Изменения в Кодекс профессиональной этики адвоката в России — 2025: отказ от европейских ценностей и окончательное подчинение диктату государства

Завершающийся в России процесс окончательного подчинения адвокатов Федеральной палате адвокатов (ФПА), адвокатским палатам субъектов Российской Федерации (далее – Палаты) и бенефициарам этих организаций, а через них – государству, не может осуществляться без последовательного изменения законодательства и корпоративных норм.

Кодекс профессиональной этики адвоката (КПЭА) за весь период существования российской адвокатуры в современном ее виде (с 2002 по 2025 год) претерпел шесть редакций [12], которые не обсуждались, как того требуют демократические процедуры [7, 8, 33, 34]. Вследствие этих изменений нормы КПЭА были трансформированы в грозное оружие, которое может волюнтаристски, в зависимости от усмотрения руководства органов ФПА и Палат и конкретной необходимости и целесообразности, применяться в конкретном случае против каждого адвоката России.

В результате этого в ФПА и Палатах фактически сложилась практика репрессивного корпоративного нормотворчества и дисциплинарного преследования адвокатов [6]. В КПЭА были введены нормы, не конкретизированные для понимания и применения, а действие КПЭА неоправданно расширено за рамки профессиональной деятельности адвоката. Введены ограничения на свободу выражения мнения и критику путем установления в КПЭА ответственности за так называемое «посягательство на авторитет адвокатуры». Благодаря введению в КПЭА положений, согласно которым «адвокат должен избегать действий (бездействия), направленных к подрыву доверия к нему или адвокатуре» (п. 2 ст. 5 КПЭА), и «в любой ситуации, в том числе вне профессиональной деятельности, адвокат обязан сохранять честь и достоинство, избегать всего, что могло бы нанести ущерб авторитету адвокатуры или подорвать доверие к ней, при условии, что принадлежность адвоката к адвокатскому сообществу очевидна или это следует из его поведения» (п. 5 ст. 9 КПЭА), адвокаты начали привлекаться к дисциплинарной ответственности и лишаться статуса даже не из-за нарушений, допущенных в рамках осуществления профессиональной деятельности, а из-за бытовых конфликтов [26], содержания писем и пояснений, направленных в Палату, оцененных как «неуважительные» [2], и по другим подобным незначительным основаниям [30]. Из этих формулировок, используемых в КПЭА, а также из того, что в КПЭА отсутствует конкретное описание составов дисциплинарных нарушений, следует, что круг действий, за которые адвокаты могут быть подвергнуты дисциплинарной ответственности, сформулирован максимально широко [27].

В каждом из случаев, оцениваемых Палатами и ФПА, ими может быть принято дискреционное (с широкой степенью усмотрения) решение о привлечении адвоката к дисциплинарной ответственности, в том числе и о прекращении его статуса [22]. Во многих случаях такое решение принимается по незначительным или даже несуществующим поводам и противоречит стандартам ограничения основных прав. Бенефициарами и руководством ФПА и Палат установлены нормы, согласно которым адвокату может быть прекращен статус не только по жалобе доверителя, но и по личной инициативе бенефициаров и (или) руководства ФПА и Палат. Адвокатам прекращают статус по представлениям Министерства юстиции, фактическими инициаторами которых являются правоохранительные органы как процессуальные оппоненты [2, 4, 20, 21, 22, 35]. ФПА и Палаты, утратившие свою независимость от государства, демонстрируют готовность без критики принимать любые утверждения государственных органов о совершении адвокатом каких-либо противоправных деяний.

Вопреки многочисленным протестам и обоснованной критике, поступающей от адвокатов, в КПЭА введены правила, исключающие объективное рассмотрение дисциплинарного дела в отношении адвоката беспристрастным органом с соблюдением права на справедливое разбирательство. Вместо юридического введения презумпции добросовестности адвоката введена «презумпция добросовестности» Палаты, рассматривающей дисциплинарное дело [17], запрещена реализация права на заявление отвода [10, 13], допускается рассмотрение дела отсутствующего по уважительной причине адвоката, допускается возможность нового разбирательства дела по тому же факту в случае отмены судом принятого ранее решения [11]. Допускается возможность дисциплинарного преследования адвоката по ранее не возбужденному, как бы «оставленному в запасе» дисциплинарному делу, в случае, если адвоката ранее лишили статуса по другому дисциплинарному делу, но это решение было впоследствии отменено судом [13]. Установлена непрозрачная заочная процедура обжалования прекращения статуса адвоката путем обращения в КЭС ФПА [16]. Запрещены обращения адвокатов в любые государственные органы по поводу преступлений и злоупотреблений руководителей ФПА и Палат под предлогом якобы нарушения неписанных норм этики и традиций [1].

По этим причинам обжалование решений Палат и ФПА в суд не всегда дает необходимый результат. Суды нередко сами устраняются от соблюдения международных стандартов независимости адвокатуры, не проводят в своих решениях анализ аргументов заявителей о том, что их действия не являются дисциплинарным проступком, не дают надлежащую, полную и объективную оценку выводам квалификационной комиссии и совета Палат и КЭС ФПА, не проводят оценку заявлений о нарушении базовых прав адвокатов (свободы выражения мнения, права на неприкосновенность частной жизни) и о нарушении стандартов дисциплинарной процедуры [18, 23, 31, 34,], что в редких случаях удается устранить при последующем обжаловании судебных решений в апелляционной или кассационных инстанциях.

В таких условиях, когда вопреки мнению значительного количества адвокатов [25] и рекомендациям международных экспертов ООН в 2024 году был изменено законодательство об адвокатской деятельности и адвокатуре в России [9], казалось бы, уже было сделано практически всё для того, чтобы адвокат, который стал по каким-то причинам неугоден бенефициарам или управленцам из ФПА и Палат, мог быть исключен из адвокатуры и лишен права на профессию, Но, как выясняется, все же еще есть куда дальше «докручивать» репрессивные механизмы. Осталось совсем немного – отказаться от европейских ценностей адвокатуры и окончательно подчинить адвокатов диктату государства посредством ужесточения положений КПЭА.

Именно на эти реперные точки, как следует из разосланного 25 марта 2025 года в адрес президентов Палат письма, и оказались направлены новые разработанные ФПА поправки в КПЭА. Их планируется принять на назначенном на 17 апреля 2025 года так называемом «Всероссийском съезде адвокатов», который, как известно, фактически превратился в собрание ограниченного круга не зависящих от адвокатов лиц (президентов Палат), подчиненных управленцам из ФПА [6].

В письме указывается, что «изменения и дополнения в КПЭА обусловлены внесением изменений в федеральный закон № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», вступивших в силу в 2024 году». В приложении к письму приводится текст КПЭА с включенными в него предлагаемыми к принятию поправками и комментариями ФПА к ним.

Общий объем поправок невелик, и многие из них, скорее, чисто технические и касаются продолжения устранения следов прошлых недора- боток. Однако есть и новые, в том числе, вопреки ранее звучавшим заявлениям [19] и содержанию направленного письма, прямо не предусмотренные подвергнутым реформированию законодательством предложения, которые могут быть расценены как явно антиадвокатские.

Но начнем с первых.

• 1.    Некоторые предложенные поправки носят, что называется, организационный характер и избавляют ФПА и Палаты от «лишней» работы. Так, в пункт 3 статьи 21 КПЭА предложено добавить правило о том, что к обстоятельствам, исключающим возможность дисциплинарного производства, будет относиться и «состоявшееся ранее прекращение статуса адвоката по любому предусмотренному законодательством об адвокатской деятельности и адвокатуре основанию», со ссылкой на уже существующий принятый Комиссией по этике и стандартам ФПА и утвержденный советом ФПА недавно скорректированный п. 11.4 Рекомендаций по рассмотрению дисциплинарных дел в отношении адвокатов [14]. Если лицо утратило статус адвоката, дальнейшее применение к нему мер дисциплинарной ответственности, предусмотренных КПЭА, действительно, становится бессмысленным, однако нельзя не заметить, что КПЭА – корпоративный акт более высокого ранга – предлагается поправить под акт менее высокого ранга, что представляется логически неверным.

• 2.    На предыдущем «Всероссийском съезде адвокатов» при внесении поправок из текста КПЭА, вопреки возражениям адвокатов и даже немалого количества представителей Палат, был исключен шестимесячный срок давности привлечения адвокатов к ответственности, рассчитанный с момента обнаружения проступка, в связи с чем он фактически увеличился до двух лет [24]. В ряде поправок (пп. 3 п. 3 ст. 21, п. 8, пп. 5 п. 9 ст. 23, пп. 6 п. 1 ст. 25) предложено удалить оставшиеся в тексте «следы» шестимесячного срока с пояснением о том, что «с апреля 2021 года п. 5 ст. 18 КПЭА предусматривает лишь один срок применения мер дисциплинарной ответственности».

• 3.    Такой же «работой над ошибками» (точнее – необходимостью устранения огрехов плохо подготовленной сотрудниками ФПА редакции предыдущих поправок) можно считать и предложение о дополнении п. 5 ст. 19 КПЭА с тем, чтобы в итоговом виде она звучала следующим образом: «Дисциплинарное производство осуществляется только квалификационной комиссией и Советом адвокатской палаты, членом ко-

• торой состоит адвокат на момент возбуждения такого производства, за исключением случая, предусмотренного пунктом 1.1 статьи 21 настоящего Кодекса». Пункт 1.1 статьи 21 КПЭА посвящен праву президента ФПА возбудить в отношении адвоката дисциплинарное производство силами самой ФПА и рассматривать его силами самой ФПА. Этот способ до настоящего времени на практике активно не применялся, в том числе, видимо, и по причине имеющихся в редакции норм КПЭА «огрехов», теперь предложенных к устранению. Предложенное изменение, стало быть, весьма вероятно, призвано способствовать активизации Президента ФПА и КЭС ФПА в направлении личного участия в дисциплинарном преследовании адвокатов.

• 4.    В тексте поправок в КПЭА имеются и не несущие в себе опасности для адвокатов предложения о корректировке пункта 3 статьи 25 КПЭА, в котором, учитывая принятые поправки в п. 5 ст. 17 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», предложено дать совету Палаты возможность отменить либо изменить свое решение о применении к адвокату мер дисциплинарной ответственности, предусмотренных подпунктами 1 и 2 пункта 6 статьи 18 КПЭА (замечание и предупреждение), при наличии новых и (или) вновь открывшихся обстоятельств. Аналогичные по смыслу поправки предложено внести и в пункт 1 статьи 26 КПЭА.

• 5.    На первый взгляд, не обладают опасностью для адвокатов и предложения о внесении в статью 27 КПЭА изменений, предполагающих, что «Утвержденные Всероссийским съездом адвокатов изменения и дополнения» к КПЭА «вступают в силу по истечении десяти календарных дней со дня их опубликования на официальном сайте Федеральной палаты адвокатов в информационно-телекоммуникационной сети «Интернет», что объясняется аналогией с порядком вступления в силу федеральных законов, а также стремлением руководства ФПА копировать практики, применяемые в государственных структурах. Практическое значение нововведения объяснимо обеспечением прозрачности и предсказуемости процесса вступления в силу новых норм КПЭА. Адвокаты получат возможность своевременно ознакомиться с внесенными изменениями на официальном ресурсе ФПА, а установление четкого срока в десять дней после публикации позволяет избежать правовой неопределенности и обеспечивает единообразное применение новых норм всеми членами адвокатского сообщества.

• 6.    Поправками в часть 2 статьи 26 предлагается увеличить срок хранения материалов дисциплинарного производства с пяти до не менее семи лет, что объясняется уже ранее введенной в п. 7 ст. 18 КПЭА возможностью дисциплинарного запрета на осуществление адвокатской деятельности на этот срок. Эта абсурдная антиад-вокатская норма, введенная в законодательство, ставит адвоката в более зависимое состояние, чем не имеющего такого статуса юриста, поскольку последний, в силу отсутствия у него статуса, не может быть подвергнут введенному запрету на профессию.

Далее перейдем к анализу предложений, имеющих антиадвокатскую направленность.

• 1.    Разработчиками поправок предложено в статье 1 КПЭА изложить абзац второй в следующей редакции: «Адвокаты вправе в своей деятельности руководствоваться международными нормами и правилами, установленными для адвокатов, постольку, поскольку эти нормы и правила не противоречат законодательству Российской Федерации и положениям настоящего Кодекса». Тем самым из этой нормы планируется исключить прямое указание на право адвокатов руководствоваться ныне указанным в этой статье «Общим кодексом правил для адвокатов стран Европейского сообщества» [15]. ФПА объясняет подобную «отмену» тем, что «норма в действующей редакции представляется утратившей актуальность», однако никак не поясняет, почему это произошло.

• 2.    Изменения, предлагаемые к внесению в статьи 19 (пункт 2), 23 (подпункт 1 и 2 пункта 9), 25 (подпункт 1 и 2 пункта 1), предполагают поставление статуса адвоката в зависимость от «выполнения обязанностей» не перед доверителем, как это было всегда, а перед неназванными заинтересованными лицами. Разработчики проекта ссылаются на то, что слова «перед доверителем» исключены из подп. 1 п. 2 ст. 17 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» федеральным законом от 22.04.2024 № 83-ФЗ, и указывают, что «исполнение обязанностей перед палатой относится к числу профессиональных и не требует детализации».

• 3.    В подпункте 3 пункта 1 статьи 20 предлагается закрепить установленное в законе в 2024 году, а фактически начавшее действовать гораздо раньше правило, определенное в п. 3 ст. 17.1 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации»: представление, внесенное Палату органом государственной власти, уполномоченным в области адвокатуры (Министерством юстиции Российской Федерации), подлежит обязательному рассмотрению квалификационной комиссией и Советом, а в возбуждении дисциплинарного производства по указанному представлению не может быть отказано.

С одной стороны, вроде бы «отменяемый кодекс» и так относится к «международным нормам и правилам», что предполагает возможность российского адвоката опираться в своей деятельности на его положения. С другой стороны, адвокаты России, вместо ссылки на конкретные нормы конкретного соответствующего международным стандартам организации и деятельности адвокатуры акта, могут взамен получить ссылку на абстрактные «международные нормы», что способно еще больше, чем сейчас, снизить конкретность имеющегося регулирования. Очевидно, что ФПА в рамках «отменяемого» Кодекса беспокоят не устраивающие ее положения его норм, в частности, статьи 1.2.2, запрещающей устанавливать нормы этических кодексов профессии в случае их несоответствия национальному законодательству и применять их вне общего контекста, а также включать в состав этических кодексов правила, заведомо не могущие стать этическими правилами профессии, что имело место, в частности, в широко известном деле 32-х адвокатов [1, 28].

Прослеживается и очевидное желание ФПА и ее бенифициаров изменить анализируемую норму, учитывая существующую конфликтную ситуацию между Россией и большинством стран Европы, которые в настоящее время признаны в России «недружественными государствами» [32].

В ранее составленном экспертном заключении на законопроект, которым в закон вносились соответствующие изменения, указывалось, что «при вступлении в силу указанных предложений статус адвоката может быть прекращен фактически за любое его действие или бездействие, волюнтаристски представленное как «неисполнение или ненадлежащее исполнение им своих обязанностей», будь то непредставление в адвокатскую палату каких-либо сведений, невыполнение или несвоевременное выполнение требований по повышению квалификации, несоблюдение любых указанных в законе сроков», критика действий руководства адвокатской палаты и любые другие, ничем не ограниченные по форме и содержанию действия или бездействие, никак не касающиеся исполнения его профессиональных обязанностей перед доверителем, и подчеркивалось, что эти «не мотивированные в Пояснительной записке к Законопроекту предложения, в нарушение установленных гарантий независимости адвоката и адвокатуры, существенно расширяют возможности необоснованного применения к адвокатам самой строгой меры дисциплинарной ответственности, и поэтому они не могут быть приняты» [5, 6].

Таким образом, предложенное ФПА изменение предполагает еще большее, чем сейчас, поставление адвоката в зависимость от ФПА и Палат. Теперь неисполнение или ненадлежащее исполнение адвокатом его профессиональных обязанностей является основанием для возбуждения дисциплинарного производства вне зависимости от того, были ли эти обязанности не- посредственно связаны с отношениями между адвокатом и его доверителем и даже с самим фактом осуществления адвокатской деятельности. На уровне КПЭА устанавливается ответственность адвоката, находящаяся за рамками его собственно профессиональной деятельности, но в рамках его принудительного членства в созданных в силу закона организациях. Это значительно расширит сферу ответственности адвоката, охватывая его обязанности перед ФПА и Палатами и смещая акценты дисциплинарной ответственности с профессиональной деятельности адвоката на соблюдение внутренних правил, установленных этими организациями.

Между тем, рассматривая этот вопрос применительно к поправкам, вносимым в закон, Специальный докладчик по вопросу о положении в области прав человека в Российской Федерации и Специальный докладчик по вопросу о независимости судей и адвокатов отметили, что он «отходит от устоявшегося принципа, устанавливающего, что обязанности адвоката заключаются в выполнении обязательств перед своим клиентом и отправлении правосудия» [9], что свидетельствует о несоответствии предложения международным стандартам организации и деятельности адвокатуры.

Применительно к антиадвокатским новеллам в закон отмечалось, что обязанность рассмотрения представления Министерства юстиции установлена вне зависимости от обоснованности и формального соответствия представлений требованиям КПЭА, а также то, что указанное предложение является посягательством на независимость адвокатуры и поэтому не может быть приемлемым ни в каком виде. Формулировки предлагаемой к принятию нормы противоречат Конституции Российской Федерации и постановлениям Конституционного Суда Российской Федерации в части необходимости мотивировать решения государственных органов, тем более, если такое решение является вмешательством в реализацию права на получение квалифицированной юридической помощи. Отмечалось, что представления Министерства юстиции о лишении статуса адвоката должны быть строго ограничены и не должны являться дискреционным полномочием, как это предложено в законопроекте [5].

Рассматривая этот вопрос применительно к вносимым в закон поправкам, Специальный докладчик по вопросу о положении в области прав человека в Российской Федерации и Специальный докладчик по вопросу о независимости судей и адвокатов отметили, что «такие меры могут использоваться для преследования адвокатов, участвующих в деликатных или политически окрашенных делах, тем самым ограничивая свободу выражения мнений и право искать и распространять информацию, как это гарантировано статьей 19 Международного Пакта о гражданских и политических правах» [9].

Вышеизложенные обстоятельства дают основание для выводов о том, что предложенные ФПА поправки в КПЭА направлены на:

• 1.    Ослабление использования адвокатами России международных стандартов адвокатской деятельности (исключение прямого указания на «Общий кодекс правил для адвокатов стран Европейского сообщества» приводит к размыванию международных стандартов регулирования адвокатской этики. Использование абстрактного термина «международные нормы» вместо конкретного документа делает регулирование адвокатской деятельности существенно менее определенным. Возможность использования международных стандартов становится зависимой от субъективного толкования норм российского законодательства).

• 2.    Увеличение зависимости адвокатов от Палат и ФПА (удаление из КПЭА упоминания об обязанностях адвоката перед доверителем и их замена на обязанности перед Палатами значительно расширяют контроль ФПА над адвокатами. Возникает риск прекращения статуса адвоката не за нарушения, касающиеся интересов доверителя, а за несоблюдение внутренних процедур адвокатских палат, что снижает независимость адвокатуры. Дисциплинарные меры могут применяться произвольно, что подрывает основные гарантии независимости адвокатской профессии).

• 3.    Завершение процесса правового и корпоративно-обусловленного подчинения адвокатуры России органам государственной власти через ФПА, ее бенефициаров и руководителей (закре- 66

пление в КПЭА обязанности адвокатских палат рассматривать представления Министерства юстиции без возможности отказа создает предпосылки для административного давления на адвокатов, подрывает принципы самоуправления адвокатуры и делает ее более зависимой от государственных органов, что может использоваться для преследования адвокатов, ведущих политически чувствительные дела).

Таким образом, предлагаемые изменения направлены на усиление контроля над адвокатами со стороны адвокатских палат и государства. Они размывают международные стандарты профессиональной этики, создают новые механизмы давления на адвокатов и повышают риск произвольного лишения их статуса. Эти изменения противоречат международным стандартам независимости адвокатуры и могут негативно сказаться на качестве и доступности юридической помощи в России.

Содержание предложенных поправок в КПЭА показывает, что неизбираемые демократическим путем чиновники из ФПА единогласно отвергли соблюдение международных стандартов организации и деятельности адвокатуры. Действия членов Совета ФПА подрывают соблюдение в России международных стандартов и принципов независимости адвокатуры. Одобрение поправок в КПЭА без предварительного обсуждения с широким представительством адвокатов и без учета международных рекомендаций являются ярким проявлением антиадвокатской политики ФПА и шагом в сторону дальнейшего ограничения независимости адвокатуры и адвокатов. То, что изменения, предложенные в КПЭА, отражают новые нормы законодательства, само по себе не оправдывает принятие корпоративных норм, которые могут негативно сказаться на независимости адвокатов. Своими действиями чиновники из ФПА ставят адвокатов и институт адвокатуры в целом в зависимость от государственных органов и влияют на способность адвокатов защищать интересы доверителей, особенно в политически чувствительных делах. Принятое решение окончательно подрывает доверие к ФПА как независимой организации, призванной защищать интересы, как самих адвокатов, так и их доверителей.