История повседневности: один зимний день якутской женщины в 20-е гг. XX в

Нынешнему поколению населения Республики Саха (Якутия) практически неведомо, в каких ужасающих бытовых условиях приходилось жить и выживать якутскому народу в недалеком прошлом.

Тяжкой и неприглядной была жизнь якутских женщин. В Якутии конца XIX – начала XX в. одной из трудноразрешимых социальных проблем оставался женский вопрос – неравенство, эксплуатация и дискриминация якуток во всех сферах общественной и частной жизни. Существовала опасная тенденция вымирания женщин, особенно в цветущем детородном возрасте. По данным демографических переписей 1897 и 1917 гг. соотношение полов было явно неблагоприятным. В 1897 г. на 139 597 мужчин приходилось 130 283 женщины [1, с. 6]; в 1917 г. 138 295 мужчин и 125 841 женщины соответственно [2, с. 24]. По переписи 1926 г. в Якутской АССР проживали 152 855 мужчин и 136 230 женщин [3, т. 9, с. 2; т. 17, с. 3]. В целом на 1000 мужчин приходилось, по сведениям экспедиционных академических отрядов 1925–1928 гг., 800–850 женщин. Они считали, что вымирание женского населения вызвано не естественными причинами, а искусственными [4, л. 8]. Ситуация продолжала усугубляться и требовала незамедлительного решения со стороны советской власти. Потому женский вопрос вошел в число основных задач Якутской комплексной экспедиции АН СССР 1925–1928 гг.

Данная проблема в якутской советской историографии не обойдена вниманием историков, экономистов, социологов, но в определенной степени в методологическом плане устарела. Настало время углубить ее изучение с позиций современного историко-антропологического подхода, более того, с учетом постмодернистского поворота в исторической науке 60–70 гг. XX в. Назрела необходимость рассмотреть положение женщин Якутии указанного периода с точки зрения микроисторического подхода и истории повседневности. Это означает, что историческое познание расширяется за счет исследования будничной, повседневной, малозаметной жизни простых людей, внимания к отдельным событиям и фактам, которые в совокупности составляют жизнь человека в истории.

Повседневность всегда первична. Она имеет психоэмоциональную окраску. А это – именно то, что придает историческому знанию особые привлекательность, уникальность и правдивость. Вспомним теорию А.С. Лаппо-Данилевского о «признании чужой одушевленности» как необходимого элемента изучения духовной и психоэмоциональной сферы существования человека.

Приверженцы этого подхода утверждают, что повседневность всегда детерминирована в гендерном плане. Считается, что ее эффективно изучать раздельно. В то же время в современном обществе происходит гендерное сближение социальных интересов и ролей мужчин и женщин, поэтому нет особой необходимости в дифференцированном рассмотрении. Возвращаясь к теме женского вопроса в Якутии, полагаем, что принцип повседневности дополнит наше знание, сделает более впечатляющим и достоверным, позволит по-новому рассмотреть проблему.

Как отмечалось, сложный клубок противоречий, существовавший в женском вопросе, стал предметом внимания Якутской комплексной экспедиции АН СССР. Один из этнографических отрядов возглавлял И.П. Сойкконен, изучавший семейный быт и положение женщин в Таттинском и Баягантайском улусах и в с. Амга.

В архиве РАН хранятся два интересных документа, составленные И.П. Сойкконеном, – «Зимний день якутской женщины» и «Семейный быт якутов Якутского округа» [5]. Они написаны на основе личных наблюдений и сообщений жителей указанных улусов в 1928 г. и дополняют друг друга. Известно, что мир якутской женщины был замкнутым. Он ограничивался юртой, домашним хозяйством. Всю жизнь якутка проводила в ужасающей антисанитарии, проживала в непригодных бытовых условиях, отягчавшихся семейными неурядицами.

Прежде всего сама юрта не была приспособлена к проживанию в условиях экстремального северного климата. Это были небольшие жилища без крыши с земляным полом, крохотными ледяными окнами. Тепло и слабое освещение шли от комелька – примитивного камина, не имевшего задвижки, вследствие чего тепло «уходило в трубу», создавая в юрте резкие колебания температуры. Мебель состояла из стола, располагавшихся вдоль стен нар и примитивных стульев. Правая сторона была мужская и гостевая, левая предназначалась для женщин и детей (хоспох), около входной двери размещались старухи и, если были, хамначчиты (работники).

Главным бедствием в быту являлось соседство, вернее, совмещение юрты с хотонами – хлевом для рогатого скота. Ежедневно скот «ходил» на водопой через юрту. Нетрудно представить смрад и зловоние в жилище, хотя считалось, что животные согревали жилье. Поскольку выжить легче сообща, в юрте проживали 2–3 семьи (дюккашество), состоящие из голых ребят, слепых стариков, убого и жалко одетых кормильцев и женщин. Если юрта занимала 40 м2, то хотон составлял 78 % всей площади, а жилье – 22 %. Здесь размещались 8 человек (две семьи) и 20 голов скота [6, л. 46].

Антисанитария в быту (отсутствие умывальников, полотенец, мыла), курение сквернейшего табака через общую трубку, нездоровое питание (ячменная лепешка, слегка пропеченная перед комельком) создавали благодатную почву для заболеваний туберкулезом, трахомой, чесоткой, педикулезом, тифом, а также для психических болезней – мэнэрик и эмиряченье. Всю эту неприглядность якутского быта авторы описаний, в том числе И.П. Сойкконен, назвали «кошмарным злом». В этих условиях женщинам приходилось не только жить и заниматься домашними делами, но и участвовать в ведении скотоводческого хозяйства, хлебо- и сеноуборочных работах.

Описание одного зимнего трудового дня якутской женщины свидетельствует и объясняет многие перипетии женской доли. Ее трудовой день начинался затемно, с 5–6 часов утра. Первой заботой было осветить и согреть промерзшую за ночь юрту. Для этого растапливался комелек. Наскоро умывшись 1–2 стаканами воды «со рта – на пол», женщина бралась за приготовление завтрака: для чая кипятился самовар, пеклась лепешка, готовился куорчэх – взбитые сливки. Завтракали в 6–7 часов. Затем дойка 18–20 коров, а иногда доходило до 30–40 голов чужого скота, поскольку нужда заставляла брать его на зимнее содержание. При этом молочная продукция передавалась хозяину. В 9–10 часов коров выпускали через юрту на выгул и водопой. В это время якутка в течение часа старалась справиться с чисткой хотона: лопатой сгребала навоз и выбрасывала через окно на улицу, где его оформляли в замерзшие кучи и вывозили в лес. Обычно дойка коров проводилась 4 раза в день: 7–8 часов – первый удой, второй – в 9, третий – в 15 и четвертый – в 21–22 часа.

Примерно к 10–11 часам обед заменялся простым чаем. Затем женщина приступала к подготовке ужина – основной еды. Главной задачей было изготовление муки – колосьба 3–4 ячменных снопов, когда зерно очищалось от мякины. Воздух в юрте при этом сильно запылялся. На семью из 5–6 человек колосилось 2–3 снопа. Сырье сушилось, затем на ручных мельницах-жерновах мололось и получалось около 10 фунтов необходимой муки. Кроме лепешек на ужин подавался мясной суп – 7–8 фунтов мяса семья съедала за ужин.

После 21 часа домочадцы ложились спать, а трудовой день женщины продолжался: она убирала стол, готовила продукты на следующий день. Затем в круг обязанностей входили починка и пошив одежды и обуви для семьи, напоследок – вечерняя дойка коров [7, л. 15–17].

Не следует забывать, что в течение дня женщина находила время покормить и присмотреть за детьми. Отметим, что традиционные якутские семьи многодетны. Рождаемость была высокой, но столь же высока была детская смертность, главным образом до года, из 100 детей 75 % умирали [8, л. 201].

И.П. Сойкконен описал только один зимний день обычных улусных женщин. Летом и осенью круг их обязанностей неизмеримо увеличивался. В хлебоуборочную страду и сенокос женщины трудились почти наравне с мужчинами: гребли, копнили и стоговали сено. Жатва возлагалась целиком на женские руки. Как только заканчивались полевые работы, якутки занимались заготовкой продовольствия впрок на долгую зиму. Кроме того, готовили и шили зимнюю одежду, затем до установления санного пути обеспечивали семью топливом.

Отсюда понятно, почему среди якуток было велико число самоубийств. В Национальном архиве РС (Я) хранится немало дел «об удавившихся женках». Также наблюдалось большое количество нервно-психических заболеваний. Политссыльный врач С.И. Мицкевич исследовал ряд душевных расстройств женщин – мэнэрик и эмиряченье [9, с. 32]. Его вывод гласил, что эти нервно-психические болезни являются следствием тяжкого быта женщин, живущих в страхе перед домашними, задавленных непосильным трудом [10, с. 32, 53].

Консервативный и убогий быт якуток нашел реалистическое отображение в произведениях классиков якутской литературы, а также в трудах якутских политссыльных, главным образом В. Серошевского. Типичные образы Кэтириис из драмы А. Софронова «Таптал» («Любовь»), Маайи из его же драмы «Тина жизни», Боккую, Марины и других героинь изучаются не только литераторами, но и историками [11, с. 20–21].

Социально-бытовые условия, бесконечный «зимний день» уродовали не только судьбы, но и характеры женщин. Неуживчивые, сварливые, злые якутки из «Портретов якутских женщин» А.Е. Кулаковского порождены социальными условиями, и эти черты надолго сохраняются в женской психоментальности [12, с. 19].

Таким образом, один трудовой день из повседневности якутской женщины высветил целый пласт проблем женского вопроса Якутии – от социально-экономических до морально-нравственных черт и психоментальных особенностей. Метод анализа повседневности позволяет за частным увидеть общее, за единичным – типическое, за буднями – переживания отдельных людей, их образ жизни, чаяния и стремления. То, что дает изучение обыденности, невозможно найти в официальных деловых источниках.

Все это позволило истории повседневности в 80-е гг. XX в. сложиться в самостоятельную отрасль исторического знания. На сегодня сложились два направления, две научные школы по изучению обыденности. Первая – из французской школы Анналов, которая исследует повседневность с точки зрения реконструкции ментальностей; вторая – из франкфуртской научной школы (германская, итальянская, скандинавская историография), рассматривающая ее с позиций микроистории.

Указанные подходы вполне сосуществуют в современной гуманитарной методологии. Через призму повседневности многие историки, этнологи, социологи расширяют свое исследовательское поле и успешно решают поставленные задачи. При этом они в основном применяют способ «вчитывания», позволяющий установить своеобразный «диалог» с текстом. В целом история повседневности дает бесценную информацию, которую трудно найти в традиционных источниках.

Ссылки:

• 1.    Первая всеобщая перепись населения Российской империи. 1897. Т. ХХХ. Якутская область. СПб., 1904 (1905).

• 2.    Соколов М.П. Якутская губерния по переписи 1917 г. Вып. 17. Иркутск, 1922.

• 3.    Всесоюзная перепись населения 1926 года. М., 1928.

• 4.    Национальный архив РС (Я). Ф. 386. Оп. 2. Д. 168.

• 5.    Архив РАН. Ф. 47. Оп. 2. Д. 156, 158.

• 6.   Там же. Л. 46.

• 7.   Там же. Л. 15–17.

• 8.   Там же. Л. 201.

• 9.    Мицкевич С.И. Мэнэрик и эмиряченье. Формы истерии в Колымском крае. Л., 1929.

• 10.  Там же. С. 32, 53.

• 11.    Башарин Г.П. А.И. Софронов. Жизнь и творчество. Якутск, 1969.

• 12.    Кулаковский А.Е. Стихи и поэмы. Якутск, 1957.