Историко-идеологические аспекты русофобии в зарубежных странах

В условиях когда любое отклонение от доминирующего дискурса в Европе чревато остракизмом, очень важно восстановить историческую справедливость, назвать вещи своими именами и показать: за русофобией стоит не правда, а страх перед настоящей истиной, которая не вписывается в рамки односторонней картины мира. В ходе послания Федеральному собранию Президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин заявил, что «русофобия разрушает исторические связи между государствами и подтачивает изнутри само западное общество. Более того, она связана с фальсификацией истории нашей страны»1.

Русофобия – глубокий культурно-исторический феномен, являющийся частью западной псевдоинтеллектуальной традиции. Как явление, она представляет собой предвзятое отношение, враждебность или ненависть к русским или России в целом. При этом стоит разграничивать русофобию и негативное отношение к внешней политике российского государства (политической элиты, истеблишмента). Зачастую последнее распространяется на весь русский народ, де-факто реинкарнируя архаичный принцип коллективной ответственности населения страны за действия правительства.

На современном этапе русофобия служит инструментом для пересмотра истории и пода-

1 Послание Президента Федеральному Собранию. 29.02.2024. URL: (дата обращения: 12.08.2025).

вления инакомыслия – причём подавления теми институтами, которые некогда декларировали приверженность демократии и плюрализму. Политика двойных стандартов, информационное манипулирование, сложное переплетение идеологической повестки с политическими и социально-экономическими событиями, а также межнациональными отношениями приводят к крайне неоднозначной ситуации по исследуемому вопросу. Можно констатировать, что данный феномен имеет долгую и сложную историю, которая охватывает различные аспекты, включая культурные, политические и социальные факторы.

В связи с этим возникают вопросы об исторических корнях и причинах этого удивительно устойчивого явления в политико-правовой мысли зарубежных стран.

Обзор литературы

В историографии термин «русофобия» был впервые обнаружен в рецензии друга и соратника А.С. Пушкина Петра Вяземского на книгу маркиза де Кюстина «Россия в 1839 году» [1]. Но более глубокое научное измерение этот феномен получил лишь 150 лет спустя. В настоящее время изучению русофобии в различных странах и в различные исторические периоды посвящен обширный корпус научных работ. Среди ученых следует отметить О.В. Кильдюшова [2], А.И. Фи-люшкина [3], Е.В. Ермасова [4], А.Ф. Строева [5], С.Г. Кара-Мурзу [6], Л. Люкса [7], Г. Метта-на [8], А.А. Ширинянца, А.В. Мырикова [9, 10], В.Ф. Шаповалова [11], Н.П. Таньшину [1] и иных исследователей, которые, помимо исторической фиксации, концептуализировали рассматриваемый нами феномен и обосновали факторы его появления. Кроме указанных исследователей, описание причин русофобии можно обнаружить в коллективной работе Ю.Г. Тамбиянца, О.В. Терещенко, С.В. Кулика, Н.И. Гнатенко [12]. В ней делался акцент на цивилизационных аспектах, базирующихся на самоутверждающейся сущности западной цивилизации, а также была упомянута этнонациональная русофобия коллективного польского сознания, являющаяся отражением межнациональных противоречий.

Любопытна работа О.Б. Неменского [13], в которой он проводит аналогии с антисемитизмом и предлагает создание русской Антидиффамацион-ной лиги. Другой исследователь – С.М. Сергеев – интересен тем, что предпринял попытку обозначения границ этого термина [14]. Например, он отделяет русофобию от ситуативных высказываний, сделанных в минуту раздражения или критики тех или иных элементов социально-политического строя России. Ряд исследований посвящен проблемам «внутренней» русофобии, в которых описываются психологические [15] или социальные [16] факторы её появления.

Материалы и методы

Материалами для исследования послужили нарративные источники Средневековья и Нового времени и результаты теоретических и исторических исследований, посвящённых русофобии. Последние оказались в значительном большинстве. Соответственно, данная работа тяготеет к категории метааналитических.

Методологическую основу работы составили общенаучные (анализ, индукция, абстрагирование, сравнение) и частнонаучные (сравнительно-исторический, хронологический, анализ документов) методы.

Результаты исследования

Негативное отношение к славянам фиксируется с момента их появления на мировой исторической арене, то есть с раннего Средневековья. Так, в ходе завоевательных походов Карла Великого (VIII век н.э.) аббаты, сопровождавшие его, в своих хрониках сравнивали славян с жабами и червями [6]. Обозначение славян как варваров с негативными коннотациями характерно и для византийских хронистов, описывающих войны «ромеев» с северными племенами [17].

На восприятие славян в целом и жителей Киевской Руси в частности оказал влияние религиозный раскол между католиками и православными, оформленный взаимными анафемами в 1054 году. Нельзя сказать, что раскол стал поворотной точкой в описываемом смысле, но однозначно его использование политической элитой Запада в качестве обоснования экспансии на территории русских княжеств в XIII-XV вв., с обозначением православных христиан презрительным эпитетом «схизматики».

Ключевое событие, с которым связывают распространение соответствующего пропагандистского мифа, произошло значительно более поздно – это Ливонская война (1558-1583), ведущаяся Русским государством с коалицией европейских государств (Ливонская конфедерация, Великое Княжество Литовское, Речь Посполитая, Швеция, Дания). Россия в глазах интеллектуалов эпохи Возрождения представлялась антимиром, воплощавшим исторические фобии европейцев, порожденные как внутриевропейскими проблемами, так и опытом общения Запада с Востоком. Например, русские обозначались как носители абсолютного зла, попирающие и разграбляющие святыни, убивавшие беззащитных, не знающие чести, стыда и справедливости. Русский царь Иван IV рисовался тираном, а русское государ- ство – не владеющим истинным знанием о Боге и письменным законодательством, для которого убийства, похищения, насилие и безудержные оргии стали повседневностью [3].

Окончание Ливонской войны и изменение политической конъюнктуры ослабили актуальность описываемого идеологического конструкта, но не избавили европейцев от тенденциозности в представлениях о русском народе. Любопытно, что распространение прогрессивных на тот момент политико-правовых идеологий не оказывало влияние на описываемые установки.

В Англии концептуальным выражением и итогом «Великого мятежа» 1640-1649 гг. и «Славной революции» 1688 г. стали теории естественного права и общественного договора. Идея всеобщего естественного равенства людей стала основой теории естественного права для стран Европы. Но это касалось лишь прав европейцев [17], на русских эти интенции не распространялись.

В качестве иллюстрации ангажированности европейцев можно привести путевые заметки Адама Олеария, изданные на немецком языке в 1647 году. В этих заметках русским приписываются такие черты, как лживость, невежество, вероломство, высокомерие, содомия (включая зоофилию), раболепие, пьянство (в том числе и женское) и проч. [19].

С начала XVIII века, во время правления Петра I, Россия начала активно участвовать в европейской политике. Это вызвало недовольство среди некоторых европейских стран, которые видели в ней угрозу своему влиянию. Военные действия российского государства нарушали модную в то время доктрину «равновесия сил». Как следствие, представление о России как о варварской стране, населенной свирепыми, дикими ордами, только укрепилось. Это мнение разделял и такой видный ученый, как Лейбниц [4]. Победа в Северной войне подняла престиж России, но слабо повлияла на образ русских в Европе. Типично мнение Вольтера, для которого московиты – глупые и невежественные прирожденные рабы, и только Петр Великий смог приобщить их к цивилизационному миру [20]. Даже такое положительное качество, как храбрость русского солдата, объяснялось рабством, которое в соединении с суеверием внушило презрение как к жизни, так и к смерти [5].

Военно-политические союзы с государствами Европы во времена наполеоновских войн и успешное действие русской армии в конечном итоге стали причиной формирования позитивного образа России, которую воспринимали как спасительницу от тирана и деспота. Но по мере устранения французской угрозы восприятие менялось, и уже Российской империи приписывались планы по установлению мирового господства [7]. С 1820 – 1830 гг. «русский вопрос» стал частым гостем на страницах периодической печати Западной Европы [11].

Подавление польских восстаний и помощь в противоборстве с революционными силами в Австро-Венгрии и Валахии привели к возникновению и закреплению идеологемы «жандарм Европы» применительно к России Николая I, а иногда и шире – ко всей Российской Империи XIX века. Распространению негативного образа России способствовали польские и российские эмигранты [9].

Ярким примером демонизации России и русского народа является книга маркиза де Кюстина «Россия в 1839 году», в которой француз изобразил Россию Николаевской эпохи в достаточно неприглядном свете (русские – немые рабы, народа не образующего, со страстью к завоеванию, упрямые подражатели, неспособные к творчеству и т.п.), в связи с этим книга сразу же стала сенсацией и всего за несколько лет была по меньшей мере шесть раз издана во Франции [21].

Основным направлением политико-правовой идеологии в Европе с начала XIX в. стал либерализм. Его сторонники делали упор на защиту и обоснование «гражданской свободы», под которой понимали свободу частной инициативы, совести, печати, мысли, мнений. К примеру, английский юрист Джон Остин был приверженцем идеи правовой реформы, его лекционный курс правовых учений в 1828 г. посещали многие выдающиеся государственные и общественные деятели Англии. Он впервые попытался освободить представление о различиях между правом и нравственностью от неправильных, по его мнению, доктрин естественного права.

Большинство теоретических воззрений европейских мыслителей, оказывающих значительное влияние на умы и настроения широких масс, при исследовании вопросов целей и функций государства традиционно на первое место ставят идеи о социальной свободе, безопасности, благосостоянии и соблюдении норм права. Для дискурса свободы и порядка «существенен баланс идей, соответственно выражающих ценности свободы и порядка. Идея свободы крайне важна для гражданского общества, идея правопорядка поддерживается государством» [18, 22].

Несмотря на эти прогрессивные взгляды, в XIX – начале XX века русофобия, которая казалось бы противоречит им, была частым идейным концептом в литературе и искусстве, где русские изображались как варвары или деспоты. В част- ности, такие настроения усилились после событий, связанных с Крымской войной (1853-1856) [23]. В годы этой войны появился изданный во Франции графический роман «История Святой Руси», написанный известным живописцем, графиком и иллюстратором Гюставом Доре. По сути, это произведение стало первым комиксом, в котором иллюстрации дополнялись комментариями. По мнению исследователей, работа стала настоящим русофобским бестселлером. Россия, её история и политическое устройство представлялись крайне фантастично, с очень язвительной интерпретацией [24].

Распространённость русофобии, непосредственно не связанной с политической конъюнктурой, демонстрирует Карл Маркс [25]. Его неоконченная работа «Разоблачения дипломатической истории XVIII века» изобилует идеологическими клише, согласно которым истоки современной России – это Московия, взращенная колыбелью кровавого монгольского рабства. Политическая история допетровской эпохи изображалась подлой борьбой рабов, клевещущих и доносивших друг на друга в братоубийственной войне. Петру Великому, помимо политического искусства монгольского раба, приписывались планы по завоеванию мира [26]. Несмотря на сильные методологические основания марксизма вообще, такую оценку многовекового периода российской истории вряд ли можно признать объективной, беспристрастной и соответствующей исходным установкам великой социальной идеи.

Русская революция октября 1917 года и установление Советской власти трансформировали русофобские мифы в миф «о советской угрозе», сводя вопрос к идеологическому и геополитическому противоборству двух систем.

Следует заметить, что далеко не все агенты публичного пространства Западной Европы эпохи Средневековья и Нового времени только и ждали повода для очернения России и с рвением достойным лучшего применения записывались в число её хулителей. Так, известный путешественник Марко Поло писал: «Россия (Rosie) – большая страна на севере. Живут тут христиане греческого происхождения. Тут много царей и свой собственный язык; народ простодушный и очень красивый…» [27]. Другие исследователи отмечают благожелательность и взвешенность европейской политической элиты к «русскому вопросу», их призывы соотечественников к уравновешенности и уважению в дебатах с Россией [2].

Анализируя описанное выше, следует констатировать, что русофобия является одним из устойчивых трендов в европейской политике позднего Средневековья и Нового времени. В этом смысле он схож с туркофобией. Появление и распространение этих феноменов хорошо коррелирует с политической конъюнктурой, переплетаясь с религиозными мотивами. Но если антитурецкие настроения так или иначе сошли на нет в связи с отказом Османской империи (и её правопреемницей – Турецкой Республикой) от экспансии на Запад, то противоречивость интересов многих европейских стран и России сохранилась по сей день.

Однако авторы не верят простым объяснениям. Приведенные исследования демонстрируют широкую распространенность антироссийских стереотипов даже в тех странах и в то время, где и когда для них нет никаких серьезных политических оснований.

Объяснение устойчивости русофобии несовпадением цивилизационных или культурных кодов, особенностями взаимоотношений в истории России и других стран также не может быть принято в качестве удовлетворительного. Исторический опыт, в частности России, только подтверждает, что культурное многообразие не является непреодолимым препятствием для гармоничного социального взаимодействия. То же самое можно сказать и о драматичных событиях в отношениях между странами. Например, в современной Польше отсутствует германофобия сравнимая с русофобией, хотя деятельность нацистов Третьего Рейха должна была привести к иному результату в описываемом в смысле.

Аналогичная ситуация с приписыванием европейским странам стремления к самоутверждению за счет других народов. В этом случае возникают вопросы о механизме этого самоутверждения. Ведь совершенно не ясно, почему в качестве объекта этих стремлений были выбраны именно русские? Почему этот процесс длится порядка 500 лет с чередованием периодов уменьшения и увеличения его интенсивности? Неужели народы, возглавляющие всевозможные международные рейтинги по различным социально-экономическим и политическим параметрам, до сих пор нуждаются в самоутверждении?

Как кажется авторам, к действительной и значимой причине следует отнести факт связанности антироссийских комплексов и внутренних черт, прежде всего дисфункциональных, европейского социума. В этом случае русофобия родственна антисемитизму и мы имеем дело с идеологическим фантазмом [28] (объективной видимостью [29] или объективной ошибкой [30]). Содержание последнего достаточно хорошо изучено со времен Карла Маркса [31, 32]. Противоречивость об- щественного развития приводит к неустранимым дисфункуциям и конфликтогенным отношениям. Их условное снятие возможно только посредством введения определенного идеологического конструкта (например, лживого еврея или подлого русского). При этом абсурдность утверждений о «русской угрозе», из-за которых следует всем объединиться, отбросив классовые конфликты, и упорно трудиться во имя будущей победы, или лживости, двуличности и корыстности еврея, чьи экономические манипуляции мешают общественному благоденствию, ровным счетом ничего не меняет. Любые «железобетонные» аргументы будут проигнорированы, а наивный и настойчивый просветитель, доказывающий нереальность подобных характеристик, – фрустрирован. Несмотря на кажущуюся произвольность идеологических фантазмов, их объективная обусловленность не подлежит сомнению. Социальная действительность обеспечивается авгуровой верой в реальность иллюзий. Отказ от этой веры приведёт к бесконечной войне «всех против всех».

Безусловно, почти абсолютное отождествление антисемитизма и русофобии нельзя признать научно целесообразным. Характер встроенности в жизнь европейских социумов у русских и еврейских общин все же не идентичен. Но совпадение многих проявлений данных феноменов явно неслучайно.

Обсуждение и заключение

В заключении исследования историко-идеологических аспектов русофобии в зарубежных странах необходимо привести несколько положений.

Во-первых, антироссийские стереотипы являются устойчивым идеологическим трендом в по- литической мысли европейских стран последних пяти веков. Противоречивость политических интересов, отказ от бесконфликтного урегулирования возникающих межгосударственных проблем становятся одними из основных факторов живучести этого феномена.

Во-вторых, помимо политической мотивированности, стабильность русофобии придает нерешенность многих внутренних социальных проблем европейского социума, которые проецировались на значимого Иного, придавая целостность общественным конструкциям. С XV века этим Иным становится русский. Его образ в зависимости от ситуации играл роль то пугала, то козла отпущения. К слову, русские не являются единственным значимым Иным для европейцев. На турок и евреев в те или иные исторические периоды также надевали эти маски.

Стоит обратить внимание, что эти два фактора связаны другом с другом. Отказ от социального конфликта осуществляется за счет его выдавливания за пределы нации (этноса), как имеет место быть с антисемитизмом, или за переделы государства (страны), как в случае с русофобией и турко-фобией. Внутренний классовый конфликт подменяется межнациональным, межгосударственным, межконфессиональным. То есть второй фактор выступает катализатором первого.

Русофобия и в настоящее время проявляется в виде предвзятого отношения к России, ее истории, культуре и внешней политике, в связи с этим необходимо ей противостоять, как и любой форме ксенофобии, и обеспечивать соблюдение прав и свобод всех граждан независимо от национальной, этнической принадлежности.