошной ускоренной коллективизации в 1929 г.

Анализ стенограмм пленумов, которые отражают контрастные мнения членов всесоюзного и регионального партийного руководства [12], дает возможность установить факт наличия альтернативы нэпу в политике большевистской партии или же ее отсутствие, что во многом было предопределено внутрипартийной борьбой и ее последствиями. Использование данных источников обязывает исследователей соблюдать принципы объективности и историзма, учитывая быстро изменявшийся идеологический контекст дискуссий о направленности и перспективах экономической политики.

При анализе архивных материалов органов управления местной экономикой выявлены существенные разночтения в оценке одних и тех же событий [13]. Это послужило основанием для выявления документов из различных фондов и последующего сравнения их содержания. Статистические данные искажали факты, подстроенные под контрольные цифры правительства СССР как по единому сельскохозяйственному налогу, так и по таким политическим событиям, как выборы в местные советы. Отчеты Кубано-Черноморского совета народного хозяйства, составляемые в период операционного года, не совпадали с годовыми итоговыми отчетами. Наиболее достоверными и объективными оказались документы Рабоче-крестьянской инспекции в фондах Государственного архива Краснодарского края. В них содержатся итоговые отчеты по социальноэкономическому и политическому состоянию дел в Кубано-Черноморской области и округах, созданных после ее раздела летом 1924 г.

Фонды Государственного архива Ростовской области содержат обобщающие отчеты Ку-бано-Черноморского совета народного хозяйства и окружных исполкомов, что позволяет сравнить их с аналогичными материалами Государственного архива Краснодарского края и Национального архива Республики Адыгея. Документы фондов Государственного архива Ростовской области отличаются сравнительно большей достоверностью и точным изложением произошедших событий, качеством информации, поскольку в Ростове-на-Дону располагались органы управления краевого уровня: краевой комитет РКП(б) – ВКП(б), крайисполком Юго-Востока России (1920–1924 гг.), а позже – Северо-Кавказского края (1924–1934 гг.).

Особо следует отметить фонд 1 «Кубано-Черноморский областной комитет РКП(б)» и фонд 8 «Кубанский окружной комитет РКП(б)» Центра документации новейшей истории Краснодарского края, в которых представлены документы о деятельности областного комитета РКП(б), окружных и районных комитетов правившей партии. Уровень достоверности и качества информации позволяют дать сравнительно объективную оценку складывавшимся отношениям между населением области и партийными, советскими, хозяйственными органами. Документы Кубано-Черноморской областной партийной контрольной комиссии (Ф. 7) содержат информацию об организации системы контроля и надзора за деятельностью партийных структур и промышленных предприятий различных форм собственности. Информация, представленная в данном фонде, отличается достоверностью, объективным изложением фактов и их оценки.

Периодическая печать представлена всесоюзной газетой «Известия», газетами краевой партийной организации «Советский Юг» и «Молот» (Ростов-на-Дону), органом Кубано-Черномор-ского обкома РКП(б) и Кубанского окружкома РКП(б) – ВКП(б) «Красное знамя» (Краснодар) за 1921–1929 гг., газетами окружного уровня: «Трудовой путь» (Армавир), «Новороссийский рабочий», «Красный пахарь» (Майкоп). Они содержат информацию всесоюзного, краевого и областного масштаба, требующую критического и всестороннего анализа. На страницах газет публиковались правительственные и партийные директивы, нормативные акты по вопросам новой экономической политики.

В числе опубликованных сборников архивных документов отметим многотомные издания «Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939» под редакцией А. Береловича и В. Данилова [14] и «“Совершенно секретно”: Лубянка – Сталину о положении в стране (1922– 1934 гг.)» под редакцией Г.Н. Севостьянова [15]. Они построены по видовому принципу и включают в себя материалы пленумов ЦК и ЦКК ВКП(б) за 1928–1929 гг.; информационные сводки и обзоры органов ВЧК – ОГПУ о политическом положении советского общества, различных классов и административно-территориальных единиц СССР; документы о крестьянском и казачьем движении при переходе от военного коммунизма к нэпу.

Развитие экономических взаимодействий между партийно-государственной властью и социальными группами общества прослеживается по публикациям жалоб, писем, иных форм выражения общественного мнения 1920-х гг. [16].

В постсоветский период сформировался плюрализм концепций и методик анализа источников по истории новой экономической политики 1920-х гг. Преобладающий вектор изменений в отечественной историографии проблемы – от марксизма и позитивизма к социально-конструктивистским концепциям. Влияние данного методологического переворота на конкретно-исторические источниковедческие работы противоречиво. Помогая установить психологические, субъективно-обусловленные аспекты исторических фактов и процессов, конструктивистские подходы в силу своего релятивизма затрудняют системную реконструкцию исторических реалий. На наш взгляд, задача объективного и всестороннего анализа фактов и процессов прошлого остается насущной.

Источниковая основа исследования темы качественно обновляется. Долгие годы использовались документы только официального происхождения: законодательные акты, делопроизводственная документация, партийная и государственная статистика, агитационно-пропагандистские материалы, воспоминания партийных и советских руководителей. С конца 1980-х гг. интенсивно исследуются ранее засекреченные стенограммы заседаний Политбюро, Секретариата и пленумов ЦК РКП(б) – ВКП(б), сводки и обзоры ВЧК – ОГПУ, петиции и частная переписка граждан.

Источниковедческое исследование документов о нэпе на Юге России должно учитывать систему взаимосвязей выявленных и подвергнутых критике документов, цели их создания и способы выражения информации. Следует учитывать, что в условиях авторитарного режима 1920-х гг. существовала искаженная модель коммуникаций и, следовательно, потоков информации между органами партийно-государственной власти и населением. Факты, приводимые в текущей партийногосударственной статистике, целесообразно перепроверять по документам налоговых и финансовых ведомств, а также по конъюнктуре рынка. Мотивы центральных и региональных органов власти, а также речевые способы выражения политического курса полезно устанавливать по стенограммам пленумов ЦК РКП(б) – ВКП(б), а также по аналитическим документам ОГПУ.

Назрела необходимость издания сборника документов о реализации новой экономической политики на Юге России, что особенно актуально накануне 100-летнего юбилея перехода от военного коммунизма к нэпу.

Ссылки:

• 1.    Савельева И.М., Полетаев А.В. Знание о прошлом: теория и история : в 2 т. Т. 1. Конструирование прошлого. СПб., 2003.

• 2.  Советская историография / под общ. ред. Ю.Н. Афанасьева. М., 1996.

• 3.   Плискевич Н.М. Устарела ли история по Ключевскому? Круглый стол // Общественные науки и современность. 2012.

• 4.    Бокарев Ю.П. Нэп как самоорганизующаяся и саморазрушающаяся система // Нэп: экономические, политические и социокультурные аспекты / отв. ред. А.С. Сенявский. М., 2006. С. 121–133 ; Гимпельсон Е.Г. Соотношение экономики и политики в «нэповских» реформах // Россия в ХХ веке: реформы и революции : в 2 т. / под общ. ред. Г.Н. Севостьянова. М., 2002. Т. 2. С. 52–60 ; Орлов И.Б. Новая экономическая политика: история, опыт, проблемы. М., 1999 ; Суворова Л.Н. Нэповская многоукладная экономика: между государством и рынком. М., 2013.

• 5.    Бехтерева Л.Н. Проблемы новой экономической политики 1920-х гг. в современной отечественной историографии // Вестник Удмуртского университета. 2010. № 1. С. 57–64.

• 6.    Булдаков В.П. Утопия, агрессия, власть: психосоциальная динамика постреволюционного времени. Россия, 1920– 1930 гг. М., 2012.

• 7.    Baranov A.V. Land Reforms in Soviet Russia and the Peasant Uprisings of the 1920s in the Context of the Concept of Theodor Shanin (Regional Aspect) // Old and New Worlds: The Global Challenges of Rural History: International Conference. Lisbon, ISCTE-IUL, 27–30 January 2016. Conference Book / ed. by J.V. Serrão, D. Freire, L.F. Prieto, R. Santos. Lisboa, 2016. P. 70–71.

• 8.    Орлов И.Б. Нэп в региональном ракурсе: от усредненных оценок к многообразию // Нэп: экономические, политические и социокультурные аспекты. С. 33–54.

• 9.    Как ломали нэп. Стенограммы пленумов ЦК ВКП(б) 1928–1929 гг. : в 5 т. / под ред. А.В. Кашкина. М., 2000.

• 10.    Там же. Т. 1. С. 12.

• 11.    Баранов А.В. «Военная тревога» 1927 г. как фактор развития политических ориентаций земледельцев Юга России // Каспийский регион: политика, экономика, культура. 2011. № 4 (29). С. 11–16.

• 12.    Как ломали нэп …

• 13.    Яхутль Ю.А. Экономические трансформации в период новой экономической политики (по материалам Кубано-Чер-номорья) : монография. Краснодар, 2014.

• 14.    Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939 : документы и материалы : в 4 т. / под ред. А. Берело-вича, В. Данилова. М., 2000.

• 15.    «Совершенно секретно»: Лубянка – Сталину о положении в стране (1922–1934 гг.) : документы и материалы : в 8 т., 12 кн. / под ред. Г.Н. Севостьянова. М., 2000–2008.

• 16.    Голос народа. Письма и отклики советских граждан о событиях 1918–1932 гг. М., 1997 ; Крестная ноша. Трагедия казачества. Ч. 1. Как научить собаку есть горчицу. 1924–1934 / сост., авт. коммент. В.С. Сидоров. Ростов н/Д., 1994 ; Крестьянские истории. Российская деревня 1920-х гг. в письмах и документах / сост., авт. предисл. С.С. Крюкова. М., 2001 ; Письма во власть. 1928–1939. Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и советским вождям / сост., ред. А.Я. Лившин, И.Б. Орлов, О.В. Хлевнюк. М., 2002 ; Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927–1939 : документы и материалы : в 5 т. М., 1999–2000.

№ 2. С. 92–109.