Экзистенциальный кризис и "руины" das ding

В эпоху глобальных вызовов и катастроф исследования «зазора» между ноуменами и феноменами кажутся несколько «инопланетными». Уже в XX в. мировые войны и угроза атомного взрыва четко показали грань, где может закончиться история человечества, а в XXI в. ситуация осложнилась терроризмом и экстремизмом. Можно ли размышлять о природе взаимоотношений вещей-для-нас и вещей-в-себе в таких условиях? Не есть ли это, во-первых, бегство от реальности? И не проще ли, во-вторых, просто отказаться от идеи (концепта) вещи-в-себе (например, именованной как Бог и/или свобода), когда обстоятельства говорят нам: «Бог отвернулся от людей» или «Разве возможна свобода на руинах цивилизации, когда приходится не выбирать, а выживать»?

Новизна представленного исследования заключается в такой постановке вопроса: каковы следствия идеи двоемирия Канта (противостояния мира вещей-в-себе и мира вещей-для-нас) в современности? В этом противостоянии нас интересует прежде всего прояснение того, что есть ноумен (вещь-в-себе). Первоначальное предположение состоит в том, что феномены можно восстановить или заменить, а вот разрушенные ноумены (конечно, метафорически) восстановить невозможно.

• 1    Противоречия и парадоксы das Ding

Обратимся к тому, что такое das Ding, вещь-в-себе, у И. Канта. Этот вопрос интересует представителей различных направлений – от аналитической философии [1] до герменевтической традиции, созданной М. Хайдеггером [2]. Мы намеренно оставляем за пределами исследования критику этой идеи Канта, которую предприняли мыслители XIX в. (представители как классической немецкой философии, так и неклассической традиции), концентрируясь на работах XX в.

Отметим, что этот вопрос начинается с требования аутентичности в переводах, так как многие (в основном англоязычные) ученые не просто свободно толкуют близкие, но не тождественные кантовские понятия, но зачастую путают их [3], что приводит к искажению мысли философа.

Действительно, понятие das Ding, отысканное немецким мыслителем в качестве «своего термина», четко отличается им по всему тексту «Критики чистого разума» [4] от таких понятий, как «объект» и «предмет», что крайне трудно перевести на другие языки, не «потеряв» при этом оттенки значений.

Однако дело не ограничивается только трудностями перевода. Есть еще и такая сфера работы с текстами Канта, которую можно назвать «история идей»: это работа по прояснению, комментированию и, возможно, выходу за пределы, установленные самим мыслителем, с учетом нюансировки ключевых кантовских понятий. Работа в области истории этой идеи Канта показывает, насколько проницаемы и взаимозависимы границы онтологии и гносеологии. Постараемся очертить эту мерцающую границу с помощью метода контурного анализа, который будет применен нами относительно двух противоречий, связанных с осмыслением das Ding.

Во-первых, das Ding у Канта – многозначное понятие. Это значит, что мыслитель изначально сознательно установил широкие «рамки» для роста значений внутри этого понятия. Он указывает на такие важные (и нагруженные определенным смыслом) вещи-в-себе, как «душа», «Бог» и «свобода», однако в письме к Мендельсону пишет о множестве других вещей-в-себе, о которых мы, люди, даже не догадываемся. Другими словами, есть «поименованные» и «безымянные» das Ding, причем природа и тех, и других от людей скрыта настолько, что мы даже не можем знать (согласно Канту), существуют ли они вообще.

Отсюда первое противоречие, заложенное в понятии das Ding (то, что впоследствии назовут «радикальным агностицизмом» Канта [5, с. 61]): даже зная «имена» некоторых вещей-в-себе, люди все же не понимают, что это такое. В первую очередь поэтому существование das Ding не очевидно, не наблюдаемо и не проверяемо. Сам Кант выходит из этой неопределенности так: да, мы не можем знать никаким образом, как возможно существование das Ding, однако именно ее существование и не должно быть проверяемо, в отличие от вещей-для-нас, чье существование и очевидно, и может быть проверено.

Во-вторых, парадоксально, но Кант допускает связь между вещами-для-нас и вещами-в-себе: ведь именно такая вещь-в-себе, как свобода, выраженная через категорический императив, делает людей людьми, отличает их от животных, несвободных от инстинктов. Однако свобода есть выбор, и далеко не всегда и не каждый человек отваживается на него. Более того, даже зная о свободе выбора, многие люди предпочитают «уклоняться» от ответственности (и, таким образом, от своей судьбы). Но может быть и другой поворот: люди знают о свободе, но ни у кого нет никаких инструкций, как именно ею воспользоваться. И в этом месте «граница» между онтологией и гносеологией начинает «мерцать».

Априорные структуры (как, например, создание мира Богом и др.) совершенно не гарантируют абсолютное совпадение и точное соответствие «собранной» в мышлении человека вещи и реальности. Как верно заметили Е.В. Гредновская и А.А. Дыдров, «нет инструкции по сборке. Нет списка комплектующих. Нет описания комплектации. Нет гарантии доставки. В таком случае, если критериев “подлинной сборки” вещи не существует, если нет никакого плана и инструкции, а воссоздающаяся в нашем мышлении вещь лишь “одна из”, то не является ли это условием свободы конструирования множества реальностей?» [6, с. 139].

• 2    Контуры das Ding «между» онтологией и гносеологией

«Мерцание» и «открытость» границы «между» онтологией и гносеологией в рамках классической рациональности, требующей тождества, т. е. предустановленной гармонии, бытия и мышления, подтверждается критикой Канта возможности мысленного созерцания ноуменов (ве-щей-в-себе). Такая возможность бесконечного созерцания может быть только у Бога, так как человек всегда конечен в своем созерцании. Кант пишет, что только Высшее Существо, созерцая, производит само существование своих объектов, насколько мы можем судить об этом [7].

Отсюда следуют две мысли. Во-первых, бесконечное созерцание не зависит от предшествующего существования объектов. Оно вечно и не «привязано» к конкретной ситуации воздействия со стороны мира, для него нет некой «начальной точки», с которой ведется отсчет. Напротив, для человека с его конечным созерцанием всегда важно, когда было воздействие и, конечно, само наличие этого воздействия. Поэтому, чтобы утверждать гармонию бытия и мышления, как пишет Н.Ю. Воронина, «надо быть умнее самого Бога» [8, с. 4].

Во-вторых, возможно, для Бога и не требуется никакой «сверки» вещей с их идеями, чтобы прийти к гармонии, т. е. не существуют «сначала» идеи и образцы, а «потом» вещи, а наоборот, вещи существуют, поскольку их сотворил Бог и наделил полнотой бытия без какой-либо «привязки» к неким идеям.

В связи с этим понятие das Ding до сих пор вызывает такие разные комментарии: мы живем среди вещей, которые создал Бог, о котором мы не можем знать ничего, в том числе знать достоверно, что он существует. И поскольку мы можем познавать только феномены, то вполне закономерно появляются предположения, «что для теории реального (т. е. антропологического, “с человеческим лицом”) трансцендентального идеализма мы можем полностью отказаться от понятия вещи-в-себе» [9, с. 51] и что Кант, вводя понятие das Ding, имел в виду не онтологическую, а или эпистемологическую [10], или методологическую «развертку» [11].

Но и здесь есть «камень преткновения»: люди суть существа, созданные Богом наряду с другими вещами, однако, обладая сознанием, нам дано исследовать эти вещи (включая и самих себя), но не дано познать бытие Бога. И, поскольку между миром ноуменов и феноменов есть декларируемый «разрыв», «зазор», человеку не дано знать о собственном предназначении. Эту мысль лучше всего иллюстрирует система антиномий, которую повторяют все учебники философии. Однако в этих учебниках не говорится, что значила эта система в истории идей XIX и XX вв. и к чему приводит ее способность создавать пары противоположных тезисов с точки зрения логики.

Между тем попытки логического и математического (Б. Рассел, Г. Фреге, К. Гёдель) опровержения метафизики Канта привели к пониманию того, что антиномии возникают тогда, когда система допускает отсутствие онтологического различия между ноуменами и феноменами. Эта вновь возникающая «мерцающая» граница между онтологией и теорией познания не только подтверждается опровержением идей Фреге и Рассела в трудах Гёделя (с математической точки зрения), но и конкретизируется двумя следствиями, которые сам Кант признавал «полем бесконечной битвы» метафизиков.

Во-первых, человеческий разум устроен таким образом, что так или иначе оказывается вовлечен в трансцендентное непредикативное рассуждение, поскольку может замыкаться на себе (может быть самотождественным). Во-вторых, эта самотождественность и способность разума отстраняться от чувственного восприятия (способность разума к самоизоляции, например, в моделировании) не позволяет понять, что неверно в процессе рассуждения в тот момент, когда создается антиномия (иллюстрацией к этому следствию может быть знаменитый «парадокс лжеца», известный еще со времен Античности: мы не можем верить лжецу, зная, что он лжец, даже тогда, когда он говорит правду). Контур замкнулся.

• 3    Следствия мышления противоположностями в ситуации экзистенциального кризиса Подведем предварительные итоги и обозначим следствия «логической ошибки» Канта. Во-первых, пока разум мыслит противоположностями, рано или поздно наступает момент, когда различие между ними стирается. Это следствие приобретает особую значимость в тот момент жизни современного человека, когда он переживает экзистенциальный кризис (а это событие в жизни современников имеет не единичный характер): реальность катастрофы может «перевесить» все доброе, что было до нее. Выбираясь из-под руин, невозможно думать о том, что все в порядке было еще недавно, не сокрушаясь. При этом, лишившись всего (не только дома, привычного быта, но и семьи), человек оказывается перед непредсказуемым будущим, строить которое придется на новом месте без поддержки кого-либо со стороны.

Во-вторых, опыт самопознания разума (знаменитое кантовское «Имей мужество пользоваться собственным разумом», самостоятельно выходя из состояния несовершеннолетия), к сожалению, не является отличительной чертой обычного человека. Принимая во внимание опасную сторону способности разума быть самотождественным, отметим, что большинство людей живет не только не зная, на что способен разум. Паника в момент катастрофы, теракта или взрыва оказывается сильнее разума, решительности и человечности.

Заключение

Итак, современному человеку необходимо учитывать, что мышление противоположностями (яркий пример которого представлен в системе антиномий Канта) приводит к «переворачиванию» системы ценностей и способа мышления в ситуации переживания экзистенциального кризиса. Катастрофа провоцирует бесконечную сингулярность возвращения памяти в «мирное вчера», отказ принятия новых обстоятельств и решительных действий по спасению близких (а в катастрофе самыми важными оказываются первые несколько часов, когда спасение людей еще возможно). Катастрофа превращает в руины не только мир феноменов, но и мир ноуменов. При этом, если мир феноменов можно восстановить (хотя бы частично), то мир ноуменов своим существованием обязан внутренним (духовным, душевным, интеллектуальным) усилиям самого человека (без каких-либо «гарантий», «инструкций по применению» и «комплектации»).

Однако жить в мире руин – значит признать победу крушения, победу хаоса. Чтобы преодолеть хаос катастрофы, необходимо научиться мыслить не в системе парных полярных противоположностей, а в системе, допускающей или одно основание (например, вера в Бога), или три и более оснований. Если в первом случае достаточно смирения (на все воля Божья), то второй вариант, например философия множественностей, «проходящих» через единичности, может включать в себя и первый вариант, и индивидуальную работу разума в принятии решений, сопротивлении хаосу, открытости другим людям, творчестве, способности построить заново судьбу.

Ссылки: