Эллинистические истоки политической традиции самозванчества и его распространение в России в XVII-XVIII вв.

Специалистам в области изучения римского права хорошо известно, что важнейшим элементом византийской политической культуры, начавшей свое формирование еще в Древнем Риме, были военные перевороты, а также в определенной степени связанный с военными переворотами феномен так называемого самозванчества.

Самозванчество как метод политической борьбы, по-видимому, зародилось еще в эллинистическом мире. Например, македонский самозванец Андриск (Лже- Филипп), родившийся согласно Аммиану Марцеллину в валяльной мастерской (Amm. Marc. XIV. 11. 33), в 150 г. до Р. Х. провозгласил себя сыном македонского царя Персея (179–168 до Р. Х.) и начал борьбу против Рима, которая закончилась разгромом самозванца войсками претора Квинта Цецилия Метелла (188–115 до Р. Х.) в ходе так называемой Четвертой Македонской вой ны (150–148 до Р. Х.)1. Позднее, в 126 г. до Р. Х. в Египте объявился самозванец Лже- Александр, возможно, сын купца, выдававший себя за сына и наследника селевкидского царя Антиоха VII Сидета (138–129 до Р. Х.). С помощью египетского царя Птолемея VIII Эвергета (145–116 до Р. Х.) самозванец смог завоевать часть Сирии, где правил в течении трех лет (до 123 г. до Р. Х.) под именем Александра II Забины, в то время как другой частью страны управляла египетская принцесса и селевкидская царица Клеопатра Тея (164–121/120 до Р. Х.)2. Таким образом, можно предполагать, что самозванчество было заимствовано, если так можно выразиться, римлянами под влиянием политических традиций греко- македонских государств эллинистического Востока.

В Римской империи самозванчество впервые появилось еще в период гражданской вой ны 68–69 гг. по Р. Х. и выразилось в выступлении Лже- Неронов (Tacitus Hist. II, 9; Cassius Dio LXVI, 19, 3b; Zonarae Epitome 1870, III, 55; Suetonius VI, 57). Позднее Константин Великий (306–337) приказал сфабриковать фальшивую генеалогию своего отца, тетрарха Констанция Хлора (293–306), в которой Констанций объявлялся племянником Императора Клавдия II Готского, в то время как сам Клавдий II, по слухам, был незаконным сыном Гордиана III, рожденным от некой прекрасной гетеры, обучавшей юного Императора любовным утехам для последующего бракосочетания с благородной матроной.

Самозванчество как политическое явление расцвело в Восточной Римской империи и проявлялось в правление Императоров Ираклия (610–641), Льва III Исавра (717– 741), Михаила II Травла (820–829), Алексея I Комнина (1081–1118), Исаака II (1185–1195) и Алексея III (1195–1203) Ангелов, и наконец, и Михаила VIII Палеолога (1259–1282)3.

Ираклий боролся с самозванцем Лже- Феодосием, выдававшим себя за спасшегося августа Феодосия, старшего сына Императора Маврикия (582–602) и Императрицы Константины. Эта борьба осложнялась вооруженным вмешательством Сасанидского Ирана и Аварского каганата4. Впрочем, Пауль Шпек полагал, что этот претендент самозванцем не был, но был подлинным августом Феодосием, которого объявил самозванцем придворный историк и пропагандист Ираклия Феофилакт Симокатта5. Лже- Феодосий был официально признан персидским шахом Хосровом II Парвизом (591–628)6 и даже коронован в Ктесифоне несторианским католикосом Сабришо I7.

Лев III Исавр противостоял самозванцу Лже- Тиберию из Пергама, объявившему себя спасенным сыном Императора Юстиниана II Ринотмета (685–695; 705–711) и Императрицы Феодоры Хазарской. Он получил поддержку омейядского халифа Хишама ибн Абдуль- Малика (723–743)8.

Михаил II Травл лишь благодаря помощи булгарского хана Омуртага (814–831) смог одолеть мятежника Фому Славянина, провозгласившего себя спасшимся от ослепления сыном Императрицы Ирины (780–802), Константином VI (780–797)9.

Византийские самозванцы Лже-Диогены, выдававшие себя за сыновей ослепленного Императора Романа IV Диогена (1068–1071), были подробно описаны дочерью Императора Алексея I Комнина (1081–1118) — принцессой Анной (1083– 1153/1154), причем Анна Комнина противопоставляла их притязаниям на престол реальный факт усыновления своего отца Императрицей Марией Аланской, супругой Михаила VII Дуки (1071–1078) и Никифора III Вотаниата (1078–1081), которая стала несостоявшейся свекровью принцессы Анны10. Алексей I Комнин вынужден был бороться с четырьмя самозванцами: Лже- Михаилом (Ректором), ставленником Роберта Гвискара, Лже-Диогеном I, ставленником половецких ханов Боняка и Ту-горкана, Лже- Диогеном II — норманнским рыцарем из вой ска Боэмунда Тарентско-го11, и Лже-Диогеном III или же «Девгеневичем» древнерусских летописей, креатурой киевского великого князя Владимира Мономаха (1113–1125). Питер Франкопан выдвинул предположение о том, что Лже-Диоген I в действительности был настоящим сыном Императора Романа IV — Львом Диогеном, который был предательски захвачен и ослеплен по приказу Анны Далассины и впоследствии оклеветан Анной Комниной12. Учитывая определенную синхронность заговора Никифора Диогена (1094 г.) и выступления Лже- Диогена I (1094/1095 г.), подобное предположение могло бы быть не лишено оснований, если бы не одно обстоятельство: претендент опирался исключительно на половецкую военную помощь и практически не имел сторонников среди византийской военной аристократии, что довольно странно для наследника Императора- военачальника Романа IV, который к тому же имел собственный опыт военной службы.

Норманнский историк и монах Ордерик Виталий упоминает в своем произведении самозванца Лже- Диогена II, который воевал против ромеев вместе с норманнскими рыцарями Боэмунда Тарентского в 1105–1107 гг.13 Анна Комнина об этом самозванце не упоминает, но не исключено, что он был норманнским рыцарем, некогда служившим Императору Роману IV, а затем, после 1071 г., — Русселю де Байолю или Филарету Варажуни. По крайней мере мы знаем, что норманны, преданные Филарету, после его падения в 1086 г. перешли на службу к сельджукам и таким образом дожили до прибытия крестоносцев, участников Первого Крестового похода (1096–1099). Как отмечает в своих исследованиях В. В. Прудников, норманны пытались закрепиться в Анатолии на протяжении всей второй половины XI в., и участие норманнских рыцарей в Первом крестовом походе, приведшее к основанию Антиохийского княжества, не было серией спонтанных территориальных захватов, но стало закономерным следствием многолетней норманнской экспансии14. С этой точки зрения появление очередного самозванца Лже-Диогена в войсках Боэмунда Тарентского в период второй вой ны Алексея I Комнина с норманнами не представляет собой ничего невероятного.

Исаак II Ангел (1185–1195) и его брат Алексей III (1195–1203) подавляли выступления трех самозванцев — Лже- Алексеев Комнинов в Малой Азии15, а Михаил VIII Палеолог (1259–1282) воевал с Лже- Иоанном IV Ласкарисом, сторонников которого пытался использовать Карл Анжуйский16.

Итак, кто же такой византийский самозванец? Самозванец в Византии — это прежде всего тот, кто претендует на Императорскую порфиру, выдавая себя за представителя Императорской династии: либо за покойного Императора, либо за его родственника, чаще всего сына. Именно таким образом проявило себя самозванчество в Византии, где наследование верховной власти, как и в Древнем Риме, чаще всего определялось волеизъявлением армии и сената. Военные перевороты, характерные для византийской истории, стимулировали развитие самозванчества, ибо что можно было легче всего противопоставить в ходе борьбы за власть грубой военной силе? Разумеется, если не аналогичную военную силу, то хотя бы Императорское происхождение — реальное или мнимое.

В эпоху раннего Возрождения феномен самозванчества стал широко известен также и в Западной Европе. В 1354 г. купец из Сиены, известный под именем Джанино Бальони (1316–1363), объявил себя выжившим королем Франции Иоанном I Посмертным (1316), сыном Людовика X Сварливого (1314–1316) и Клеменции Венгерской, появившимся на свет после кончины отца, но в действительности прожившим лишь пять дней17. Самозванец опирался на поддержку итальянского политика Кола ди Риенцо (1313–1354) и после пленения короля Франции Иоанна II Доброго (1350–1364) англичанами в битве при Пуатье (19 сентября 1356 г.) смог начать борьбу за корону. Он посетил двор венгерского короля Лайоша I (1342–1382), племянника королевы Клеменции, и получил официальное признание своих прав. Затем Лже- Иоанн при помощи сторонников знаменитого парижского превоста Этьена Марселя смог нанять небольшую наемную армию, во главе которой был поставлен беглый английский рыцарь Жан де Верней, и атаковал Прованс. Но в 1361 г. самозванец был разбит и схвачен папскими вой сками. Позднее появилось еще несколько Лже- Иоаннов.

Вероятно, феномен самозванчества распространился во Франции и Италии в эту эпоху под византийским политическим влиянием, источником которого был Неаполь, ибо там при дворе короля Роберта Мудрого (1309–1343) и его дочери королевы Джованны I (1343–1382), представителей Анжуйского дома, проживала титулярная латинская Императрица Константинополя Екатерина де Валуа- Куртене (1308–1346), окруженная учеными греками- униатами18.

Несколько ранее самозванчество проявилось в Англии: в 1318 г. некий Джон Дей-драс из Паудерхема объявил себя истинным королем Эдуардом II (1307–1327) и намеревался доказать свои права в поединке с правящим монархом. В следующем столетии во Франции получила известность самозванка Жанна дез Армуаз (?–1446/1449), выдававшая себя за спасшуюся Жанну д’Арк (1412–1431), которая, хотя и не была королевской особой, но прославилась как воительница и «Kingmaker» при Карле VII (1429–1461). В Англии против Генриха VII Тюдора (1485–1509) поднял восстание самозванец Перкин Уорбек (1474–1499), выдававший себя за Ричарда Шрусбери, герцога Йоркского, младшего сына короля Эдуарда IV (1461–1470) и Елизаветы Вудвилл, исчезнувшего в застенках Тауэра вместе с маленьким братом Эдуардом V в 1483 г.

В России самозванчество как серьезное политическое явление распространилось позднее, только на излете Средневековья, вскоре после того, как русские государи (Иван III (1462–1505) и затем его внук Иван IV (1533–1584)) громогласно заявили о себе как о наследниках автократоров Восточной Римской Империи в XVI в. Но при этом распространение самозванчества в России приобрело такой размах в следующем столетии, по сравнению с которым средневековое византийское самозванчество явно померкло. Вообще история России XVII в. предлагает исследователю богатейшую портретную галерею самозванцев, главное место среди которых, конечно же, занимают самозванцы Смутного Времени Лже- Дмитрий I (Гришка Отрепьев) и Лже- Дмитрий II (Тушинский вор). По подсчетам современных специалистов, с 1601 по 1700 гг. в России так или иначе действовало 29 (!) самозванцев, из которых 16 человек (55%) были порождением Смутного Времени19.

На исходе XVII столетия борьба между будущим Императором Петром Великим (1682–1725) и правительницей царевной Софьей Алексеевной (1682–1689) продемонстрировала важнейшую роль, которую теперь играли в политической жизни России вооруженные силы — потешная лейб-гвардия Петра и верные Софье стрельцы20. Примечательно, что в 1698 г. сторонники Софьи обвинили в самозванчестве самого царя Петра: дескать, «немцы» в Голландии опоили настоящего Петра, а Петр, вернувшийся из великого посольства, был подмененным самозванцем. Подобное обвинение укрепляло в их собственных глазах сомнительную легитимность царевны.

Победа Петра над сестрой в 1689 г. и успешное подавление Петром стрелецкого бунта в 1698 г. предопределили выход России из культурной изоляции и ее дальнейшее становление как Империи и военно- морской державы. Петр Великий создал регулярную армию и флот, разгромил армию шведского короля Карла XII (1697–1718), считавшуюся непобедимой, при Полтаве (1709 г.), одержал победу в морском сражении при Гангуте на Балтике (1714 г.), и в ходе Великой Северной войн ы превратил отсталую Московию в мощное современное государство21.

Через пять месяцев после заключения Ништадтского мира, 5 (16) февраля 1722 г. Император издал «Устав о наследии престола». Петр, ссылаясь на прецедент великого князя Ивана III (1462-1505), провозгласил, в сущности, византийский принцип престолонаследия, исходя из которого правящий государь должен сам назначать себе наследника. Византийское право содержало древнюю римскую норму (Cassius Dio LXIX. 20. 1–5), по которой Император имел право усыновить любого подданного, что давало усыновленному право претендовать на престол (Procopius BP I. XI. 5–29). Вероятно, подобный законодательный акт Петра был обусловлен глубокой депрессией Императора, который после казни царевича Алексея Петровича (1690–1718) и кончины младенца-царевича Петра Петровича (1715–1719) не видел в своей семье никого, кто мог бы стать достойным наследником и продолжателем его преобразований. Исходя из положений «Устава» Петра только тот Император, который был назначен завещанием своего предшественника, мог считаться легитимным государем. С этой точки зрения традиционный спор о формальной легитимности тех или иных преемников Петра, правивших в России до 1797 г., не имеет никакого смысла, ибо сам Петр назначить себе наследника не успел, и формальная преемственность была нарушена после его кончины в 1725 г. Это обстоятельство привело после смерти Петра к серьезной политической борьбе за престол между «партией Петра» и «партией» царицы Евдокии Лопухиной (1669-1731), решающую роль в которой стала играть Императорская гвардия. В 1725 г. гвардейцы во главе с А. Д. Меньшиковым (1673–1729) возвели на престол вдову Петра — Императрицу Екатерину I (1725-1728). Так петровская гвардия заявила о себе, по меткому выражению Э. С. Радзинского, как о первом русском парламенте, функции которого она будет исправно исполнять вплоть до 1825 г.

Трагическая судьба наследников Петра Великого привела к возрождению само-званчества: после казни царевича Алексея Петровича в июне 1718 г.22 (24 июня / 5 июля) началась «эпопея» Лже-Алексеев (Иван Миницкий и прочие). Скоропостижная кончина младенца-царевича Петра Петровича год спустя спровоцировала появление в 1732 г. самозванца Лже-царевича Петра — драгуна Лариона Стародубцева. В 1732 г. Стародубцев объявил себя сыном Петра и Екатерины I царевичем Петром Петровичем и отправился собирать войска в приволжские степи. Лже-Петр был быстро схвачен войсками Императрицы Анны Иоанновны (1730–1741) и казнен. Вместе с ним был казнен другой самозванец, Тимофей Труженик, выдававший себя за спасшегося царевича Алексея Петровича. Распространение самозванчества было тревожным знаком для Императрицы Анны Иоанновны, легитимность которой ставилась под сомнение социальными низами и маргинальными слоями, поддержавшими самозванцев. Вскоре после кончины Анны Иоанновны в 1741 г. гвардейцы осуществили военный переворот в пользу дочери Петра Великого — Елизаветы Петровны. Они свергли легитимного, назначенного предшественницей Императора Ивана VI Антоновича, и его мать, правительницу Анну Леопольдовну. Маленький Император вскоре был отправлен в Холмогоры, где был разлучен с родителями, а затем заточен в Шлиссельбургскую крепость, где в 1764 г. убит дежурными офицерами при неудачной попытке освобождения подпоручиком В. Я. Мировичем. В последующие десятилетия стали появляться самозванцы, объявлявшие себя спасенным Иваном Антоновичем (Матвеев, Тимофей Курдилов), однако следует отметить, что реальной опасности для престола эти личности не представляли и остались в истории в качестве курьезного недоразумения, подобно последним самозванцам, выдававшим себя в середине XIX в. за великого князя Константина Павловича (1779–1831).

Иван Антонович был убит в царствование Императрицы Екатерины Великой (1762–1796). Незадолго перед этим трагическим событием Екатерина II, урожденная принцесса София Августа Фридерика Анхальт-Ц ербстская, свергла 28 июня 1762 г. мужа, Императора Петра III, после чего вскоре он был убит при странных обстоятельствах сторонниками Екатерины в Ропшинском дворце.

С чем была связана столь трагическая судьба Петра III? Как она повлияла на очередной рецидив самозванчества в России? История несчастного брака Екатерины Алексеевны и Петра Федоровича хорошо известна благодаря «Запискам» Екатерины Великой, в которых описывается специфика личности будущего Императора Петра III.

Первый конфликт между новобрачными иллюстрирует известная записка Петра Федоровича Екатерине Алексеевне, написанная по-французски в 1746 г., в которой Петр просит Екатерину более не делить с ним ложе из-за мнимых измен великой княгини. Данная записка была отправлена Петром Екатерине через лакея — карла Андрея, но была перехвачена Якобом Штелином и до адресата не дошла. Как убедительно доказал О. А. Иванов, обвинение Петра в адрес Екатерины было ложным, основанным на слухах, а написание записки преследовало цель спровоцировать скандал при дворе, в результате которого Екатерина была бы отослана на родину, брак Петра и Екатерины был бы расторгнут, или же, в крайнем случае, на родину был бы отослан сам Петр, искренне ненавидевший страну, Императором которой ему суждено было стать23. Впоследствии конфликт между супругами только усугублялся. Рождение у пары в 1754 г. сына — великого князя Павла Петровича (1754–1801) лишь добавило масла в огонь, так как Петр не верил в собственное отцовство, а придворные сплетни называли настоящим отцом Павла фаворита Екатерины С. В. Салтыкова (1722–1784).

Впрочем, существует и иная интерпретация отношений Петра и Екатерины в этот период, основанная на критическом сопоставлении двух редакций «Записок» Екатерины. М. М. Сафонов полагает, в частности, что во второй половине 1740-х гг. (1746–1747 гг.) отношения Петра и Екатерины были гораздо более теплыми, чем было принято ранее считать на основании второй редакции «Записок». Известно, что в это время Екатерина принимала добровольное и активное участие в военных «играх» Петра, выучилась превосходно ездить верхом, стрелять уток, заряжать мушкет и владеть шпагой. Кроме того, Екатерина даже финансировала «комнатную гвардию» Петра Федоровича, выискивала средства на приобретение оружия и амуниции, из-за чего оказывалась в долгах и вызывала нарекания Императрицы Елизаветы Петровны. Исследователь делает подобный вывод на основании новой интерпретации обеих редакций «Записок», которые сообщают о подлинном характере военных «игр» Петра и Екатерины как бы между строк. Петр и Екатерина пытались создать при Малом дворе в Ораниенбауме небольшое воинское подразделение из лакеев и камер- пажей, на которое можно было бы положиться в том случае, если бы Императрица Елизавета Петровна изменила свои планы относительно завещания и решила передать престол заключенному Ивану Антоновичу или кому-либо из его братьев. Военные знания и навыки были прочно усвоены Екатериной в этот период и сослужили ей важную службу 28 июня 1762 г.24

Прав М. М. Сафонов в своих предположениях или нет, но несмотря на столь тесное сотрудничество в 1740-е гг., впоследствии отношения супругов действительно испортились. К сожалению, причины этого обстоятельства М. М. Сафонов видит исключительно в стремлении молодой Екатерины к самодержавной власти, которое она будто бы проявляла с первых лет пребывания в России, занимаясь политическими интригами. Данный вывод исследователь делает, основываясь на противопоставлении двух редакций «Записок» и обвиняя Екатерину в попытках хитро сфальсифицировать предысторию своего восхождения на престол. Если в первой редакции Екатерина изобразила себя невинной, наивной, но живой девочкой, попавшей в сети завистливой Императрицы Елизаветы, то во второй — она представила себя «пятнадцатилетним философом» и «рыіцарем», стоявшим над схваткой придворных партий. Однако историк забывает одно элементарное обстоятельство: человеку с возрастом, по мере приобретения жизненного опыта, свойственно меняться. Различия двух редакций «Записок» Екатерины в действительности могли быть обусловлены вовсе не хитроумным стремлением коварной Императрицы сознательно фальсифицировать историю своей молодости, а естественным изменением восприятия ушедших лет. С высоты приобретенного опыта государственного управления и под влиянием изменившихся жизненных приоритетов Екатерина на завершающем этапе своей жизни могла отдавать дань ностальгии по минувшему или оказаться жертвой собственной памяти. В 1770-е гг. Екатерина писала первую редакцию «Записок» под впечатлением от блистательных побед ее армии и флота, в атмосфере обожания фаворитов, и неизбежно видела себя в прошлом невинной резвящейся нимфой, которой в награду за перенесенные страдания было обещано великое будущее. Двадцать лет спустя, в середине 1790-х гг., т. е., фактически перед смертью, Екатерина пыталась беспристрастно по-философски оценить свое далекое прошлое, поэтому и изобразила себя «пятнадцатилетним философом» и «рыцарем», уже в юные годы постигшим тщету интриг.

С нашей точки зрения, исследователь ищет фальсификацию там, где ее нет и быть не могло. Неужели кто-нибудь мог поверить в то, что семнадцати-восемнадцатилетняя девушка, к тому же иностранка, уже в 1746–1747 гг. начала реализацию хитроумного плана, который таил реальную угрозу обожаемой гвардейцами Императрице Елизавете Петровне, а «комнатная гвардия» Петра Федоровича могла померяться силами с закаленными в боях преображенцами, семеновцами и измайловцами? То обстоятельство, что в конце 1750-х гг. повзрослевшая Екатерина уже включилась в борьбу за власть, не является открытием и находит закономерное объяснение при сопоставлении личных качеств Екатерины и ее супруга. Оскорбление Екатерины уже вступившим на престол Петром, который выкрикнул за столом перед всеми придворными в адрес Императрицы «Дура!», весьма симптоматично25. Подобные факты Екатерине совершенно не нужно было фальсифицировать, они были у всех перед глазами.

Факты говорят о том, что после восшествия на престол Петр III немедленно заключил мир и союз со своим кумиром — прусским королем Фридрихом Великим (1740— 1786), перечеркнув все победы русской армии, одержанные в ходе Семилетней войны

Теперь Петр III был намерен передать русскую армию в распоряжение Фридриха II (1740-1786) для борьбы против вчерашних союзников26. Подобная политика воспринималась тогда офицерством, и, в частности, гвардией, как открытое предательство тех жертв, которые принесла Россия на алтарь победы.

Но может быть Петр III был просто миротворцем? Подобное наивное предположение легко опровергается дальнейшими действиями этого Императора. Петр III начал подготовку военного похода против Дании — старинного союзника России в противостоянии со Швецией, во имя интересов маленького Шлезвиг-Голштейнского герцогства, намереваясь использовать в новой войне русских солдат в качестве пушечного мяса. Одновременно Петр III, по слухам, высказывал пожелание развестись с Екатериной и заточить ее в монастырь, а затем жениться на любовнице — Елизавете Воронцовой (1739–1792), которая в перспективе могла родить Петру Федоровичу нового наследника и тем самым устранить из порядка престолонаследия маленького великого князя Павла Петровича.

Данные обстоятельства подталкивали Екатерину, не желавшую становиться новой Евдокией Лопухиной, к решительным действиям, которые были подготовлены уже хотя бы тем, что обворожительная Екатерина, превосходно говорившая по-русски, обладавшая к тому же редкой начитанностью и проницательным умом, была кумиром многих как при дворе, так и в среде гвардейского офицерства27. В мае 1762 г. Екатерине только что исполнилось тридцать два года. Стройная и грациозная красавица с черными слегка вьющимися волосами, большими небесно-г олубыми глазами, нежным голосом, ровным обхождением, но с сильным характером и немецким упорством завоевала сердца тех, кто штыками и шпагами добывал победу на залитых кровью полях Цорндорфа и Кунерсдорфа. Доблестный офицер Григорий Орлов (1734–1783), к весне 1762 г. уже бывший фаворитом Екатерины, а также его братья принимали активное участие в подготовке переворота. И хотя правительство Петра III успело издать ряд важных законодательных актов, имеющих отношение к внутриполитическим преобразованиям, роль самого Императора в разработке этих актов не вполне ясна, а сами преобразования, в частности, упразднение Тайной Канцелярии, Манифест от 18 февраля 1762 г. о вольности дворянства, прекращение преследования старообрядцев, парадоксальным образом не способствовали росту популярности Императора ни в гвардии, ни при дворе28.

История июньского переворота 1762 г., приведшего к власти Екатерину, хорошо известна благодаря запискам Якоба Штелина (1709–1785) и воспоминаниям Е. Р. Дашковой (1743–1810)29, поэтому нет необходимости подробно на нем останавливаться.

Как отмечала Е. Р. Дашкова, Екатерина обосновала легитимность переворота следующим образом: «Я обязана своим восшествием [на престол] Всемогущему Богу и избранию моими подданными»30. «Божьим всемогущим благословением и всемогущим явным желанием всех сынов Отечества Российского, мы вступили 28-го числа благополучно на самодержавный престол всероссийский», — извещала Екатерина генерал- поручика Петра Панина в письме от 28-го июня 1762 г.31

Заключение

Таким образом, самозванчество как способ политической борьбы за власть, по-ви-димому, впервые появилось в греко- македонских государствах эллинистического мира и было заимствовано римлянами. Римские политические традиции определили развитие византийской политической системы в период Средневековья, и самозван-чество занимало в этих традициях видное место. Получив некоторое весьма ограниченное распространение в Европе в эпоху позднего Средневековья (XIV–XV вв.), возможно, под византийским влиянием, самозванчество расцвело в России, начиная с эпохи Смутного Времени, и оставалось отличительной чертой русской политической культуры XVII–XVIII вв. до тех пор, пока Императрица Екатерина Великая (1762– 1796) не нанесла военное поражение наиболее активному и влиятельному самозванцу XVIII столетия — Емельяну Пугачеву, выдававшему себя за убитого сторонниками Екатерины Императора Петра III.