Изменения лексико-терминологического аппарата бурятского языка в языковом ландшафте города Улан-Удэ

Иванов В. В. Изменения лексико-терминологического аппарата бурятского языка в языковом ландшафте города Улан-Удэ // Вестник Бурятского государственного университета. Язык. Литература. Культура. 2020. Вып. 3. С. 122‒128.

Развитие лексико-терминологического аппарата бурятского языка и, в частности, его общественно-политической терминологии сопровождалось большими изменениями на протяжении ХХ в. Их механизмы хорошо описаны в трудах таких бурятских ученых, как Т. А. Бертагаев [1], У.-Ж. Ш. Дондуков [2], Ц. Б. Цы-дендамбаев [5; 6], а в настоящее время переосмысляются и дополняются в исследованиях С. Д. Чимитовой [7] и Ж. Ш. Санжанова [4]. Тем не менее терминологический аппарат бурятского языка значительно изменился за последние пять лет, что ставит перед властью вопросы его продвижения в общество. Настоящая статья, написанная в русле социолингвистики, представляет собой попытку осмыслить цели этих изменений, а также понять механизмы и степень их распространения в Республике Бурятия на примере города Улан-Удэ.

Изменения в общественно-политической терминологии бурятского языка, которые наблюдаются в настоящее время, инициируются республиканской властью и характеризуются заменой русизмов и интернационализмов на бурятоязычные термины. Такой подход расценивался некоторыми советскими бурят- скими учеными, в частности, У.-Ж. Ш. Дондуковым [2, с. 8] как «невозможный» и «ненужный», однако не подтверждался какими-либо конкретными аргументами против. Напротив, сам переход на интернационализмы, произошедший после 1930-х гг., доказал, что изменения в этом пласте лексики могут успешно укореняться и распространяться в обществе при грамотном языковом планировании.

В социолингвистической науке существует теория языкового планирования, выдвинутая Х. Клоссом [11, с. 81]. Она выделяет две стороны: планирование корпуса (“corpus planning”) и статуса (“status planning”) языка. Под планированием корпуса языка понимаются изменения, проводимые непосредственно в языке и касающиеся его словарного состава, орфографии, морфологии и т. д., в то время как планирование статуса затрагивает функционирование языка и определяет его место среди других языков, используемых сообществом [там же].

Применяя эту теорию на изменения терминологии в бурятском языке, мерой планирования корпуса можно считать разработку «Справочника общественнополитических терминов бурятского языка», который был принят в 2016 г. 1 В него вошло 122 единицы, которые обеспечили общественно-политическую сферу необходимым набором наиболее часто употребляемых терминов. Дальнейшее же утверждение справочника приказом Министерства образования и науки Республики Бурятия обязало использовать эту терминологию во всех сферах, подчиняющихся действию закона «О языках народов Республики Бурятия», что дает возможность рассматривать его как меру планирования статуса бурятского языка.

Данный справочник разрабатывался с целью «усовершенствования норм современного бурятского литературного языка при его использовании в качестве государственного языка Республики Бурятия» 2 . Кроме того, утверждение новой терминологии вписывается и в политику власти по сохранению, развитию и поддержке бурятского языка в республике, принятую в соответствующем законе в 2014 г. 3 . Такое решение нацелено на укрепление позиций бурятского языка в тех сферах, где он оказывается практически невостребованным: в делопроизводстве, государственном управлении, промышленности, науке, торговле и сфере обслуживания [3, с. 102].

Продвигая новую терминологию, власть в первую очередь начинает использовать ее в собственных учреждениях. Наиболее заметным это становится на их официальных вывесках, которые вместе с другими публичными дорожными знаками, рекламными щитами, названиями улиц, заведений и вывесками магазинов формируют языковой ландшафт данной территории, области или городской аг- ломерации [12, с. 25]. Языковой ландшафт раскрывает «закономерности социального взаимодействия, в которое вовлечены люди в определенном пространстве» [10, с. 3]. Исходя из этого, изменение терминологии на вывесках государственных учреждений можно рассматривать как меру социального взаимодействия органов власти с обществом, на которое и направлены эти изменения. Следовательно, по степени и особенностям распространения и употребления «новой» и «старой» общественно-политической терминологии на рассматриваемой территории можно судить о том, насколько эффективно реализуется проводимая языковая политика.

Данные для настоящей статьи были собраны в январе 2019 г. в центральной части Советского района города Улан-Удэ. Она включает в себя все улицы, расположенные в условном «треугольнике» улиц Борсоева, Смолина и Куйбышева. Этот «треугольник» охватывает большинство главных улиц центра Улан-Удэ, который включает в себя не только деловую, туристическую и административную часть города, но и жилые кварталы. Собираемые единицы языкового ландшафта представляют собой знаки, «содержащие написанный на них текст и имеющие определяемую границу» [8, с. 66]. Материал для исследования собирался в течение десяти дней со 2 по 12 января 2019 г. Съемка производилась на цифровую камеру мобильного телефона с 10:00 до 16:00.

Как уже говорилось, в центр внимания настоящего исследования попали знаки, размещаемые государственными учреждениями. По классификации происхождения знаков, предложенной Э. Бен-Рафаэлем, они относятся к группе topdown , так как «подчиняются официальной политике и “доминирующей культуре”, представляемой официальной властью» [9, с. 49]. Всего в заданной области было обследовано 69 знаков, относящихся к этой группе. Из них заимствования из русского и других языков (русизмы и интернационализмы) используются на 34 знаках, а бурятоязычная терминология на 31. Оставшиеся четыре знака содержат как русскоязычные, так и бурятоязычные термины. Далее на нескольких примерах будет показано, какие особенности наблюдаются в изменениях терминологии бурятского языка в языковом ландшафте Улан-Удэ в последние четыре года.

Яаман ~ министерство

Данный термин является необходимой частью названий не только министерств, но и подведомственных им учреждений на территории республики. В справочнике он определен как яаман . Его когнатом в халха-монгольском языке является яам , а также письменно-монгольский yamun , который в Русско-монгольском терминологическом словаре имеет значение ‘комиссариат’ 1 .

В языковом ландшафте центральной части Улан-Удэ этот термин используется на вывесках следующих министерств2 : финансов (мүнгэн һангай яаман), туризма (аяншалгын яаман), спорта и молодежной политики (бэеын тамирай ба залуушуулай талаар яаман), здравоохранения (элүүрые хамгаалгын яаман), образования и науки (болбосоролой болон эрдэм ухаанай яаман). Старый заимствованный термин министерство встречается в единичных случаях на вывесках таких учреждений, как министерство культуры (соёлой министерство) и министерство экономики (экономикын министерство). Тем не менее терминология на главных учреждениях не всегда согласуется с терминологией, используемой на подведомственных. Например, термин яаман используется на вывеске министерства здравоохранения и на подведомственном ему центре медицинской профилактики им. В. Р. Бояновой, а на другом учреждении — поликлинике № 1 употребляется термин министерство. Есть и обратные случаи: яркий пример — министерство культуры и подведомственный ему хореографический колледж.

Такой же паттерн наблюдается и в парах улас ~ республика, нютагай заса-гай ~ муниципальна , засагай газар ~ правительство , Ородой Холбооной Улас ~ Россиин Федераци .

Хүтэлбэри ~ захиргаан, эмхи зургаан ~ байгуулга

Помимо вариативности «интернационализм ~ бурятский термин» наблюдается расхождение и в самой бурятской терминологии при обозначении одного типа учреждения. Примером этому является термин управление , которому в бурятском языке, согласно справочнику, соответствует термин хүтэлбэри . Использование этого термина в таком значении является буквальным переводом с русского языка; халха-монгольский когнат этого термина хөтөлбөр имеет значение ‘программа’, а в Русско-монгольском терминологическом словаре термину управление соответствует keltes 1 .

Термин хүтэлбэри встречается на вывесках Управления Федерального агентства по управлению государственным имуществом ( Гүрэнэй зөөри хүтэл-элгын талаар хүтэлбэри ), а также Отдела управления ЗАГС ( ЗАГСын хүтэлбэ-риин таһаг ). В то же время на Управлении по чрезвычайным ситуациям используется термин захиргаан ( Онсо ушаралта байдалай талаар захиргаан ), который в справочнике соответствует русскому термину администрация . Более того, на той же вывеске обозначен орган власти — Администрация города Улан-Удэ ( Улаан-Үдэ хотын захиргаан ), которому подчиняется Управление. Следовательно, термин захиргаан употребляется в пределах одной вывески в двух значениях ( администрация и управление ), что вызывает недопустимую в терминологии неоднозначность. Такое же использование термина встречается и на вывеске Института экономики и управления БГУ ( Экономико болон захиргаанай институт )

Другим примером расхождения терминологии является вариативность термина учреждение, которому на бурятоязычных вывесках соответствует байгуулга и эмхи зургаан. Как считает Ж. Ш. Санжанов [4, с. 54], термин байгуулга был вытеснен из употребления термином эмхи ‘организация’ в конце 1930-х гг. Прибавление к последнему синонима зургаан ‘присутственное место, учреждение’ [6, с. 518‒519] дало в результате утвержденный в справочнике бурятский термин. Вариативность, связанная с употреблением обоих терминов, наблюдается в пре- делах учреждений, подведомственных министерству культуры: на Бурятском театре драмы в формулировке байгуулга и на хореографическом колледже в формулировке эмхи зургаан.

Дээдэ һургуули ~ институт, ехэ һургуули ~ университет

Все вышеперечисленные случаи так или иначе содержали терминологию, включенную в Справочник. Однако тенденция изменения терминологии в сторону бурятоязычной наблюдаются и за его пределами. Это хорошо видно на примерах пар дээдэ һургуули ~ институт и ехэ һургуули ~ университет . Такое же распределение терминов существует в халха-монгольском языке ( дээд сургууль в значении ‘институт’ и их сургууль в значении ‘университет’), что дает возможность рассматривать данное изменение как влияние родственного языка-соседа на бурятский язык.

Употребление данных терминов варьируется в пределах одного учреждения — Бурятского государственного университета. Так, на вывеске упоминавшегося ранее Института экономики и управления используется интернационализм институт ( Экономико болон захиргаанай институт ), в то время, как на вывеске Института филологии и массовых коммуникаций используется термин дээдэ һургуули ( Хэлэ бэшэгэй болон ниитын харилсаанай дээдэ һургуули ).

Другой термин — ехэ һургуули — встречается в названии университета лишь один раз на вывеске общежития № 3 в формулировке Буряад гүрэнэй ехэ һургуули . Остальные же вывески на корпусах и других общежитиях используют старый термин университет ( Буряад гүрэнэй университет ).

Итак, рассмотренные выше изменения общественно-политической лексики в составе лексико-терминологического аппарата бурятского языка показывают распространение новой терминологии в официальном языковом ландшафте центральной части города Улан-Удэ. Несмотря на то, что в Бурятии существует утвержденный справочник общественно-политических терминов бурятского языка, новая терминология в настоящее время используется далеко не на всех официальных вывесках. Более того, обновление терминов на официальных учреждениях происходит стихийно: в пределах одного органа власти разные учреждения придерживаются разных стратегий: одни уже заменили старые вывески на новые с использованием бурятоязычной терминологии, в то время как другие не спешат делать это (ср. использование терминов яаман и министерство на вывесках поликлиники № 1 и центра медицинской профилактики). Помимо этого в рамках одного учреждения может наблюдаться терминологическая омонимия (ср. захиргаан в значении ‘администрация’ и ‘управление’), а также конкуренция синонимичных бурятских терминов (ср. байгуулга и эмхи зургаан , имеющих значение ‘учреждение’). Все это говорит о том, что со стороны власти нет достаточного контроля за обновлением терминологии на государственных учреждениях.

В целом же намеченная тенденция имеет положительный характер, поскольку показывает заинтересованность власти в повышении статуса и расширении функций бурятского языка. Ярким показателем этого является утверждение Справочника общественно-политических терминов. Стоит отметить и то, что такие изменения в сторону бурятизации терминологии происходят и за предела- ми Справочника: например, термин институт заменяется на дээдэ һургуули, университет — на ехэ һургуули и т. д. Власти следует, с одной стороны, поощрять такие инициативы, а с другой — более пристально контролировать соответствие новой терминологии утвержденным нормам языка. Это подразумевает расширение существующего Справочника, а также выработку общих принципов наименования государственных учреждений на бурятском языке вместе с созданием реестра всех их названий на бурятском и русском языках. При таком более последовательном подходе к планированию и внедрению терминологии можно ожидать ее более быстрое распространение среди носителей и закрепление в бурятском языке в целом, на что и нацеливается языковая политика республики.