Экономическая политика киданьской элиты

До сих пор в той или иной степени распространено представление о некоем отставании скотоводства от земледелия. Кочевое скотоводство именуется стадией, предшествующей земледелию, к которому все кочевники рано или поздно перейдут, либо оно считается даже своего рода тупиковой ветвью развития. В средневековый же период скотоводство и земледелие будто бы существовали, что называется, в чистом виде. Благодаря работам многих археологов была выявлена неоднородность того и другого вида хозяйства, даже их совмещение на тех или иных территориях, сосуществование в хозяйстве отдельных этносов.

Это достаточно хорошо прослеживается на примере народов, создавших кочевые империи, в частности киданей (III–XII вв.). Как показывают анализ письменных источников и данные археологии, и то и другое было достаточно широко распространено на всей территории их восточноазиатской империи Ляо. Земледелием занимались отнюдь не только китайцы, проживавшие в южных районах, но и представители многих других племен. Соответственно, те или иные разновидности скотоводства были известны и у земледельцев.

Можно подвергнуть серьезному сомнению и кажущееся аксиоматическим представление о стихийном характере распространения и развития тех или иных сфер хозяйства. Анализ письменных текстов позволяет сделать уверенное предположение о сложившейся постепенно практике осознанной экономической политики и регулировании экономических процессов и связать ее преимущественно с киданьской элитой.

Практически бесспорным является представление о том, что плановая экономика появляется только в XX в. Как правило, она оценивается негативно. Во все предыдущие столетия экономика априорно представляется стихийной. Исключение делается лишь для крупных государств (Рим, Византия, Китай), но и там экономическая политика будто бы нестабильна и зависит от разного рода факторов (политические неурядицы, межгосударственные столкновения, стихийные бедствия и т. д.). В этом плане процессы седентаризации и номадизации считаются вообще не поддающимися никакому контролю и зависящими исключительно от тех возможностей или препон, создаваемых природой. Конечно, все это действительно имеет место, но вряд ли стоит преувеличивать масштабы данных процессов и упрощать их последствия. К тому же почему надо отказывать кочевникам в осознанной экономической политике?

Разумеется, любая экономика, связанная с землей, регулируется с помощью выработанных веками приемов и рецептов, и в данном случае можно говорить в сравнении с более поздней и тем более современной эпохой лишь об элементах планирования, и, как правило, в форме стратегии. Это не командно-мобилизационная система периода социализма. И все же в экономике цивилизаций, как и в культурно-идеологической сфере, не может существовать абсолютной стихийности, а наличие имперской структуры прямо требует осознанного отношения ко всем сферам жизни.

Поскольку непосредственным производством занимаются сами скотоводы и представители знати, сложными остаются вопросы регулирования экономических процессов и планирования. На региональном уровне этим успешно занимаются аристократы. Однако одной из особенностей скотоводческого хозяйства является необходимость существования и использования обширного пространства, включающего в себя ряд регионов, и это означает, что вопросами мета-региональной (общегосударственной) экономики должны заниматься особые слои общества, т. е. элита. Подобного рода деятельность априори подразумевает разработку особой политики. Элита должна не только решать возникающие проблемы, но и заниматься экономическим прогнозированием, выработкой как кратко-, так и средне- и долгосрочных экономических проектов, увязывать их с политическими процессами внутри страны и за их пределами.

К этому киданьский этнос подталкивала вся его история. Традиционно считается, что до образования государства кидани были настоящими кочевыми скотоводами, а развитием земледелия и ремесел они обязаны исключительно китайцам. Эта точка зрения представлена не только в «Цидань го чжи» («История государства киданей») и «Ляо ши» («История династии Ляо»), основных источниках по их истории [1], но и в более ранних китайских исторических и географических текстах, - словом, сформулирована именно китайцами. Однако внимательный анализ их додинастийной истории позволяет увидеть более сложную ситуацию.

История киданей начинается с того, что они оказались одним из осколков разбитого сянь-бийского племенного союза. Они не были истреблены полностью и явно не подверглись серьезной ассимиляции со стороны более крупных соседей, но потеряли свою землю и превратились в «перекати-поле», каковых было много в первые века нашей эры. Мы не знаем, какого рода хозяйство они вели до этой катастрофы и было ли у них в той или иной форме земледелие, существовали ли ремесла, но теперь они были лишены даже малейшей возможности все это развивать и по этой причине вынуждены были перемещаться по всей степи со стадами животных, пригодных для подобного рода странствий. Разумеется, это можно назвать кочевым скотоводством, но нет никаких оснований делать из этого вывод о том, что кидани вообще не знали земледелия. Кидани никуда не ушли из этой зоны, никуда не переселялись и никого не завоевывали. Они были для этого слишком слабыми и, терпя неоднократные поражения от племен, не желавших уступать им ни пяди своей земли, вынуждены были убегать подальше или подчиняться. И здесь любопытно, что, как только им удавалось задержаться на какой-то территории сколько-нибудь долго, у них сразу появлялись «начатки земледелия и ремесел» [2, с. 20]. За это время они значительно обогатили свою культуру, но перейти к какой-то определенной системе хозяйствования сначала не успевали, а потом, видимо, уже и не хотели. Они все чаще выступали в качестве своего рода наемных отрядов и участвовали в многочисленных сражениях, приобретая огромный боевой опыт и развивая навыки урегулирования разного рода споров, которые особенно пригодились им в период империи. Вероятно, теряя за эти столетия навыки хозяйствования, они приобретали и развивали искусство управления, что в итоге и обеспечило им статус этноса-элиты. Разумеется, это не означает, что земледельческие или ремесленные навыки были утрачены совсем. В составе их племен находились семьи и даже роды, в хозяйстве которых земледелие было достаточно заметно.

На территории тюрко-монгольского мира в I тысячелетии до н. э. - первой половине II тысячелетия н. э. можно фиксировать своеобразную аграрную революцию. Начало ее связано с формированием империи Хунну, которая резко стимулировала широкое распространение скотоводства на кочевом севере Восточной Азии. Это не переход к производящей экономике, который в свое время тоже носил революционный характер, а революция в развитии самого аграрного хозяйства. «Поскольку природные условия местности и климат во вселенной различаются по своим условиям, живущие в различных местах люди действуют как им удобнее» [3, с. 102].

Именно время существования трех великих кочевых империй (Ляо, Цзинь, Юань) знаменует начало второй стадии аграрной революции, когда происходит интенсификация аграрного производства , нашедшая отражение в переходе к комплексной экономике, где скотоводство (на юге и в Европе - земледелие) было системообразующей, но не единственной составляющей. Устанавливаются более сложные и устойчивые связи между разными видами хозяйства, складывается сложное общественное разделение труда. В итоге начинают формироваться первые предпосылки перехода к индустриальной экономике.

На этой стадии, именно в силу усложнения экономической и социальной жизни (именно экономика и социальная жизнь, а не этнические процессы постепенно выходят на первый план), появляется необходимость искусственного регулирования. Это порождает переход к имперским конструкциям и широкое распространение городов. Происходит своего рода городская революция. Город еще не является основным производителем, он главным образом исполняет роль регулятора разных процессов. В Ляо мы наблюдаем первое проявление этой городской революции, когда по всей территории империи широко распространяются большие и маленькие города.

Оседание на землю не следует понимать в традиционном для земледельческих государств смысле как переход к земледелию. На деле это своеобразное закрепление определенной территории за тем или иным этносом. В хозяйственном отношении территория империи состояла из разных зон, прежде всего трех категорий:

• 1)    зона преобладания земледелия, часто сочетаемого, хотя это и не обязательно, с городом и торговлей;

• 2)    зона преобладания или даже абсолютного доминирования скотоводства;

• 3)    зона сложного сочетания двух основных видов аграрного производства, т. е. производства, связанного с преимущественным использованием именно земли.

Киданьская политика, прежде всего экономическая, представляется глубоко продуманной, взвешенной и объективной.

Они учитывали главный фактор, который определял всю стратегию, – эта территория малопригодна для земледелия. Даже в наше время в принципе не ставится задача превратить эти пастбища в поля, тогда же это была бы задача просто неосуществимая. Понадобились бы столетия сложной и трудоемкой аккультурации. Да и не нужно было кочевникам широкое распространение земледелия. Их собственное скотоводческо-комплексное хозяйство было почти самодостаточным, насколько вообще самодостаточным может быть любое средневековое хозяйство.

Кидани сознательно стержнем экономики империи сделали именно скотоводство, альтернативы которому просто не могло быть в этой зоне. Опасным было широкое распространение здесь земледелия и городов [4, р. 70; 5, с. 129; 6, с. 7]. Дело, разумеется, не в том, что в степи не хватало камня и дерева, пригодного для градостроительства по южному образцу, – здесь был не нужен и опасен «южный город» с его неизбежной торгово-ремесленной и сельской инфраструктурой. По этой причине кидани поощряли создание небольших городков, крепостей, караулов, почтовых станций и т. п. Они не без основания считали китайское поощрение градостроительства в степи формой экспансии. В то же время кидани четко видели неспособность скотоводческой экономики решить все проблемы и стимулировали развитие торговли, как внутренней, так и внешней, хотя тоже до известных пределов. Они не могли допустить экономического преобладания торгово-ремесленной сферы.

Кидани, создав империю, направили вектор экономической активности на юг, но не было еще возможности участвовать в экономических процессах в качестве равноправной стороны. К тому же они практически перекрыли китайцам пути на север и запад, что требовало от китайцев новой экономической политики. Кидани «помогали» им своими военными действиями и дипломатическими акциями.

В экономической политике киданей можно выделить два вектора. Поскольку основой экономики Ляо было скотоводство, то ее элита пошла на вертикальную интеграцию. Постепенно принимается ряд мер, в соответствии с которыми под централизованный контроль правительства так или иначе попадает максимальное количество производственных процессов. Становится возможным оперативно решать проблемы взаимоотношений различных родов и племен. Можно сказать, что таким образом кидани стали меньше зависеть от произвола рынка того времени. В этом плане можно подумать о том, что традиционные вассально-ленные отношения, помимо прочего, и есть проявление этой вертикальной интеграции, средство поставить под контроль склонные к хаотичности экономические процессы.

В меньшей степени они могли влиять на экономические взаимоотношения империи с окружающими странами, но и здесь можно увидеть осознанность поведения элиты, которая стремилась к экономической и культурной, а не территориальной (!) экспансии, насколько это позволяли ресурсы государства и интересы кочевого сектора, хотя, разумеется, учитывались и экономические процессы на юге страны. Налицо сознательная политика экономической экспансии.

В итоге можно говорить, что кидани фактически придерживались экономической политики, суть которой можно выразить формулой «одно государство, две экономики». Такая ситуация немыслима в оседлых земледельческих и торговых цивилизациях и потому кажется случайной, но она во многом носила искусственный характер и довольно четко регулировалась киданьской элитой. Собственно киданьские земли были своего рода константой некоего трансформера, а остальные части, прежде всего юг и восток, регулировались в зависимости от этнополитической ситуации или экономических проблем [7, с. 127–135].

В условиях ограниченности территории экономика в принципе не может быть моноцентричной, т. е. чисто земледельческой или чисто скотоводческой. В реальности идет формирование и развитие комплексной экономики. Особенно активно этот процесс происходит в период существования сложной этатической конструкции, в данном случае имперской.

Ссылки:

• 1.    Е Лун-ли. История государства киданей (Цидань го чжи) / пер. с кит., введ., коммент. и прил. В.С. Таскина. М., 1979. 607 с. ; Wittfogel K.-A., Feng Chia-sheng. History of Chinese Society Liao (907–1125) // Transactions of the American Philosophical Society. New Series. 1949. Vol. 36. 752 p.

• 2.    Думан Л.И. К истории государств Тоба Вэй и Ляо и их связей с Китаем // Ученые записки Института востоковедения. Т. XI. М., 1955.

• 3.    Таскин В.С. Походные лагеря киданьских императоров // Китай: общество и государство : сб. ст. М., 1973.

• 4.    Sechin J. The Kitans and their cities // Central Asiatic Journal. 1981. Vol. XXV, no. 1–2.

• 5.    Ивлиев А.Л. Городища киданей // Материалы по древней и средневековой археологии юга Дальнего Востока СССР и смежных территорий. Владивосток, 1983.

• 6.    Ивлиев А.Л. Хозяйство и материальная культура киданей времени империи Ляо : автореф. дис. … канд. ист. наук. Новосибирск, 1988.

• 7.    Пиков Г.Г. Некоторые вопросы экономики западных киданей // Дальний Восток и соседние территории в средние века. Новосибирск, 1980. 152 с.